Игра протекала спокойно. Первая половина закончилась вничью. Вратарь «Борусии-2» взял несколько трудных мячей, в том числе и два пробитых Лонгом (Каспи в этом матче не играл). В середине второго тайма Корунья стал нервничать. Он подгонял своих игроков, беспрестанно смотрел на часы. Лонгу потом, когда он вспоминал эти минуты, даже показалось, что Корунья обменялся какими-то знаками с тренером «Борусии-2», но, быть может, только показалось.
— Вперед, Лонг, вперед! — понукал он молодого футболиста.
Во время вбрасывания Лонг оказался недалеко от тренера, и, как всегда сложив ладони рупором, Корунья негромко, по четко крикнул ему:
— Доберись до ворот и бей, бей, любой забьешь!
Что значит «любой»? Лонг и так старался. Да попробуй забей такому вратарю.
За пять минут до конца игры Лонг сделал еще одну отчаянную попытку: пройдя по краю, он с двадцати пяти метров ударил по воротам. Но удар не получился — он не сумел вложить в него и половины своей обычной силы. Лишь с тоской проводил еле двигавшийся, как ему казалось, мяч глазами.
И вдруг замер, пораженный. Вратарь в броске попытался отбить мяч, но не сумел. Удар разомкнул его ладони, и мяч влетел в ворота. Так бывает иной раз при ударе невероятной силы или при неверном расчете голкипера. Но здесь не было ни того, ни другого. Если б Лонг мог в это поверить, он бы подумал, что вратарь нарочно пропустил мяч. Но этого же не могло быть! Взять такие мячи в первом тайме и за пять минут до конца упустить столь важную для «Борусии-2» ничью! Как это могло случиться?
И внезапно, без всякой связи, он вспомнил тот эпизод, о котором рассказал ему Виктор. Тот эпизод, когда тренер приказал своему вратарю сбить нападающего. И последующий за этим пенальти. И гол. Неужели?..
Неужели и тренер «Борусии-2» дал указание своему вратарю? Значит, матч должен был закончиться победой «Рапида». И это необходимо было не только тренеру «Рапида», но и тренеру «Борусии-2». И, наверное, вратарю. А может, и еще кому-нибудь из игроков обеих команд...
Лонг стоял, не в силах сделать шага. Конечно, не будь он насторожен всем ходом предшествующих событий, он, на верное, не обратил бы на происшедшее внимания.
Но теперь он вспоминал разные детали игры, разные мелочи. Истолковывал их, преувеличивал...
Значит, это не один Олафссон, быть может, Корунья (ему не хотелось в это верить), «Рапид». Значит, это все! Все команды, клубы, игроки, тренеры! Все! Кроме него, наивного болвана!
Надо что-то делать. Кому-то сказать. Может быть, честно и откровенно поговорить с господином Корунья, если надо, с президентом клуба? Не идти же в полицию со своими нелепыми подозрениями? Над ним просто посмеются, да и доказательств у пего пет, одни предположения.
Вот тогда-то он и решил поделиться со своим новым другом. Каспи опытен, он давно подвизается в футбольных конюшнях. Честность его не подлежит сомнению. С его именем, с его заработками — он бы никогда не стал влезать в эти грязные дела.
Однажды, когда они были в поездке и готовились ко сну в номере отеля уже погасив свет, Лонг неожиданно сказал:
— Слушай, Каспи, мне нужен твой совет. Вернее, не совет. Но мне не дает покоя один вопрос, я хочу получить на него ответ. Я ни с кем не могу поговорить об этом, кроме тебя.
— Давай выкладывай! — весело сказал Каспи. Он всегда был веселый и всегда готов был дать совет.
Тогда не спеша, стараясь не дать волю эмоциям, подробно останавливаясь на деталях, все время оговариваясь — мол, ему «так показалось», «возможно, было не совсем так», он поведал другу все.
