— Вот везучий, — говорит Малявка. — Гонорары у него. И когда успевает только?
Дерганый подмигивает левым глазом.
— Время не умеешь рассчитывать, э?
— Не умею. — Малявка самокритично качает головой, потом показывает Дерганому язык. — Зато тебя здесь не найдешь никогда. Не боишься, что уволят?
Дерганый ржет, словно услышал хорошую шутку.
— Уволят меня, ха! А кого на мое место возьмут? С такими-то условиями. Не смеши!
— И то верно, — кивает Малявка.
— Ну да, — подхватывает Мрачный, не отрываясь от вида за окном, — таких дураков еще поискать.
Еще какое-то время они обсуждают собственную глупость, вредность начальства и гадство жизни вообще. Худой фоном вспоминает всех безусловных козлов, на которых ему удалось поработать за свою долгую жизнь. Как раз когда он добирается до какого-то дикого араба, который не желал обеспечивать нормальные рабочие места («В кабинетах места было не больше, чем в кувшине!»), на лестничную площадку выплывает миленькая, худенькая до полупрозрачности секретарша и певучим голоском приглашает «дорогих граждан тунеядцев» пройти на планерку.
* * *— Итак… — Босс исполнен важности, так что даже чуть-чуть парит над своим креслом. — Начнем, пожалуй.
— Ты, — тыкает он пальцем в Малявку, — пойдешь в ночной детсад, там сегодня воспитательница собирается страшную сказку читать, поможешь. Только смотри не переусердствуй как в прошлый раз, когда половина ясельной группы энурезом страдать начала. Там, — Босс еще раз вздымает палец, но уже в потолок, — меня за это уже дрючили. Повторится, сама отдуваться пойдешь, поняла?
Малявка смиренно опускает глаза, всем своим видом показывая, что, разумеется, поняла и, разумеется, не повторится.
— Та-а-ак… — тянет Босс. Он смотрит в записи, шевелит толстыми губами, просчитывает что-то.
— Что ты там натворила? — наклонившись к Малявке так, что чуть не падает со стула, шепчет Дерганый. Она хихикает и машет ладонью, мол, потом расскажу.
— Ты… — Босс снова вытягивает указательный, а заодно и голову, пытаясь разглядеть почти растворившегося в темном углу Мрачного. — Придется попотеть. Вечеринка с галлюциногенами. С этими как раз можешь не церемониться. Народец крепкий, тупой, нервы стальные. Так что давай уж, постарайся, запугай их там до полусмерти. Ну да не мне ж тебя учить, честное слово!
Мрачный кивает. Он и правда профессионал, добрая половина городского дурдома — его работа.
Устроившемуся прямо под плакатом с криво напечатанным девизом «Не быть, но казаться» Худому достается спиритический сеанс в доме для престарелых. Вызывать, как донесла разведка, собираются не кого иного, как самого Гоголя. Можно подумать, ничего лучше не придумали. Получив задание, Худой радостно потирает ладони и начинает ерзать на стуле. Наверняка вспомнил очередную историю из своего бурного прошлого. Может, даже про самого Николай Васильича.
Дерганого Босс отправляет в морг — изучать анатомию вместе с двумя ботаникам из мединститута. Дерганый отлично умеет ладить с молодежью. Чтобы начали озираться на каждый шорох, но ни до физических, ни до особенно сильных психологических проблем не дошло.
Остальные тоже получают свою порцию работы: кому-то тоже придется сегодня маскироваться под исторических личностей и усопших родственников, кого-то отправляют отбывать повинность на кладбище (унылая работенка, надо сказать), кого-то бдеть в разрушенной церкви. Оставленные легкомысленными родителями дети, две компании мелкотравчатых сатанистов и одна — девиц, вдруг решивших среди октября погадать на суженого, поэты и мистики всех сортов… никто сегодня без присмотра не останется. Впрочем, как и обычно.
— Вопросы? — спрашивает Босс.
— Да! — пищит со своего места Малявка.
Босс удивленно задирает левую бровь. Считается, что его люди вопросов по поводу текучки задавать не должны.
— А зарплату нам когда дадут? — невинным голосом интересуется нарушительница ритуала.
— Зарплату? — Босс явно недоволен этим вопросом. — А вы на нее наработали, хотел бы я знать?
Все переглядываются.
— Вы на нее не наработали, — холодно чеканит Босс. Его неугомонный палец снова устремляется вверх. — Там нами недовольны.
Он делает театральную паузу, вероятно, ждет возражений или оправданий. Их не поступает. Малявка задыхается от возмущения и сказать ничего не может; что себе думают остальные — непонятно. Босс чуточку смягчается.
