Она посмотрела на него как на умалишенного и ответила, проговаривая каждое слово:
– Потому что Мэри еще маленькая и она любит меня.
– От детей одни неприятности, – заявил Мик.
На это Сайленс лишь молча покачала головой, больше не желая ему ничего объяснять, и направилась к двери.
Мик вздохнул, быстро приказал служанке отнести конфеты к нему в спальню и пошел следом за строптивой гостьей. Лэд, который все это время лежал у его ног, тоже вскочил и засеменил следом.
Когда пират догнал Сайленс в коридоре, та совсем этому не удивилась.
– Ты должен чаще навещать Мэри Дарлинг, – сказала она. – В конце концов, она ведь твоя дочь. Может быть, тогда девочка перестанет называть тебя «пьяхой». – И с этими словами Сайленс еще быстрее зашагала к спальне.
Мик пожал плечами и тоже ускорил ход, легко делая один шаг там, где Сайленс приходилось делать два.
– У меня полно других дел, и, как я уже говорил, с детьми очень сложно.
– Хм. Ты сказал это так, словно сделал великое открытие.
Мик не стал отвечать, думая позлить ее, и Сайленс пошла еще быстрее. Теперь они чуть ли не бежали по коридору.
– Зачем ты вообще признал ее своей дочерью? – спросила эта упрямая маленькая женщина. – Ведь ты мог бы отказаться от девочки. Бессовестные мужчины именно так и поступают.
Сайленс глянула на него через плечо, наверное, думая, что убила его этим словом наповал. Но он в свое время выслушивал ругательства и похуже, и потому на подобные заявления ему было наплевать.
С другой стороны, Сайленс теперь могла подумать, что он совсем потерял над ней власть и теперь ей позволено все. Потому Мик, недолго думая, зашел вперед и, вытянув руку в сторону, преградил Сайленс дорогу.
Она не ожидала этого и, охнув, с криком врезалась в препятствие. На мгновение Мик ощутил предплечьем мягкую округлость ее груди. Лэд сел на пол и стал настороженно смотреть то на хозяина, то на его спутницу.
Сайленс выпрямилась. Ее глаза вспыхнули гневом. Тогда Мик наклонился к ней и, вдыхая аромат лаванды, исходивший от ее волос, прошептал:
– Я от своего никогда не отказываюсь. Запомни это, моя сладкая.
– Мэри – человек, а не вещь.
– Да. – Мик улыбнулся. – Но к людям мои слова тоже относятся. За своих я буду биться до последнего.
– Да. – Сайленс вдруг смягчилась. – Именно так отец должен относиться к ребенку.
Мик нахмурился, стараясь не поддаваться очарованию ее голоса.
Тогда Сайленс широко открыла свои прекрасные глаза и более ласковым тоном спросила:
– Разве у тебя не было отца?
Мик усилием воли подавил воспоминания, которые было зашевелились в глубине его души. На одно мгновение пират замер, убеждаясь, что картины прошлого смирно лежат там, куда он их запрятал многие годы назад, а потом улыбнулся.
– Дорогая, неужели ты решила, что я появился на свет в результате непорочного зачатия? – спросил Мик.
Как он и думал, Сайленс покраснела.
– Конечно, нет, но ведь…
Мик выпрямился и глянул в сторону, не давая ей договорить. Вопросы били по самому больному его месту.
– Ты торопилась к ребенку, да? – спросил он, указывая на дверь впереди.
– У этого ребенка есть имя. Ее зовут Мэри Дарлинг, – сказала Сайленс, направляясь к спальне. Но вдруг остановилась и глянула назад: – Хотя теперь, должно быть, Мэри О’Коннор, не так ли? Она ведь твоя дочь.
Это прозвучало так странно, что Мик остановился. Мэри О’Коннор. Это хорошее имя. Правильное.
Он тряхнул головой, прогоняя странные мысли.
Сайленс вошла в комнату, Лэд вбежал туда следом за ней, обнюхал все углы, а потом улегся перед камином. Мик глянул на хозяйку комнаты. Она стояла, склонившись над кроваткой Мэри Дарлинг.
– Девочка, наверное, будет скрывать от всех, кто ее отец, – неожиданно для себя заявил пират.
– Тише, – прошептала Сайленс, а потом выпрямилась и глянула на него. – Мэри пока ребенок. С чего ты взял, что она не захочет быть твоей дочерью?
Мик пожал плечами и, шагнув к Сайленс, мрачно уставился на малышку.
– У меня слишком дурная слава, – наконец сказал он.
Щеки у Мэри Дарлинг были ярко-розового цвета, черные кудри прилипли к потному лбу. Одну пухлую ладошку она сжала в кулак и запрокинула за голову. Без сомнения, его дочка выглядела как маленькая принцесса.
Внезапно Мик нахмурился.
