— Понятно, — весело сказала Марина. Ее все это чрезвычайно забавляло — парень был младше ее лет на пять. — Однако до трех еще полтора часа.
— Я подожду вас на трамвайной остановке, — сказал Ислам и, не дожидаясь ответа, вышел.
Девушка некоторое время с улыбкой смотрела на закрывшуюся за ним дверь, затем покачала головой и стала заполнять лежащий перед ней формуляр.
Выйдя на улицу, Ислам с облегчением вздохнул: он не ожидал от себя такой прыти — все произошло спонтанно, как говорится, стих нашел. Чтобы как-то скоротать время, он отправился к ближайшей станции метро, поболтаться в тамошних магазинах.
— Однако, завтрак мы проспали, — мрачно произнес Али, глядя на товарищей.
— А шляться меньше надо по ночам, — иронично заметил Виталик, — кстати, к обоим относится.
— А как же любовь? — спросил Виталик Маленький.
— Любовь приходит и уходит, — ответил Виталик Большой, — а кушать хочется всегда.
— Какой ты циничный все-таки, — сказал Али, — у человека чувство, можно сказать, первое, а ты так говоришь! Сам-то завтракал небось?
— А вот это ты врешь, уважаемый, как раз-таки я не завтракал — когда ты глаза открыл, я еще в койке лежал.
— Ты мог позавтракать, потом прийти опять лечь, с тебя станется!
— Я не завтракал, — твердо сказал Виталик, — это во-первых. Во-вторых, до обеда осталось всего три часа, не помрешь.
— Я без завтрака не могу, — тяжело вздохнул Али, — если я не позавтракаю, мне весь день не по себе.
— Виталик тоже часто не завтракает, и ничего.
— Ну да, поэтому он такой худой, кожа да кости.
— И я часто не завтракаю.
— Ну ты-то вообще! Если бы я раз в неделю люля-кебаб ел, я бы не то что не завтракал — я бы даже не обедал.
— Слушай, как ты меня достал этим люля-кебабом! — в сердцах сказал Виталик.
— А не надо было трепаться, этим самым ты нанес нам моральный ущерб.
— И что мне теперь делать?
— Купи чего-нибудь позавтракать.
— Денег нет.
— Ну, тогда сиди и не возникай. А у тебя? — спросил Али у Виталика Маленького.
Виталик покачал головой.
— Да-а, тяжелый случай, — горестно молвил Али, — я вам, ребятки, одно могу сказать: если я в течение часа не съем что-нибудь, в общежитие может произойти уголовное преступление. Попросту говоря, я кого-нибудь убью.
— Кого? — с любопытством спросил Виталик.
— Не знаю, кто под руку попадется. Смотреть не стану, друг или враг — все равно. Так что в ваших интересах найти мне еду.
Хлопнула дверь бокса, кто-то вошел и, насвистывая, стал приближаться.
— Дичь? — вопросительно произнес Виталик.
— Сейчас посмотрим, — ответил Али.
В дверном проеме появилась фигура невысокого круглолицего паренька, он с любопытством оглядел присутствующих и сказал: «Салам, че сидите здесь?»
— Салам, салам, — ответил Али и добавил, — когда с утра видишь таких людей, как Новруз,[15] сразу на душе становится хорошо, как будто праздник весны наступил, потом весь день настроение повышенное.
Удивленный Новруз от смущения зарделся, у него даже появились ямочки на щеках. Похвала Али была ему вдвойне приятна, потому что он побаивался его.
— Новруз, ты на завтраке был? — спросил Виталик.
— Был, — ответил Новруз.
— Чем кормили? — причиняя себе страдание, спросил Али.
— А-а, чем обычно — пшенная каша, — пренебрежительно сказал Новруз.
— Не наелся, значит, — продолжал Виталик.
— Разве этим наешься?
— А мы вообще на завтрак не ходили.
— Почему?
— Эти двое кобелировали ночью, поэтому завтрак проспали, а я из солидарности не пошел, друзья все-таки, как я им в глаза потом смотрел бы, а? Вот как ты сейчас нам в глаза смотришь, сытый, и нас голодных не разумеешь?
Не ожидавший такого оборота Новруз захлопал глазами, переводя взгляд с одного на другого.
— Ведь ты же нам друг? — с мукой в голосе уточнил Али.
— Д-друг, — запинаясь, подтвердил Новруз.
— Так как же ты можешь с таким спокойствием взирать на все это? — спросил Виталик укоризненно. — Ну мы-то с тезкой потерпим до обеда, в нас мышечной массы мало, а вот этот гигант, этот Геркулес, этот былинный богатырь, Илья Муромец и Алеша Попович в одном лице, гордость нашего общежития, мистер Дарнагюль, он может не дожить до обеда! Ты вообще знаешь, от чего вымерли динозавры?
— Нет, — растерянно ответил Новруз. Он никак не мог понять, чего от него хотят. Красноречие Виталика сбивало его с толку, но он чуял опасность и уже раскаивался в своем визите.
— От голода они вымерли, друг мой, вернее, его друг, — и Виталик показал на Али.
