Я был в одних штанах, с заткнутым за ремень пистолетом, загорал под солнцем, поэтому, сняв с ветки рубаху — ее отстирали и зашили дырки, накинул на себя, оставив левый рукав пустым.
Буквально через пять минут появился старшина с бойцом, они несли по два сидора в руках. За ними ковыляла дородная женщина в сильно запыленном платье с самодельной клюкой в руке. Ее поддерживал парнишка лет тринадцати на вид. Видимо, это и был Сенька. Следом шла мелкотня, мальчишки и девчонки в количестве пяти голов, и замыкала эту группу девочка лет четырнадцати, несшая две сумки и маленький чемодан, видимо, с личными вещами. Все они были запыленные и грязные. Одна из девочек, лет пяти на вид, судя по следам на лице, недавно ревела.
— Ой, собачка, — воскликнула другая, лет шести, заметив торчащие из травы уши щенка.
— Шмель, беги, — посоветовал я ему. — Затискают.
— Здравствуйте, — немного устало улыбнувшись, поздоровалась заслуженная учительница.
— Добрый день, — вежливо склонил я голову, машинально щелкая босыми пятками. — Меня зовут Михайло Москаль. Я жил под Луцком. Но меня можете называть Михаилом, так вам будет привычнее.
Пока я представлялся, старшина с бойцом положили в повозку сидоры, боец остался готовить упряжь, а старшина направился на луг за Красавцем.
— Меня зовут Зинаида Михайловна. Олег вам уже, наверное, сказал, что я учительница?
— Истинно так, — подтвердил я.
— Он объяснил мне, что вы ранены и ехать к Киеву вам одному трудно, так что мы образуем симбиоз. Мы вам помогаем, вы нас перевозите. Так? — сразу расставила все по своим местам учительница.
— Именно. Мне трудно делать практически все, особенно следить за своими питомцами, и даже одеваться.
— Хорошо, нас это тоже устраивает, тем более глупо отказываться от попутного транспорта.
— Можно на ты, вы лучше познакомьте меня с остальными попутчиками.
— Хорошо. Это Ольга, моя старшая дочь. Это Семен, старший сын. Игорь и Егор, младшие. Кирилл, приемный. Эти маленькие, что играют со щенком, Мария и Нина.
— Ну что ж, приятно познакомиться, — кивнул я детишкам, после чего стал командовать: — Семен, помоги старшине с уздечкой и смотри внимательно, что и как делается. Вечером ты все это будешь повторять, только в обратной последовательности. Не волнуйся, я помогу… словами. Оля, там в повозке с краю две пустые канистры. Бери их и иди по той тропинке к речке. Тут метров пятнадцать. Наполни их водой, но не переноси. Тяжелые. Семен принесет. Остальным посетить кустики, через пятнадцать минут отправляемся, ехать будем без остановки несколько часов, до самого вечера. Все поели?
— Да, нас Олег приказал покормить, — ответила немного удивленная учительница. Было видно, что ее поразили мои командные замашки. Видимо, учительница была неким столпом в школе и привыкла, что ее все и везде слушаются. Конфликтовать я не буду, но об меня она зубы-то пообломает.
— Хорошо… Семен, как только закончишь запрягать, сбегаешь на луг, там ведро с водой осталось. Принесешь и зацепишь на заду повозки, увидишь там специальный крюк.
— Хорошо, — кивнул тот, на мгновение отвлекшись от застегивания сбруи. Старшина молодец, заставил его заниматься этим лично, чтобы опыта набирался. Ничего, пока дойдем до Киева, он у меня станет отличным лошадником.
Пока старшина учил парнишку, я морально помогал бойцу, стоя у него над душой, сворачивать лагерь. То есть аккуратно свернуть брезент и смотать веревку, уложить их на дно повозки, разворошив сено. Накидать несколько охапок свежего сена, чтобы попутчикам было комфортно и они не отбивали зады о железки, что покоились на дне. Через десять минут все было закончено. Старшина проверил, как все застегнуто, не будет ли где натирать Красавцу, и удовлетворенно кивнул.
