— Вита, птица в подвале! — окликнул ее повар.
— Ой, точно! — хлопнула себя по лбу девушка и побежала к запасному выходу, увлекая за собой Аню. — Пойдем со мной, я покажу тебе подвал! Он у нас уникальный.
Аня застучала каблуками по стерильной плитке, и они скрылись в темном и узком проходе, ведущем к крутой лестнице вниз.
— Осторожно, очень высокие ступеньки, — предупредила ее Вита.
«Да уж, — подумала Аня, — еще и света фактически нет. Виолетта-то здесь ориентируется как рыба в воде, а я?
— Кухня современная, а само здание очень старое, шестнадцатый век! — обернулась Виолетта.
— Ого!
— Вот-вот! И этот трактир всегда принадлежал семье Ламар. Это история! Здесь максимально сохраняются первоначальные материалы, планировка и предметы обихода! У вас в России у многих людей отобрали фамильные дома?
— Было такое дело, — согласилась Аня.
— Но сейчас же перестройка?
— Демократия.
— Ого! Уже демократия?! Так хозяева или их потомки смогли вернуть свое добро? — спросила девушка.
Аня вздохнула, прежде чем ответить. Лестница, ведущая в подвал, шла по спирали, очевидно, люди в упомянутом шестнадцатом веке были значительно меньше ростом, так как она билась головой обо все выступы.
— У нас в России все не так просто, многие дома не дожили до наших дней, а их хозяева умерли от рук тогдашней власти.
— Коммунизм? — Виолетта проявляла чудеса познания международной истории.
— Я бы сказала — диктатура, тоталитарный режим, — ответила Аня, понимая, что и русский-то человек, испытавший превратности истории на своей шкуре, не всегда понимает, кто и за что нас так «колбасил». Где уж это объяснить иностранке?
Подвал, судя по нетронутым огромным многовековым камням, был действительно старинный, здесь был низкий потолок и стоял запах старины, но не затхлости.
— И ведь как строили! — продолжала нахваливать дом Виолетта. — Продукты абсолютно не портятся, объясню почему. Так все сложено, что температура не меняется, вода сюда не попадает, даже влажность не меняется. Вынь один камень — и все нарушится! У нас тут в одном трактире решили модернизировать подвал, установили самые лучшие холодильные установки, вытяжки и так далее… А продукты утратили свой неповторимый вкус, вон видишь, у нас тут и грибочки растут, и головки сыра «Пармезан» хранятся, и еще много чего интересного.
— Чем это пахнет? — спросила Аня.
— А… это в тех деревянных ящичках хранятся специи. Без них, как говорит наш повар, блюдо не блюдо. У каждого повара есть свои секреты. Наш любит острые специи, вот эта красная смесь — его коронка. Эрвин очень любит мясо с этой специей, главное — не переложить! — Виолетту было не остановить. Правда, все, что она говорила, очень нравилось Ане и было крайне интересно. В подвале было прохладно, но не холодно. Виолетта тем временем насыпала красный порошок в плотный полиэтиленовый пакет и протянула Анне. — Держи!
— Да не надо… я… — растерялась та.
— Держи! Очень хорошая специя, что в ее составе — не знаю, это держится в секрете!
Аня взяла пакетик, чтобы не расстроить девушку, и положила в карман своего бледно-розового вельветового пиджачка.
— Когда станешь хозяйкой, будешь хорошо ко мне относиться, — с надеждой в голосе сказала Вита.
Аня рассмеялась.
— Ах, вот почему ты все мне рассказываешь! Хитрюга!
— Есть немного, — вздохнула девушка, — просто меня здесь недолюбливают.
— Почему? — спросила Аня.
— Говорят, что я забывчивая, рассеянная и нетрудолюбивая. — Девушка с детской непосредственностью смотрела на Аню из-под темной челки чистыми голубыми глазами. Черты лица у нее были неправильные, но очень милые.
— Я ведь могу и не стать хозяйкой, — осторожно сказала Анюта, шурша пакетом со специями в кармане. — Вита, тебе велели принести какую-то птицу! — напомнила она Виолетте.
— Точно! — снова хлопнула себя по лбу Вита и метнулась к какой-то кадушке.
Аня даже подумала, что девушка своими импульсивными шлепками по голове отбила себе память.
Вита вытащила из вкусно пахнущего маринада тушку жирной утки, смахнула с ее кожи лавровый лист, зубчик чеснока и какую-то зелень и положила птицу на поднос.
— Все свое…
— В смысле? — спросила Аня, внезапно осознав, что, несмотря на плотный завтрак, снова хочет есть и виной тому запах от специй с маринадом и аппетитный вид свежей сочной еды.
