- Ритуал довольно прост, - сообщает он, - и в то же время действенный. Нам не следует приступать к нему, находясь в таком хорошем расположении духа, - он очищает атаме от грязи, протирая его спиртом, и я уже знаю, что он возьмет на себя весь труд. Он оказался прав, когда упоминал, что нам понадобится кровь, и намерен воспользоваться своим атаме, чтобы взять ее у меня.
- Поскольку вы такие любопытные, знайте, у Морфана есть подозрения, что этот бубен сделан из человеческой кожи.
Кармел ловит ртом воздух.
- Это не жертва убийства или что-то в этом роде, - продолжает он. – Но, скорее всего, она принадлежала последнему шаману племени. Конечно, Морфан не знает наверняка, но считает, что самые лучшие бубны изготавливали именно из человеческой кожи, даже Рикка не связывалась с второсортным продуктом. Возможно, эта традиция передавалась в ее семье поколениями.
Он встревожено рассказывает, не замечая, как Кармел часто глотает и не перестает смотреть на бубен. Я знаю, о чем она думает. В ее глазах теперь он выглядит совершенно иначе, чем несколько секунд назад. Его могли сделать из человеческой грудной клетки, которая сейчас высушенной лежит перед нами.
- Что именно произойдет, если мы приступим к задуманному? – интересуется Кармел.
- Не знаю, - отвечает Томас. – Если нам повезет, мы сможем услышать ее голос. Несколько расплывчатых слов могут вызвать туман или дым. Также появится ветер. Я знаю наверняка, что все начнется тогда, когда я уйду в транс. Что произойдет дальше, без понятия, и, если что-то пойдет не так, я не в силах буду это остановить.
Даже в рассеянном свете фонаря я вижу, как на щеках Кармел сходит краска.
- Ну, просто чудесно. И что же прикажешь нам делать, если что-то пойдет не так?
- Только без паники, - нервно улыбается Томас.
Он бросает ей одну блестящую вещицу. Когда она разжимает кулак, то видит перед собой зажигалку Зиппо.
- Это сложно объяснить. Бубен – как инструмент, к которому нужно найти верный подход. Морфан говорит, что нужно только задать точный ритм, это как настроить по радио правильную чистоту. Как только мне это удастся, я кровью проложу канал к вратам. Кровью, принадлежащей охотнику. Кровью Каса. Ты должна пролить ее этим атаме, который мы поместим в центр круга.
- Что значит «я должна»? – спрашивает Кармел.
- Ну, он не может сделать это самостоятельно, а я буду в трансе, - отвечает Томас, словно сообщая очевидные факты.
- Ты справишься, - обращаюсь я к Кармел. – Просто думай о том, как в ту встречу я поставил тебя в неловкое положение. Ты ведь умрешь, если не нанесешь мне ответный удар.
Она не выглядит удовлетворенной ответом, но, когда Томас протягивает ей свой нож, принимает его.
- Когда? – спрашивает она.
Томас криво усмехается.
– Я скорее надеюсь, что ты сама это поймешь.
Он немного улыбается мне. Это первый признак узнавания «нашего» Томаса, который мы видим, с тех пор как сюда попали. Обычно, когда с заклинанием покончено, на этом его работа заканчивается, но сейчас мне приходит в голову, что он понятия не имеет, на что, собственно, подписывается.
- Это опасно? Для тебя, я имею в виду? – спрашиваю его.
Он пожимает плечами и машет рукой.
– Не волнуйся об этом. Нам нужно обо всем узнать, разве нет? Прежде чем тебя настигнет поползень. Так что давайте приступим. Кармел, - говорит он, смотря на нее, - если что-то не получится, тебе следует сжечь кровь Каса, которая будет капать по атаме. Просто возьмешь его и обожжешь лезвие. Хорошо?
- Почему это должна делать я? А не Кас?
- По той же причине, почему ты должна его порезать, потому что технически ты не участвуешь в ритуале. Когда все начнется, я понятия не имею, что произойдет со мной и Касом.
