– Хвала Аллаху, вы доверяете друг другу, и это хорошо. Однако у меня нет оснований доверять кое-кому из вас.
Снова мелодраматическая пауза.
– Тебе!
Палец упирается в красивую, кудрявую девушку с волевым, четко очерченным лицом.
– Мне… Но, эфенди… – лепечет она. Она еще не знает правил того движения, в которое она пошла по велению сердца и за своим парнем, который привел ее. Тот, кто воевал на джихаде, все равно попадает в рай. Даже если он падет не от руки неверного, а своих собратьев муджахидов. Так что при малейшем подозрении никто не будет выслушивать оправдания, никто не будет устанавливать ни вину, ни степень вины. Все равно все они – потенциальные шахиды и всем им – рай. Так какая разница – когда и чьей рукой.
– Ты скрыла от братьев то, что твой старший брат служит в специальной службе, разве не так?
– Да, но он не живет с нами!
– Но он твой брат!
– Я ему ничего не говорила!
Ошеломленные студенты смотрят на девушку. Все знают ее. Все учатся с ней. Кое-кто даже спал с ней. Но никто и не пытается ее защитить от обвинений. Аллах важнее любого из них, джихад – важнее любого дела, важнее самой жизни. И кто если что и думает – тот молчит. Не хочет быть следующим.
– Не говорила?! Он твоя плоть и кровь, разве не так? Может, он специально подослал тебя сюда, чтобы ты шпионила?
– Нет! Нет! – У девушки начинается истерика, – нет!
Он спокойно пережидает. Потом мягко говорит:
– Твой телефон выключен?
– Да, эфенди.
– Тогда включи его. Сейчас.
Девушка подчиняется, ее движения напоминают движения зомби, она в шоке от обрушившихся на нее обвинений, даже не пытается защититься. Пора уже бежать… Хотя бежать тут некуда…
Она включает телефон.
– Звони своему брату. Скажи, что у тебя проблемы. Скажи, чтобы приехал сюда.
Она недоуменно смотрит на невозмутимого посланца смерти перед ней. Он вдвое старше любого из них. Настоящий лидер.
– Что тебе дороже? Аллах? Или твой брат?
– Но он… Ничего не знает.
– Это неважно. Он пошел к неверным на службу. Он убивает правоверных, пытает их. Он – из числа угнетателей. Смерть ему!
Все молчат. Она включает телефон, набирает номер…
– Рашид… у меня… проблемы. Ты можешь приехать? Что? Нет… Просто приедь, забери меня. Я осталась одна… Да, пиши…
Ее лицо вдруг искажается.
– Рашид, не приезжай. Они…
Он первым, перегнувшись через стол, добирается до нее, вырывает из руки трубку. Нажимает на отбой, но не вытаскивает аккумулятор, не разбивает. Он достоверно знает, что будет за этим – брат позвонит в оперативный центр, те установят примерное местонахождение телефона, даже неактивного – на это уйдет минут пять, не больше – и еще через десять минут группа захвата уже вышибет эту дверь…
Девушка бросается к окну, но ее догоняют, бросают на пол…
– Что с ней надо сделать?!
– Эфенди, но она…
– Она предала нас. Все слышали?
Амир показывает пальцем на Рашида, главного в группе.
– Принеси нож с кухни.
Рашид идет на кухоньку – она отделена только занавеской. Приносит оттуда нож – большой, грязный, с сальной, заляпанной рукояткой. Он совсем не похож на орудие убийства.
– Ты, – палец безошибочно упирается в парня девушки, – возьми нож. Зарежь ее.
…
– Она предала нас. Предала Аллаха Всевышнего. Зарежь ее…
Парень берет нож. Он большой, высокий, нетипично высокий для иракца. Смотрит на нож так, как будто не понимает, для чего он предназначен. Потом его лицо вдруг искажает ярость, он перехватывает нож так, чтобы метнуть его.
– Аллах Акбар!
Почти неслышно хлопают один за другим три выстрела. Бесшумный пистолет выплевывает три пули в лицо предателю.
– Самед!!!!
Девушка с поразительной силой вырывается и бросается на любимого, пачкая руки в багровой его крови.
– Кто вы такие? Вы воины Аллаха? Или сборище болтунов, решивших поиграть в джихад? Что вы готовы отдать ради Аллаха Всевышнего. Чем пожертвовать? Какие испытания пройти? Неужели вы думаете, что религия Аллаха – это только слова? Может быть, вам пойти в христианскую церковь? Неужели вы думали, что вера не потребует доказательств? Неужели вы думали, что Аллах Всевышний не пошлет вам испытаний?