— Впрочем, пройдет эта неделя, там и поглядим. Всё. Свободны. — Босс делает легкое движение рукой. Потом спохватывается, и в спины уже уходящим нерадивым сотрудникам летит рев такой силы, что даже видавший виды Мрачный вздрагивает. — Да, и еще!! К воскресенью я надеюсь видеть вас всех в добром здравии! Канун Дня всех святых, да еще и полнолуние, работы много! Имейте в виду, за неявку буду штрафовать!!!
Окинув слегка обалдевших сотрудников недобрым взглядом, Босс повторяет по слогам:
— Штра-фо-вать!
Все молчат. Вообще-то это что-то новенькое, раньше шеф не позволял себе так по-дурацки запугивать тех, кто сам способен напугать кого угодно.
— Всё. Работаем, ребята, ра-бо-та-ем. — Не дожидаясь реакции, Босс закатывает бумажку с подсказками в неаккуратный шарик и швыряет его в мусорную корзину. Кривой ухмылкой констатирует недолет и исчезает, не дав себе труда даже попрощаться с подчиненными. Малявка, как раз отдышавшаяся к этому моменту, бормочет себе под нос:
— Вот урод же.
Худой шикает, настороженно косясь на секретаршу. Малявка машет рукой, нервным жестом достает из кармана сигареты и выходит из комнаты, как следует хлопнув дверью напоследок. Худой, Дерганый и Мрачный отправляются за ней.
В этот раз курят молча. Дерганый уткнулся носом в блокнот, он уже в процессе — составляет план работы. Малявка злится, стоит и методично пинает горестно громыхающий мусорный бак. Что происходит в голове у Мрачного, понять сложно. С отсутствующим взглядом он продолжает пялиться на зазолоченные огнями улицы. Худой начинает было что-то рассказывать, но, видя, что успеха эта затея не принесет, затыкается и решает заняться сменой внешности, чтобы потом на месте уже не суетиться. Первым делом, конечно, отращивает нос.
Мрачный первым гасит сигарету и первым же прощается с коллегами.
— Ладно, — отрывисто сообщает он. — Пошел. Счастливо оставаться.
Делает шаг в сторону окна и исчезает. Никаких спецэффектов, просто исчезает, и все. Смысла нет перед своими выпендриваться.
Вслед за ним расходятся и остальные. Дерганый проваливается сквозь пол, Худой, наоборот, взмывает вверх. В этом тоже нет никакой рисовки, исключительно вопрос личных предпочтений. Только Малявка, как почти еще новичок (по сравнению с остальными, конечно), любит всякие навороты даже в пустяковых делах. Над ней подсмеиваются, на что Малявка смущенно отвечает, что это помогает ей оставаться в тонусе и заранее настраиваться на работу. Но сейчас смеяться некому, можно позволить себе немного увлечься.
Она закручивается вокруг себя винтом, рявкает что-то маловнятное и разрывается на куски. Искры, образовавшиеся в процессе, летят в разные стороны и гаснут, оставляя некрасивые черные следы на полу и на стене с табличкой «Уважайте труд уборщиц».
Очередная рабочая ночь началась.
Виктор Рудченко Принцесса Несмеяна
Было уже совсем светло, когда лохматый мужичок с котомкой за плечами подошел к воротам дворца Его не заметили.
— Эй, стража! Отворяй ворота! — прокричал он, снимая котомку.
С лязгом открылось маленькое металлическое окошко, и в нем показалась чья-то усатая рожа.
— Тебе чего, парень?
— Мне к королю надо. По делу, — бодро отозвался путник.
— Нет здесь никакого короля. Подох он, — рявкнули из окошка.
— Ну, тогда к его наместнику.
— Зачем?
Мужичок подумал секунду и, решившись, крикнул:
— Хочу рассмешить царевну.
Эта фраза почему-то очень разозлила стражника. Грязно выругавшись, он плюнул из железной дырки и с грохотом задвинул заслонку. Путник мрачно посмотрел на ворота «Неужели так много паломников?»
Потоптавшись минуты три на пороге, мужичок поднялся, подхватил сумку и пошел в обход дворца. С противоположной стороны были еще одни ворота.
— Эй, стража!
На этот раз охранник попался душевный. Он не стал хамить путнику, но и в дырке светиться тоже не стал.
— Как зовут?
— Харитоном.
— Как зовут?
— Харитоном.
— Вот что я тебе скажу, Харитон, — произнесло пустое окошко. — Забирай-ка ты свои шмотки и мотай отседова, куда глаза глядят. Иди баб посмеши на базаре, а не принцессу.
— Козёл ты, — незлобиво отозвался Харитон.
Окошко захлопнулось. «Вот теперь совсем плохо. На стену-то не влезешь».
