— Покойной ночи. Завтра весь день наш. Я буду ждать. Я так скучаю без тебя. Покойной ночи и не расстраивайся ради бога, не из-за чего.
— До завтра — прошептал Лонг.
Весь этот разговор случайно (как она объяснила, а в действительности от скуки) слышала и запомнила отельная телефонистка: ее рассказ позднее долго и тщательно анализировали следователи.
Мария спала блаженным сном, Лонг ворочался и не мог уснуть. Пока спали игроки и усталые болельщики, в кабинете у Бручиани бодрствовали.
Здесь сидели хозяин кабинета, Тринко и Корунья. Звонили доктору Зану, но секретарь ответил, что президент «Рапида» внезапно и срочно вылетел в Аргентину но делам клуба и вернется только через неделю.
— Этого нам не простят, — горячился Тринко, — у него ввалились щеки, злые глаза лихорадочно горели, на лысом черепе выступил пот. — Не простят. Надо скрыться!
— Не паникуй, — оборвал его Бручиани, — давайте подведем итог: все испортил Лонг. Так? — он повернулся к Корунья.
— Вот именно, поспешно подтвердил тренер. — Этот негодяй о чем-то догадывается, выспрашивает, вынюхивает. Не удивлюсь, если он связан с... с... с кем-то другим и выполняет его задания. Во всяком случае, он очень опасен. С таким характером Лонг в любую минуту может устроить скандал, дать интервью, да что хотите. Он очень опасен, — повторил Корунья.
— Вы что ж, — спросил Бручиани, — не можете заткнуть ему рот? — Он с презрением смотрел на тренера.
— Нет! — решительно заявил тот. — Не могу! Что вы от меня хотите? — в голосе его прозвучали истеричные нотки. — Я скрутил всю команду, на меня работает капитан и еще четыре человека. Вратарь хоть не в курсе, но делает все, что я говорю. У меня прекрасные контакты с моими коллегами из других клубов, с которыми вы меня свели. А с Лонгом нет! Вы же видели, он нарочно не забил пенальти. Нарочно! Это вызов. Мне, вам. Я не знаю, стоит ли за ним кто-нибудь, но он опасен.
— Так уберите его из команды! — взорвался Бручиани.
— Вы что, с ума сошли! — Корунья уставился на хозяина «Сетей», словно тому действительно требовалась смирительная рубашка. — Да он если не то что в матче, а хоть в одном тайме не участвует, так все телефоны обрывают, тысячи писем, телеграмм протеста получаем. Если его нет в играющем составе, люди не хотят покупать билеты, клуб терпит убыток. А вы — убрать!
— Ну хорошо, — уже спокойно сказал Бручиани, — где же выход?
— Вы забываете еще об одном, — глухо промолвил Тринко, — если мы не предпримем решительных мер, не покажем, что можем справиться с положением, «они» нам не простят, — и он многозначительно указал пальцем в потолок.
— И этот мерзавец Зан куда-то смылся, — зло сказал Корунья. — Только деньги ему подавай, а работать и рисковать должны все, кроме него.
Некоторое время все молчали.
— Надо убить Лонга, — решительно заявил Тринко.
— Не валяй дурака, — поморщился Бручиани, — не те времена. Ты представляешь, что будет, если его убьют? Такой шум поднимется, что всех нас быстренько загребут. Об этом не может быть и речи. Надо что-то другое.
— Если б еще дела у клуба шли плохо, — размышлял вслух Корунья, — можно было бы его куда-то продать. Но дела как раз процветают. Сами Каспи купили.
— Шум шумом, — настаивал Тринко, — не первый скандал, не последний. Пошумят и успокоятся. А таких смутьянов надо ликвидировать решительно. Кстати, для других наука. Не выполняешь приказа — иди гуляй в райские кущи.
— Это нас с тобой, если мы не выполним приказа, отправят в райские кущи, — горько усмехнувшись, сказал Бручиани. — Кто о нас пожалеет, подумаешь, два жучка, не очень чистеньких ресторатора. Таких пачками ликвидируют в стране другие такие же. А звезда футбола!
Долго молчали.
— Ладно, — нарушил наконец тишину Бручиани. — Утро вечера мудренее. Попробую связаться с «ними». Как-то объяснить, попросить совета...
— Как же, дадут они совет, — проворчал Тринко.
...Действительно, никто не собирался ни советовать, ни выручать посредников. В «организации» существовал железный закон. Удачливый зарабатывал, неудачник расплачивался.
И когда все те же трое благообразных мужчин собрались на террасе роскошной виллы, речь у них шла отнюдь не о том, чтобы по-христиански протянуть руки помощи, а скорее об обратном.