Кто-то мнется, кто-то вдруг звереет лицом. Поднимает с пола нож, наклоняется и ударяет бьющуюся в истерике девушку ножом, неумело и страшно. Брызжет кровь, девушка кричит, как забиваемый ягненок, потом крик переходит в хрип, когда нож пробивает легкое. Новоявленные джихадисты не в силах оторваться от кровавого зрелища.
Дело сделано. Теперь эти щенки виновны в двух убийствах, а скоро будут виновны еще и в убийстве сотрудника полиции. Или нескольких, если Аллах будет милостив. Каждый из них знает, что это означает – живыми их брать не станут, ликвидируют на месте. Значит, пути назад у них больше нет.
– Бисмиллахи… – Амир вынимает из вдруг ослабевшей руки нож, сам наклоняется и делает короткое движение, вскрывая артерию, – ты правильно поступил, брат. Ты делом доказал свою преданность Аллаху. Всем остальным это только предстоит.
Можно было бы назначить амиром того, кто только что на их глазах жестоко зарезал одну из своих, наверное, ту, которая не раз одаряла своими ласками кого-то из них… Но он не будет этого делать. Это вызовет конфликт. А конфликт этот просто решить, набрав на трубке тот номер, который висит на сотнях плакатов и объявлений по всему городу. Назови адрес – и через пятнадцать минут там будет несколько десятков кяфиров на бронетехнике.
Нет, он такой ошибки не допустит.
– Каждый предатель заслуживает смерти. Вас не должны связывать с этим миром никакие узы, ведь вы – воины Аллаха, джихадисты. В вашем сердце не может быть никакой любви, кроме любви к Аллаху Всевышнему. Поняли?
Кровь на полу уже подступает к ботинкам.
– Вы все поняли?
– Да, эфенди.
– Идите вниз и ждите меня там, в машине.
Нет, они не джихадисты и не воины. Но станут ими. И если даже только один из них станет – смерть всех остальных будет оправдана и угодна Аллаху Всевышнему.
Он наскоро осматривается… Ничего нет. Перед тем как уйти, он оставляет гранату под одним из трупов и взрывное устройство с датчиком, реагирующим на нарушение замкнутого объема. Он сам его изготовил, использовав в качестве инициирующего устройства часть автомобильной сигнализации…
Аллаху Акбар…
Этим утром я впервые немного пришел в себя. Надо было работать.
Я собирался ехать в Министерство нефти, но ты предполагаешь, а судьба располагает, как говорится. Когда я вкушал свой скромный и до черта надоевший мне завтрак, позвонил дежурный и условным кодом сказал, что по городу объявлена тревога и сбор – в центре, у казарм Гвардии…
Когда я добрался туда – утренний Багдад становится все более похожим на Москву по части пробок, все из-за массовой высотной застройки, – там уже заканчивали сборы. Рослые, коротко стриженные президентские гвардейцы суетились у четырех вертолетов «Ми-171», в стороне собиралась наземная группа. Я заметил четыре бронетранспортера. Похоже, облава предполагалась крупная. Чуть в стороне, у группы машин, наши и иракцы уточняли последние детали…
Подхожу, здороваюсь. В числе офицеров – Павел Константинович, мой непосредственный шеф здесь, который тоже по «Роснефти» числится, безопасность обеспечивает. Отходим в сторонку.
– Здравия желаю. Из-за чего сыр-бор?
– Из-за чего? – Шеф испытующе смотрит на меня. – И ты не знаешь? По твоему сторожку[12], между прочими работаем…
– По моему?! – Удивлению моему нет предела.
– По твоему, по твоему. Ты Рашида Зебари в срочный розыск ставил?
– Я.
– Всплыл он.
– Где?!
– В Адамии. Его засекли там сегодня утром, был анонимный звонок.
Я оглядываюсь:
– А чего такими силами выступаем?
– Чего… – шеф скептически усмехается, – ты же его как особо опасного подал. А там инцидент был вечером. Одному из мухоморов позвонила младшая сестра, попросила забрать, потом крикнула, чтобы не приезжал. Иракцы отследили звонок, послали группу захвата. Как попытались войти в адрес – взрыв. Взрыв необычайно мощный, четверо на месте, двое позже скончались. Группа опытная была, на растяжку бы не повелись.
– Связи не вижу.