— Свое хозяйство! Свои фрукты, овощи, мясо сами коптим, сыр делаем. Эрвин — очень богатый человек, и он может себе все это позволить, не только вино со своих виноградников. Вот и утка эта с нашей птицефермы, без химического корма, мясо просто тает во рту! А уж со специями нашего шефа… — закатила глаза девушка.
— Ой, Виолетта, прекрати! У меня уже слюни текут, — сказала Анна.
— Почему? — вдруг испугалась девушка. — Ты бешеная?
— Нет! — прыснула Анна. — Это у нас такое выражение, мол, разыгрался аппетит и очень хочется есть.
— Ой! — рассмеялась Виолетта. — А я уж подумала, что ты заболела! Опять я задерживаюсь, все, побежала! А ты, Анна, пройди дальше, там исторические места. Я имею в виду, что там тоже принимают гостей, клиентов трактира, только особых.
Виолетта наконец прекратила болтать и быстро скрылась вместе с уткой, мелькнув голыми икрами и белыми кожаными тапками без каблуков, с перемычкой на пятке. Анне без этой словоохотливой девушки мгновенно стало скучно, сразу же полезли в голову мысли, что Эрвин сейчас утешает Ингу. Она поняла, что все время подсознательно думала об этом, просто Виолетта ее отвлекала.
«Почему меня это должно волновать?» — раздраженно спросила себя Аня и не нашла ответа или не захотела признавать очевидное. Этот мужчина полностью завладел ее мыслями.
Она прошла в глубь подвала и толкнула небольшую деревянную дверь. Оказалась опять в подвале, но более просторном и хорошо освещенном. Посередине шел проход, а по обеим сторонам от него были сделаны ниши, где стояли столики под скатертями в национальном стиле, с двумя скамейками по обе стороны. В углублении каменной стены находился подсвечник с оплавленной свечой, а на каждом столике в яркой керамической вазочке помещался букет из засушенных, но сохранивших свои краски цветов. Анну охватило непреодолимое желание присесть в одной из ниш и отдохнуть, что она и сделала.
«Как же здесь уютно, — подумала она. На прогулку с бабушкой Эрвина она надела бледно-розовый вельветовый пиджак и такого же цвета замшевые туфли. — Более романтичного места для ужина с любимым человеком не придумаешь, уединенный мини-грот со свечой и ароматом сухих цветов в подвале старинного дома».
Откуда-то сверху доносились людские голоса, смех и легкая музыка. Это развлекались гости в основном зале ресторана. В подвале Аня сидела в гордом одиночестве, поэтому, когда услышала торопливые шаги, она несколько испугалась. Но это оказалась Виолетта.
— Вот вы где? Скучаете? А я к вам! — снова засветилась улыбкой девушка.
В руках она держала большой поднос. Перед Аней на столе появились нарезка сыров-ассорти, стаканы и большой графин с красным вином.
— Решила тебя угостить, отпросилась на десять минут.
Аня растерялась.
— Хозяйка говорила, что будет какой-то обед, там я и выпью, а если я приду пьяная…
— Да что ты, Аня! Какое пьянство! Это прекрасное столовое вино можно пить литрами, и ничего не будет! Попробуй! Давай выпьем за знакомство! Мы все здесь так делаем.
— Ну, хорошо, — сдалась Аня и дала возможность Виолетте поухаживать за ней.
— Смотри, какая игра цвета! Какой аромат! Виноградники Ламаров самые лучшие!
— Ты так любишь эту семью? — невольно спросила Аня, пробуя действительно вкусное сухое вино.
— Это у меня в генах! Моя родня всегда жила здесь в деревне и всю жизнь прислуживала, вернее, помогала по хозяйству семье Ламаров, — ответила Виолетта, придвигая к Анне тарелку с сыром. — Закусывай! Экологически чистый! Я специально его принесла. Во-первых, прекрасная закуска к сухому вину, во-вторых, аппетит к обеду не испортишь!
— Спасибо тебе за заботу, Вита, — улыбнулась Аня, — так тебя называют?
— Так… но это свои. Тебе тоже можно называть меня Витой.
— Спасибо.
— Анна…
— Да?
— Откуда ты так хорошо знаешь немецкий язык?
— Я учила его и в школе и в институте.
— А ты знаешь, что австрийский несколько по-другому звучит? — спросила девушка, уплетая сыр.
— Я непонятно говорю?
— Несколько чудно. Конечно, мы знаем немецкий, но австрийский звучит по-другому. Если ты станешь женой Эрвина, то должна будешь выучить наш диалект. Мы — большие патриоты своей страны и своей культуры и очень не любим, когда нас сравнивают с немцами.
— Да?
— Откуда ты так хорошо знаешь немецкий язык?
— Я учила его и в школе и в институте.
