За столом Макс разоткровенничался и рассказал Мирошкину о своей любви к погибшей девушке.
— Вы просто не знаете, какая она была. Такая… загадочная, красивая, она так танцевала, что все в клубе смотрели только на нее. Ей плевать было, что звучит техно, она двигалась так, как если бы звучал Чайковский или там Моцарт… Она вообще была вне времени. Просто красивая девчонка, отлично танцевала, и у нее были красивые ноги. А еще — волосы…
— Макс, кто ее мог изнасиловать? Может, на нее заглядывался кто-то взрослый? Ты ничего такого не замечал?
— Нет. Но в тот день у нее настроение было паршивое. И она блевала… не за столом будет сказано, — извинился он. — Ей было плохо, и на душе, и физически. Она попала в какую-то историю, о чем не могла никому рассказать. Я так думаю.
— А Денис Борисов? Вы ведь жили вместе, семьей. У него были враги? Кто мог пожелать ему смерти?
— Никто. Вот уж вообще неконфликтный человек. Честно! Представить не могу, кто бы мог его так… Разве что его перепутали с кем-то или же… Знаете, я недавно читал одну книгу, там тоже одного мужика замочили, а потом оказалось, что он вообще не при делах, вернее, его убили только за то, что он увидел чью-то смерть — как убивали другого человека. То есть убили как свидетеля. Так что совсем не обязательно искать врага Борисова. Надо хорошенько расспросить его, когда ему полегче станет, не замечал ли он в последнее время чего-нибудь криминального, не связанного с ним, понимаете меня?
— Да все я понимаю. Ладно, ешь спокойно и ни о чем не думай.
Чувства Сергея к этому пареньку потеплели, он даже стал испытывать к Максу симпатию. Интересный мальчишка, с фантазией. Надо же до такого додуматься: нанять за деньги человека, который присматривал бы за палатой отчима! А ведь если бы не этот поступок, если бы не сестра Аниса и ее доброе сердце — кто знает, может, и попался бы Макс, повесили бы на него криминал в отношении отчима, тем более что улик против него больше чем достаточно. Одних пальчиков на ноже хватило бы, чтобы завести уголовное дело.
— Ну что, Макс, поехали в «Нирвану»?
— Я вспомнил фамилию Кристины: Золотова!
Глава 21 Кристина
Никто не знал, что в шкафу у Кристины, помимо черных платьев, блузок, юбок и штанов, имеется целая коллекция цветных вещей, которые она покупала себе на деньги родителей. Она понимала, что будет эффектно смотреться в этих зеленых и оранжевых юбках и свитерах, желтых и красных штанах и кофтах, к тому же все эти вещи ей шли просто удивительным образом. Были в ее гардеробе и воздушные пачки, такие же в точности, как и у Полины, да вот только надеть их она никак не решалась. Она представляла себе, как приходит в клуб в одной из них, в фиолетовой, к примеру, и в черной блузке с большим вырезом, и все сразу же обратят на нее внимание, тем более что прежде она появлялась исключительно в черном, и тогда она словно слышала шепот за своей спиной: мол, Кристя подражает Полине! Вот этого Кристина и боялась.
А Полина не боялась ничего. Она надевала то, что ей нравится, танцевала так, как ей заблагорассудится, улыбалась всем подряд, зная, что никогда никто не подкатит к ней с неприличным предложением, потому что у нее есть защита — отец.
У Кристины тоже были родители, вполне приличные, порядочные люди, да только ее отец никогда в жизни даже не приблизился бы к клубу, не говоря уже о том, чтобы забрать ее оттуда или поставить на место какого-нибудь подвыпившего пошляка, попытавшегося пристать к дочери. Полина, получается, без особых усилий прочно заняла привилегированное положение в клубе, и это в свои-то пятнадцать лет! Она всегда — в центре внимания, вокруг нее, танцующей, всегда образуется кольцо из восторженных зрителей. Она же — центровая, крутая! А ведь и у Кристины хорошая фигурка и стройные ноги, только она никогда в жизни не позволит себе в танце так высоко задирать юбки, кружиться, чтобы были видны трусики!
