— А потом… — после долгой паузы напомнил Родерик.
— Потому что если подумать, — заговорил Томас, — то, казалось бы, можно положить куда угодно, но никак не в судок для сыра.
— Фокс, что, по-вашему, никак нельзя положить в судок для сыра? — мягко спросил Родерик.
Прежде чем Фокс успел ответить, Томас продолжил:
— Вещь, знаете ли, старинная, девенпортский фарфор. Довольно красивая штука, правда. Весь синий, и кайма из белых лебедей. Очень большой. В сытые времена мы туда клали целую головку «стилтона», а сейчас, разумеется, только крошечный кусочек. Что, конечно, нелепо, но тем самым там вполне хватало места.
— Для чего?
— Это Седрик снял крышку и увидел. Он по своему обыкновению завизжал, но все только поморщились, и, я думаю, никто не придал значения. Тогда он взял, принес на стол — я, кажется, не сказал, что обычно он стоит на серванте? — и бросил прямо перед Полиной, а она ведь и так сплошной комок нервов. Завопила, конечно, на весь дом.
— Что он бросил? Судок? Или сыр?
— Сыр?! Господь с вами! — возмутился Томас. — Как вам пришло в голову? Не сыр, а книгу, конечно.
— Какую книгу? — машинально спросил Родерик.
— Ну, ту самую. Из гостиной. Она лежит в этой… как ее?.. Ну, в общем, под стеклом.
— Ах, вот оно что, — помолчав, сказал Родерик. — Ту книгу, в которой про бальзамирование?
— И про мышьяк, и про все остальное. В общем, большой конфуз и, я бы сказал, просто жуть, потому что ведь папочку по его специальному распоряжению… ну, вы понимаете? Всех это буквально ошеломило, и, конечно, все в один голос закричали: «Панталоша!» — и Полина опять повалилась в обморок, уже второй раз за три дня.
— А дальше?
— А дальше Милли вспомнила, что вроде бы эту книгу листала Соня, а Соня сказала, что первый раз ее видит, и все сразу вспомнили, как Баркер не мог отыскать банку с ядом, когда хотели травить крыс в «Брейсгердл». Полина с Дездемоной очень так это многозначительно переглянулись, Соня пришла в бешенство и заявила, что сейчас же уедет из Анкретона и что ноги ее здесь больше не будет, но только уехать она не могла, потому что не было поездов. В общем, она выскочила под дождь и укатила в двуколке, а сейчас лежит с бронхитом — она давно им страдает.
— Так она все еще в Анкретоне?
— Да. Еще там. — Лицо у Томаса застыло, и он снова погрузился в транс.
— Это и есть то ваше открытие, о котором вы сказали по телефону? — спросил Родерик.
— Что? Открытие? Какое открытие? А-а, нет-нет! Я только сейчас вас понял. Нет, конечно. Все это не идет ни в какое сравнение с тем, что мы нашли в ее комнате.
— Что вы нашли, мистер Анкред, и в чьей комнате?
— В Сониной, — сказал Томас. — Мышьяк.
3— Это была идея Седрика и девочек, — сказал Томас. — Когда Соня убежала, они все никак не могли успокоиться. Никто, конечно, открыто не говорил, что Соня подсыпала папочке в питье крысиного яда, но даже Милли отметила, что в последнее время овлатин для папочки готовила только Соня. Папочка считал, что она готовит его лучше, чем слуги, и даже лучше, чем сама Милли. Обычно Соня варила его у себя, а потом относила в папочкину спальню и ставила на тумбочку возле кровати. Седрик вспомнил, что когда он в тот самый вечер шел спать, то встретил в коридоре Соню, и в руках у нее был термос.
— А потом, — продолжал Томас, — кто-то (не помню точно, кто) сказал, что надо бы обыскать Сонину комнату. Дженетта, Фенелла и Поль были против, но Дези, Седрик и Полина даже слушать их не хотели. Я обещал занести Каролине Эйбл одну книгу и был рад, что у меня есть повод уйти. Каролина занимается с группой трудных детей, куда входит Панталоша, и сейчас она очень волнуется, что Панталоша плохо лысеет. Из западного крыла я вернулся примерно через час. Седрик уже сидел в засаде и тотчас меня поймал. Он у нас теперь глава семьи, и мне, наверно, не следует отзываться о нем неуважительно. Вид у него был очень таинственный, говорил он шепотом. «Тсс! Тихо! — сказал он. — Пойдешь со мной». Объяснять он ничего не захотел. Мне все эти интриги порядком надоели, но я все-таки пошел за ним наверх.
— В комнату мисс Оринкорт? — предположил Родерик, видя, что глаза у Томаса опять стекленеют.