Кармел дрожит, несмотря на то, что на улице не холодно. На ее языке вертятся слова сомнения, поэтому прежде, чем что-либо ответить, я достаю атаме с заднего кармана, вытаскиваю из ножен и опускаю на землю.
- Это радиомаяк, как и сказала Рикка, - объясняет Томас. – Надеюсь, Анна выйдет на его сигнал.
Он тянется к своей сумке и достает небольшую горстку ароматических палочек, которые затем протягивает Кармел, чтобы та их зажгла, а после этого тушит их, прежде чем поместить в землю и придавить рыхленной землей. Я насчитал всего семь штук. Ароматный дым сворачивается в светло-серые спирали. Он переводит дыхание.
- Еще одно, - заявляет он, подхватывая куриную ножку. – Не выходите из круга, пока все не закончится.
На его лице появляется выражение типа «вряд ли что-то получится», поэтому мне хочется сказать ему, чтобы был осторожен, но чувствую, что мое собственное лицо почти парализовано. Простое мигание для меня – уже проблема.
Он протягивает запястье и начинает бить в бубен; звук кажется низким и приглушенным. Качество звучания тяжелое, отдающее эхом, и, хотя я почти уверен, что у Томаса нет барабанного опыта, каждый удар будто хорошо спланирован. Он звучит так, словно Томас пишет и отсылает послание. Даже когда меняет темп и направление удара. Время тем временем проходит. Точно не знаю, сколько. Возможно, тридцать секунд, а может, десять минут. Звуки бубна обнажают мои чувства. От ладана воздух кажется густым, и от этого неясные чувства бесцельно витают вокруг моей головы. Я пристально смотрю на Кармел. Она быстро моргает, по лбу стекают несколько капель пота, но в остальном выглядит неплохо.
Томас медленно и неглубоко дышит. Словно это часть его ритма. Удары останавливаются, а затем возобновляются. Один удар. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Затем они становятся сильнее, в то же время ускоряются и звучат на порядок ниже. Туда-сюда клубится дым ладана. Это все же начинает происходить. Ему удается-таки отыскать нужный путь.
- Кармел, - шепчу я, удерживая руку над атаме, который перед этим лежал на земле. Она хватает меня за запястье и подносит нож Томаса к моей ладони.
-Кас, - говорит она, тряся рукой.
- Ну, давай же, все хорошо, - отвечаю, а она тем временем тяжело глотает и закусывает губу. Сначала с вялым давлением лезвие пересекает мягкие ткани моей ладони, но затем возникает короткая, жгучая боль. Кровь струится по атаме, расползаясь по лезвию. Она почти шипит, а может, так все и есть. Что-то меняется в воздухе; оно вьется вокруг нас, словно змея, а визг ветра в ушах перекрикивает звуки бубна, только откуда бы ему здесь взяться. Клубы дыма ладана рассеиваются. Они исчезают, взимаясь столбом вверх.
- Так должно быть? – спрашивает Кармел.
- Не волнуйся. Все хорошо, - отвечаю я, но понятия не имею, о чем вообще говорю. Чтобы здесь ни происходило, все пока получается, а возможно, и нет. Слишком медленно, но идет по плану. Все, что происходит сейчас в круге, кажется, пытается вырваться из этой клетки. Воздух становится густым, почти вязким, и я начинаю жалеть, что в небе нет луны, потому что здесь долбанная темнота. Лучше пусть фонарь остается включенным.
С руки на атаме все еще стекает кровь. Я не знаю, сколько ее уже вытекло. Думаю, не так много, но мои мозги сейчас взяли перерыв. Я с трудом смотрю сквозь дымку, но не помню, когда все началось, или не могу понять, как образовалось так много дыма от каких-то семи палочек. Кармел что-то говорит, но я не прислушиваюсь, даже когда она начинает кричать. Кажется, даже атаме пульсирует. Вид его, покрытого моей кровью, странный, почти деформированный. Моя кровь на лезвии и внутри него. Звуки бубна продолжают звучать в такт дыханию Томаса…или, возможно, моему дыханию, моему собственному сердцебиению, отдающемуся в ушах.