Харитон достал из котомки кусок сыра и, усевшись на траву, принялся завтракать. Сыр был хорошим, ноздрястым, как уверял спекулянт, из самой Швейцарии. Харитон вначале хотел его нарезать (у него был с собой пружинный нож), но решил, что от целого куска вкуснее. «Хороша жизнь… Жаль только, что во дворец не пускают. Хоть бы издалека поглазеть на нее, на царевну…»
В это время на дороге показалась любопытная фигура. Пожилой мужчина невысокого роста, в шутовском колпаке и трико, с дикими воплями несся во дворец верхом на метле. Делал он это с поразительным проворством, как если бы скакал на настоящей кобыле.
Поперхнувшись сыром, путник вскочил на ноги и с недоумением уставился на мчащегося всадника. Когда же всадник поравнялся с Харитоном, тот не удержался и окликнул его:
— Эй, уважаемый!
Человек в трико остановился и сам себе заорал:
— Росинант, стой, раз-два!
— Простите меня, вы не сумасшедший? — вежливо поинтересовался Харитон.
— Никак нет! — козырнул человек. — Я — его смехачество королевский шут. Гы-гы-гы!
Харитон оживился.
— О, вас-то я и дожидаюсь! Пожалуйста, помогите мне пробраться во дворец. Меня секьюрити не пускает.
— А зачем тебе во дворец?
— Я хочу рассмешить принцессу.
— Гы-ы-ы! Понимаю, жизнь надоела.
Харитон удивленно уставился на шута.
— Почему же?
— По кочану. — Шут приставил свою метлу к дворцовым воротам и развел руками. — Король издал указ: кто рассмешит Несмеяну, тот получит ее в жены, а кто не сумеет — тому голову с плеч. Думаешь, один ты такой умный?
— Ничего я не думаю…
— Жен вокруг много, а голова на плечах одна, — философски заключил шут.
— Ты сам, конечно, и не пытался?
— Шутам жениться не положено. — Собеседник взял метлу и одернул на ней сбрую. — Целибат. А так, ради спортивного интереса… Зачем?
— Постой! — Харитон ухватился за рукав трико. — Проведи меня туда! Выручи, а?
Шут с сомнением покосился на путника, но, подумав, согласился.
— Что ж, пошли, покойничек. Сумку свою не забудь.
То, что находилось за стеной, оказалось не дворцом, а чем-то вроде кремля — маленького городка с двумя-тремя строениями дворцового типа. Посредине располагался уютный дворик с большой дубовой плахой.
Переговорив со стражником, дурацкий наездник указал Харитону на здание из белого камня и с гиканьем поскакал по своим делам.
«Монастырь какой-то, — подумал Харитон, озираясь. — Черт-те че!»
Во дворике было пусто. Присев на плаху (лавочек тут не было), Харитон не спеша доел свой сыр и достал из сумки энциклопедический словарь. «Почитаю книгу. Должен же хоть кто-нибудь ко мне выйти».
Так прошло полчаса. Наконец стражник (который спрашивал у Харитона имя) не выдержал и крикнул ему:
— Эй, парень! Закурить есть?
— Не, не курю, — отозвался путник.
— Здоровье бережешь?
— Ага. Бегом от инфаркта. К инсульту.
— А чего тогда к принцессе не идешь?
— Ей меня еще не представили. Я не могу так.
Охранник постоял, помолчал, затем посоветовал:
— Ты слезь с плахи-то. Дурная примета.
Харитон захлопнул словарь и убрал в котомку. Затем вразвалку приблизился к охраннику.
— Служишь?
— Служу.
— Ну вот и служи. — И, повернувшись, бодрым шагом направился в белокаменный дворец.
На пороге его окликнули из соседнего дома:
— Эй, с котомкой! Как тебя? Постой!
Путник задрал голову и увидел в окне третьего этажа здоровенного детину в замшевой куртке. Детина, видимо, только что подошел к окну, потому как взгляд его выражал крайнее удивление и заинтересованность.
— Заходи сюда! Пивка хлопнем.
«А вот это дело, — подумал Харитон. — Пусть принцесса погрустит еще денек-другой. Не растает».
Поднявшись на третий этаж, путник очутился в уютной, богато обставленной комнате с камином. Детина в куртке все еще стоял возле окна, но, завидев на пороге гостя, двинулся навстречу.
— Пиво отличное, швейцарское!.. «Пресьон». Вчера целую бочку привезли.
«Да у них тут, похоже, все швейцарское. Не напутал ли я чего при переходе границы?»
Хозяин налил из бочки по кружке, выпили.
— Хох! Что я говорил! Кстати, как тебя зовут-то?
