Он все еще стоял, сраженный ее видом, когда услышал приближающийся стук копыт, наконец затихший в брызгах грязи.
Повернув голову, он увидел своего брата Джорджа. Они оба мчались сюда, но конь Джорджа заупрямился перед каменной стеной, и ему пришлось ехать в объезд.
— Джордж, я влюбился, — объявил Константин.
— Ха! — Наклонившись, Джордж похлопал лошадь по лоснящейся шее. — Что ты знаешь о любви? Ты не узнал бы ее, даже если бы она укусила тебя в зад.
— Возможно, ты прав, — задумчиво наклонил голову Константин. — Давай войдем в дом и попробуем ее найти.
Рассмеявшись, Джордж тряхнул головой. Они оставили лошадей конюху и направились к дому.
Какая досада, что они опоздали на похороны! Присутствие на домашнем приеме в Нортумберленде помешало им вовремя узнать о смерти Фредерика. Константин получил известие, только вернувшись в Лондон. Они с Джорджем мчались сломя голову, но к тому времени, когда они явились в церковь, похороны уже завершились.
Учитывая давнюю ссору с Фредериком, он мог бы вообще не приезжать, если бы не записка. Среди стопки корреспонденции в своей лондонской квартире, он нашел вызов от Фредерика двухнедельной давности. Фредерик, должно быть, знал, что конец близок, и желал посовещаться со своим наследником. Возможно, он даже искал некоего примирения?
Сердце у Константина сжалось. Теперь он никогда этого не узнает.
Когда братья присоединились к толпе, вливавшейся в широко распахнутые двери, лицо Константина приняло серьезное выражение. Он напомнил себе, по какой причине сюда приехал, хотя предпочел бы оказаться на краю света.
Вопреки всем ожиданиям он унаследовал этот милый дом. Фредерик умер слишком молодым, даже не успев устроить в доме детскую.
Это был удар. Настоящий удар.
Бедный Фредерик. Шептались, будто он умер в самый интимный момент, что вызывало у Константина еще больший интерес к вдове.
До смерти натешиться любовью. Неплохой способ уйти, если близкий конец неизбежен.
Голова и плечи Константина возвышались над толпой, он рассматривал женские лица. Кто та женщина, которую он видел в окне? Она должна жить в этом доме, но вряд ли это леди Роксдейл. Вдова Фредерика наверняка где-то внизу, встречает приехавших выразить соболезнования, а не взирает на них с высоты, как принцесса в башне.
Это его и очаровало, сообразил он. Она выглядела такой отстраненной, прелестно неосязаемой. Это вызвало в нем жгучее желание срывать с нее покровы и пробуждать ее нагое тело поцелуями, пока она не затрепещет от восторга.
Ах, но она ведь явно добродетельна. Из тех леди, что даже в огне не приподнимут юбку. А добродетельные леди хорошего происхождения с безукоризненной репутацией нынче для него табу. Со времен злополучного романа с Амандой.
Отдав перчатки и шляпу лакею, Константин поморщился. Сколько народу здесь сегодня повернется к нему спиной, притворяясь, будто его не существует?
— Константин! Джордж! — Пронзительный женский голос, раздавшийся над траурной толпой, заставил Джорджа остановиться.
Господи, у брата явно нет чувства самосохранения. Константин продолжал двигаться, будто ничего не слышал.
Он узнал голос, который принадлежал его тетушке, леди Эндикотт. Недовольство в ее голосе грозило выволочкой не за одно, так за другое, и Константин не стремился узнать, за что именно. Оставив Джорджа на растерзание, он поднялся по центральной лестнице и шагнул в галерею.
Знакомые лица родственников неодобрительно смотрели на него из золоченых рам. Здесь витали тени его предков.
В галерее ничего не изменилось, и это обескураживало. Ничего, если не считать добавившегося портрета: покойный Фредерик Блэк, лорд Роксдейл. На портрете он выглядел довольно бледным и болезненным, несмотря на усилия художника придать ему флер романтизма.
Константин смотрел на длинную узкую комнату и мысленно возвращался в прошлое. Вот они с Фредериком играют здесь в крикет в такой же ненастный день, как сегодня, когда площадка превратилась в болото и дождь, казалось, никогда не кончится. Фредерик сделал подачу, и Константин, забыв, где находится, отбил твердый шар.
Он до сих пор помнил треск и грохот, когда шар сбил с пьедестала мраморный бюст, отколов римский нос их прославленного предка. Константин слабо улыбнулся, припоминая их с Фредериком отчаянные попытки исправить повреждение, чтобы отец Фредерика не заметил и не выдрал их обоих.
