Но если бы только это! В тот злополучный вечер случилось еще кое-что, о чем Кап не мог не думать и что его испугало до смерти. И виной всему, конечно, был алкоголь. Они с Максом выпили водки в парке и отправились в клуб. Громкая, просто оглушительная музыка, яркие огни, блестящие глаза девчонок, запах их разгоряченных танцами тел, ярко накрашенные губы, смех, призывные взгляды… И — Полина. Ее стройные ноги в развевающихся красных юбках, ее хохот и плач одновременно, эта странная истерика под грохот музыки, и Макс, совершенно потерявший из-за нее голову… Все мужчины, присутствовавшие на танцплощадке, буквально пожирали ее глазами и готовы были растерзать, разорвать ее одежду и увидеть ее танцующее тело во всей его прекрасной и одновременно страшной, вызывающей острые желания, наготе…
…Они с Максом протрезвели уже в парке, когда она лежала на земле, остывающая от танцев, от слез, от хохота и — от самой жизни.
Они сбежали оттуда, ничего не видя перед собой, пока не оказались перед домом Борисова.
— Макс, остановись… — Капитан готов был схватить друга за руку, чтобы не позволить ему, обезумевшему, войти в подъезд. — Не надо!
— Кап, иди купи что-нибудь выпить, покрепче, — сказал Макс, и глаза его в эту минуту стали какими-то странными, он словно и не был рядом с Капитаном, а находился где-то далеко, совсем в другом месте, в другом мире. Он смотрел мимо него, куда-то в пространство, и видел то, что другие не могли увидеть.
— Я с тобой!
— Нет, Кап, туда я должен пойти один, — сказал Макс и исчез в черном провале подъезда.
* * *Как он жалел теперь, что не пошел туда следом за Максом, как жалел!
Понятное дело, после всего того, что там, в квартире у Борисова, произошло, будут найдены следы Макса, его рук, ног.
Что случилось в ту ночь, о чем они говорили, о чем спорили, что же такое Максу сказал Борисов, что Макс схватился за нож?!!
Сначала Полина, потом Борисов. Бедный Макс! Где он сейчас? Ведь то, что он не звонит Капитану, не сообщает о себе, говорит лишь об одном: он не хочет впутывать друга в свои дела.
Думая о Максе, Кап и не заметил, как выпил большой бокал горячего какао. Какао он любил с детства, но и сейчас, чувствуя себя взрослым, он время от времени, зная, что его никто из знакомых не увидит, пил какао, согреваясь и одновременно успокаиваясь этим сладким ароматным напитком. И, странное дело, в такие минуты он чувствовал себя абсолютно защищенным, словно где-то поблизости находилась его мама.
Глава 11 Катя
— Привет, подруга! — Вера стояла на пороге, держа в руках мокрый зонт. — Какая же отвратительная погода! Терпеть не могу осень.
— Проходи. — Катя пропустила ее в квартиру. Взяла зонт, раскрыла его, обрызгав все пространство просторной прихожей, и поставила в угол.
— Говорят, нельзя ставить вот так мокрый зонт в квартире, это к несчастью, — сказала загадочным голосом Вера, молодая женщина, брюнетка с коротко стриженными черными волосами, которые от влаги завились в колечки. Пунцовые губы, карие глаза, белая кожа. На ней был черный длинный плащ, перехваченный на талии поясом.
— У тебя новый плащ, — заметила, слабо улыбаясь, Катя. Она была полной противоположностью подруге: светловолосая, с зелеными глазами женщина, обладательница так не подходящего к ее нежному облику тихого, завораживающего контральто. В это утро она была в черных домашних штанах и белой шерстяной кофте, которая, как было известно Вере, стоила почти тысячу евро.
— Мне за тобой, Катя, все равно не угнаться. Думаю, у тебя несколько подобных плащей. Но мне, ты знаешь, особенно нравится твой новый темно-синий френч.
— Ладно, хватит о тряпках. Пойдем, я как раз кофе варю.
Хозяйка новой квартиры, она не без удовольствия провела подругу в царство дорогого паркета, мрамора, персидских ковров и свежих цветов.