Тошнота подступает к горлу. Прежде, чем все закончится или Кармел запаникует и покинет круг, мне нужно кое-что сделать. Моя рука рывком тянется к бубну и прижимает туго натянутую кожу. Понятия не имею, почему так поступаю. Просто следую странному порыву импульса. Прикосновения оставляют за собой мокрые красные отпечатки. На мгновение они становятся отчетливо яркими, родоплеменными, а затем они растворяются на поверхности бубна, как будто бы их там вовсе не было.
- Томас, чувак, не знаю, насколько хватит моих сил еще, - шепчу я. Через дымку я едва ли могу разглядеть блеск от его очков. Он не слышит меня.
Воздух рассекает взбешенный и грубый крик девушки, и он точно не принадлежал Кармел. Словно от режущего мяса, рев звенит в моих ушах, и, даже прежде чем увидеть первые появляющиеся черные пряди извивающихся волос, понимаю, что Томасу удалось сделать это. Через удары он нашел путь к Анне.
Когда все только начиналось, я старался не думать наперед и ничего конкретного не ожидать. Оказывается, было необязательно так думать. Я никогда не мог себе представить того, кто сейчас появляется передо мной. Анна буквально вырастает в кругу, когда бубен Томаса вырвал ее из другого измерения. Она пробивает воздух между нами, словно сверхзвуковой хлопок, и налетает на какую-то невидимую поверхность на расстоянии трех футов от земли. Она не похожа на тихую девушку в белом, которую он призвал, а больше - на чудовищную и красивую богиню с черными венами в насыщенном красном. Темные волосы позади вьются черным облаком, и от этого вида у меня кружится голова. Она стоит прямо передо мной, с красными прядями, и на секунду я не могу вспомнить, почему или что должен сказать. Кровь каплями стекает с платья, так и не добираясь до земли, потому что на самом деле ее здесь нет. Мы смотрим друг на друга, словно через открытое окно.
- Анна, - шепчу я.
На мгновение она обнажает зубы, а ее маслянисто-черные глаза расширяются, но вместо ответа она трясет головой и сжимает их сильнее. Она бьет кулаком о невидимую поверхность.
- Анна, - в этот раз мой голос звучит сильнее.
- Тебя здесь нет, - отвечает она, вглядываясь вниз и направляя поток слов мне в область груди, оставляя мою душу открытой и податливой для разговора. Она слышит меня, а это что-то да значит.
- Тебя тоже здесь нет, - вторю ей в ответ.
Всего лишь один ее вид имеет для меня огромное значение. Я ничего из этого не забыл, но, увидев ее снова, просто потерял голову. Она низко наклонилась, принимая оборонительную позицию, словно шипящая кошка.
- Ты просто плод моего воображения, - возражает она.
Она говорит точно так же, как и я. Затем я перевожу взгляд на Томаса, который продолжает бить в бубен с умеренным дыханием. Темные пятна пота расползлись вокруг воротника его футболки; от усилий ручейки стекают и по лицу. Возможно, у нас не так уж много времени.
- Это то, что я подумал, - говорю я, – когда впервые увидел тебя в своем доме. Это то, что я пытался внушить себе, когда ты залезла в печь или выбросилась в окно.
Кажется, лицо Анны подергивается от осторожной надежды. Мне сложно говорить и одновременно читать ее эмоции, вглядываясь в лицо через темные вены.
- Это была действительно ты?
- Я не выбрасывалась, - бормочет она, обращаясь ни к кому в частности. – Меня туда бросили. Вниз, на камни. Затем потащили. Потащили внутрь, чтобы сжечь, - она вздрагивает, возможно, от воспоминаний, и я неосознанно тоже. Мне нужно прояснить ситуацию.
- Девушка, на которую я сейчас смотрю, это ты? – времени в обрез, а я не знаю, что спросить. Она выглядит растерянной. Была ли то она в действительности? Просила ли она о моей помощи?