— Норма, — хмыкнул он.
— Грузитесь, — махнул я пассажирам на повозку, а сам направился к старшине. — Прощайте, парни. Даст бог, свидимся.
— Надеюсь. В сидорах сухари и консервы, там сам разберешься.
— Спасибо, старшина.
Осторожно, чтобы не потревожить рану, приобнял старшину, так же попрощался с красноармейцем. Его я плохо знал, только то, что зовут его Егор и он ординарец старшего лейтенанта.
— Все загрузились? — обернувшись, спросил я.
— Да, — хором ответили пассажиры.
— Тогда поехали. Торопиться надо, до вечера хотя бы километров тридцать проехать. По дороге и тряске смотреть будем.
Зинаида Михайловна сидела на скамейке справа, уступив мне место возницы. Заняв его, я взял правой рукой поводья и хлестнул по крупу Красавца, заставляя его сделать первый шаг.
Все-таки придется Семена сажать возницей. Резкие движения поводьями для меня все-таки были болезненны.
— Сема, — позвал я парнишку, управляя повозкой, которая катилась в сторону шоссе к мосту. Старшина и Егор неспешно шли сзади.
— Что? — пододвинулся он ближе.
— Похоже, трудно мне управлять, рана стреляет от каждого движения. Так что сейчас выйдем на дорогу и поменяемся местами. Я тебе объясню, как тут рулить. Хорошо?
— Я только рад, ни разу не управлял конем.
— Науправляешься еще… за мелкими следи, чтобы не вывалились.
— Ольга смотрит.
— Ладушки.
Выкатившись на шоссе, я натянул поводья, останавливая Красавца, и дал возможность учительнице попрощаться с Кривицким.
Это много времени не заняло, я поменялся местами с Семой, с удобством устроившись в кузове за спиной возницы и приготовив на всякий случай автомат, хотя в моем состоянии пистолет предпочтительней. Но они и так при мне были. Табельный наган и «Вис». Семен сперва неуверенно управлял Красавцем, тот, чувствуя неопытного возницу, начал позволять себе некоторые вольности. Например, нагло останавливаться и щипать травку на пропыленной обочине, не обращая внимания на попытки Семена его сдвинуть. Но чем дальше, тем лучше паренек чувствовал коня и тем увереннее управлял.
Все-таки помимо плюсов в том, что со мной двигаются пассажиры, были и минусы. Мелкие каждые полчаса просились в туалет или пить. Ну, с водой-то у нас все в порядке, а вот в туалет в чистом поле не всегда остановишься. Хотя они особо и не стеснялись. Как бы то ни было, этот день можно назвать удачным. Мы к вечеру проехали километров двадцать пять и за час до наступления темноты свернули с пустой полевой дороги и встали лагерем в тени дуба. Полчаса назад мы проехали деревушку, но она и так была забита беженцами и военными. Под открытым небом ночевать предпочтительнее.
Дуб колыхал шикарной кроной в ста метрах от дороги, и в отсутствии альтернативы место для лагеря было выбрано мной под деревом. Степь кругом с золотистой пшеницей. Хорошо, хоть этот дуб попался. Водоема не нашлось, так что для приготовления ужина пришлось использовать воду одной из канистр, а из второй поить Красавца. Ну, для этого я их и возил.
Зинаида Михайловна оказалась на удивление хорошей кухаркой и сварила очень вкусную и сытную похлебку. Часового я не ставил — Шмель неплохо выполнял эти функции, однако пистолет держал при себе.
— Миша, Миша, — затормошил меня утром Сема, вызвав вспышку боли в плече, поэтому проснулся я моментально.
— Что? — спросил я, морщась и нежно поглаживая плечо.