— А ты знаешь, что австрийский несколько по-другому звучит? — спросила девушка, уплетая сыр.
— Я непонятно говорю?
— Несколько чудно. Конечно, мы знаем немецкий, но австрийский звучит по-другому. Если ты станешь женой Эрвина, то должна будешь выучить наш диалект. Мы — большие патриоты своей страны и своей культуры и очень не любим, когда нас сравнивают с немцами.
— Учту, хотя я такое мнение уже слышала в Москве.
— Ты очень интеллигентна и красива, — сыпала комплиментами Виолетта. — Ты понравилась всем работникам кухни, честное слово! В тебе есть порода, как это? Столб…
— Стержень? — уточнила Анна.
— Точно! Ты — одна такая, и потому наш Эрвин влюбился в тебя!
— Я рада, — ответила Аня, чувствуя неприятный холодок в груди.
Эта ее игра с Эрвином могла плохо закончиться, люди ведь и вправду могут привыкнуть к ней, как потом Ламар будет представлять свою настоящую избранницу?
— Эрвин заслужил хорошую девушку, — задумалась Виолетта, и впервые улыбка покинула ее смешливое лицо. — Я лучше его людей не встречала…
— Да ну? — невольно удивилась Аня.
— А ты что? Его невеста и не почувствовала? Да ты что! Небось клюнула на его внешность? У нас все в него влюблены!
— И ты?
— И я! — честно ответила Виолетта. — В него нельзя не влюбиться! В нем совместились все наилучшие мужские качества. И одно из них — скромность. Все! Я поняла! Эрвин ничего не рассказал о себе, о том, что он делает! Он никому не рассказывает, но мы-то, его служащие, знаем все! Эрвин очень умный и не знает проигрыша в бизнесе. То, что семья Ламар владеет миллионами, — полностью его заслуга. Между нами, после смерти мужа Ариадны дела резко покатились вниз, и в их семейном бизнесе оставался лишь этот трактир. Ариадну хватало только на него. Эрвин поднял их материальный уровень до высот, которых они никогда и не знали, он пожертвовал своей личной жизнью. Зато на работу вернулось огромное количество людей, и мы получаем очень приличную зарплату. Работники из других трактиров нам завидуют, — прошептала Виолетта. — Я не знаю ни одного человека, которому Эрвин отказал бы в помощи, а уж про людей со своих предприятий и говорить не буду. Их очень много. Он оплачивает учебу детей одиноких матерей, оплачивает все операции сотрудников и их родственников, даже самые дорогостоящие. Эрвин содержит местный зоопарк с животными, оказавшимися по разным причинам оторванными от естественной среды обитания. Между прочим, правительство Австрии наградило его орденом за меценатство. Он перечисляет огромные суммы в разные фонды: борьбы с голодом в Африке, раком, СПИДом, защиты природы и так далее. Я ни разу в жизни не видела, чтобы он на кого-то накинулся, нахамил или накричал. Он всегда выдержан, спокоен, очень воспитан, справедлив и щедр.
— Просто само совершенство, — хмыкнула Аня.
— А ты, его невеста, этого не заметила? Не может быть! Хотя так оно всегда и бывает.
— Раз он такой хороший, значит, у него и женщин было предостаточно? — спросила Аня, и Виолетта опустила глаза.
Щеки ее разрумянились от красного вина, и на беседу Виту тянуло все больше.
— Не знаю, вправе я говорить такое именно тебе?
— Да чего уж там! Начала же! — подбодрила ее Аня, разливая вино из ополовиненного кувшина.
— Он ведь очень честен в отношениях с женщинами. Никого не обманул, никому ничего не обещал. А потом, ты извини меня, Аня, но я могу еще поспорить, кто за кем бегал. Женщины-то ему прохода не дают, понимаешь?! Конечно, Эрвин встречался со многими, чего греха таить? Ты и сама знаешь, что он не монах, но женщин было не столько, сколько слухи ему приписывают. Подружки внакладе не оставались, многие уезжали в слезах, но на дорогих машинах, в бриллиантовых ожерельях. Надеюсь, тебя это не шокирует?
— Меня? Нисколечко.
— Правильно! Что ревновать к прошлому? Самое неблагодарное дело! Он выбрал тебя — и только это для тебя важно! Мы несколько удивлены его выбором, но…
— Почему?
— Не обидишься?
— Странный вопрос.
— Не такие девушки раньше были с ним рядом… Как сказать? Моложе, более модельной внешности, что ли… не с таким интеллектуальным лицом… Боже мой! — внезапно закричала Виолетта так, что Аня даже вздрогнула. — Какие красавицы с ним ходили! Если бы ты их только видела! И он их бросал! Мы даже не знали: какой надо быть, чтобы Эрвин женился? И вот увидели… Нет, ты, конечно, красивая… но как-то… Можно спросить? Чем ты его взяла?