- Ты меня видишь? – спрашивает она, и, перед тем как ответить, темная богиня растворяется. Темные вены сходят с ее бледного лица, а волосы успокаиваются и приобретают коричневый цвет, свисая вдоль плеч.
Когда она отталкивается назад на колени, я замечаю знакомые мятые складки белого платья, окутывающие ее ноги. На них - черные прожилки пятен. Ее руки покоятся на коленях, а эти глаза, эти темные жестокие глаза, все еще смотрят неуверенно. Они мерцают, вспыхивая и затухая.
– Я не вижу тебя. Сплошная темнота, - сожаление проносится и затихает в ее словах.
Даже не знаю, что на это ответить. На ее костяшках пальцев видны свежие затянувшиеся раны, а руки покрыты фиолетовыми синяками. Узкие шрамы пересекают ее плечи. Такого не может быть в принципе.
- Почему я тебя не вижу?
- Не знаю, - быстро отвечаю я. Дым клубится между нами, и я с облегчением отворачиваюсь, чтобы проморгаться. Я чувствую удушье в задней части горла. – Это всего лишь окно, которое удалось открыть Томасу, - продолжаю я.
Это все неправильно. Где бы она ни находилась, это не означает, что она сейчас именно здесь. И шрамы на ее руках. Синяки.
- Что с тобой случилось? Где ты получила так много шрамов?
Она осматривает себя с каким-то удивлением, будто не понимая, что они там есть.
– Я знала, что ты в безопасности, - тихо отвечает она. – Когда мы попали в другой мир, я знала это, - она улыбается, но, в действительности, это не то, что она ощущает. У нас нет на это времени.
Я тяжело глотаю.
– Где ты находишься?
Ее волосы скрывают щеки, когда она смотрит в никуда. Я даже не уверен, действительно ли она верит в нашу беседу.
– В аду, - шепчет она, словно это нечто само собой разумеющееся. – Я в аду.
Нет. Нет, это не то место, которое ей уготовано. Это не то, куда она должна была отправиться. Она должна была просто уйти с миром. Она была…я останавливаюсь, ибо, что я, нахрен, знаю об этом? Эта информация не повлияет на мое решение. Это то, чего я хотел и во что пытался верить.
- Ты просила о моей помощи, так? Вот почему ты показывалась мне?
Она качает головой.
– Нет. Я не думала, что ты действительно сможешь меня увидеть. Даже не предполагала, что это было реальностью. Я просто тебя представляла. Так было легче всего, если я хотела увидеть твое лицо, - она снова трясет головой. – Извини. Я не хочу, чтобы ты меня видел.
Вдоль изгиба ее плеча я замечаю сморщенный, порядком исцеленный порез. Это неправильно. Я не знаю, кто или что решает, но я не оставлю все как есть. Нельзя с этим мириться.
- Анна, послушай. Я собираюсь вернуть тебя назад. Собираюсь найти путь вернуть тебя. Ты понимаешь?
Ее голова дергается вправо, и она напряженно замирает, словно хищное животное, укрывающееся от волка. Я инстинктивно продолжаю безмолвствовать и наблюдать, как быстро поднимается и опускается ее грудная клетка. Через несколько долгих секунд она расслабляется.
- Тебе следует уйти, - отвечает она. – Он найдет меня здесь и услышит тебя.
- Кто? – спрашиваю я. – Кто найдет тебя?
- Он всегда находит меня, - продолжает она, словно не слыша моего вопроса, - а затем сжигает. Режет. Убивает. Здесь я не могу с ним сражаться. Не могу победить его, - черные завитки волос начинают проступать через коричневые. Ее голос отдаляется. Теперь она держится здесь лишь на честном слове.
- Ты можешь победить его, - шепчу я.
- Это его мир. А значит, его правила, - наклонившись вперед, отвечает она никому конкретно. Кровь начинает просачиваться сквозь белую ткань, а ее волосы - закручиваться и приобретать черный цвет.