— Красавца воры уводят, — шепнул он.
— Что-о-о?! — моментально проснулся я и довольно быстро вскочил на ноги.
Только начало рассветать, но даже в этой утренней полутьме было видно, как двое мужиков спокойно и неторопливо уводят нашего коня на дорогу. Нас они не боялись совершенно.
Один из них вел коня в поводу, который мы вчера только ослабили, но не снимали, а второй шел чуть позади, поглядывая на нас, пытаясь определить реакцию. Видимо, на нем и стояла задача не дать нам отбить коня обратно. Хотя он нас не опасался совершенно, видимо, успел рассмотреть людской состав.
Подскочив к повозке, я разворошил сено, убрал автомат в сторону и достал выданный мне в отделе карабин. До снайперской винтовки слишком далеко лезть и долго.
Положив ствол карабина на борт повозки, я тщательно прицелился, возблагодарив себя, что правша и ранение у меня в левое плечо. От наших воплей проснулись остальные, несколько испуганно наблюдая за мной. Гавкнул и умолк прощелкавший воров Шмель.
Грохнул выстрел, и я заорал от боли в плече, в рычании пытаясь погасить боль, приказав стоявшему рядом Семену:
— Пер-резар-ряди!
И без бинокля было видно, что тот мужик, который вел Красавца в поводу, получив пулю в спину, взмахнул руками и рухнул в траву. Конь дернул головой, но остался на месте — видимо, вор намотал поводья на кулак.
Второй вздрогнул от выстрела, обернулся, запнулся и упал на спину. Развернувшись, он, пробежав пару метров на карачках, вскочил на ноги и побежал, но к этому времени Семен, не сплоховав, передернул затвор, выбив стреляную гильзу, и я снова приник к прикладу, целясь в убегающего вора. Грохнул второй выстрел, но в этот раз я только зашипел, пытаясь унять боль. Кинув карабин в кузов, я достал из кобуры «наган» и, пошатываясь, побрел к телам воров. Требовалось провести контроль и забрать коня. Мимо меня пронесся Семен, не слушая криков матери, требующей вернуться.
Когда я подошел, Семен уже размотал поводья с руки вора и повел Красавца в лагерь, а я, подойдя к каждому из бандитов, сделал выстрелы в головы. Один был точно труп, а вот второй еще живой. Теперь с гарантией.
Развернувшись, так же неся «наган» в опущенной руке, я пошел обратно. Этот путь мне дался тяжелее. На лбу выступил пот, и походка напоминала пьяного, но я отмахнулся от Ольги, попытавшаяся мне помочь, и сказал:
— Завтрак начинайте готовить, через час отправляемся.
— Как это понимать, молодой человек?! — встретила меня в лагере Зинаида Михайловна, кудахча над испуганными детьми.
— Что именно? — хмуро спросил я. Особо препираться у меня не было настроения, слишком устал.
— Вы убили сейчас двух человек.
— Человечков я не убивал, это были воры, а их я отстреливаю. Эти, кстати, не первые были.
— Но так нельзя!.. И откуда у вас оружие?!
— Выдали на службе. Табельное, — рассеянно ответил я и, посмотрев, как Семен возится с Красавцем, привязывая поводья к колышку, крикнул: — Сеня, налей ему воды, вижу, что пить хочет!
— Молодой человек, вы проигнорировали мои слова, что нельзя просто так убивать людей.
— Послушайте, Зинаида Михайловна, — вздохнул я. Меня уже все это начало выводить из себя, поэтому я был хмур и зол. — Я могу делать все, что захочу, и только начальство мне может запретить что-либо делать, а его тут нет. К вашему сведению, за последние три месяца я лично отправил на тот свет больше пятидесяти человек, участвуя в облавах против банд националистов и оуновцев, вырезая их. Приказа брать их живыми у меня не было. Так что не вам мне говорить, что тут хорошо, а что плохо. Лучше займитесь завтраком, нам скоро выезжать, и закроем эту тему, хорошо? Я слишком устал, и, кажется, рана начала кровить… Кстати, Оль, Шмеля не корми, не заслужил, воров подпустил.