— Да, подруга, твой Чаров действительно любит тебя, раз купил и обставил такую квартиру… Не понимаю, что он нашел в тебе такого особенного? — хихикнула Вера немного истерично, как человек, который неожиданно для себя озвучил тайные, полные черной зависти мысли.
— Он говорит, что любит меня за мой голос, — усмехнулась, все верно понимая, Катя и пригласила Веру сесть в обитое сиреневым плюшем глубокое мягкое кресло рядом с журнальным столиком. — В остальном, как ты понимаешь, я устроена совершенно обыкновенно, как и миллионы женщин.
— Это он тебе сказал?
— Нет, он бы никогда не опустился до такой пошлости. Тебе кофе с молоком?
— Да, если можно.
Катя, кутаясь в теплую и выглядевшую так уютно кофту, ушла на кухню и вернулась оттуда с серебряным подносом, на котором стояли две маленькие фарфоровые чашечки с кофе.
— Как поживаешь, Верочка? — протянула она скучным тоном, с трудом преодолевая зевоту. — Что нового?
— Я удивляюсь тебе, Катя! Все наши общие знакомые потрясены тем, что произошло с твоим Борисовым, а ты еще спрашиваешь, что нового? Да уж куда новее информация!
— Ну, во-первых, он уже не мой, как ты понимаешь, мы давно с ним не живем; во-вторых, его личная жизнь совершенно меня не касается. Ну живет он со своей Вероникой — и пусть себе живет, мне-то что?
— Катя, ты думаешь, я ничего не знаю? Не понимаю? И это твое сонное состояние, как будто бы ты только и делаешь, что спишь, валяешься на диване перед телевизором… Все это — фальшивка! У тебя на сердце кошки скребут, тебе плохо… Я пришла поддержать тебя, ведь я же твоя подруга!
Катя распахнула не до конца проснувшиеся зеленые глаза и пожала плечами.
— Да что случилось-то?
— Да его же хотели убить!
— Что-что? — нахмурилась она. — Кто? Я ничего не знаю…
— Знаешь, я всегда считала, что мы с тобой подруги… — Вера часто задышала. Она сидела в кресле, вся в черном, словно в трауре, и черный, плотной вязки свитер с высоким воротом, облегал ее плоскую грудь и тонкие руки.
— Хочешь сигарету? — догадалась спросить Катя. — Что-то ты нервничаешь. Давай, объясни толком: что случилось?
— Твоего Борисова пытались убить! Позавчера! Ночью! Его соседка нашла утром истекающего кровью. Его кто-то зарезал! Пырнул ножом! Кухонным!
— И что? — Глаза у Кати позеленели и ярко заблестели. Она внимательно смотрела на подругу. — Он жив?
— Да жив он, жив… Послушай. — Вера положила руку на ее ладонь. — Послушай, помнишь, мы когда-то поклялись говорить друг другу только правду?
— Вера…
— Мне-то не ври, что тебе все равно, где он и с кем! Я знаю, что ты любила Борисова — и продолжаешь его любить, и если бы он тогда, когда вы еще жили вместе, зарабатывал столько, сколько хотя бы сейчас, вы бы не расстались. Тебе хотелось денег, роскоши, дорогих подарков, красивой одежды…
— Вера, прекрати! Можно подумать, что ты сама не такая. — Катя даже поморщилась. — Скажешь, тебе не хочется заполучить в любовники такого мэна, как мой Чаров?
— Да, хочется! Но я — это не ты. Я не такая красивая, не такая, как бы это поточнее выразиться… не такая решительная, что ли… Вот ты: решила бросить Борисова — и бросила.
— Ну и что?
— А то, что если бы Чаров не настоял на том, чтобы ты развелась, ты потеряла бы его.
— Да. Он — собственник.
— Но ты не любишь его! Сейчас, когда у тебя есть все, ты же все равно несчастна. Ты любишь Борисова, а у него — Вероника.
— Вера, да что ты повторяешь одно и то же? Борисов ранен, говоришь? Кто его пытался убить-то? Что-нибудь известно?
— Может, кому-то и неизвестно, но я знаю, кто это сделал. — Вера понизила голос, как это делают герои дешевых фильмов.