— Честно? — Аня наклонилась к ней с непроницаемым лицом.
— Мы все мучаемся. — У Виолетты даже рот открылся от напряжения.
— Сексом, — коротко сказала Аня и откинулась на спинку скамейки, скрестив ноги.
Реакция Виты настолько ей понравилась, что она еле сдержалась, чтобы не рассмеяться.
«Как хорошо хотя бы на время прикинуться роковой женщиной. Ведь будь я на самом деле его невестой, после таких разговоров уже сошла бы с ума от ревности».
— Да ты что?! — округлила глаза Виолетта. — Женщины так и говорили! Что же ты с ним сделала, раз переплюнула даже одну актрису эротического жанра, которая у него была?
— Старая цирковая закалка, — ответила Аня.
— Вот это да, — не унималась Виолетта, — а он как?
— Жеребец! — громко сказала разошедшаяся Анна и не поняла, почему так вытянулось лицо у собеседницы.
— Здравствуйте, — проблеяла Виолетта, — а мы как раз о вас говорим.
— Поэтому и называете меня жеребцом? — раздался до боли знакомый голос, и спина Анны мгновенно покрылась потом.
Она даже не стала оборачиваться, Эрвин сам подсел к ней на лавку, обдав Анну дурманящим ароматом парфюма.
— Жеребец — это сказано любя, Анна говорила о ваших сногсшибательных способностях в постели, — вступилась за Аню Виолетта, чем ввергла ту в шоковое состояние.
— Вот как! — удивился Эрвин и рассмеялся.
— А что? Ты забыл, что мы жених и невеста? Забыл? Вот я и… превозношу твои достоинства…
— Спасибо за столь лестную оценку, — усмехнулся Эрвин и обнял Анну за плечи. — Эх, повезло мне, Вита, с женой… будущей! Очень добрая и ласковая женщина.
Аня при этом сидела словно кол проглотив и думала:
«Вот ведь хитрец. Не стану же я при людях его позорить? Донесут Ариадне, что невестка злая, старушка расстроится, и я опять буду виновата».
Плечо ее горело, и Анна очень хотела скинуть его руку, но была вынуждена принять непринужденную позу и смело посмотреть ему в глаза.
— Успокоил Ингу? — ядовито спросила она.
— Да, мы поговорили, все хорошо…
— А что ты здесь делаешь? — поинтересовалась Аня.
— Да, Эрвин, вы не часто балуете нас своим присутствием, — подтвердила Виолетта, с обожанием глядя на своего хозяина.
— Я приехал к тебе, Аня. Узнал, что бабушка повезла тебя сюда, и решил присоединиться. Ты не рада?
— Отчего же? Мне все рав… то есть я очень рада.
— Готовится обед в твою честь.
— Я бы хотела избежать таких почестей, — честно ответила Аня, чувствуя себя очень неудобно в его присутствии и содрогаясь от мысли, что ей весь вечер придется изображать любовь к нему.
— Пойдем со мной, — потянул Анну за собой Эрвин, — я покажу тебе наш погреб с вином.
Она молча пошла за ним. Один из проемов в подвале заканчивался не нишей со столиком и скамейками, а железными ажурными дверями, которые Эрвин открыл ключом, и они спустились еще глубже, оказавшись в достаточно большом подвале, обе стены которого были уставлены коллекционными бутылками.
— Здесь большой запас вина и есть бутылки многолетней выдержки, выбирай любую к сегодняшнему обеду, — предложил Ламар.
Анна двинулась вдоль стеллажей, внимательно разглядывая запыленное стекло.
— Ого! У твоего предприятия собственные этикетки.
— Я зарегистрирован как винный производитель и продаю выдержанное вино небольшими партиями, — ответил он.
Аня обернулась и посмотрела на его мощную фигуру в проеме двери. Голубая рубашка и темно-серые брюки с легким металлическим отливом. Безупречная фигура, безупречное лицо, безупречные манеры. У Анны появилось огромное желание вцепиться ему в лицо и изрядно подпортить эту безупречность.
— Ты не разочарован? — тихо спросила Анна.
— Чем?
— Тем, что сам заварил? Мною, например? Миллиарды женщин в сто раз лучше меня справились бы с этой ролью. Почему я? Неужели на тебя так повлияла пощечина?
— Я ни о чем не жалею. Главное, что ты понравилась бабушке.
— Ой, прости! Я же забыла, что самое главное — это бабушка. Весь этот фарс затевался ради нее.
— Не фарс, а исполнение ее последнего, предсмертного желания, — мягким голосом поправил ее Эрвин.