— Ведь ты же мой друг? — голосом, не предвещавшим ничего хорошего, спросил Али.
— Да, конечно, друг, — горячо подтвердил Новруз.
— Нет, ты не друг, — сказал Али с горечью.
— Почему? — в ужасе воскликнул Новруз.
— Потому что ты мой брат, — констатировал Али.
Новруз только дух перевел.
— И все запомните: если кто обидит Новруза — будет иметь дело со мной.
Новруз вновь заулыбался — он был растроган.
— Брат, пойди купи что-нибудь к завтраку, — сказал Али.
Новруз хотел было сослаться на отсутствие денег, как он это обычно делал, но тяжелый взгляд Али не дал ему это сделать, вместо этого загипнотизированный малый сказал:
— А что купить? У меня денег совсем мало.
— Ничего особенного не бери, — небрежно сказал Али, — кусочек колбасы возьми, грамм триста, или лучше полкило, чтобы два раза не бегать, творог возьми, две пачки, сметаны и хлеб, а чай и сахар у нас есть. Иди, брат, мы будем тебя ждать.
Новруз, не веря, что это происходит с ним, жалобно улыбнулся, кивнул и, проклиная себя, ушел.
— Думаете, он вернется? — смеясь, спросил Виталик Маленький.
— Ну, если не вернется — не вернется уже никогда, — ответил АЛИ, — а ведь ему еще учиться полтора года.
Минут через тридцать появился Новруз со свертками в руках.
— А где колбаса? — обозрев покупки, спросил Али.
— Колбасы не было, — жизнерадостно сообщил Новруз.
— Как не было! — возмутился Али. — Там всегда есть колбаса!
— Не было, клянусь мамой, не было!
— Ладно, оставим это на его совести, — миролюбиво сказал Виталик, — к тому же, дареному коню в зубы не смотрят.
— Верно, — поддакнул Новруз.
Виталик Большой достал из тумбочки большую глубокую тарелку, вывалил туда весь творог, залил сметаной, засыпал сахаром и стал все это методично перемешивать. Виталик Маленький взял электрочайник и пошел наполнять его водой. Али достал стаканы, заварку. Когда творожная масса была готова, он ложкой разделил ее на четыре части и сказал:
— Кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста.
Новруз есть отказался. Уговаривать не стали.
Ислам стоял в стороне от трамвайной остановки в пятнистой тени акации. Марина вышла из библиотеки в половине четвертого. Подойдя к остановке, повела головой, увидела Ислама и сделала большие глаза. Смущенно улыбаясь, Ислам подошел к ней.
— Что-то я не понимаю, — сказала Марина, — напросились проводить, а сами — в кусты. Или вы думали, что как-то обойдется?
— Не в кусты, — оправдываясь, сказал Ислам, — под дерево, вы же сказали — до трех работаете, а сейчас полчетвертого, поэтому я в тень встал.
— Это как понимать, уже упреки начались? — улыбнулась девушка.
— Ну что вы, — сказал Ислам, — я просто говорю, как было. Констатация факта.
— Вы так мило краснеете, — заметила Марина, — это такая редкость.
Ислам залился краской пуще прежнего и, желая скрыть это, отвернул лицо в сторону.
На его счастье из-за поворота, звеня, выскочил полупустой трамвай и лихо подкатил к остановке. Ислам галантно подал девушке руку и вслед за ней поднялся в вагон. Бросил в кассу шесть копеек, открутил два билета и сел рядом с Мариной. Вагоновожатый закрыл двери, выдал еще одну трель и трамвай стал стремительно набирать скорость.
— Обожаю ездить на трамвае, — сказала Марина, — ко мне домой все виды транспорта идут, а я езжу только на трамваях.
— Их скоро отменят, — сообщил Ислам, — мешают движению, электричества много потребляют, шумят — я в газете читал.
— Спасибо, — язвительно заметила Марина, — вы умеете развлечь девушку.
— Вот я всегда такой, — с досадой произнес Ислам, — ляпну чего-нибудь невпопад, а потом только думаю. Извините.
— Ну, ладно, — сжалилась девушка, — прощаю. Не вы же их собираетесь отменять.
— Не я, — подтвердил Ислам, — честное слово.
Марина засмеялась и в знак того, что она не сердится, погладила его по руке.
От этой неожиданной ласки у юноши так сильно забилось сердце, что он невольно взглянул на девушку — не слышит ли она этих ударов?
Этот взгляд, видимо, не укрылся от ее внимания, потому что она вдруг спросила:
— Сколько тебе лет?
— Двадцать, — смело сказал Ислам.
— Хорошо ли обманывать, — укоризненно сказала Марина, — ты же еще в армии не был.
Тяжело вздохнув, Ислам уточнил:
— Восемнадцать, — немного подумал и добавил, — летом исполнится.
— А мне сколько лет, знаешь?
— Двадцать, — сказал Ислам.
— Спасибо, добрый мальчик, но мне двадцать шесть. Я стара для тебя.
— Вам больше двадцати не дашь, — заявил Ислам. Марина улыбнулась и благодарно кивнула головой.
— А потом, какое это имеет значение?