— Ну и кто же? — На лице Кати читалось презрение к подруге, которая, как она предчувствовала, сейчас скажет какую-нибудь гадость. У нее это всегда хорошо получалось. — Кто?
— Катя… Ты можешь быть со мной откровенна…
— Послушай, я спрошу прямо… Ты что, подозреваешь меня, что ли?!
— Я видела тебя в тот вечер… Я была в гостях, в соседнем доме, выходила из подъезда — и увидела тебя: ты тоже вышла и садилась в машину… В свой огромный черный джип!
— Дура ты, Верка. Ты не могла меня видеть, потому что меня там не было! Ни тогда, когда ты говоришь, ни в какой другой день.
— Это ты скажешь следователю, — каким-то торжественным и одновременно подлым тоном проговорила, щуря глаза, Вера. — Я — свидетель!
— Постой… Ты хочешь сказать, что я была у Борисова и пыталась его убить?! Зарезать?.. Ты в своем уме, Вера?!
— А ты бы поверила в такое совпадение? Борисова убивают, вернее, ранят, и в этот же вечер я вижу тебя рядом с его домом. Что ты там забыла? Зачем к нему пришла? Да ты не бойся, я никому не скажу, но мне хочется, чтобы ты была откровенна со мной, как тогда, когда мы еще учились вместе! Мы же все рассказывали друг другу! И когда обе вышли замуж, тоже тайн особых между нами не было. Но с тех пор, как у тебя появился Чаров, ты изменилась, ты ничего мне не рассказываешь. Ты одна ездишь за границу, никогда меня с собой не позовешь, тебе купили эту квартиру, и я узнала об этом последней! Ты не пригласила меня, чтобы посоветоваться насчет дизайна, хотя знаешь, что у меня неплохой вкус. Твой шкаф вот-вот лопнет от огромного количества шуб, а ты не показала мне ни одной! Не дала примерить. А раньше мы обменивались одеждой, давали друг другу поносить вещи…
Катя смотрела на Веру молча, пытаясь подобрать слова, которые могли бы ее отрезвить, привести в чувство. Она что, совсем спятила, эта Верка?! Зачем она пришла? Чтобы потрепать Кате нервы и сказать — она, мол, знает, что в ночь убийства Катя была у Дениса?
— Вера, ты что-то путаешь. Меня там не было.
— Хорошо, не верь мне. Считай, что я ничего не видела. Что мне все это приснилось! Но только скажи: как же мне к тебе теперь относиться? Как к потенциальному убийце?
— Ну, ты точно дура, Верка… Какая я убийца?
Вот теперь она точно проснулась, от ее сонного, расслабленного состояния не осталось и следа. Она видела перед собой подругу, которая пришла к ней, чтобы заявить: она видела Катю возле дома Борисова как раз в то время, когда его пытались убить. И что теперь ей делать? Как себя с Верой вести? Рассказать все как было или же продолжать все отрицать? Верка давно нервничает, с тех самых пор, как в жизни Кати появился Чаров. Зависть сжигает ее изнутри, это ясно! Но насколько она может быть опасна? С кем она еще может поделиться этой информацией? С другими подругами? С их общими знакомыми? Ну не отправится же она доносить на Катю в прокуратуру!
— Успокойся. — Теперь в интонациях Верки появились нотки превосходства, гаденького сочувствия и всех тех чувств, которые присущи человеку с уязвленным самолюбием, почувствовавшему власть над другой личностью. — Я же пришла к тебе исключительно для того, чтобы помочь, говорю же!
— Да? Интересно… И зачем надо мне помогать, если я не нуждаюсь ни в чьей помощи? Повторяю в сотый раз: меня там не было!
— Катя, успокойся… У тебя такой вид, словно ты хочешь со мной поссориться. Мы с тобой знаем друг друга с детства. И это только твоя вина, что ты отдалилась от меня. Хотела отдалиться — сделала это. А я страдаю! Ты была для меня самым близким человеком после мамы. Но сейчас с тобой происходит что-то такое… Я не знаю даже, как и сказать. Ты стала смотреть на людей поверх голов, а это нехорошо. Правда! Ну, повезло тебе с Чаровым, ну, вытянула ты счастливый билет, но не надо уж так заноситься!