Они учились в разных школах. Полина — в престижной гимназии, Кристина — в городском лицее. Девчонки говорили, что Полина и в школу ходит одетая как принцесса. Увешана вся дорогой бижутерией, золотом, серебром, чувствует себя там как рыба в воде, учится, правда, на «отлично», но тоже без напряжения. Просто ей легко все дается.
Да ей вообще все легко дается. Все само падает с неба!
Кристина никак не могла понять, какие именно чувства она испытывает к своей сопернице: зависть или ненависть. Или — восхищение? А почему бы и нет? У Полины роскошные рыжие волосы, они блестящей волной спадают почти до попы. И попа-то тоже — совершенной формы…
Кристина узнала, что подруг у Полины нет. Она окружена «как бы» друзьями, но на самом деле это просто толпа ее воздыхателей, знакомых, приятелей и приятельниц. А вот Кристина могла бы стать ее самой близкой подругой. Она хотела этого — и боялась одновременно.
Если бы Полина обратила на нее внимание, первой заговорила бы с ней в клубе, да пусть даже в женском туалете, Кристина была бы счастлива. Она с удовольствием подержала бы ее курточку, пока Полина будет в туалете, одолжила бы ей свои духи или помаду, подарила бы ей пачку сигарет или зажигалку. Если бы Полина влипла в какую-нибудь историю, Кристина помогла бы ей, выручила бы ее, подстраховала, прикрыла. Но как добиться того, чтобы Полина обратила на нее внимание? Разве что подойти и предложить ей дружбу? Но разве так делают? Да Полина рассмеется ей в лицо и скажет, что она ни в ком не нуждается. Наверное, так и будет.
У Кристины с самого утра разболелся живот, и она решила не идти в лицей. Мама спокойно отнеслась к этому, а папа вообще и не узнает ничего. Это их, женские, дела.
Оставшись дома одна, Кристина разложила на кровати все свои новые цветные костюмы и принялась наряжаться перед зеркалом. Жаль, что она жгучая брюнетка, ей никогда не стать такой же рыжей, как Полина. Но у Кристины прекрасные густые волосы и очень белая кожа лица. Еще — нежный румянец, который она даже иногда припудривала, потому что стеснялась этой свежей розовости. Один парень как-то раз сравнил ее с Изабель Аджани. Что ж, неплохо!
Как бы они дополняли друг друга: шатенка и брюнетка. Появлялись бы вместе на всех городских молодежных тусовках, в клубах, кафешках, на танцах, на дискотеках. Кристина знала бы о Полине все: какой косметикой она пользуется, какими тенями и помадой, пудрой и духами. Как выглядит ее комната. Что в ней, в Полине, такого особенного, чего нет в Кристине…
Она была в белой прозрачной пачке и черном свитере, когда в дверь позвонили. Это могла быть только мама. Кто еще? Для папы еще рано. Он приходит домой поздно.
Спросила:
— Кто там?
— Кристина, это Макс, — услышала она и всмотрелась в глазок. Увидела знакомого парня. Да, точно, его зовут Макс. Симпатичный такой, улыбчивый. Глаза веселые. Сейчас, правда, он не улыбается. Видимо, он пришел по делу.
— Сейчас открою.
Кристина открыла дверь и только потом поняла, что он же увидит ее в белой пачке, такой же, как у Полины! Ну и пусть.
Но на пороге стоял не только Макс, но еще и незнакомый молодой человек в серой меховой куртке.
— Старший следователь прокуратуры Мирошкин Сергей Михайлович.
— Следователь? Вы к родителям, что ли? — удивилась Кристина. — Так их дома нет.