– Она все время так тяжело дышит? – спросил пират.
– Нет, – тревожно прошептала Сайленс. Она положила ладонь на лоб малышки, и Мик вдруг почувствовал, как его сердце болезненно сжалось.
…Ее руки были шершавые, но ладони, которыми она коснулась его лба, – мягкими и прохладными. Она посмотрела ему в глаза и, устало улыбаясь, спросила: «Микки, детка моя, у тебя жар?»
У него на спине выступили капли пота. Мик был уверен, что уничтожил эти воспоминания, но теперь, когда рядом с ним появилась Сайленс, они начинали потихоньку оживать. Ему вдруг захотелось, чтобы она исчезла, – из этой комнаты, из его дома. Но Мик понимал, что было слишком поздно. Он не мог просто отослать ее назад, ведь Сайленс уже стала частью его жизни. Эта маленькая и очень храбрая женщина была похожа на пылающий уголь, который он держал в руке и не мог выкинуть, несмотря на боль и запах горелой кожи.
Мик вдохнул аромат ее волос, чувствуя, как громко бьется сердце. Близость Сайленс странно действовала на него – одновременно успокаивала и тревожила.
– Может, девочка заболела? – спросил он.
– Я не знаю. – Сайленс закусила нижнюю губу. – Но она вся горит.
– Тогда надо послать за доктором.
Сайленс глянула на него широко открытыми глазами, в темной глубине которых танцевали зеленые и серые звезды. И, боже, с какой заботой она держала ладонь на лбу девочки!
– Если ты думаешь, что это… – начала Сайленс, но Мик не стал слушать. Ребенку нужен врач, и он пошел прочь из комнаты, где из каждого угла на него смотрели кошмарные воспоминания детства.
Сайленс дрожащими руками положила мокрое полотенце на лоб девочки. Она была такой горячей, что жар ощущался даже сквозь сложенную в несколько раз материю.
Больше всего Сайленс пугала не высокая температура, а ужасная слабость малышки. Ведь это была не первая болезнь Мэри. Однажды она плакала всю ночь напролет и дергала себя за ухо, а утром из него вытекла прозрачная жидкость, и тогда девочка спокойно заснула. Сайленс провела много бессонных часов вместе с Мэри, когда та плохо себя чувствовала и изводила всех вокруг своим плачем. От жара малышка всегда сильно капризничала, но никогда не лежала без движения в кроватке, как это было сейчас.
– Хозяин послал за доктором, – сказала Финелла, появляясь в дверях с кувшином воды.
– Мэри такая горячая, – пробормотала Сайленс, выжимая полотенце. – Я оставила ее в одной рубашке, но она все равно так и пышет.
– Моя мама говорит: жар нужен, чтобы выжечь болезнь изнутри, – предположила Финелла.
– Может быть, но я видела, как жар убивает, – бросила Сайленс, вспоминая историю одного мальчика из приюта.
Когда он поступил к ним, то уже выглядел очень неважно. Уинтер предположил, что их новый воспитанник, наверное, сильно голодал. Скоро мальчик простудился и через два дня просто угас. Сайленс помнила, как она плакала той ночью в кровати, прижимая к груди Мэри Дарлинг. Уинтер заявил с ужасным спокойствием в голосе, что дети тоже умирают и с этим нужно просто смириться. Но даже у него в тот момент были потухшие глаза, и он еще долго особенно ласково обращался с маленькими мальчиками из приюта.
Сайленс содрогнулась. Мэри не должна умереть. Она не представляла, как будет жить, если ее любимая малютка уйдет из жизни.
В коридоре послышались голоса, дверь открылась, и на пороге появился Мик О’Коннор. Рядом с ним стоял полный невысокий мужчина.
– Так, что у нас тут? – спросил доктор неожиданно басовитым голосом.
– У нее сильный жар, – ответила Сайленс, стараясь не расплакаться.
Он подошел к кроватке, положил руку на грудь малышке и замер. Сайленс начала что-то спрашивать у него, но мужчина жестом приказал ей замолчать. Через несколько мгновений он выпрямился и обернулся к Сайленс.
– Извините за грубость, мэм, но я слушал, как бьется сердце малышки.
– Я понимаю. – Сайленс обняла себя руками, стараясь унять дрожь. – Вы можете помочь ей?
– Конечно, – ответил доктор, – не бойтесь.
Он открыл черный саквояж. В его глубине блеснули острые хирургические ножи разных форм и размеров. Сайленс содрогнулась: она поняла, что доктор хочет пустить Мэри кровь.
О’Коннор стоял возле камина, но при виде инструментов подошел к ним.
– Без кровопускания никак не обойтись? – спросил пират.
– Это единственный способ изгнать болезнь из тела, – серьезно произнес доктор.