— Вера…
— А что — «Вера»? Мы с тобой уже не маленькие девочки, у нас уже есть кое-какой опыт, и ты тоже знаешь, каково это — жить от зарплаты до зарплаты…
Катя вдруг подумала, что она не должна ссориться с Веркой. И не потому, что она ее испугалась, хотя, конечно же, испугалась — не то слово! Она должна себя вести так, словно она на самом деле не была тогда у Борисова. Ну, пусть Вера действительно видела, как Катя выходила из подъезда Борисова. Но больше-то никто ее не видел! Была ночь. И свидетелей тому, что Катя была именно в квартире Дениса, тоже нет. Значит, она должна стоять на своем и отпираться до последнего.
— Вера, скажи, ты все это выдумала, чтобы попросить у меня денег? А вот просто так нельзя было — по-человечески сказать, объяснить: мол, Катя, я на мели, не могла бы ты одолжить мне такую-то сумму? Я поняла бы, одолжила, вернее, просто дала бы тебе деньги! По-дружески! Но зачем что-то придумывать?.. Нет, конечно, то, что ты сказала о Денисе, это ужасно, да только я к этому не имею никакого отношения…
— У тебя нет алиби, — уже совсем спокойно и даже с каким-то разочарованием сказала, вздохнув, Вера. — Я же с тем и пришла, чтобы предложить тебе помощь, устроить алиби… Я же знаю, как ты любила — и любишь Борисова, могу представить себе, как ты страдаешь, ложась в постель с престарелым любовником, будь он хоть трижды миллионер! И сердце у тебя болит, когда ты представляешь, как Денис спит с Вероникой. Когда я увидела тебя там, в его дворе, я сразу все поняла. Поняла, что ты приехала к нему, чтобы поговорить. Ты уже знала, что он ушел от Вероники, все говорят, он сделал это из-за ее сына-подростка… То есть Борисов был один, в своем доме, и у тебя появился шанс его вернуть. Ты приехала к нему, думаю, с самыми лучшими и высокими чувствами, а он тебя оскорбил. Так дело и было? Упрекнул тебя в том, что ты продалась Чарову… Может, ты выпила или просто была в таком психологическом состоянии, что взяла нож и ударила его, мол, не доставайся же ты никому? Так все и было? Я же пришла к тебе за правдой, Катя! Я могу помочь тебе. И никаких денег мне от тебя не надо. Я хочу, чтобы ты вернулась ко мне! Чтобы мы встречались, общались, как раньше! Мне очень плохо без тебя, не с кем поговорить, излить душу… У меня очень плохие отношения с Вадиком, он стал таким грубым, обзывается, замахивается на меня, когда нервничает… Ты слышишь меня, Катя?
Вместо ответа Катя поднялась, взяла поднос с пустыми чашками и ушла в кухню. Вернулась. Посмотрела в упор на Веру:
— Да не была я там, понимаешь?! Не бы-ла!
— Ладно, можешь мне ничего не рассказывать. Но знай: к тебе придут! Следователи, или кто-то из прокуратуры, из полиции. Они непременно зададут тебе… разные вопросы. Ты должна быть готова! Хорошо: стой на своем, мол, не была ты там, но отпечатки твоих пальцев, следы обуви… Ты же не по воздуху летала! Соврешь им один раз — сразу станешь для них подозрительна. Вот если там найдут отпечатки пальцев Вероники, никто не удивится и ничего не заподозрит, потому что она — его жена и бывала у него, ты и сама знаешь об этом. А вот твоих отпечатков, да к тому же еще и свежих, там быть не должно, понимаешь? Или ты все стерла? Катя, расскажи мне все! Я помогу тебе. Зачем ты к нему приходила? Зачем?!
Катя села, обхватила голову руками и заплакала. Рыдания сотрясали ее тело, она даже как будто бы перестала дышать.
— Верка… — прошептала она, глотая слезы. — Я и сама не знаю, как там оказалась! Так соскучилась, так захотела его увидеть… Пришла, он открыл мне дверь… Я увидела его: он все такой же молодой, красивый… Он посмотрел на меня… У него такие глаза… Мне захотелось взять его лицо в ладони и целовать, целовать, а еще — просить у него прощения… За все. Он мой, понимаешь?! Мой…
Вера придвинулась к подруге, обняла ее. Смело, решительно, уже не боясь быть непонятой, отвергнутой: все стало как прежде, когда они действительно были близкими людьми. И в эту минуту Вера почувствовала себя счастливой: она вновь обрела подругу.