— Как ты считаешь, Каспи, скажи, тебе я верю, это все игра моего воображения? Куда мне надо пойти — в полицию или к психиатру?
Каспи так долго молчал, что Лонг собрался обидеться; его друг, небось, уснул, не выдержав долгого рассказа. И вдруг он услышал странно напряженный, незнакомый ему голос Каспи:
— Ты хочешь моего совета, Лонг? Так вот, забудь обо всем, что ты мне сейчас сказал, и никогда больше не замечай того, что ты замечал. Это не игра воображения, а опасная игра. И не дай тебе бог впутаться в нее. Брось все это, Лонг, а иначе не в полиции ты окажешься и не у врача, а в морге. Послушай мой совет, раз уж ты его спросил: живи как все, плыви по течению, не гонись за правдой. Только так можно уцелеть в нашем с тобой мире. Теперь спать.
Он замолчал, а Лонг долго не мог уснуть, без конца переворачивая в мозгу эти пришедшие из мрака слова.
Глава VI. УБИЙСТВА
Четвертьфинальный матч на первенство страны «Рапиду» предстояло провести с «Патридой». Хорошая команда, дошедшая до четверти финала, строила свою игру на осторожной, оборонительной тактике. Следовало ожидать, что ту же систему она применит и в предстоящем матче.
Как всегда, старший тренер накануне собрал команду и провел «совещание». То был чисто педагогический прием, чтобы создать у игроков видимость демократии. Мол, тренер с ними советуется. В действительности же все сидели молча, говорил один Корунья. В виде исключения разрешались вопросы.
— В первом тайме энергично атакуем. Думаю, что сможем забить два гола. Этого достаточно. Подавим, так сказать, морально. Во второй половине еще гол. И все. Важно не пропустить ни одного. Мы должны выиграть всухую. В четверти финала это необходимо. Этого ждут от нас наши болельщики. Поведем 3 : 0 — и в оборону.
— А если выиграть 4 : 0? — неожиданно для всех спросил Лонг.
Тренер внимательно посмотрел па него.
— Я сказал — 3 : 0 достаточно. Больше вопросов нет? Все свободны. Лонг, останься.
Когда игроки, толкаясь и болтая, покинули комнату, Корунья пригласил Лонга сесть поближе и сказал.
— Последнее время ты мне не нравишься. Ты великолепный футболист, но не всегда дисциплинированный. В чем дело?
— Господин Корунья, в чем моя недисциплинированность?
— Ты иногда неточно выполняешь мои указания в игре.
— Господин Корунья, я всегда думал, что чем больше футболист забивает голов, тем лучше он играет...
— Не надо думать, — грубо перебил тренер, — думаю я, а ваше дело выполнять мои указания. Ты видишь поле, видишь данный матч. А я все первенство, все круги, все соревнования года и даже больше. Есть не только тактика игры, а стратегия пути команды. Я должен принимать во внимание многие факторы, даже такие, как настроение наших и чужих болельщиков, журналистов и так далее. Если я вижу, что в случае разгрома другой команды на ее поле ее болельщики могут устроить нам побоище, наше преимущество должно быть минимальным, чтобы излишне не раздражать их. Если на международный матч на стадион приехал их президент, зачем при нем громить его команду 10 : 0, рискуя вызвать его недовольство? Если мы играем на своем поле, а против нас очень сильный противник, выигрывать надо с максимальным счетом на радость нашим болельщикам. Иногда я приказываю грубить. Зачем? — спросишь ты. Отвечаю: проверяю моральный настрой соперника, а то и судью, будет он строг или смотрит на такие вещи сквозь пальцы. Наконец, есть и свои секреты. Ведь каждый наш матч обязательно смотрят тренеры последующих противников и в зависимости от нашей игры определяют будущую свою тактику. Иногда выгодно показаться слабее или убедить их, что наш вратарь не в лучшей форме, а нападающие еще не освоили какую-то комбинацию. Словом, есть миллион вещей, о которых положено думать мне, а не тебе. А ты только выполняй указания. До сих пор, как мне кажется, нашей команде жалеть о таком порядке не приходилось. Или я ошибаюсь?