— Шмель хороший! — воскликнул подходивший с полупустой канистрой Семен. — Это он меня разбудил, начал лизать руку.
Припомнив, что когда вскакивал, тоже вроде как чувствовал, что одна рука влажная, я сразу присел и повинился, погладив щенка:
— Извини, Шмель, дурака, не понял, что ты настоящий сторожевой пес… Оль, двойную порцию ему положи, ладно? Он молодой, постоянно есть хочет. Заслужил.
— Хорошо, — кивнула та, суетясь с костром. Она только что закончила его раздувать и ставила котелок с водой. Его нам вполне хватало, чтобы поесть, иногда и оставалось.
— А я даже не проснулся, хотя он меня пытался разбудить, а когда не смог, тебя начал будить, — пояснил я Семену, еще чувствуя вину.
— Ночью постоянно машины ездили, не слышал? — удивился тот.
— Да меня вчера на дороге растрясло, спал как убитый.
В это время вдали загрохотало. Замерев на миг, я прислушался, после чего продолжил заниматься своими делами, облокотившись правым плечом о колесо повозки. Когда у моста проезжающие танки сломали доску настила, старшина обрезал ее, обстрогал, и у меня получился столик. Я клал доску на колени и спокойно на ней писал, чем в данный момент и занялся.
— Немцы? — испуганно спросил Зинаида Михайловна.
— Скорее всего, да, — кивнул я, придирчиво изучая, как заточен карандаш. Оказалось, недостаточно, поэтому я передал его подошедшему Семе, чтобы тот его подточил. Семен уже налил воды в ведро для Красавца, так что был пока свободен.
— Близко? — продолжала допытываться Зинаида Михайловна.
— Это бомбежка, далеко… У вас вода закипела, вы не отвлекайтесь, — заметил я.
Когда мы заканчивали завтракать, до этого сидевшая задумчиво Зинаида Михайловна не выдержала и осторожно спросила:
— Михаил, извини, конечно, что я спрашиваю, но я должна знать. Олег говорил, что ты… юноша надежный, но все-таки можно посмотреть какие-нибудь документы?
— Почему нет? — ответил я и, поймав в тарелке кусок тушенки, отправил его в рот. У меня было три тарелки. Из одной питался я как раненый. Мне ее поставили на доску, используемую для письма. Остальные находились в шкафчиках, Зинаида Михайловна решила их не использовать, чтобы в семье была солидарность. Так что семья… Ивановых ела прямо из котелка. Ложек не хватало, поэтому передавали друг другу.
Когда я закончил завтракать, отдал Ольге грязную тарелку — помоем, когда встретим какой-нибудь водоем — и скомандовал отъезд через десять минут, отправив детвору в «кустики». Последних не было, поэтому они бегали в пшеницу, устроив там догонялки. Про то, что в ста метрах лежат два трупа, уже все как-то подзабыли. Война уже начала оставлять свой след в душах и умах людей.
Заметив, что ко мне подковыляла Зинаида Михайловна, я вздохнул и достал документы. Та внимательно ознакомилась и даже с некоторым уважением вернула. Стало ясно, теперь у нее вопросов о моих полномочиях больше не возникнет. Да и заметно рада она была, что я не простой паренек, а какой-никакой представитель власти, да еще вооруженный.
Пока мы завтракали, по дороге проехало пяток машин. В основном грузовых. Вот и в этот раз, завывая моторами, появились три старых полуторки с крытыми кузовами, двигавшиеся в сторону фронта, только в этот раз они не проехали мимо, а остановились. Из передней машины выскочил невысокий живчик в форме командира, но без фуражки, и стал осматривать трупы воров, блестя лысиной.