— Кристя, мы к тебе, — обратился к ней Макс, словно они были знакомы сто лет. А ведь они никогда с ним не пересекались, знали друг друга только по именам.
— Проходите. — Она распахнула дверь и впустила незваных гостей. — Проходите, вот тапочки…
Потом она подумала, что следователю как-то неудобно будет переобуваться в домашние тапки, и робко добавила:
— Ну, или так идите…
Макс посмотрел на своего взрослого спутника. Мирошкин сказал серьезно:
— Тапочки так тапочки. У вас здесь полы как зеркало… чистые…
Кристина вдруг ощутила тошноту. Так бывало с ней, когда она не знала урока и ее вызывали к доске. Неприятное, отвратительное чувство ужаса и полной безысходности.
— Вот сюда, пожалуйста. — Она предложила гостям сесть в гостиной за стол. — Чай, кофе?
— Кристина, ты слышала, наверное, что случилось с Полиной Блохиной?
— Нет, а что? — В желудке у нее вдруг стало холодно, словно она проглотила кусок льда. И мурашки побежали по всему телу. А еще она вдруг поняла, как же нелепо выглядит в этом наряде! — Вы извините, я тут… примеряла…
— Кристина, Полину убили два дня тому назад, — сказал следователь, внимательно следя за выражением лица Кристины.
— Как это — убили?! Я ничего не знаю… И кто? Вообще, как это могло случиться?
— Двадцать третьего октября, ночью, ее нашли в парке, убитую. Перед этим ее изнасиловали.
«Дотанцевалась», — промелькнула жестокая и острая, как лезвие бритвы, мысль.
— Нет, этого не может быть…
Страх, паника охватили ее. Она ведь только что представляла себя Полиной, мечтала, как познакомится с ней, предложит ей ходить вместе в бассейн…
— Нет, этого не может быть…
Страх, паника охватили ее. Она ведь только что представляла себя Полиной, мечтала, как познакомится с ней, предложит ей ходить вместе в бассейн…
— У нас есть информация, что в этот же вечер, буквально за несколько часов до убийства, за ней приезжал ее отец. Вы видели его?
— Ну да… Я видела джип, он проезжал мимо клуба, и Полина еще сказала, почему-то радостно: «А вот и па приехал!»
— Где она находилась в это время?
— Внизу, в холле, возле окна, она курила, я стояла неподалеку от нее и все видела и слышала.
— Джип, говорите, проехал мимо клуба или же все-таки остановился?
— Ну, обычно ее отец ставит машину прямо возле крыльца, а на этот раз он проехал чуть дальше. Я думаю, Полина увидела его, сразу же загасила сигарету и бросилась к выходу. И все. Больше я ее не видела.
— А вы точно видели в джипе ее отца?
— Ну да… А что?
— Дело в том, что ее родителей в городе нет, они в Крыму, и уже довольно-таки давно. Поэтому вы вряд ли видели Блохина, Кристина. Попытайтесь вспомнить, как выглядел этот мужчина.
— Ну, он проехал, конечно, по дороге, не по тротуару же, но машина точно их, я диски запомнила… Да и водитель за рулем был — Блохин… Я не знаю, конечно… Постойте, но Полина-то тоже узнала в водителе своего отца! Может, он уже к тому времени вернулся?
— Вы часто бываете в клубе «Нирвана»? — спросил Мирошкин.
— По вечерам… Почти каждый день.
— А двадцать второго октября, за день до этого, вы видели в клубе Полину?
— Конечно, видела. Она была вот в такой же белой юбке и черном свитере…
— И за ней заезжал ее отец?
— Не знаю. Во всяком случае, я этого не видела. Думаю, я уходила из клуба раньше Полины, поэтому и не знаю.
— Не припомните, когда именно Полина сказала, что приехал ее отец?
— Думаю, часов в одиннадцать, но точно сказать не могу. Постойте… Что же это получается?! Что этот мужчина был вовсе не ее отцом?! Ведь если бы это был ее отец, то ее бы не убили! Но я точно видела ее отца, и машина тоже была их!