— Да нет... — пробормотал Лонг. Слова тренера звучали убедительно.
— Ну вот и прекрасно. Иди, работай.
Но чем больше Лонг обдумывал сказанное Корунья, тем больше возникало у него сомнений. Он вспоминал отдельные эпизоды разных игр. Почему надо было выиграть 4 : 1, а не 5 : 1? Счет-то все равно разгромный. Почему скрывать свою тактику от команды, с которой никаких встреч больше не предстояло?..
И тогда у Лонга родилась мысль произвести свой собственный эксперимент. Ах, у «Патриды» нужно выиграть 3 : 0. Ну, а он постарается, чтобы «Рапид» выиграл 4 : 0 или, наоборот, 2 : 0. В конце концов, разница небольшая. Посмотрим, что из этого выйдет.
Игра проходила на поле «Патриды».
Все шло как обычно. Гремел оркестр. «Футбольные девушки» обоих клубов (рапидовские во главе с Марией), сверкая улыбками, маршировали перед трибунами, подогревая криками и жестами своих болельщиков. А сами болельщики вопили, дули в трубы, пели, размахивали флагами и призывными лозунгами.
Игра началась в спокойном темпе. Игроки «Рапида» словно резвились на поле — без конца разыгрывали мяч, казалось, идет тренировка одной команды. «Патрида» затаилась на своей половине, выстроив мощную защиту, лишь изредка ее нападающие предпринимали робкие атаки.
На двадцатой минуте первого тайма Каспи забил гол. На тридцать пятой — второй. Указание тренера строго выполнялось.
На двадцатой минуте первого тайма Каспи забил гол. На тридцать пятой — второй. Указание тренера строго выполнялось.
Во втором тайме «Рапид» перешел к обороне. Это выглядело немного странным, так как оборонительной тактики по-прежнему придерживалась и «Патрида». Игра стала вялой и неинтересной. Каспи во втором тайме заменил Лонг, не игравший в первом.
— Не суетись на поле, отдыхай, — напутствовал его Корунья, — минут за двадцать-двадцать пять до конца начни прорывы — Олафссон обеспечит — и забивай. А потом снова отдыхай.
Действительно, за двадцать минут до конца встречи вся команда как бы начала играть на Лонга. Олафссон не успевал получить мяч, как тот черно-белой молнией летел в ноги Лонгу.
Лонг попытался один раз прорваться к воротам «Патриды», второй (осуществляя свой эксперимент, он решил забить не один, а два гола). Однако защита соперника оказалась крепче, чем он думал, а перешедший к обороне «Рапид» не очень-то нажимал. Каким бы прекрасным игроком ни был Лонг, не так-то просто играть в нападении одному.
До конца игры оставалось пятнадцать, десять, наконец пять минут, а третий гол в ворота «Патриды» так и не был забит. Лонг изменил свой эксперимент — он не будет забивать третьего мяча. Пусть счет останется 2 : 0.
Он видел, как нервничает Корунья, как он мечется за воротами, беспрестанно глядя на часы; он видел яростно искаженное лицо Олафссона, слышал его хриплый голос: «Забивай же, сопляк, забивай, чего ждешь?»
Дважды он без особой настойчивости проходил к воротам «Патриды» и бил с дальнего расстояния. Один раз промахнулся, один мяч взял вратарь.
И вот тогда ему показалось, что Корунья, как в тот раз, обменялся каким-то знаком с тренером «Патриды». И никто, разумеется, с трибун, да еще в пылу игры, ничего не заметил. Не заметил бы и Лонг, не следи он с обостренным вниманием за каждым жестом своего тренера. Впрочем, он мог и ошибиться...
