— По моим сведениям, на дворец в ближайшее время готовится нападение. Со всех сторон сюда стягиваются мелкие бандитские формирования.
— Думаете, опять Мажул? — хрипло спросил воевода.
— Он. Покойный государь пощадил его после провокации с оружейным складом, а надо было еще тогда к стенке. — Вильгельм досадливо поморщился. — Теперь вот нам с тобой расхлебывать. В общем, так, срочно телеграфируй в Буревестник и в Военный Городок — пусть немедленно высылают стрельцов. Кроме того, подготовься к затяжной обороне: стрельцы могут и опоздать. Проверь смолу, камни, бочки. Подведи хлороформ к брандспойтам. Вызови пиротехника.
Бородач помялся. Заскрежетали пулеметные ленты.
— Ваше высокопревосходительство… вы точно уверены в донесениях?
— Безусловно. Год назад мой агент внедрился в банду. И он еще ни разу не ошибался.
— А-а, — воевода, вспомнив, махнул правой лапой. — Этот небось… э-э… у которого родня в Англии? Ну, он малый дошлый!
Проводив озадаченного военачальника, Вильгельм возвратился к Харитону.
— Ну так что?
— Я все-таки попытаюсь, — твердо сказал Харитон. — Потренируюсь на горничных и попробую.
Г-н Вильгельм медленно прошелся по кабинету. «Во длинный мужик! Прямо циркуль».
— Вы мне нравитесь, молодой человек. Вежливый, целеустремленный, открытый. Мне бы не хотелось без необходимости рубить вам голову. Мне вообще не по нутру все это средневековье. Хотите, я выпущу вас через подземный ход на все четыре стороны? И дело с концом?
Этого Харитон никак не ожидал. С минуту он напряженно размышлял. Затем поднялся на ноги и неуверенно произнес:
— Здесь очень душно, ваше превосходительство. Не выйти ли нам во двор?
Вильгельм пристально посмотрел на гостя и согласился:
— Ну… Допустим.
Они вышли во внутренний дворик королевского дворца, место, о существовании которого Харитон даже не подозревал. Там, внизу, наместник заговорил очень тихо:
— Я понимаю, вы опасаетесь сигнализации. Должен вам сказать, что ваши опасения напрасны: в службе безопасности принцессы сидят мои люди.
— Я боюсь не принцессы, — тихо, в тон Вильгельму, ответил гость. И, уставившись на свои башмаки, пояснил: — Я боюсь короля.
Наместник в одну секунду залился красной краской.
— Король умер, — повторил он свою хрестоматийную фразу.
— Жив, — эхом отозвался Харитон.
Вильгельм затравленно огляделся по сторонам. Во дворике никого не было. Только на траве, метрах в трех от стоявших, лежала забытая кем-то белая маска.
— И где же он сейчас, по-вашему?
— Король переодет в охранника северных ворот. Ровно через шесть дней, вечером, он покинет сторожевой пост, возьмет в караулке топор…
— Что вы несете?! — взорвался наконец наместник. — Кто вам вбил в голову этот бред?!
— К сожалению, это далеко не бред, — вздохнул Харитон. — Король вернется, чтобы убить свою дочь.
— Вздор!! Стражник работает там больше десяти лет, и все хорошо его знают. А ваши маскарадные идеи сильно смахивают на бред преследования.
— Нет. — Харитон подошел совсем близко к Вильгельму. — Нам нужно спасти принцессу от этого кошмара! Понимаете? Надо вмешаться!
— Кто вам рассказал про охранника? — прохрипел наместник.
— Неважно.
Г-н Вильгельм попятился, утер зачем-то губы и неожиданно рявкнул:
— Стража!
Из дверей выскочили два дюжих мужика и, не дожидаясь приказа, сграбастали опешившего Харитона. «Ох дурак я, дурак! Маразматик! На такой глупости сгореть…»
— Я повторяю вопрос, — голос наместника дрогнул от волнения. — Кто в моем дворце распространяет вредные слухи?!
— А ведь ты трус, — процедил Харитон. — Трус и дурак.
За это ему дали в челюсть. Несильно, в пол-оборота.
— Говори.
Нужно было выиграть время. «Демоны, в ловушку загнали, эх, эх!..» Мысли работали хоть и напряженно, но всё по кругу.
— Быстро отвечать!!! — БА-БАХ!
Ногой в живот.
Этот удар принес некий положительный результат. Мозги встряхнулись, кровь прилила к голове. Вспомнился почему-то шут. «Мне за это ничего не будет». Кстати. А что если рискнуть?
— Шут. Мне рассказал шут.
Еще удар. На этот раз бил сам наместник — очень больно.
Несмотря на остроту момента, Харитон успел отметить, что кулак у него хоть и здоровый, а дрожит.
— Врешь!