— Больше рядом с вами в тот момент никого не было?
— Да я теперь и не помню…
— А где вы сами, Кристина, были в полночь?
— Дома. После того как Полина ушла, я тоже собралась, попрощалась с подружками и ушла. Родители могут это подтвердить… Вы что же, — она понизила голос, и глаза ее начали наполняться слезами: — Подозреваете меня в убийстве Поли?! И как же я ее убила?! Пристрелила?.. Отравила?.. А перед этим изнасиловала?! Да вы ничего обо мне не знаете! Я любила Полю, я восхищалась ей! Она была моим кумиром! Она была смелой, никого не боялась… Если я и хотела чего, так это быть хотя бы немного на нее похожей!
Ей уже было все равно, что здесь находится ее сверстник, Макс, она рыдала, прекрасно зная, что выглядит не самым лучшим образом, лицо ее скривилось в плаче, тушь и пудра потекли, рот стал большим и некрасивым. Неожиданно она рванулась в свою комнату и, распахнув шкаф, вытащила оттуда целый ворох одежды — копий нарядов Полины — и швырнула его под ноги следователю.
— Вот, смотрите! У Полины точно такие же юбки, блузки… Я хотела с ней подружиться, но так и не решилась… Она сильная, а я — слабая. Алиби… Да подавитесь вы своим алиби!!! Я была дома, дома!..
Макс бросился ее успокаивать, обнял, принялся гладить ее ладонью по голове. Волосы, черные, шелковистые, были теплыми, а лоб ее и вовсе пылал.
— Хорошо, Кристина, — сдержанно проговорил взволнованный Мирошкин. — Я все понял. Спасибо, вы нам очень помогли.
— Полина-а-а… — рыдала на плече Макса Кристина. — Какой же гад это сделал?!! Сволочи! Подонки! Смотрели, как она танцует, а сами мысленно хотели только одного! Гады!!!
В какой-то момент обуреваемая душераздирающими чувствами Кристина вдруг почувствовала, как Макс целует ее в щеку, потом в нос, приговаривая:
— Ну, все, Кристиночка, успокойся… Бли-и-ин, извини, что так все получилось… Я еще зайду, попозже… Пока.
Глава 22 Лиза и Глафира
Марина Блохина после опознания тела дочери словно окаменела. Она не плакала. Смотрела в одну точку и, казалось, находилась в каком-то другом измерении, не будучи в силах осознать эту трагедию.
Лиза с Глафирой привезли ее в свою контору, Анатолий же Блохин, ее муж, в это время сидел в кабинете Мирошкина и отвечал на его многочисленные вопросы.
Глафира приготовила успокоительный чай с ромашкой и мятой, поставила перед убитой горем матерью Полины большую чашку.
— Скажите, Марина, вы часто оставляли вашу дочь одну дома?
— Нет, не часто. Но в этот раз я уговорила Толю поехать в Евпаторию без Поли. Только он и я. Конечно, сейчас стыдно об этом говорить, все это кажется такой мелочью, чем-то несущественным, но… наши отношения с ним зашли в какой-то тупик, мы начали отдаляться друг от друга, и я приняла решение провести с ним хотя бы две недели вдвоем. Сменить обстановку и просто отдохнуть. Он много работал в последнее время, домой приходил только ночевать. Я видела, как ему трудно, у него нет аппетита, от него вообще остались кожа да кости. Правда! Но он зарабатывал деньги, и я терпела, молчала. Деньги — это же веский аргумент, не так ли? Деньги нужны всем и всегда. У нас подрастала дочь, ее образ жизни требовал денег. Да что там, и я уже привыкла жить на широкую ногу. Мы ни в чем себе не отказывали.