Воспоминания о последнем разговоре с отцом Фредерика были болезненными. Константин отбросил их, стараясь не смотреть на портрет десятого барона.
Он повернулся к изображению Фредерика, его кузена, его друга. Выудив фляжку с бренди, он поднял ее, произнося тост:
— За тебя, старина. — Бренди согрело горло. — Я докажу, что ты ошибался на мой счет. Вот увидишь.
И хотя Константин принял это решение, леди в окне тревожила его сознание. Он зашипел сквозь зубы, потом снова отхлебнул бренди.
Что ж, он редко следовал своим добрым намерениям.
Глава 2
Когда они вошли в старый музыкальный салон, Джейн взглянула на Розамунд. Вопреки уверениям кузины здесь был только герцог Монфор. Где же остальные?
— Леди Роксдейл. — Герцог поклонился, Джейн присела в глубоком реверансе.
Хотя Монфор был ее опекуном с восьмилетнего возраста, он всегда обращался к Джейн в официальной манере. Чтобы соблюдать дистанцию? А может быть, он перекатывал на языке ее титул, словно дорогое вино, смакуя свою победу. В конце концов, стратегия герцога принесла его подопечной статус, могущество и владения Роксдейла.
Однако с внезапной смертью Фредерика эти богатства скользнули сквозь пальцы Монфора. Земли, родословная, политическое влияние — все перешло к Константину Блэку, не прямому наследнику.
«Ощущает ли Монфор это так остро?» — задумалась Джейн. По его виду никогда невозможно сказать, о чем он думает.
Герцогу за сорок. Одет он строго, как клерк, но аристократизм, самообладание и властные манеры говорят о его ранге красноречивее всяких внешних атрибутов. Темные глаза под тяжелыми веками светятся умом.
— Позвольте выразить соболезнования, дорогая, — сказал герцог. — Кончина Роксдейла стала ударом для всех нас. Он был добрым человеком. — Герцог помолчал. — Как вы?
— Спасибо, хорошо, ваша светлость, — ответила Джейн.
Его ни в малейшей степени не волновало ни ее здоровье, ни внутренний переворот в ней. Он учитывал ее мысли и чувства не больше, чем шахматист думает о чувствах своей пешки. Джейн не смогла удержаться и добавила:
— Смерть Фредерика не была таким уж ударом. Из-за его слабого сердца. Это могло случиться в любую минуту.
— Да, конечно, — наклонил голову Монфор. — И все-таки никогда не бываешь готовым к концу. Вы прекрасно держитесь.
Герцог пристально изучал ее. В детстве она всем сердцем верила, что он обладает способностью читать мысли. Повзрослев, Джейн поняла, что в его таланте нет ничего магического. Он отлично умел читать по лицам, расшифровывать мелкие красноречивые жесты, видеть за словами умышленно недосказанное. Она потрудилась сохранить на лице нейтральное выражение и свести комментарии к минимуму. Пусть истолковывает это как пожелает.
— Что теперь вы планируете делать, леди Роксдейл? — спросил Монфор.
Можно подумать, он предоставит ей выбор.
— Я останусь здесь, пока не удостоверюсь, что хозяйство спокойно перешло из одних рук в другие. Потом вернусь в Харкорт, если это приемлемо для вас, — добавила она.
Герцог кивнул, но не позволил так легко покончить с этим вопросом.
— Мы должны поговорить о будущем. Но сначала разберемся с завещанием.
Монфор сунул длинные пальцы в жилетный карман и вытащил великолепные золотые часы.
— Поверенный Фредерика уже должен быть здесь.
— Наверняка топчется снаружи, — вставила Розамунд. — Несколько родственников Фредерика еще не прибыли.
— Особенно его наследник, — сухо заметил Монфор.
Джейн заморгала. Джентльмен на белом коне не Константин Блэк?
От облегчения у нее чуть голова не закружилась. Какая же она глупая, что сделала столь сомнительные выводы! Он мог быть кем угодно, этот смелый, яркий всадник. Порой ее воображение бывает слишком живым и забегает вперед.
Голоса и шаги эхом отдавались в коридоре.
— Джейн! Ты здесь?
Влетев в комнату, Сесили так порывисто стиснула в объятиях Джейн, что у той едва дыхание не перехватило.
— Я говорила Бексу, что ты пошла вниз, но он заверил, что ты, наверное, безумно горюешь и не хочешь нас видеть, — тараторила Сесили, — а я сказала, что это глупость, что ты бы пальцем не пошевелила из-за Фре… Ох, тут Монфор, и он ужасно рассердится на меня!
С апломбом записной шалуньи Сесили отцепилась от Джейн и присела в заученном реверансе:
С апломбом записной шалуньи Сесили отцепилась от Джейн и присела в заученном реверансе:
— Ваша светлость. — Поднимаясь, она лучезарно улыбнулась герцогу.