— Харитоном. Пришел смешить вашу принцессу.
— Прынцессу?! — расхохотался детина. — Ты че, клоун, что ли?
— Не.
— А на хрен она тебе сдалась?!
— Так. Из спортивного интересу… — Харитону вспомнились слова шута.
— Ну-ну, удачи тебе, спортсмен!
— А сам-то ты кто? — сощурившись, спросил Харитон.
— Бандит. — Собеседник не спеша обошел вокруг стола, послушал, как звенят шпоры и, остановившись, добавил: — Вообще-то Славой меня зовут. Славиком.
— Что это за имя идиотское?
— Нормальное имя. Так назвали меня в честь победы короля Наполеона при Аустерлице в тысяча восемьсот пятом году. Завидно, да?
— Нет. А почему же тогда бандит?
— Ну потому, что я натуральный разбойник! — Славу этот разговор начинал забавлять. — Работал в банде, при осаде королевского арсенала добровольно сдался в плен. За что как бандит был посажен в тюрьму. Не веришь? — Разбойник засмеялся и плюхнулся на дубовую скамью. — А три года назад я и товарищ мой, Мажул, попали под амнистию. Король праздновал пятнадцатилетие Великой Королевской революции и приказал по этому случаю выпустить на волю дюжину самых отчаянных головорезов. У нас, брат, всегда на широкую ногу гуляют!
— Погоди… — Харитон уселся рядом. — Что значит — Королевская революция?
— Наш король — великий революционер. Как Фидель Кастро. Восемнадцать лет назад он с сотней своих солдат захватил почту, телеграф, телефон и телевизор и объявил себя новой властью. Народ охренел просто от такой наглости! Первые три дня на улицах шли бои, рвались снаряды, и гражданские боялись выходить из дому. Зато потом они устроили такой кутеж, что бухло по водопроводу пускали! Невиданное было веселье! До сих пор о той революции телесериалы ставят.
— А где он сейчас-то, ваш герой? Стражник сказал мне давеча, что он умер, да вот только не из легковерных я.
— Фь! — Слава налил пива в две кружки и одну протянул Харитону. — Пей! Говорят, жив король, только ушел куда-то. Типа в обитель. Только для такого революционера это большой позор, и его наместник объявил всем о смерти монарха. «Король умер», — сказал он как-то в воскресном обращении к народу. «Да здравствует король!» — ответил народ по привычке.
Харитон отпил полкружки.
— Н-да… Прикольно тут у вас…
— Не жалуемся. Ну, теперь ты рассказывай, с чем пожаловал…
— Я же говорю: хочу принцессу рассмешить.
Бандит по-ковбойски водрузил ноги на стол.
— Наместник башку свернет. Видел плаху?
— А если рассмешу?
— Не получится. Не будет она тебе, дураку, смеяться. Ну… может, похихикает — так, из жалости. Только ведь наши арбитры люди бывалые — не засчитают.
— Тогда, стало быть, на плаху пойду…
Внезапно разбойник посуровел. Руки его сжались в кулаки, глаза нехорошо сузились.
— Послушай, парень. Ты ведь сюда не в музей пришел. Да и не звал тебя никто. Если ты суицидник, так я тебя здесь же и прирежу, а если нет — рассказывай правду. И знай… — Слава поднялся со скамьи и вплотную подошел к лохматому Харитону. — Кроме меня, тебе здесь никто не поможет. Остальные разбойники с Мажулом эмигрировали.
Харитон допил свою кружку, посидел, подумал: «А не смеется ли он надо мной?» — и тяжело вздохнул.
— Хорошее у тебя пиво, приятель. Видать, и человек ты неплохой… Ладно, садись слушай.
Мой отец всю жизнь коллекционировал редкие книги. Не могу сказать, что я разделял это увлечение, но, по крайней мере, я их прочитывал. Через одну. И вот, незадолго до своей смерти (отец умер от лихорадки), он приволок домой огромную Книгу судеб, которую купил в подвальчике у старого еврея. Дряхлая была книга, плесенная. Из нее я и узнал про ваш город и принцессу Несмеяну. Только в книге про нее были написаны совершенно другие вещи, не то, что в округе болтают. Кх…
Разбойник во все глаза уставился на своего гостя. Парень-то не прост оказался: Книгу судеб читал! Не хухры-мухры.
Харитон откашлялся и продолжал:
— Там было сказано, что умрет ваша принцесса в двадцать пять лет страшной смертью: родной отец живьем разрубит ее на три части и утопит в трех окрестных болотах. Эту информацию местный астролог прочитал на лучах магической пентаграммы и в перекрестье магической свастики, а затем передал королю как предостереженье.