«Э-э, браток, нервишки-то у тебя совсем того…»
— Клянусь. Шут выболтал, лицедей.
— Ты врешь! А за клевету у нас наказывают особо! Мои парни изуродуют тебя, не оставят лица…
И тут Харитон увидел нечто действительно страшное: края белой маски, лежавшей неподалеку, были выпачканы кровью.
Вильгельм скосоротился и, вскинув руки кверху, злобно прорычал:
— Шут никак не мог сказать тебе такой глупости! И на то есть одна очень простая причина.
Оба мужика в ужасе вытаращили глаза. Задерганный Харитон не сразу понял, что наместник проговорился. А ведь по глупости он выболтал самую сокровенную тайну дворца, тайну, за которую карают немедленной смертью. У охраны, которая слышала этот разговор с самого начала, от страха подкосились коленки.
Молчание длилось минут пять. Никто не хотел говорить первым. Наконец Вильгельм разлепил засохшие губы и тихо произнес:
— Стража! Этот человек пришел рассмешить принцессу. Предоставьте ему такую возможность. Затем казнить.
Стража тюкнула Харитона еще пару раз по голове и поволокла к служебному выходу.
Отправив гостя в белокаменное строение, разгневанный наместник стремительно удалился в свои покои. Грохоча коваными сапогами, Вильгельм, словно черная птица, взлетел на четвертый этаж и исчез за массивной золоченой дверью.
В кабинете его поджидал верный слуга-китаец.
— Позалуста: кофе, сыр, яйса, лангустина… — И, обобщив все сказанное, добавил: — Угоссенне…
— Спасибо, Тэн. Только я один все это не съем. Зайдешь через полчаса, заберешь.
— Конесно, конесно, — заулыбался китаец, пятясь к двери.
Вильгельм тяжело вздохнул и опустился к столу. «Стража будет молчать. Они еще не полные идиоты».
От розовых шеек лангустинов еще шел пар. Китаец украсил их крошеной зеленью и лососевой икрой. «Умеют же, засранцы, стряпать!»
Наместник выудил из плошки самого крупного лангустина и, набив им полный рот, принялся жадно чавкать. «Это нервное», — догадался он.
Как бы в подтверждение этому, пальцы сами забегали по столу, хватая наиболее аппетитные кусочки — камамбер, семгу, перепелок. «Я — свинья, мое место в навозе. Я убил человека. Да, убил! Но иначе они бы убили меня. Жрать… жрать… еще!»
Обжорство еще никому не шло на пользу. Так же и здесь. Минут через пять его нервозность стала принимать весьма странные формы. Вильгельм вдруг побросал все свои лакомства, схватился руками за горло и дико вытаращил глаза. В этой позе он застыл на несколько секунд, после чего длинные ноги наместника неожиданно пустились в пляс. Вскочив с кресла, бедняга побрыкался еще перед столиком и, вытянувшись по стойке «смирно», умер.
Где-то в коридоре тренькнуло реле сигнализации.
Зал, куда мужики втолкнули Харитона, меньше всего напоминал тронный. Небольшой сам по себе, он вмещал довольно скудный интерьер: книжные полки, тумбочку с телефонным аппаратом, диван-кровать и пару ампирных шкафов с королевским шмотьем. И, конечно же, в самом центре, у задней стены располагался «трон» — высокое кожаное кресло для ее высочества.
То ли из сентиментальности, то ли еще почему, над троном к стене канцелярскими кнопками была пришпилена черно-белая фотография Несмеяны в длинном бальном платье. Принцесса звонко хохотала вместе с клоуном-фотографом и тыкала пальчиком в объектив камеры. Ей было тогда четырнадцать лет.
Когда Харитон переступил порог зала, там было пусто. Один из конвоиров остался с пленником, а другой отправился на поиски принцессы, арбитров и палача.
Прошло довольно много времени, прежде чем ее высочество бесшумно появилась в зале. Ее сопровождали две камеристки — согласно традиции, такие же печальные, как и их госпожа. Не глядя на свою жертву, Несмеяна медленно проплыла по комнате и бесшумно опустилась в кресло.
— Арбитры на месте? — прогремел первый конвоир, судя по всему, порядочная сволочь.
Стайка людишек в углу зала, впорхнувшая вместе со вторым конвоиром, утвердительно загудела. Камеристки чинно встали по разные стороны от трона.
— Кхм! — Конвоир с ухмылкой оглядел собрание и нахально развалился на диване. — Ну, давай, парень, смеши царевну!
— Значит, так! — Харитон хищно потер руки и состроил дебиловатую рожу. — Идет Штирлиц по лесу. Видит — дуплистое дерево. Подошел к нему, заглядывает в дупло. А оттуда на него два глаза смотрят. «Дятел», — подумал Штирлиц. «Штирлиц», — подумал Мюллер.