Не в первый раз Джейн восхищалась тем, как кузине при таком поведении всегда удавалось избегать неприятностей. Герцог посмотрел на Сесили сверху вниз, но она только бровью повела. Ее темные глаза светились умом и весельем.
— Сесили, — одернул ее Бекнем, следом вошедший в комнату. — Буду тебе очень обязан, если ты воздержишься мгновенно выкладывать все то, что взбредет тебе в голову.
— Но я этого не делаю. Уверяю тебя, Бекс, ты бы в ужас пришел, если бы я действительно говорила все, что у меня на уме.
Бекнем стиснул зубы.
— Этой особе придется научиться себя вести, прежде чем она соберется выезжать в следующем году, — сказал он герцогу.
— Не имею ни малейшего желания представить леди Сесили ничего не подозревающей публике без соответствующей подготовки, — едва заметно улыбнулся герцог. — Розамунд проследит за этим, не так ли, дорогая?
— Конечно, ваша светлость. — Тон ее был серьезным, но глаза весело поблескивали.
— Восхищаюсь твоей силой духа, — сказал Бекнем. Он окинул Сесили взглядом от темных локонов до носочков туфелек. — Ей требуется хорошая выучка.
— Ты говоришь обо мне как о лошади, — фыркнула Сесили.
— Вовсе нет. Я очень уважаю лошадей.
Бекнем отвернулся, строгое выражение его лица смягчилось, и он протянул руки к Джейн. Она ответила ему быстрым нежным объятием. Бекс всегда напоминал ей большого черного медведя — такой огромный, теплый, но яростный, когда инстинкт борьбы берет верх.
— Фредерик был хорошим человеком, — сказал он, подсознательно повторив менее искренние чувства Монфора. — Все будут по нему тосковать.
Джейн кивнула, высвободившись из его рук:
— Спасибо. Да, по нему будут тосковать.
«Только не я». Нет, в этом она никогда не признается.
— Может быть, сядем? — попыталась развеять напряженную атмосферу Розамунд.
Бережно проводив Джейн к кушетке, она села рядом.
Милая Розамунд. Она демонстрировала свою поддержку и любовь без причитаний о молодости Фредерика, без печали от его ухода. Джейн ценила это также, как восхищалась спокойной скромностью, подчеркивающей ошеломляющую красоту кузины. Розамунд всегда облегчала жизнь окружающим. В отличие от Джейн, которая порой приводила всех в замешательство своей неожиданной прямотой.
Появившийся в гостиной поверенный Фредерика засыпал присутствующих многословными извинениями и жалобами на толчею карет. Герцог, поприветствовав, проводил его к письменному столу, оба о чем-то тихо заговорили. Поверенный перелистал страницы и аккуратной стопкой положил на стол.
Бекнем выбрал кресло рядом с Розамунд и Джейн. Подавшись вперед, он пробормотал:
— Как я понимаю, ни Ксавье, ни Эндрю не соизволили явиться.
— Конечно, нет, — фыркнула Сесили, плюхнувшись между Джейн и Розамунд. — Мы не видели Эндрю с тех пор, как он вернулся из Египта. Ксавье… — Она пожала плечами: — Кто знает? Мне на это наплевать.
— Сесили.
Розамунд сказала это тихо, но ее мягкое предостережение сработало там, где не помогало рычание Бекнема.
Все они выросли под одной крышей, под опекой герцога Монфора. Как ни странно, Монфор взял на себя попечение над многочисленными сиротами, но знавшие герцога не удивлялись: он хотел всех держать под своей пятой.
Девочки были наследницами, мальчики обладали титулами и землями или были следующими в очереди на них. И герцог считал целесообразным поселить этих сирот в одном из своих владений, в Харкорте, пока мальчикам не приходила пора отправляться в свои поместья.
Ксавье и Розамунд были среди них единственными родными братом и сестрой, но все они были родственниками. Порой родственные связи были слишком дальними, чтобы принимать их в расчет, но дружеские узы между ними были крепкими.
Джейн задавалась вопросом, где герцог подведет черту. Определенно не на ее браке с Фредериком, у которого было слабое сердце. Сердце, которое у нее никогда не было надежды завоевать.
Отпустит ли ее герцог на этот раз? Вряд ли! Если только она потеряет все свои деньги, играя на бирже, или учинит вселенский скандал.
Ох, возможно, официально она теперь сама себе хозяйка. Но Монфор знает способ вернуть ничего не подозревающую пешку в свою игру. Нужно постоянно на шаг опережать его, чтобы уклоняться от его хитростей.