— Сенька! — крикнул я. — Беги к военным и приведи врача. Мне перевязку сделать надо.
— Кто это? — спросила учительница, тоже разглядывая грузовики.
— Похоже, машины какого-то госпиталя или медсанбата. Тот живчик если не врач, то военфельдшер. У меня рана все-таки кровит, не показалось. Посмотреть надо и перевязать.
Живчик, осмотрев тела, озадаченно почесал затылок, посмотрел в нашу сторону и, заметив Сеньку, сделал несколько шагов навстречу. Несколько минут длился разговор. Сенька пару раз махнул в сторону лагеря, вызывая этим интерес живчика, наконец тот кивнул и пошел к машине. Как оказалось, чтобы забрать сумку с инструментами и прихватить медсестру.
Через десять минут военврач начал осторожно разматывать повязку на моем плече и, видимо, чтобы отвлечь от возможной боли, пытался завязать беседу:
— Молодой человек, вы мне не объясните, почему у дороги лежат два тела, у которых огнестрельные ранения, судя по следам пороха, произведенные в упор? Как я понял, вы их добивали.
— Привычка, доктор, — хрипло ответил я. Я сидел на донышке перевернутого ведра Красавца, пока доктор осторожно, по сантиметру разматывал бинт.
— Странная привычка.
— Обычная. Не люблю воров и убийц.
— Почему убийцы? Как я понял объяснения вашего молодого спутника, они пытались украсть у вас лошадь.
— Коня… Вы видите только поверхностную информацию. Посмотрите на это с другой стороны. Я ранен, идти много и далеко не могу, со мной дети и женщина с поврежденной ногой. Фактически эти воры бросали нас под гусеницы военной машины немцев. А так у нас уйти шанс есть. Причем неплохой.
— Я надеюсь, вы, молодой человек, понимаете, что как военный я должен изъять у вас оружие?
— С чего это? — удивился я, подняв голову. — Не вы мне его выдавали, не вам его и забирать. Это табельное оружие.
— Да? Надеюсь, у вас есть бумаги, подтверждающие это?
— Ес-сть, — произнес я с шипением. Живчик отдирал последние бинты от раны. — Почему вы по-живому рвете, можно же намочить?!
Мое возмущение не произвело на врача никакого впечатления, он продолжал делать свое дело. Чтобы отвлечься, я стал внимательно разглядывать машины, что продолжали стоять на дороге, и куривших водителей. Над ними даже облачко поднималось табачного дыма. В это время появилась еще одна машина, тоже старая раздолбанная полуторка, набитая бойцами. Дальнейшее я пропустил. Врач дернул, и я, закрыв глаза, зашипел от боли. Когда открыл их, полуторка уже стояла у колонны, тела убитых воров осматривали двое бойцов с самозарядками за спинами, а с водителями разговаривал невысокой командир в пилотке и с рукой в косынке. Остальные бойцы, разбившись на три группы, вроде как отдыхали от езды, а на самом деле контролировали окрестности. Особенно небо. Я это наметанным взглядом сразу заметил.
— Быть не может, — ошарашенно пробормотал я. — Леший?! Сенька!
— Чего? — отозвался на мой крик паренек. Видимо, он сидел рядом, я просто не видел его и не слышал. Малышня играла со Шмелем, шумно было.
— Беги к тому командиру с перевязанной рукой и веди его сюда. Скажешь, Михайло позвал, он поймет… Хотя не надо, сам идет.
— А вот и рана… хм, почему-то она мне знакомая. Я сам так штопаю… — отодвинувшись в сторону, врач спросил, внимательно меня разглядывая, не обратив внимания, что медсестра подает ему намоченный спиртом тампон. — Молодой человек, вы меня не просветите, где вы получили это ранение и кто вас оперировал?
— Снайпер снял у моста. А кто оперировал, я не знаю, без сознания был, врач какой-то.