— Значит, так! — Харитон хищно потер руки и состроил дебиловатую рожу. — Идет Штирлиц по лесу. Видит — дуплистое дерево. Подошел к нему, заглядывает в дупло. А оттуда на него два глаза смотрят. «Дятел», — подумал Штирлиц. «Штирлиц», — подумал Мюллер.
В тронном зале воцарилось гробовое молчание. Арбитры в своем углу строчили протокол, а Несмеяна, прикусив дрожащую губу, молча смотрела на Харитона.
— Второй анекдот. Василь Иваныч с Петькой лежат в окопе…
Только Харитон начал изображать усатого Чапая, как в зал влетела до смерти перепуганная третья камеристка и, кинувшись к госпоже, принялась нашептывать ей что-то в самое ухо. Бледная Несмеяна побледнела еще сильнее, а затем, слегка оттолкнув служанку, поднялась на ноги.
— Веселье отменяется. Господин Вильгельм только что скончался у себя в покоях от переедания. Все свободны.
Надо было видеть лица конвоиров в эту минуту! Не сговариваясь, они подхватили под руки Харитона и, зажав ему рот, поволокли во двор. На выходе им попался палач. Остановив процессию, этот душевный человек отозвал одного из карателей в сторону и принялся что-то внушать. Харитон разобрал только слово «геноцид». Они проболтали минут пять, после чего конвоир согласился и вернулся к товарищу.
— Сейчас не надо. Хуже будет.
Развернув пленника на девяносто градусов, стража повела его в соседний дворец, где на четвертом этаже, как известно, находились меблированные нумера.
Харитон в прямом смысле не чуял под ногами земли. Боясь, что он со страху натворит дел, негодяи тащили его наверх с невероятной быстротой. Проскочив третий этаж, где санитары проводили дезинфекцию, они впихнули его в первый подвернувшийся гостиничный номер и захлопнули за собой дверь.
— Ты в Бога веришь? — прошипел первый конвоир.
— Верю.
Ответ Харитона показался мужику слишком смелым — оскалившись, он почему-то по-бабьи завизжал:
— Ах ты дрянь буржуйская! Верит он!.. Да я ж тебя, тварь… я тебя… — Помахав кулаками, конвоир решил, что продолжение не требуется. — Чтоб ты, гад, сгнил тут! Если ты хоть слово пикнешь отсюдова, я тебя, поп-пяру… Понял?!
Харитон молча кивнул: понял.
— И забудь свои идиотские анекдоты! — добавил второй стражник. — Слушать противно.
Харитон собрался было ответить какой-нибудь дерзостью, но страшный удар сзади оглушил его. Теряя сознание, пленник успел расслышать еще один звук: грохот падающей сверху решетки. Харитон оказался в тюрьме.
Впрочем, для тюрьмы здесь было слишком роскошно. Когда Харитон пришел в себя, он долго не мог сообразить, где находится. С потолка лился ровный свет от люминесцентных ламп, кругом стояли диваны, дощатые ящики. Было почему-то жарко. В отличие от тесных тюремных камер, здесь были три просторные комнаты с мебелью, ковриками, ночными горшками и даже со сломанным телевизором (какой-то болван разбил кинескоп). Единственное, что нарушало эту идиллию, была толстая металлическая решетка, перекрывавшая выход в коридор.
«Странно, что я все еще жив, — подумал Харитон, потирая ушибленную голову. — Интересно, какое сегодня число?»
Судя по всему, на дворе стояла глубокая ночь, и поэтому пленник решил не тратить остатки энергии на попытки освободиться, а лечь на диван и поспать. Но перед этим нужно было хоть немного осмотреться.
Пошатываясь, Харитон прошел по всем комнатам и остановился возле небольшого кухонного шкафчика Еды и питья в нем не оказалось, и это несколько озадачило пленника. «Они что, голодом хотят меня уморить? Я же не усну без бутерброда».
Присев на диван, Харитон тяжело задумался. Ему совсем не улыбалось мариноваться за решеткой на положении трамвайного воришки. Он жаждал подвига.
«Чертова страна, — думал он. — Бандиты и разбойники разгуливают на свободе, живут в хоромах, наглеют, а смелых и благородных бросают в тюрьмы и концлагеря». Харитон не был уверен, есть ли здесь концлагерь, но почему-то захотелось, чтоб был.
Пока он так невесело размышлял, в коридоре послышались чьи-то шаги. «Нет, я все же потребую себе еды!» — твердо решил узник и, как зверь в зоопарке, приблизился к решетке.
По ту сторону от нее стоял королевский шут. Теперь на нем были золотая корона, цепь и дорогая шиншилловая мантия. Превозмогая страх, Харитон захихикал и угодливо поклонился ему в пояс:
— Здравия желаю, ваше смехачество! Как поживает Росинант?