Мик О’Коннор нахмурился, но лишь молча кивнул и опять отошел к пылающему камину.
– Это единственный способ изгнать болезнь из тела, – серьезно произнес доктор.
Мик О’Коннор нахмурился, но лишь молча кивнул и опять отошел к пылающему камину.
Доктор выбрал тонкий ланцет, потом вынул из саквояжа небольшое жестяное блюдо и сказал Сайленс:
– Будет лучше, если вы возьмете девочку к себе на колени. И держите ее так, чтобы она не двигалась.
Сайленс нежно подняла Мэри. В детстве ей пускали кровь целых три раза, и с тех пор такое лечение вызывало в ней ужас. Она была готова подставить свою руку, только чтобы уберечь нежную кожу малышки от скальпеля, но понимала, что это невозможно. Потому Сайленс уняла дрожь и нежно обхватила малышку, стараясь передать ей частицу своей храбрости.
Доктор внимательно посмотрел на нее, а потом одобрительно кивнул.
– Подержите, пожалуйста, блюдо, – сказал он Финелле.
Девушка подошла к нему и взяла блюдо.
– Спокойно, – пробормотал доктор, поднимая рубашку девочки, а потом одним быстрым точным движением сделал надрез на бедре.
Мэри дернулась, но не проронила ни звука. Из раны потекла яркая красная кровь. Казалось, прошла вечность, прежде чем доктор наконец сказал:
– Думаю, этого будет достаточно. – Он туго замотал рану чистой материей, потом вытер скальпель и убрал его в саквояж.
– Я полагаю, девочке очень пойдет на пользу бульон. Возьмите курицу и сварите ее вместе с корнем петрушки и веточкой чабреца. Потом процедите и добавьте туда ложку самого лучшего белого вина. Давайте бульон три раза в день, наливая его в чайную чашку, и старайтесь, чтобы она выпивала до дна. – Доктор пристально посмотрел на Сайленс. – Вам понятно?
– Конечно, – ответила она, гладя девочку по волосам.
– Хорошо. Вот вам лекарство. – И мужчина вынул из саквояжа темно-синий стеклянный пузырек. – Изготовлено по моему рецепту, так что в действенности можете не сомневаться. Давайте на ночь, растворив столовую ложку в стакане воды. И вот еще что, – сказал врач, поднимая саквояж и строго глядя на Сайленс с Финеллой, – если вдруг у девочки появится сыпь, или ее начнет рвать желчью, сразу посылайте за мной. Ясно?
– Конечно. – Сайленс кивнула, чувствуя, как у нее дрожат губы.
Доктор погладил Мэри по голове и, не говоря больше ни слова, направился к двери. Мик повернулся и пошел следом за ним. На пороге он остановился и спросил у Сайленс:
– У тебя есть все необходимое для ребенка?
– Думаю, да, – стараясь унять дрожь в голосе, ответила Сайленс.
Мик замешкался, и на мгновение ей показалось, что он сейчас скажет ей нечто важное. Но в итоге пират развернулся и молча вышел в коридор.
– Если понадобится, мы ворвемся в его проклятый дворец и заберем Сайленс силой! – свирепо гремел Конкорд Мейкпис на следующий день. – То, что она погубила свою репутацию, уже плохо, но марать честь нашего дома – это уже слишком!
Густые седеющие волосы Конкорда выбились из хвоста, и сейчас он был похож на стареющего Самсона. Только этот английский Самсон был уж очень вспыльчивым и совсем не думал о том, чем могло закончиться для них нападение на хорошо защищенную пиратскую цитадель.
Уинтер тихо вздохнул. Он понимал, что когда его братья узнают о поступке Сайленс, то в доме разразится буря. Но скрывать от них правду было бы неправильно. Он пошел на этот шаг, зная, что от яростных речей Конкорда у него неминуемо разболится голова.
– Дом О’Коннора – настоящая крепость, – спокойно заметил Уинтер, – и нас только двое. Но если…
– Трое, – раздался голос со стороны двери.
Уинтер увидел зеленые глаза Асы и почувствовал, как брови против воли удивленно поползли вверх. Да, он послал письмо в меблированные комнаты, которые их средний брат снимал в последние годы. Но надежды на то, что Аса появится в доме, почти не было. Никто не видел его уже больше года. По слухам, он отправился странствовать за море.
Однако Аса стоял перед ними, большой и загорелый, как всегда. Широкие плечи, рыжие волосы развеваются, словно грива у молодого льва. Одежду теперь он носил явно очень дорогую. На нем красовался кафтан ярко-красного цвета с изящно расшитыми подолом и обшлагами, а белая рубашка была пошита из самого тонкого льна. Уинтер сощурил глаза. Очень интересно. Он не знал, как Аса зарабатывает себе на жизнь, но дела у него явно шли очень хорошо.