Но тут он увидел, как тренер «Патриды» что-то негромко крикнул своему защитнику. А вскоре Олафссон, получив мяч, не отпасовал его Лонгу, а сам понесся к воротам соперника. Перед ним было трое игроков «Патриды», и прорыв этот заведомо был обречен на провал. Лонг же стоял один, открытый, и не так уж далеко от ворот. Элементарная логика требовала, чтобы Олафссон передал мяч ему, тем более что до этого он так и делал из куда более сложных положений. Но Олафссон продолжал стремительный бег.
Он ударил метров с пятнадцати прямо в набегавшую на него стенку защитников (надеялся на просвет, что ли? Но такого просвета не было).
В этот момент один из защитников поскользнулся, взмахнул рукой, чтобы удержать равновесие, и нечаянно коснулся ладонью мяча. На трибунах раздался единый горестный вздох. Пенальти!
Но то, чего не видели трибуны, прекрасно разглядел стоявший почти рядом Лонг. Именно этому защитнику дал какое-то указание тренер «Патриды». И для столь опытного футболиста, как Лонг, все сразу стало ясно. И бесполезный прорыв Олафссона, имевший целью добежать до этого защитника и пробить в его сторону мяч, и «случайное» падение того, и «случайное» касание мяча... Господи, до чего все просто! И как тщательно продумано!
Нужен был третий гол! Во что бы то ни стало! И раз эта шляпа, а может смутьян, Лонг не забил его с игры, оставалось одно: «организовать» пенальти. Что и сделали На глазах у тысяч зрителей, троих судей, двадцати двух игроков, тренеров, телевизионных операторов, сотен журналистов, миллионов телезрителей. И никто ничего не заметил, не понял. Только он один — Лонг. Он один.
Ну, что ж, вы очень хитрый, господин Корунья! Вы и вся ваша шайка. Олафссон, тренер и защитник «Патриды», а может, и другие игроки. Но и он, Лонг, хитрый. Он теперь ох какой хитрый! Вы воображаете, что получите столь нужный вам третий гол? Кукиш вы получите, а не гол! Посмотрим, кто кого перехитрит.
Он неторопливо отправился к белой отметке, где судья уже устанавливал мяч.
Пенальти в «Рапиде» всегда бил Лонг. Чему тут удивляться — с его-то пушечным, точным ударом... И не было случая, чтобы он промахнулся или чтобы вратарь отбил летевший с чудовищной силой мяч.
Стадион замер. Пенальти почти всегда кончается голом, все это знали, и все-таки в этот момент люди на трибунах замирают. Здесь же вообще гол большого значения не имел. Все равно «Рапид» выиграл, а 2 : 0 или 3 : 0 — какое это имело значение?!
Судья подал сигнал, Лонг отошел на три шага. Казалось, слышно, как растет трава. Еще когда он шел к мячу, то увидел довольную усмешку на лице Корунья, стоявшего там, далеко, у ворот «Рапида», улыбался и Олафссон.
Лонг глубоко вздохнул и, коротко разбежавшись, ударил. Мяч, словно снаряд, со свистом понесся к воротам и, пролетев буквально в сантиметре от штанги, продолжал свой путь куда-то к легкоатлетическим секторам. Вратарь не успел сделать ни одного движения.
Промах!
Такого еще не бывало! Чтобы Лонг не попал в ворота!
Какое-то время густая тишина продолжала висеть под огромным бетонным овалом. Потом началось нечто невообразимое. Болельщики «Рапида» свистели, яростно орали, потрясали флагами. Болельщики «Патриды» улюлюкали, хлопали в ладоши, саркастически хохотали, бросали в воздух шляпы и пиджаки. На поле летели картонные коробки, банки из-под пива, конфетти...
Вратарь продолжал стоять в воротах, бросая кругом растерянные взгляды — он не мог поверить в случившееся. Застыли и игроки обеих команд, и судьи, и тренеры.