– Сейчас увидишь. Погибшая – Султана Решид, училась в той же группе, что и Зебари, в Политехническом. Инцидент второго уровня…
… тем, которых предостерегали другие: «Воистину, против вас собрались люди. Бойтесь же их». Но от этого у них только укрепилась вера, и они ответили: «Довольно нам Аллаха, Он – наилучший покровитель»
Воистину нет хранителя надежнее, чем Аллах, и чудеса, явленные на джихаде, – лишь только укрепляют правоверных в своей вере.
Прямо в нескольких сантиметрах от его лица остановились ботинки. Черные, зашнурованные, усиленные кевларом, не поддающиеся ни огню, ни стеклу.
– Товарищ майор, периметр установлен. Все перекрыто отсюда и до трассы, выход на трассу блокирован.
– Присоединяйся к поискам. Лично проверяй все, лично, понял? Сначала зеленые, а потом и ты.
– Так точно.
– Двигай.
– Есть. Вперед!
Ботинки протопали рядом с укрытием. Одни остались…
Почти ничего не видно. Каменная могила давит свинцовой тяжестью. Он с детства боялся закрытых пространств, но долгие молитвы, самодисциплина и пребывание на джихаде избавили его от этого страха. Аллах избавил его от страха, наполнив взамен верой в предназначение. Знанием особой роли на Земле.
Он, как и любой правоверный, рожден для того, чтобы утвердить Шариат Аллаха на всей земле, при необходимости – отдать жизнь за это, поменяв его на вечное блаженство в высших пределах Рая.
Но для того, чтобы осуществить то, ради чего он появился на свет, ради чего он создан волей Аллаха, сегодня он должен выжить…
Ботинки потоптались почти у самого его лица. Потом он увидел колеса… Одно из них остановилось. Ботинки выстроились задниками к нему, их обладатель, вероятно, стал по стойке смирно у машины и отдал честь.
– Кузнецов…
– Так точно, товарищ полковник, разрешите доложить?
– Давай.
– Периметр установлен, выход на трассу блокирован. Группы по пять человек прочесывают дома, в каждой группе – по одному нашему. Мною отдан приказ – зеленым не доверять, чесать конкретно. Связь с птичкой установлена. Резервная группа на позиции у Северного комплекса, в ней четыре тяжелые коробочки[13]. Доклад окончен.
– Зеленые – надежные?
– Так точно. Спецотряд полиции и рота Президентской гвардии. В каждой группе – по одному, по два гвардейца.
– А сам чего стоишь?
…
– Командир, на… Бери группу и присоединяйся к поискам.
– Так точно.
Старый бронированный «Урал» – «покемон», используемый в качестве штаба и точки разбора, – работает вхолостую мотором в одном из переулков. Подпитывает генератор, от которого питаются жрущие до черта потребители – прежде всего рабочие места операторов, принимающих информацию и контролирующих операцию в целом. Около «покемона» – мухоморы с автоматами наперевес, настороженно посматривают на окна и на крыши. Я их понимаю. Район неспокойный.
Я выбрал группу и иду с ней – переводчик и одновременно контролер. Нас пятеро – традиционный состав штурмовой группы, четверо, две боевые пары, и пятый – контролер. Там, где нам открывают, мы вежливо просим осмотреть жилище, обещаем, что ничего не возьмем и не сломаем. Там, где двери закрыты, – мы используем полевой рентген – это такой аппарат, выпускается в Волгограде. Приложишь к двери или к стене и видишь, есть внутри нечто похожее на людей или нет…
Застройка плохая. Не то чтобы очень – по крайней мере, тут нет заборов из сетки рабицы. Но плохая – жилые дома чередуются с нежилыми, в тех, в которых живут несколько семей, есть незаселенные, заброшенные квартиры, в которых не знаешь, на что нарвешься. Все дело в нефтяных доходах. Как только иракцы немного вздохнули свободнее – они стали переселяться из Багдада в пригородные поселки, субурбии, и ездить на работу на машинах. Совсем как американцы, которых они ненавидят.
Чистим. Не торопясь – работаем квартиру за квартирой. Я обычно страхую на лестнице или на улице, чтобы дать возможность спокойно работать сыгранным между собой иракцам. Но на произвол судьбы ничего не оставляю – сам прохожу, проверяю зачищенные адреса.
Жарко. Уже начинаю думать, что мне и в самом деле не стоило сюда лезть. Ну, и какого черта я тут стою, груженный как верблюд?