— Совершенно верно. Как вы догадались? Полина, Милли и Дези были уже там. Должен вам объяснить одну деталь, — деликатно сказал Томас. — Для удобства папочка поселил Соню поближе к себе, и у нее целые апартаменты. Имен знаменитых актрис папочке не хватило, эти комнаты никак не называются. Но он заказал табличку с надписью «Оринкорт», и все, разумеется, ужасно обозлились, потому что как ни крути, а Соня очень слабая актриса. Я бы даже сказал, не актриса, а полный нуль.
— Итак, в этих апартаментах вы застали ваших сестер и миссис Миллеман Анкред?
— Да. Чтобы вы поняли, я объясню. Соня живет в башне. Вроде той, в которой жила ваша жена, только значительно выше, потому что в архитектуре Анкретона главный принцип — оригинальность. Так что у Сони три этажа: на верхнем спальня, под ней ванная, а в самом низу — будуар. Особенно оригинальна спальня: оттуда через маленькую дверь можно подняться в купол, где устроено что-то вроде гардеробной. Они все залезли в эту гардеробную, и в одном из Сониных чемоданов Дези нашла крысиный яд. В его состав входит мышьяк. Это на этикетке написано. Вот так!
— Что же вы с ним сделали?
— Даже неудобно говорить, — сердито сказал Томас. — Они вынудили меня взять банку с собой. Сказали, что я должен ее спрятать, на тот случай, если понадобятся улики. Седрик любит читать детективы, поэтому он особенно настаивал и сам завернул банку в мой носовой платок. Если вам угодно на нее взглянуть, она сейчас у меня дома, здесь, в Лондоне.
— Думаю, мы ее у вас изымем, — сказал Родерик и посмотрел на Фокса. Тот утвердительно кивнул. — Мистер Анкред, если позволите, один из нас заедет к вам за этой банкой.
— Надеюсь, сумею ее отыскать, — мрачно сказал Томас.
— Отыскать?
— Иногда трудно вспомнить, что куда положил. На днях, например… — Томас опять оцепенел, но на этот раз Родерик не стал выводить его из транса и терпеливо ждал новых откровений. — Я, знаете ли, сейчас подумал… — неожиданно громко начал Томас. — Мы все стояли там, в ее комнате, и я выглянул в окно. Шел дождь. А далеко внизу, по дорожке, будто какая-нибудь тварь из Ноева ковчега, ползла двуколка, и Соня в этой своей шубке, наверно, в ту минуту, как всегда, дергала вожжи почем зря. И я подумал: ведь если рассуждать, как Полина и Дези или Седрик и Милли, выходит, что это едет убийца.
— Но сами вы так не считаете? — спросил Родерик, убирая в стол восемь анонимных писем.
Фокс уже встал и смотрел на Томаса с таким выражением, будто перед ним была большая нераспечатанная посылка, попавшая в комнату по ошибке.
— Я? — Томас широко раскрыл глаза. — Не знаю. Откуда мне знать? Но все это так неприятно, вы себе даже не представляете.
4Комната Томаса напоминала нечто среднее между мусорной корзиной и мастерской. Прежде всего в глаза бросался большой круглый стол, сплошь заваленный бумагами, красками, фотографиями, макетами декораций, эскизами костюмов и книгами. Стоявший в нише у окна письменный стол явно не использовался по назначению. На стенах висели портреты выдающихся актеров, среди которых главное место занимал сэр Генри.
— Садитесь, — предложил Томас и, освобождая для гостей стулья, смахнул на пол какие-то бумаги. — Я сейчас подумаю, где… — С недоумением глядя на стол, он начал обходить его по кругу. — Вошел я, конечно же, с чемоданом, а потом, понимаете, зазвонил телефон… Хотя нет, это было позже, когда я искал письма. Я помнил, что должен их вам показать, и специально куда-то отложил. Но потом я их все-таки нашел. А значит, чемодан я распаковал. Помню, я еще подумал: «Это яд, и с носовым платком надо теперь обращаться осторожней, а то, не дай бог…»
Он вдруг подошел к буфету и открыл его. На пол тотчас выпала кипа бумаг. Томас уставился на них с возмущением.
— Я ведь отчетливо помню… — Он повернулся к Родерику и Фоксу, рот у него был приоткрыт. — Я отчетливо помню, как сказал себе… — Но и этой фразе суждено было остаться незаконченной, потому что Томас опять подскочил к буфету и что-то схватил. — А я-то его всюду ищу, — сказал он. — Мне он позарез нужен. Это, понимаете ли, чек.
Усевшись на пол, он принялся рассеянно копаться в куче бумаг. Родерик тем временем приступил к обследованию царившего на столе хаоса и, подняв пачку рисунков, обнаружил под ней какой-то предмет, завернутый в белый носовой платок. Развязав узел, он увидел грязную жестяную банку. На ней была красная этикетка с надписью: «Завелись крысы — уничтожь! Осторожно, яд!», а ниже буквами помельче шла инструкция, как действовать в случае отравления мышьяком.