— Катя, говори, говори… Тебе же необходимо выговориться! Тяжело носить такой камень на душе. Не переживай, я же с тобой, вместе мы что-нибудь придумаем.
Глава 12 Зоя Гертель
— Вы не узнали меня? Ах да, конечно, вы еще слишком молоды, чтобы помнить Зою Гертель. Ну и ладно… Вот, не стесняйтесь, это ежевичное варенье, очень сладкое… А я предпочитаю варенье из калины. Может, его и не очень удобно есть, в нем такие плоские косточки, но все равно, вкус — волшебный! Я бы сказала — осенний вкус.
Актриса Зоя Гертель встретила Лизу, одетая в черный брючный костюм. Густые черные кудри были уложены в аккуратную прическу. Макияж, яркая помада, ухоженные ногти. Она всегда была «в форме», даже спустя столько лет после того, как покинула сцену. Лиза никогда не видела ее в театре, но сейчас, сидя в ее гостиной, напротив нее, разглядывая ее лицо, руки, всматриваясь в темные, мерцающие, какие-то уставшие глядеть на этот мир глаза шестидесятилетней женщины, она подумала, что Зоя Гертель, играя на сцене, вероятно, проигрывала саму жизнь, вживаясь в образ. И именно желание прожить много разных жизней, попробовать себя в разных женских характерах и подтолкнуло ее к выбору профессии. Выходит, она была счастлива на сцене.
У нее был взгляд женщины, которой хочется довериться. Возможно, такие же чувства она вызывала и у мужчин, которые, только посмотрев в ее глаза, сразу понимали, что она — драгоценность, женщина, которая всегда все поймет и простит, она — настоящая, и чувства ее — настоящие, и она будет самоотверженно готовить мужчине настоящий борщ и по-настоящему ухаживать за ним, если он заболеет. Она словно априори была близка к тем, с кем ее сталкивала судьба. Она явно умеет одним взглядом подобрать ключ к любому человеку. Вот только к дочери она так и не сумела найти подход. Вероника сама сказала Лизе об этом.
— Как мне вас называть? — спросила Лиза.
— Просто Зоя.
— Зоя, вы знаете, что произошло с вашим зятем…
— Да никакой он мне не зять! У меня и тогда, когда родился Макс, не было зятя, но я относилась к этому спокойно, я вообще за независимость, и сейчас у меня тоже нет зятя. Я сразу почувствовала, что ничего хорошего из этого брака не выйдет. Нет, я, конечно, понимаю свою дочь, ей захотелось женского счастья, это понятно, но она могла получать это счастье каждый день и не вступая в брак! Что дал ей этот штамп в паспорте? Лишние хлопоты, стояние у плиты, несвободу, конфликт с сыном, которого она любит без памяти и который просто обожает свою мать. Зачем было все рушить, ломать их мир? Вторгаться в их маленькую, но очень крепкую, здоровую семью? Борисов, возможно, достойный человек, может быть, он даже любит Веронику, и деньги зарабатывает, и щедрый, но замуж-то за него зачем было выходить? Вы, Лиза, еще очень молоды и понятия не имеете, какие мысли вас станут посещать в моем возрасте. Это сейчас вам кажется, что люди действительно должны жить парой, что это — нормально, они как бы поддерживают друг друга, помогают, становятся единым организмом, которому легче выживать в этом жестоком, сложном мире именно в обнимку. А вот у меня, у человека с богатым жизненным опытом, совершенно другое представление о жизни. И я жалею, что прожила много лет с отцом Вероники. Я любила его, безусловно, но что мешало бы нам любить, время от времени навещая друг друга? Наши отношения были бы чище, светлее, романтичнее. Я бы не видела его грязных носков и трусов, и, простите, он не посмел бы рыгать за столом или пускать газы в постели, повернувшись ко мне спиной… А штамп в паспорте давал ему на все это право! Вы замужем?