Наконец арбитр, торопливо посмотрев на часы, засвистел. Время матча истекло минуту назад. Все забегали, зашевелились. Капитаны жали руку судье, игроки, кто оживленно переговариваясь, кто молча, устав от напряжения, покидали поле.
Вдоль бровки выросли черные частоколы полицейских.
Лонг неожиданно почувствовал странную душевную пустоту. К чему все это? Ему-то это зачем? Какое ему дело до всей этой грязи, этих темных махинаций? Он играет честно, ничего незаконного своей игрой не зарабатывает. Гак зачем лезет? Правдолюбец нашелся! Борец за чистоту спорта! Что он один может? Десятки, может, сотни игроков, тренеров, клубных функционеров, разных жучков, подпольных букмекеров, гангстеров, спекулянтов — целая свора охотников за денежным мешком делает свое дело. Делали до него и будут делать после. Так уж заведено в мире, в котором он родился и живет. В котором умрет. Ну, не хочешь подличать, хочешь быть честным, благородным — твое дело. Зачем же им мешать? Все равно это ничего не даст. Сотрут. Выкинут из спорта. А то и хуже.
Им овладело чувство безнадежности, какой-то обреченности. А тут еще Олафссон, проходя мимо и не глядя на него, процедил сквозь зубы:
— Спасибо, щенок, от всех тебе спасибо...
В раздевалке, как всегда после игры, расхаживая между креслами, старший тренер сделал краткий предварительный разбор игры. Выразил удовлетворение победой, похвалил одних, пожурил других. Повернувшись к Лонгу, сказал:
— Жаль, конечно, что не забил пенальти. Первый раз такое с тобой.
И все. Спокойный разговор довольного игрой тренера.
Ребята тоже не ворчали. В конце концов, матч выиграли, премия будет. Ну не забил — с кем не бывает. Удивились, конечно, немного. Но игровой престиж Лонга был слишком высок, чтобы из-за такой случайной неудачи кто-нибудь позволил себе в его адрес какое-либо замечание.
Вернулись в отель, поужинали и разошлись по комнатам. Номера здесь были одноместные, так что соседей у Лонга не было.
Приняв еще раз душ, Лонг собрался лечь в постель и вдруг поймал себя на том, что тщательно запирает обе двери, набрасывает цепочку (чего никогда не делал).
Он усмехнулся — все же надо поменьше смотреть детективных фильмов... Он уже погасил свет, укрылся одеялом... Неожиданно вскочил, лихорадочно бросился к телефону, набрал номер Марии — «футбольные девушки» жили в другом отеле.
Услышав сонный голос, торопливо заговорил в трубку:
— Мария, это я, ты не спишь?
— Сплю, дорогой...
— Мария, ты скажешь, что я идиот, но я прошу тебя, запри как следует дверь и окно.
— Да что с тобой, — теперь ее голос звучал взволнованно, — что случилось?
— Потом расскажу. Я тут устроил эксперимент. И они могут отомстить, — бессвязно шептал он в трубку. — Они мне угрожали. Я потом все тебе расскажу подробно...
— Дорогой, — Мария почти кричала в трубку, — что с тобой? Ты ничего не... принимал? Какие-нибудь таблетки... О чем ты говоришь? Ты сам не свой. Неужели этот несчастный пенальти тебя так расстроил? Плюнь ты. Все это пустяки...
— Ты права, Мария. Просто нервничаю зря. Но знаешь, это такие люди... А уж Олафссон... В общем, спи, родная. Извини, что разбудил. Я дурак.
— Покойной ночи. Завтра весь день наш. Я буду ждать. Я так скучаю без тебя. Покойной ночи и не расстраивайся ради бога, не из-за чего.
— До завтра — прошептал Лонг.
Весь этот разговор случайно (как она объяснила, а в действительности от скуки) слышала и запомнила отельная телефонистка: ее рассказ позднее долго и тщательно анализировали следователи.