— Я нашел, мистер Анкред.
— Я нашел, мистер Анкред.
— Что? — Томас поднял голову. — А-а это. Я так и думал, что она на столе.
Фокс шагнул вперед и раскрыл портфель. Родерик, пробормотав что-то насчет напрасной работы, взял платок за концы и поднял банку над столом.
— Если не возражаете, мы ее заберем, — сказал он Томасу. — А вам оставим расписку.
— Правда? Большое спасибо. — Видя, что они положили банку в портфель и собираются уходить, Томас поднялся с пола. — Вы должны со мной выпить. У меня где-то была бутылка папочкиного виски. Только вот где?..
Совместными усилиями Родерик и Фокс отговорили его от новых поисков. Он опять уселся на пол и растерянно выслушал прощальную речь Родерика.
— Мистер Анкред, я считаю, вам необходимо очень ясно представлять себе, что обычно следует за такими заявлениями, как ваше, — сказал Родерик. — Прежде чем принять конкретные меры, полиция проводит, как мы говорим, предварительное расследование. Дополнительную информацию мы собираем крайне осторожно, стараясь избежать огласки, чтобы ни сам заявитель, ни полиция не попали в глупое положение, если все окажется ошибкой. В том случае, если предварительное расследование подкрепит имеющиеся подозрения, полиция получает разрешение министра внутренних дел проверить факт убийства и предпринимает следующий шаг. Думаю, вы понимаете какой.
— Понимаю, — кивнул Томас. — Но это же очень страшная процедура, да? — И, будто только сейчас все осознав, спросил: — А мне надо будет при этом присутствовать?
— Да, вероятно, мы попросим, чтобы кто-нибудь из членов семьи официально опознал покойного.
— О господи! — подавленно прошептал Томас. И, погрузившись в молчание, ущипнул себя за губу. Вдруг глаза его заблестели, словно какая-то мысль принесла ему утешение. — Знаете, а отечество все-таки правильно решило, — сказал он. — Даже хорошо, что его не похоронили в Вестминстерском аббатстве. Правда?
Глава одиннадцатая РОДЕРИК В АНКРЕТОНЕ
1— При нашей профессии знакомишься с занятными образчиками человеческой натуры, — сказал Фокс, когда они ехали назад, в Скотленд-Ярд. — Я это говорил и раньше, факт остается фактом.
— Да, пожалуй, — согласился Родерик.
— К примеру, этот субъект, с которым мы только что расстались, — продолжал Фокс, словно что-то доказывая. — Форменный ротозей! И в то же время в своей области он, должно быть, прекрасный специалист.
— Бесспорно.
— Вот видите! Работает отлично, а поглядеть на него, кажется, может и пьесу потерять, и актеров, да еще и заблудится по дороге в театр. И потому я задаю себе вопрос, такой ли уж он на самом деле растяпа?
— Думаете, притворяется?
— Некоторых сразу не раскусишь, — пробормотал Фокс и провел рукой по лицу, словно отгоняя мысли о Томасе Анкреде. — Как я понимаю, сэр, теперь нам предстоит беседа с врачом?
— Да, увы. Я посмотрел расписание. Ближайший поезд через час. В Анкретоне мы будем только после полудня. Возможно, придется заночевать в тамошней деревушке. Сейчас захватим в Ярде наше походное снаряжение, я поговорю с заместителем комиссара и позвоню Агате. Мало у нас забот, так теперь еще и это!
— Похоже, нам от этой истории не отмахнуться, сэр. Как вы думаете?
— Кое-какие надежды у меня еще остались. То, что рассказал Томас, ровным счетом ни черта не доказывает. Пропала банка с крысиным ядом, потом ее нашли на чердаке. Кто-то прочитал книгу о бальзамировании и построил сложную версию, основанную исключительно на спорных догадках. В том виде, в каком эта гипотеза существует сейчас, ее юристам не предложишь — разнесут в пух и прах.
— Но допустим, мы все-таки получим ордер на эксгумацию. И допустим, экспертиза обнаружит следы мышьяка. Учитывая, что покойного бальзамировали, наличие мышьяка ничего не подтвердит.
— Напротив, — сказал Родерик. — Как мне сдается, Фокс, наличие мышьяка подтвердит все.
Фокс медленно повернулся и поглядел на него.
— Что-то я не очень вас понимаю, мистер Аллен.
— Я пока вовсе не уверен, что прав. Надо будет кое-что уточнить. В поезде я вам объясню. Пойдемте.
Он зашел к заместителю комиссара, и тот с видом знатока принялся рассуждать, этично ли следователю вести дело, если его жену могут вызвать в качестве свидетеля.