— Все это мне начинает не нравиться, — заявил Старший,— тут явно попахивает конкуренцией. Иначе мальчишка не вел бы себя так нагло. Он не мог это сделать по собственному побуждению — времена донкихотов прошли. Ныне все живут в страхе. Он сделал это нарочно, по чьему-то приказанию, бросил нам вызов. И мы должны этот вызов принять. Наказание будет жестоким.
— Что ж нам, браться за него? — спросил Второй.
— Да при чем тут он, — отмахнулся Старший, — он пешка. Заплатили ему больше «те», он их указания выполняет, заплатим мы — будет выполнять наши. Нет, игроков, тренеров трогать нечего, пусть сами разбираются. А вот таких «служащих» мы должны воспитывать, наказывать. Я за высшее наказание.
— Я тоже, — кивнул Второй.
— Согласен, — сказал Третий. — Кого?
— Думаю, Тринко, — после паузы предложил Старший,— помельче, поглупей. О нем полиция особенно жалеть не будет. А Бручиани покрупнее, имеет семью, солидных друзей, да и, думаю, пригодится нам в будущем.
— Значит, решено. Пойду распоряжусь, — сказал Второй вставая.
Прошла неделя. Казалось, ничего не изменилось. По-прежнему звенел мяч на зеленом поле тренировочного центра. Вовсю работали на радость посетителям ресторан «Сети» и бар «Осьминог», вернулся из дальней поездки доктор Зан. По-прежнему в свободные вечера гуляли под яркими южными звездами по берегу моря влюбленные, в том числе и Лонг с Марией.
У юности короткая память — и Лонг уже начал забывать о своих волнениях и опасениях. Может быть, ему вообще все это показалось...
Но Бручиани и Тринко имели несколько специфический жизненный опыт. И никакого спокойствия не чувствовали. Особенно тревожило их то, что все попытки связаться с «организацией» не удались. Их игнорировали. И чувство зловещей неотвратимой угрозы не покидало их, постоянно держало в тисках.
Первым не выдержал Тринко. Надо что-то делать, надо показать, что они не пассивны, что действуют. Пусть этот трус Бручиани ждет, пока ему всадят пулю в лоб, а он, Тринко, сидеть сложа руки не намерен! Ведь как все хороню шло, как удачно, так нет, этот Лонг должен был все испортить. Ну чего ему не хватало? Хотел получить свой кусок пирога? Пожалуйста! Ан нет, кто-то предложил, наверное, пожирней. И теперь из-за него все летит к чертям!
Тринко принял решение. А приняв, отогнал прочь эмоции, хладнокровно все обдумал, рассчитал и приступил к делу.
Как ни трудно ему было это, он по-прежнему был приветлив с Лонгом, когда тот заходил по утрам в «Осьминог», шутил, расспрашивал о спортивных делах.
И в то утро они поговорили о предстоящей игре на Кубок кубков, на которую через неделю команда должна была ехать в Испанию.
Лонг посмотрел на часы, заторопился.
— Спешишь? — спросил Тринко. — Давай подвезу, мне как раз надо заехать в мастерскую, это рядом с вашим тренировочным центром.
— Спасибо, — обрадовался Лонг, — действительно время торопит.
Они сели в машину.
Проехав две сотни метров, Тринко нажал на тормоз.
— Ты знаешь, Лонг, у меня опять что-то с ногой, — он застонал. — Проклятый артрит. Поведи-ка ты машину. Это скоро пройдет. Надо просто немного помассировать.
Лонг пересел за руль, а Тринко устроился на заднем сиденье и, вытянув ногу, стал усиленно тереть ее.
Когда они проезжали мимо хорошо известной обоим автомобильной свалки, Тринко сказал:
— Сверни туда на минутку. Взгляну, нет ли чего подходящего, знаешь, в наше время нечего швыряться деньгами. А так прихвачу и завезу им в мастерскую. Они ведь там только и норовят втридорога содрать.
Машина въехала на пустынную свалку и остановилась, скрытая со всех сторон грудами покореженных автомобилей. Тринко быстро вынул из кармана маленький револьвер с заранее навинченным глушителем и, приставив его к затылку Лонга, нажал спуск.
Раздался слабый хлопок, и Лонг ткнулся вперед, навалившись на руль.
И трех минут не потребовалось Тринко, чтобы переложить труп в багажник и выехать со свалки.
То, что поставило в тупик комиссара Фабиана и его помощников — каким образом труп попал в пляжную кабину, — Тринко осуществил удивительно просто.
Он уже два дня колесил по пляжу (вместе со многими любителями купаний, которые настолько приросли к своим машинам, что, дай им волю, они бы въезжали на них прямо в воду). Пусть примелькается «фиат».
Подъехав к заранее присмотренной кабинке, он выгрузил из машины огромный цветной солнечный зонт, расправил его, словно для того чтобы проверить исправность. И тем самым сразу загородил и вход в кабинку, и заднюю часть машины. Перебросить труп, завернутый па всякий случай в яркие пляжные простыни, было делом минуты.