– Что ты тут делаешь? – злобно воскликнул Конкорд. Он никогда не отличался тактичностью и потому продолжил говорить то, что думал: – Ты не отвечал на наши письма, не появился на свадьбе Темперанс, на крестинах моей дочери. Когда Сайленс потеряла мужа, мы тоже тебя не видели. С чего ты решил, что можешь просто так войти к нам в дом?
Уинтер поморщился и сказал ему спокойным голосом:
– Конкорд, нам нужна его помощь.
– Да ладно! – Брат упрямо сложил руки на груди. Как и Уинтер, он был одет во все черное и коричневое, а шляпу носил самую простую. – Весь этот год мы прекрасно обходились без него.
– Это было до того, как Сайленс ушла жить к пирату, – сухо заметил Уинтер.
Аса, который до сего момента стоял, прислонившись спиной к дверному проему, выпрямился и спросил:
– К какому пирату? Ты написал, что Сайленс попала в беду. О пиратах там не было ни слова.
Конкорд в ответ лишь презрительно фыркнул.
– Его зовут Микки О’Коннор, – сказал Уинтер, не давая брату разразиться очередной гневной речью.
– Красавчик Микки О’Коннор? – изумленно переспросил Аса. – Как Сайленс попала к нему? Он ее украл?
– Нет.
Аса выдвинул стул и сел, облокотившись о стол.
– Тогда как же это произошло?
– Год назад Сайленс нашла у себя на пороге младенца. Она назвала девочку Мэри Дарлинг и принесла ее сюда. Это случилось уже после того, как Темперанс вышла замуж за лорда Кира и перестала помогать мне в приюте. В итоге Сайленс заняла ее место. Конечно, она ухаживала за всеми детьми, но Мэри Дарлинг стала ее любимицей.
Конкорд решил добавить:
– Она относилась к ней как к собственной дочке. Эта девочка помогла ей прийти в себя после смерти мужа.
Уинтер согласно кивнул и продолжил:
– Несколько дней назад я вернулся домой из Оксфорда и обнаружил, что сестра ушла. И когда мы встретились во дворце пирата…
– Ты пошел к О’Коннору один? – прервал его Аса.
– Да, – ответил Уинтер, глядя ему в глаза.
На мгновение во взгляде Асы промелькнуло удивление. Он медленно покачал головой и сказал:
– Продолжай.
– Хорошо. Так вот, Сайленс выглядела как всегда. На ней была ее обычная одежда, и, честно говоря, мое появление ее не совсем обрадовало. Сестра сказала, что Микки О’Коннор приходится девочке отцом и…
Тут Аса выругался, и Конкорд возмущенно глянул на него.
– …И О’Коннор забрал ребенка себе, – продолжил Уинтер, – чтобы защитить от врагов, которые грозят ему местью. Мне не удалось уговорить Сайленс уйти, потому я вернулся домой один. Теперь, как я и думал, люди вокруг начали спрашивать, куда она пропала. И если все узнают, что Сайленс ушла к самому известному пирату Лондона, то…
И Уинтер выразительно пожал плечами. Ему не надо было объяснять братьям, как эта новость отразится на добром имени их дома. Они знали также, что сиротский приют полностью зависит от денег богатых покровительниц. Если дамы из высшего света узнают о скандальном поступке Сайленс, то они придут в ужас и быстро найдут себе для забавы другой приют.
– Ты должен был схватить ее и силой забрать из проклятого логова, – пророкотал Конкорд.
– И пронести на плече мимо О’Коннора и десятка его охранников? – с иронией в голосе спросил Уинтер.
Конкорд сердито поморщился в ответ. Аса глянул на него и заявил:
– Только ты можешь предлагать такие самоубийственные планы, основанные лишь на слепой ярости.
Конкорд приподнялся на стуле, разражаясь потоком едва понятной брани. Аса сделал то же самое, и кухня наполнилась громкими злобными криками, которые не утихали добрых десять минут.
Уинтер вздохнул и закрыл глаза. Чтобы унять головную боль, он принялся осторожно массировать виски. Его старшие братья всю жизнь ссорились. Бывали случаи, когда они собирались за семейным обедом и умудрялись как-то дотерпеть до конца без драк, но это происходило крайне редко. Виноват в этом почти всегда был Конкорд: он всегда стоял на своем и считал полной чепухой все, что говорил ему Аса. Уинтер однажды услышал, как их сестра пробормотала вполголоса, что его следовало назвать Дискорд [1].
Аса реагировал на эти постоянные стычки одинаково: он просто уходил. Это очень беспокоило их старшую сестру Верити. Та боялась – и Уинтер втайне соглашался с ней, – что однажды их брат исчезнет и больше никогда не вернется.
Раздраженные голоса меж тем стихли.
Уинтер открыл глаза и увидел, что оба брата выжидающе смотрят на него.