Вместо ответа шут незлобиво поинтересовался:
— Ну что, рассмешил принцессу?
— Так мне же не дали! — возмутился Харитон. — Твои мерзавцы подхватили меня на полуслове и поволокли убивать.
— Это не мои мерзавцы, — устало пояснил шут. — Это люди Вильгельма. Я их уже простил.
— Царствие им небесное.
— Нет, что ты, они живы. Собственно, дело-то было не в них…
— …а во мне? — подсказал пленник.
— Ну… В тебе и в Вильгельме. Вы мне все испортили. — Король поискал глазами, куда присесть, но в коридоре не было стульев. — Я два года выбивал это предсказание из своей головы, спорил с судьбой, боролся за жизнь единственной дочери. Ради нее я принял великий позор, уйдя в монастырь, но не смог вынести долгой разлуки с Несмеяной. Инкогнито я вернулся в обличии шута, в парике, с метелкой в руке, чтобы веселить прачек и холопов. О моем возвращении знали только трое: Вильгельм, принцесса и ее первая камеристка. С колокольцами и в гриме они боялись меня еще больше. Боялись и молчали. А я мучил их и мучился сам.
Через год я настолько вжился в свою дурацкую роль, что не помышлял больше о царствовании и практически отрекся от дочери. Но в последний месяц нехорошие предчувствия снова стали терзать меня. Это как болезнь. Я глотал таблетки, метался по пустынным залам и нигде не находил себе места И тут появился ты.
Я сразу догадался, зачем ты пришел. И понял, что как раз ты мне все и испортишь.
Сначала я задумал тайно убить тебя. Но у меня не поднялась рука. Тогда я вызвался показать тебе дверь палача, чтобы запугать, напомнить о смерти. Это не помогло. У меня оставалось еще одно, последнее средство. Я приказал Вильгельму выпустить тебя через тайный ход. Наместник не должен был вызывать тебя на откровенность. Но дурак Вильгельм оказался не в меру болтлив, отчего и пострадал.
Все! Я понял, что проиграл. То, что написано мне на веку, должно исполниться. Я устал бороться с судьбой. И поэтому ты будешь сидеть под замком — столько, сколько мне потребуется.
— Где принцесса? — тихо спросил Харитон.
Король удивленно вскинул брови.
— У себя во дворце. Где ей еще быть?
— Я хочу повидаться с ней.
— Это исключено. Ты и без того достаточно навредил мне.
— Но…
— Пусть все идет как положено. Через неделю тебя выпустят, извинятся за ошибку, и… ступай себе с миром!
— С миром?! — рассвирепел Харитон. — Дрянь паршивая, как ты смеешь говорить мне такое?!
Король на шаг отступил в темноту, а пленник в ярости схватился за решетку. Острая, жгучая боль пронзила все его тело. Решетка оказалась раскаленной, как сковорода, даже сильнее, но Харитон от волнения этого не понял.
В воздухе сильно запахло жареным.
— Ха-ха-ха! — Король-скоморох впервые за беседу рассмеялся. — Получил? Решетка-то нихромовая!
Пока узник корчился на полу от адской боли, его величество оставил гостиничные покои. Через пару минут на первом этаже скрипнула крышка электросилового щитка, и от хлопка рубильника вверху сделалось темно.
Только в темноте стало заметно, что толстые прутья решетки светятся темно-красным зловещим светом.
А в доме напротив из кирпичного подъезда с маленьким фонариком под навесом вышел человек с Харитоновой котомкой за плечами. Это был Славик-Аустерлиц. Насвистывая что-то себе под нос, он деловой походкой направился к северным воротам и покинул пределы дворца. Славик-Ватерлоо помахал ему для приличия из окошка и, зевнув, лег спать. Шутка ли, два часа ночи!
Прошло пять дней. Харитона кормили, поили, приносили газеты, книги, журналы для мужчин. Единственное, чего он не мог, — это сбежать. Четвертый этаж и раскаленная решетка не давали ему развернуться. Кроме того, у него страшно болели и кровоточили обожженные ладони — кто лечить-то будет?!
Пленник перебрал все способы освобождения и мести, но каждый из них на каком-нибудь этапе имел серьезный изъян. «Где же Славик? — думал он. — Неужели трудно бросить веревку или напильник? Он же обещал помочь…»
Наконец к вечеру пятого дня Харитона окликнули. Узник вышел к решетке и, к своему величайшему изумлению, увидел за ней Несмеяну.
— Принцесса?!
— Тихо. Я полдня пряталась у слуг. Сейчас я сбегу вниз, отключу щиток… — Несмеяна говорила быстро, скороговоркой. — Ты пойдешь за мной. У нас еще есть шанс сбежать через подземный тоннель. Бинты и мазь у меня с собой. Давай! — И принцесса упорхнула вниз.