Зайдя в кабинку (замки для Тринко секретов не имели), он усадил убитого в душевой без всякой задней мысли — надо же было куда-то девать — и быстро покинул пляж. Примчался к одной из работавших на него проституток, разбудил ее парой пощечин и втолковал, что уже час, высадив Лонга недалеко от тренировочного центра, как приехал к ней и вот до этой самой минуты они предавались любви. Заставив дважды все повторить и па всякий случай наградив еще несколькими пощечинами, чтобы лучше запомнила, он неторопливо повел машину домой. Тринко посмотрел на часы — половина двенадцатого.
Светило яркое солнце, голубело небо. Дорогу перебегали, спеша на пляж, загорелые красивые девчонки с обнаженной грудью в крохотных бикини. Наверное, спешили не только девушки и не только красивые, но других он не замечал. Заглядывался лишь на красоток. Может, поэтому и не обратил внимания на двух мотоциклистов — один за рулем, другой в заднем седле, — догнавших его и некоторое время ехавших рядом. У очередного светофора, как раз когда восхищенный Тринко впился взглядом в великолепную загорелую русалку, мотоцикл поравнялся с машиной. Сидевший сзади мотоциклист легко соскочил и, открыв дверцу машины, уселся рядом с Тринко.
— Поехали, не видишь, зеленый, — тихо сказал он пораженному хозяину «Осьминога» и упер ему в бок пистолет. — Поехали и не вздумай устраивать цирковые номера.
Тринко, белый как полотно, вел машину не замечая дороги. Его пассажиру, чье лицо скрывали темные мотоциклетные очки, приходилось то и дело подсказывать дальнейший путь.
За городом на пустынном участке их догнала машина. Из нее вылезли двое мрачного вида мужчин, пересели на заднее сиденье автомобиля Тринко.
Когда прибыли к каменоломне, Тринко уже знал, что его ждет. Впрочем, он догадался об этом еще раньше — когда те пересаживались к нему. Ужас, охвативший его, был так велик, так леденил душу, что под конец он уже ничего не соображал и вел себя подобно человеку, принявшему лишнюю дозу снотворного.
За всю дорогу никто не произнес пи слова. Так в гробовом (подходящее к случаю слово) молчании доехали до заброшенной каменоломни, вышли из машины.
На Тринко надели наручники. Мотоциклист осторожно подвел автомобиль к самому краю пропасти, отпустил тормоза.
Только тогда Тринко пришел в себя. Отчаянным усилием он вырвался из державших его рук, побежал, крича во все горло. Так разве в наручниках далеко убежишь, разве в глухой расщелине кто услышит крик о помощи...
Его догнали, потащили обратно, он ползал на коленях, молил сохранить жизнь, обещал, что все наладит, что отдаст все свои деньги, пытался что-то объяснить.
Его никто не слушал. Просто подволокли к машине, запихнули внутрь, захлопнули дверцу и, поднажав втроем, столкнули ее в пропасть.
Раздался глухой крик, грохот металла и камней. Бензина в баке почти не осталось, поэтому машина не сильно обгорела.
Убийцы так же молча постояли, покурили на краю пропасти, наблюдая, как медленно рассеивается пыль, как вялые красные язычки облизывают металл...
Минут через десять раздался тихий сигнал, подъехала большая черная машина, забрала всех и укатила.
Таких машин тысячи на дорогах. И сколько следователи ни расспрашивали, никто ничего не видел, не помнил.
В обеденный час в «Сети» явился хорошо знакомый Бручиани Банкир. На этот раз он не сел за столик, не улыбался, не произносил красивых фраз. Но деловит был по-прежнему. Они прошли в кабинет хозяина, и там Банкир произнес небольшую речь.
— Вот что, Бручиани, вы нанесли нашей фирме финансовый урон. Мы вам простили первый раз, предупредили. Сейчас прощать не намерены. Урон измеряется следующей суммой, — и он назвал цифру, от которой у Бручиани глаза полезли на лоб. — Потрудитесь вернуть в десятидневный срок.
— Но в чем моя вина? — пытался протестовать Бручиани. — Я же не могу отвечать за этого тряпку-тренера, за какого-то самодура-мальчишку, за...
— Бручиани, Бручиани, — перебил его Банкир. — Какое дело человеку, заказавшему дом, что рабочие строительной фирмы объявили забастовку или, скажем, все заболели ангиной. Это уж пускай дирекция ломает себе голову. А заказчику подавай дом, и притом в обусловленный срок. Или плати неустойку. Так? Если я закажу у вас черепаший суп, то с кого вы спросите за его отсутствие — с поваренка или шефа? Вы уж сами разбирайтесь с вашими людьми, а мы имеем дело только с вами. Так вот вам цифра и вот календарь. Пометьте себе двадцать восьмое число. И постарайтесь не просрочить. До свидания.