— Этот клуб…
— Да я понимаю! Хорошие девочки не проводят время в подобных заведениях, вы это хотите сказать? Я согласна. Но мы полностью доверяли нашей дочери, знали, что она в безопасности, поскольку Толя всегда следил за ней, он приезжал в клуб время от времени, чтобы проконтролировать обстановку. И вскоре все привыкли к тому, что за Полей всегда заезжает отец. Все знали нашу семью: Полину, Толю. И я радовалась тому, что моя дочь растет такой раскованной, свободной девушкой. Без комплексов. Думаю, причиной такого отношения к времяпрепровождению Полины стало мое воспитание, мое детство, где существовали одни лишь запреты и отказы. У меня, как у любой другой девушки, тоже были свои желания, но чаще всего они касались хорошей одежды и стремления провести время вне дома, поехать куда-нибудь: на море, на турбазу, ну а потом — и за границу… Но у нас не было денег, и все запреты наш отец связывал с желанием обезопасить нас с сестрой. Кстати говоря, у меня была сестра, Маша, она погибла, когда сбежала из лагеря отдыха, ей было там просто невыносимо… Она утонула в реке, когда хотела переплыть с одного берега на другой, чтобы добраться до автобусной станции… Ей было всего четырнадцать лет. Вот так-то.
В кабинете установилась напряженная тишина. Марина, закутанная в черную длинную шаль, судорожно закурила. Свет лампы освещал ее искаженное болью, еще совсем молодое лицо. Масштаб трагедии для нее был настолько велик, что она явно не могла никак еще привыкнуть к мысли, что ее дочь мертва. Не было слез, значит, не было разрядки, не было выхода эмоциям.
— Как вы уже знаете, я — адвокат, у меня частная практика, и я могла бы вам предложить свою помощь в поисках убийцы Полины. Обстоятельства складываются таким образом, что я сейчас расследую другое дело, косвенным образом оно может быть связано с вашим…
— Как это? Еще кого-нибудь изнасиловали и убили?!
— Нет. Было совершено покушение на одного человека. И в ходе расследования выяснилось, что его приемный сын, Макс Гертель, является важным свидетелем в деле Полины. Он — последний из тех, кого мы успели опросить, разговаривал с вашей дочерью, и он же, вместе со своим другом, обнаружил ее тело в парке.
— Так это что же, он ее?..
— Нет-нет: мальчик был влюблен в вашу дочь и рассказал нам, что незадолго до смерти он видел ее в плачевном состоянии. Она выглядела крайне подавленной, заплаканной, к тому же ее рвало. Макс дал ей свой носовой платок, помог ей привести себя в порядок… Когда Полину рвало, она потеряла золотую сережку, знаете, такую, с буковками…
— У нее не было сережек с буковками, — насторожилась Марина. — Я точно знаю!
— Она могла их купить в ваше отсутствие.
— Ну да, конечно… — вздохнула Блохина. — И что? К чему вы мне все это рассказываете?
— Ваше дело ведет Сергей Михайлович Мирошкин, очень опытный и толковый следователь прокуратуры. Но он вынужден действовать исключительно в рамках закона, мы же с моей помощницей подчас добываем информацию самыми разными способами, понимаете? Я хочу сказать, что у нас больше шансов что-то выяснить…
Лизе очень хотелось поработать над делом об убийстве Полины Блохиной, у нее аж руки чесались, когда она представляла себе, какие перспективы откроются перед ней, если Блохины согласятся поручить ей это расследование. Она найдет миллион свидетелей, заставит работать независимую экспертизу, поднимет на уши весь город, чтобы разыскать урода, надругавшегося над девочкой и убившего ее. Кроме того, по словам Мирошкина, все чаще и чаще в деле Полины звучало имя ее отца — Анатолия Блохина. И выяснить, что это за человек и действительно ли он был в Евпатории с женой, Лизе было бы проще, если бы она была вхожа в их дом и у нее возникла бы связь с этим семейством, с Мариной. А что, если он действительно не отец Полины, а отчим?