О чем я, черт возьми, думал, когда затевал все это? В миллион раз хуже видеть ее, стоящую перед собой и одновременно находящуюся за тридевять земель отсюда. Я крепко сжимаю руки в кулаки, прогоняя желание до неё дотянуться. Энергия, бурлящая в дымовой завесе между нами, имеет силу в сто тысяч вольт. Поэтому она действительно находится от меня слишком далеко, чтобы иметь возможность просто прикоснуться. Все дело в магии. С помощью бубна, сделанного из человеческой кожи, иллюзия приобретает смысл, а моя кровь все продолжает стекать по лезвию атаме. Где-то справа от меня раздается голос Кармел, но я не слышу ее, и в целом, очень сложно что-то разглядеть в такой дымке.
Под Анной вздрагивает земля. Она удерживается руками и пригибается, когда откуда-то неподалеку раздается рев. Этот звук нечеловеческий, эхом отлетающий от миллиона стен. От струящегося пота у меня пощипывает спину, а ноги двигаются сами по себе; ее страх доводит меня до того, что я почти падаю на ноги.
- Анна, скажи, как мне тебя найти. Ты знаешь?
Она руками закрывает уши и туда-сюда качает головой. Не могу сказать, тоньше или шире становится между нами коридор; мимо меня проплывает неприятный запах гнили и влажных булыжников. Окно не может просто так закрыться. Я собираюсь расширить его, даже если при этом и обожгусь. Мне плевать на это. Когда она пожертвовала собой ради нас, когда она утащила его за собой …
И вдруг я понимаю, кто может там находиться рядом с ней.
- Это он, да? – кричу я. – Чародей? Ты в его ловушке?
Она резко и неубедительно трясет головой.
- Анна! Не лги мне! – я останавливаюсь. Не имеет значения, что она ответит. Я просто знаю это. Что-то в моей груди скручивается, словно змея. Ее шрамы. И то, как она приседает, как избитая собака. Он крошит ей кости. Убийца. Убийца.
Мои глаза пылают. Дымовая завеса уплотняется; я могу почти ощущать ее своими щеками. Где-то все еще стучит бубен, его звук становится все громче и громче, но я все равно не могу определить, то ли он доносится справа, то ли слева, то ли позади. Я поднялся, не осознавая этого.
- Я иду за тобой, - перекрикиваю я звучание бубна. – И за ним! Только скажи, как это сделать. Как мне попасть туда?
Она сжимается от страха. Невозможно сказать, с каких сторон налетают ветер, дымовая завеса и крики.
Я понижаю голос.
– Анна. Что ты хочешь, чтобы я сделал?
На секунду мне кажется, что она откажется от моей помощи. Она вздрагивает, глубоко вдыхает и с каждым выдохом проглатывает готовые сорваться с уст слова, но затем смотрит на меня, прямо на меня, в мои глаза, и мне становится побоку все, что она раньше там говорила. Она видит меня. Я уверен в этом.
- Кассио, - шепчет она, - Вытащи меня отсюда.
Глава 11
Что я знаю точно, когда прихожу в себя, так это то, что Кармел залепляет мне пощечины. Затем появляется настоящая боль. Голова вполне могла треснуть на три или четыре части; она раскалывается, и это плохо. Кровь залила рот, растекаясь по языку. На вкус она как старые монеты, а тело, пребывая в легком оцепенении, говорит о том, что совсем недавно я пролетел по воздуху и жестко приземлился. Мой мир окрасился болью и тусклым желтым светом. Поблизости раздаются знакомые голоса. Кармел и Томас.
- Что случилось? – спрашиваю я. – Где Анна?
Несколько раз моргнув, я все же рассеиваю дымку перед глазами. Фонарь светит желтым светом. Кармел на коленях сидит возле меня с запачканным лицом и стекающей тонкой струей крови с носа. Томас находится рядом с ней. Он выглядит ошеломленным и, словно околачивался здесь все время без дела, с, безусловно, мокрой от пота футболкой, но никакой крови на нем нет.