Банкир встал и направился к двери.
— Погодите, — взмолился Бручиани, — почему я один? Нас же двое. Есть Тринко. Почему он не платит?
— Должен вас огорчить, Бручиани, — и Банкир устремил на него ледяной взгляд своих выцветших глаз. — Ваш партнер Тринко почил в бозе. Увы.
— Как?.. Почил... Когда? — Бручиани почувствовал, как на спине у него выступил холодный пот.
Банкир внимательно посмотрел на часы.
— Примерно два часа назад. Об этом, правда, никто пока не знает. Сообщаю вам первому. Еще раз до свидания.
Он вышел, тихо прикрыв дверь. Бручиани упал в кресло, рванул воротничок рубашки так, что полетели пуговицы. Он задыхался.
— Джина! Джина! — отчаянным голосом завопил Бручиани.
Джина вбежала с испуганным лицом.
— Что случилось? Тебе плохо?
— Это ужасно, это ужасно,—причитал Бручиани. — Они-таки убили его. А теперь убьют меня. Это ужасно...
— В чем дело? — спросила Джина будничным голосом.— Перестань устраивать истерики и объясни.
Бручиани шатаясь подошел к стенному бару, залпом выпил пузатую рюмку коньяка.
Потом изложил жене все подробности визита Банкира.
— Что делать? — закончил он свой рассказ.
— Надо подумать, посоветоваться...
— С кем? С кем о таких вещах можно советоваться, сама посуди.
— Да, пожалуй, ты прав, но подумать надо.
Весь день, запершись в спальне, они искали выход, подсчитывали ресурсы, обдумывали всевозможные варианты. Ясно, что для уплаты требуемой «организацией» суммы придется продавать «Сети», виллу, взять в банке все резервы — одним словом, стать нищими.
Бручиани это никак не устраивало. Джину тем более. Уж со своими драгоценностями она не расстанется, даже если ее мужу грозит четвертование. Скрыться? Но ведь «Сети»-то останутся. И вилла. Да и наверняка за ним уже следят, и далеко он не уедет.
И вдруг Джине в голову пришла неожиданная мысль.
— Послушай, дорогой, а что если ты пойдешь в полицию или к прокурору с повинной? Признаешься во всем и потребуешь с Зана и Корунья возместить убытки. По-моему, когда человек является с повинной, его не наказывают, или уж во всяком случае дают какой-то небольшой срок. Ну отсидишь года-два...
— Джина!
— Да подумаешь. Я буду тебе отправлять посылки и ходить на свидания. При хорошем поведении тебя могут отпустить на рождественские праздники. И не беспокойся, я прекрасно справлюсь с «Сетями» и другими делами. Тебе даже не мешает отдохнуть и кстати похудеть, — добавила она, иронически оглядывая выпирающий живот мужа.
— Боже мой, что ты говоришь, ну что ты говоришь, Джина! — Бручиани снова запричитал. — Да тебя на неделю нельзя одну оставить. Ты же...
— Что «я же»? — воинственно спросила Джина. — Ты что, не доверяешь своей жене?
— Да доверяю, доверяю. Надо вызвать Гора (Гор был адвокатом и юрисконсультом Бручиани, хорошо знавший законы и еще лучше — как их обходить, особенно налоговые) .
Срочно вызванный Гор — лысый, похожий на обезьяну — прибыл немедленно.
Бручиани, который не посвящал его в детали своего тотализаторного бизнеса, на этот раз изложил все как есть. Поделился и идеей, возникшей у Джины.
Пожевав губами и почмокав языком, Гор сказал:
— В общем, идея неплохая. Если отдать себя в руки правосудия, то, конечно, снисхождение будет, суд учтет, Может и вообще оправдать. Это будет зависеть от искусства адвоката, — и он многозначительно кашлянул. — Думаю, что и иск вы можете предъявить. Есть какие-нибудь доказательства, улики?
— Кое-что найдется. Некоторые разговоры Тринко и Корунья записаны на магнитофон, хранятся у меня и записки, расписки. Есть свидетели...
— Тем более. Словом, можно попытаться. Об этих... словом, вы понимаете, конечно, ни слова. Не суду, а им процесс должен доказать вашу невиновность в первую очередь, что их вы не обманывали. И надо им намекнуть, что у вас все равно денег не хватит, а если выиграете процесс, то они получат все. Впрочем, они это и сами поймут. Только надо делать быстро, а то десять дней пролетят — и заметить не успеете. А эти... словом, они шутить не любят.
Бручиани вспомнил о судьбе несчастного Тринко (о чем он, конечно, адвокату не сказал) и совсем упал духом. Вмешалась Джина.
— Давайте работать. Гор, готовьте заявление. Мы подберем вам к завтрашнему дню все необходимое.