— О, кто-то новый приехал! — сообщила Сесили.
Дворецкий Фидер провожал тех, кого интересовала воля покойного, в музыкальный салон.
Обычно для таких случаев самое подходящее место — библиотека, но она всегда была для Джейн святая святых. И пока невозможно смириться с ее утратой.
Джейн принимала соболезнования, вежливо бормоча благодарности.
Гостиная быстро заполнялась. Господи, сколько здесь народу! Над всеми главенствовал скрипучий голос одной дамы, ее высокая шляпа и ее столь же высокое мнение о себе.
Гризельда, графиня Эндикотт. Одна из тетушек Фредерика. Джейн съежилась в кресле, но эта слабая попытка остаться незамеченной не увенчалась успехом. Леди Эндикотт направилась к ней, ее массивный бюст разрезал толпу подобно носу корабля.
При ее появлении три кузины встали и сделали реверанс.
— Джейн! Надеюсь, ты объяснишь мне, о чем ты думала, заказывая этот обшарпанный гроб для бедного Фредерика, — заявила графиня Эндикотт. — Когда его сняли с катафалка, я не знала, куда глаза девать!
Высказывания графини привлекли внимание собравшихся, щеки Джейн порозовели.
— Гроб именно такой, как просил Фредерик, миледи.
Красивый, из отполированного красного дерева, с медными ручками. Какие могут быть претензии?
Джейн давно знала, что графиня критикует всех и вся. Она только хотела, чтобы тетушка Фредерика делала это не на людях.
Чуть выпуклые карие глаз леди Эндикотт прищурились.
— Фредерик выбрал этот кошмар? Что он вообще понимал? — отмахнулась она. — Дорогая моя, похороны Фредерика не его забота. Долг жены проигнорировать его желания и сделать все по высшему разряду. Я думала, что после стольких лет брака ты это поняла.
Джейн не знала, что ответить, но, к счастью, в этот момент вошел их сосед, мистер Трент. Поприветствовав собравшихся, он повернулся к графине с самой обворожительной улыбкой:
— Ах, леди Эндикотт! Вы, как всегда, восхитительны. Вот-вот начнут читать завещание. Идем?
Графиня, растаяв, взяла его под руку. Уводя ее, Трент оглянулся на Джейн. «Спасибо», — сказала она одними губами. Он кивнул, уголки его губ чуть приподнялись.
Маленький поверенный многозначительно прочистил горло. Наконец чтение началось.
Замысловатые юридические термины делали документ невозможным для понимания, и внимание Джейн тут же рассеялось. Конечно, в завещании будет мало сюрпризов. Поместье перешло к Константину Блэку, все это знали. Небольшие суммы оставлены слугам, арендаторам, родственникам. Причем то, что полагалось по расчету, не более. Фредерик был пунктуальным, но отнюдь не щедрым человеком.
Нахлынули непрошеные воспоминания о Фредерике, о временах до их женитьбы, до того, когда все пошло плохо. О том, как Фредерик навещал ее в Харкорте во время школьных каникул, как привозил конфеты, катал в своей коляске. Он ухаживал за ней ради приличия. Глупая девчонка, она видела в этом гораздо больше, чем он намеревался вложить.
С детства воспитывавшаяся как будущая жена Фредерика, Джейн строила грандиозные планы на их совместное будущее.
А теперь никакого будущего. Он умер.
У нее вырвался дрожащий вздох.
— Джейн? — прошептала Розамунд. Ее голос казался эхом, доносившимся до нее через многие мили.
Джейн тряхнула головой. Слезы жгли ей глаза, горячие и неудержимые. Почему эти воспоминания так ее расстроили?
Она так долго держала взаперти эти мысли, эти эмоции. С сухими глазами наблюдала она последний вздох Фредерика, помогала приготовить его для прощания. Она видела, как сверкающий гроб вынесли из дома, положили на катафалк, как его увозят. Дамам не полагалось присутствовать на похоронах. И ей не пришлось вынести еще и это.
В эти последние дни она себя все время чем-нибудь занимала: заботилась о траурных повязках для слуг, отправляла посыльных, заказывала вдовьи наряды.
А теперь, когда для ее горя нет уединения, рыдания рвались у нее из груди.
Сильная рука, твердо взяв под локоть, подняла Джейн на ноги. Глубокий голос кузена рокотал что-то умиротворяющее, Бекнем вел ее сквозь толпу. Господи, спасибо за Бекнема и его спокойную уверенность!
Джейн закрыла лицо платком, заслонившись от назойливых взглядов, шепота, нескрываемого любопытства.
«Бедняжка… Неудивительно, что она обезумела… Возможно, она беременна… Я слышал нечто совершенно скандальное…»