— Конечно, дорогой Рори, если, паче чаяния, дойдет до суда и вашу жену обяжут давать показания, мы будем вынуждены кое в чем пересмотреть наши позиции. Но пока, думаю, будет гораздо разумнее, если все вопросы ей зададите вы, а не кто-нибудь посторонний… например, Фокс. Короче, поезжайте в Анкретон, поговорите с туземным лекарем, а потом сообщите нам, какое у вас мнение. Будет досадно, если действительно что-то всплывет. Желаю удачи.
Перед выездом Родерик взял у себя со стола второй том «Судебной медицины», где немало места отводилось описанию различных ядов. В поезде он посоветовал Фоксу ознакомиться с некоторыми страницами. Фокс надел очки, и по тому, как он знакомо поднял брови и засопел, Родерик понял, что его старый друг читает с вниманием.
— Да, — снимая очки, сказал Фокс, когда поезд уже подъезжал к Анкретон-Холту, — это, конечно, меняет дело.
2Доктор Уитерс был невысок ростом и толстоват, но в его манере держаться почти не ощущалось того довольства жизнью, что обычно присуще мужчинам с брюшком. Когда он вышел к ним в прихожую, по запахам, доносившимся из глубины дома, они догадались, что Уитерс только что закончил обедать. Взглянув на служебное удостоверение Родерика, он провел их в свой кабинет и сел за стол, причем так решительно, будто старался скрыть усталость.
— Что беспокоит? — спросил он.
Вполне традиционное для врача начало разговора. Как показалось Родерику, эта фраза вырвалась у доктора непроизвольно.
— Надеемся, особых поводов для беспокойства нет. Если вы не против, я хотел бы задать несколько вопросов в связи со смертью сэра Генри Анкреда.
Сквозь профессиональную участливость в глазах Уитерса проглянул настороженный интерес. Резко подняв голову, он уставился на Родерика, затем перевел взгляд на Фокса.
— Да, пожалуйста, — сказал он. — Если есть такая необходимость, спрашивайте. Но в чем дело? — Он все еще держал в руках удостоверение Родерика и сейчас снова на него посмотрел. — Уж не хотите ли вы сказать… — начал он, но тут же оборвал себя. — Итак, какие у вас вопросы?
— Я думаю, лучше сразу объяснить вам суть дела. — Родерик вынул из кармана копию анонимного письма и протянул ее Уитерсу. — Сегодня утром Томас Анкред принес нам восемь таких писем.
— Пакость и вздор! — возвращая письмо, заявил Уитерс.
— Хочу надеяться. Но когда к нам поступают такие писульки, мы обязаны разобраться.
— Хорошо, я слушаю.
— Свидетельство о смерти сэра Генри выписали вы, и…
— …и мне не следовало этого делать, если я не был уверен в причине смерти, — так, что ли?
— Совершенно верно. Будьте другом, доктор, помогите нам отправить эти письма в мусорную корзину: объясните, только не по-научному, а доступным языком, отчего умер сэр Генри?
Немного поворчав, Уитерс подошел к своей картотеке и вытащил какую-то карточку.
— Пожалуйста, — сказал он. — Это самый свежий материал. Я ездил к нему в Анкретон регулярно. Здесь все за последние полтора месяца.
Родерик взглянул на карточку. Обычная история болезни: даты медицинских осмотров и соответствующие заключения. В большинстве они были написаны неразборчиво и мало что говорили не медику. Но последняя запись была лаконичной и ясной: «Скончался. Смерть наступила двадцать пятого ноября между половиной первого и двумя часами ночи».
— Понятно, — кивнул Родерик. — Спасибо. А вы не могли бы кое-что здесь расшифровать?
— Он страдал язвенной болезнью желудка и нарушением сердечной деятельности, — сердито сказал Уитерс. — Был крайне неразборчив в еде. В тот вечер самым возмутительным образом нарушил диету, выпил шампанского, и к тому же, как с ним часто бывало, впал в ярость. По тому, в каком виде была его комната, я сделал вывод, что у него случился сильный приступ гастроэнтерита с последующей остановкой сердца. Добавлю, что, если бы мне заранее сказали, как он проведет тот вечер, я бы ожидал именно такого развития событий.
— То есть вы бы ожидали, что он умрет?
— Подобный прогноз был бы верхом непрофессионализма. Просто я ожидал бы серьезных последствий, — сухо сказал Уитерс.
— К диете он относился легкомысленно?
— В общем, да. Бывали случаи, когда он ее непозволительно нарушал.
— Но тем не менее оставался жив?
— Как говорится, все до поры до времени.
— Понятно, — Родерик снова взглянул на карточку. — Может быть, расскажете, в каком виде вы застали комнату и труп?