– Чисто, рафик Искандер.
Последняя квартира небольшого дома на четыре квартиры. Сам захожу, проверяю. Мельком отмечаю, что у нас, в России, такая квартира стоила бы не менее полутора соток баксов даже не в Москве. Метров девяносто, типично арабский балкон размером с обычную комнату, прикрытый фигурной решеткой, – иракцы из-за жары любят спать на балконах, а не в доме. Или на крышах – они тут плоские, потому как дождей почти не бывает. Да, действительно чисто. И заброшенно.
Выхожу. Командир гвардейцев старательно крепит липкую ленту с голограммой, для надежности пишет специальным, видимым только в ПНВ маркером, знак на стене – послание грядущим поколениям…
– До конца улицы пройдем, и хватит с нас…
Заходим в здание – тоже двухэтажное. Начинаем чистить сверху – разумнее по многим причинам. Поднимаемся на второй, я слушаю рацию.
– Бархан, я Листок один, при проверке документов обнаружены два подозрительных лица, документов на машину нет. Вопрос – какие будут указания…
– Листок один, маленький, что ли?! Задерживай до выяснения и не засоряй эфир. Отбой.
– Бархан, это Пятерка. Наблюдаю подозрительных лиц на автостраде, до двадцати человек. Активности нет.
– Пятерка, запрос – оружие видишь?
– Бархан, отрицательно, но оно может быть в машинах.
– Пятерка, вас понял, работай осторожнее. Посылаю патруль проверить.
– Коробочка, бортовой номер восемь три пять на связь.
– Коробочка, восемь три пять на связи.
– Сдай немного назад, ты нам мешаешь.
– Бархан всем, по воздуху – нет движения. Четверка не выходит на связь, вопрос – кто-нибудь видит Четверку?
Пока спецы шерстят квартиру, я смотрю на улицу через причудливый узор решетки, которая здесь с успехом заменяет стекла. Движения на улице почти нет – только БТР ворочается под окнами, вдалеке «покемон», около него – серебристый «Мерседес» кого-то из начальства, и прицепом за ним – «Тигр» в пятнистом городском камуфляже. Кто-то идет по улице…
И тут я понимаю – что-то не так…
Ночь на 19 мая
– Еще раз…
Комната для оперативных совещаний, экран во весь стол. Смотрим. Снова смотрим. Данные с беспилотника – вся операция записана, конечно, кроме того, что произошло в домах. Дешифровщики уже успели почистить запись, совместить ее с переговорами на рабочей частоте и нанести разбивку по зонам ответственности. Каждый стоит так, как он работал там, по разбивке. И смотрит только на свой сектор – смотря на все разом, не увидишь ничего…
Я смотрю на свой. И знаю, что ничего не увижу…
Краем глаза посматриваю на то место, где, я знаю, – будет взрыв. Это не машина, это взрывчатка, как мы выяснили – заложенная в самой дороге, причем довольно давно. Дорога тут асфальтированная, так вот – под асфальтом она и была, эта бомба, этот заряд. Что это такое… Да скорее всего, снаряд от пятидюймовой советской гаубицы. Или два снаряда. Когда пал режим Саддама и военные разбегались – на жратву, а тем более на доллары здесь можно было выменять танк.
Есть. Вспышка – сначала ослепительно белая, настолько белая, что монитор не в силах это передать. Потом – стремительно темнеющая, расползающаяся по экрану, как чернильная клякса, захватывающая все и вся…
В этот раз нам «повезло» – всего один двухсотый. Зато семнадцать «трехсотых», многие в тяжелом состоянии. Еще троих нашли двухсотыми в доме недалеко от взрыва – Аль-Малика и след простыл.
– Разрешите?
Генерал-лейтенант Васнецов, новый начальник КТЦ и старший военный советник, посмотрел на меня больными, усталыми глазами.
– Вы что-то хотели?
– Один эпизод… Разрешите?
Генерал кивнул. Я перешел на другое место, самостоятельно перезапустил программу, выделив только интересующий меня сектор.
– Вот этот человек. Я его видел из здания, в котором находился за несколько секунд до взрыва.
– И что? – спрашивает Павел Константинович. – Обычный мухомор, что с ним не так?
– Мне интересно, куда он идет? Он ведь не офицер, так?
– Допустим… – произносит еще один фээсбэшник, стоящий напротив.
– Повторяю вопрос – куда он идет? По центру улицы, по жаре, в снаряжении?
– Он идет к штабу. Может, его послали с докладом?