— Ты думаешь?
— Уверен. История знает немало примеров этому.
— Например? Очень любопытно.
— Ну, например, Дизраэли, знаменитый премьер-министр Англии, его жена была старше на целых пятнадцать лет.
— Неплохо, еще.
— Наш пророк Мухаммад, он был младше своей жены Хадиджи тоже на пятнадцать лет.
— Достаточно, — сказала Марина, — ты меня убедил и полностью реабилитировался в смысле обращения с девушками. Однако я живу недалеко, следующая остановка моя.
— Какая жалость, — сказал Ислам.
— Ну что ты, наоборот очень удобно — два шага от работы. И выходить из трамвая не советую.
— Почему?
— Видишь сапожную будку?
— Да.
— Рядом с сапожником сидит мой брат. Ужасный задира, цепляется ко всем моим поклонникам.
— У вас много поклонников? — спросил Ислам. Марина взглянула на него с улыбкой.
— Уже ревнуешь?
— Да, — честно сознался Ислам и задал новый вопрос, — и никто не выходит из трамвая?
— Почему же, некоторые выходят, потом, правда, больше не провожают.
Понятное дело, после этих слов он не мог не выйти из трамвая. Когда, тренькнув, трамвай остановился, юноша первым спустился из вагона, подал девушке руку и прошел с ней несколько метров, держа в поле зрения сапожную будку, в которой произошло некоторое оживление. Оба — и сапожник, и парень, сидевший напротив, — высунулись из будки, рассматривая парочку.
— Спасибо, — останавливаясь, произнесла Марина, — дальше уже провожать не надо.
Она протянула Исламу руку:
— До свидания, смелый юноша.
— До свидания, — сказал Ислам. Он немного задержал ее руку в своей и выпустил.
Марина сделала несколько шагов и скрылась за углом дома. Ислам пошел обратно, делая вид, что не замечает приближающегося брательника.
— Ара, подожди один минут.
Бакинские русские нарочито коверкали свой язык, чтобы приблизиться к азербайджанцам, говорящим по-русски, в этом была некая форма интернационализма. Ислам обернулся. Сапожник остался в будке, увеличив тем самым шансы Ислама — правда, не намного — и, предвкушая удовольствие, наблюдал за происходящим. Брат Марины был выше на голову, шире в плечах и, видимо, старше своей сестры на пару лет.
— Ара, ты что к моей сеструхе клеишься?
— Я ее проводил, — сказал Ислам, — чтобы не задели по дороге.
— Благородный, что ли? — издевательским тоном спросил парень.
— Есть немного, — сдержанно ответил Ислам, — драться с братом не входило в его планы: неизвестно, как на это отреагирует Марина.
— Откуда знаешь ее?
— Из библиотеки, книги она мне выдает и принимает.
— Читать, значит, любишь?
— Бывает, а ты что, не любишь читать? — Ислам втягивал парня в разговор, тем самым гася его агрессивность.
— Терпеть не могу, — враждебно сказал парень.
— Это понятно.
— Что еще тебе, черт возьми, понятно?
— Твоя сестра тянет эту ношу за двоих, — объяснил Ислам, вскакивая на подножку подкатившего трамвая, — извини, брат, не могу продолжать разговор.
Что за напасть, эти братья хорошеньких девиц!
— Еще раз я тебя… — крикнул брательник, но двери закрылись, и трамвайный грохот поглотил окончание фразы, впрочем, смысл ее был понятен. Ислам улыбнулся и помахал ему рукой, но через несколько минут стал казнить себя за то, что уклонился от драки. Так всегда: врежешь кому-нибудь — потом от жалости с ума сойдешь, сдержишься — со свету себя сживешь, укоряя в трусости. Пока он доехал до метро, настроение испортилось окончательно, тем более что на роман с девушкой надежды не оставалось. Однако времени до вечера было хоть отбавляй. Ислам доехал до метро «28 апреля», поднялся в город, постоял немного, поглядывая на лежащий слева вокзал.
Больше всего на свете он ненавидел железные дороги. Стук колес, запах мазута, гудок паровоза — все это означало, что каникулы кончились и надо возвращаться в ненавистное, пропахшее мочой и соляркой общежитие. Детство кончилось как-то очень резко, без всякого перехода. Первое время он даже ездил на вокзал провожать поезд, который шел в родной город. Поэтому, видимо, и ненавидел. Как-то он рассказал матери об этом. Она заметила: «Зачем же ты мучился, надо было сесть в поезд и приехать». И Ислам удивился тому, как все на самом деле было просто. Но что-то в нем самом не позволяло так поступить, какая-то внутренняя дисциплина. Он попытался возразить, говоря, что все равно не успел бы взять билет. «Это все несущественно, сынок, дал бы пять рублей проводнику и приехал. Запомни: если что-то решил — не останавливайся, иди до конца, принимай все возможные меры. Только в этом случае ты сможешь добиться чего-нибудь в жизни».
Он неторопливо пошел в сторону приморского бульвара, где разыскал свободную лавочку с забытой «Правдой» и просидел на ней до наступления темноты, поглядывая на целующиеся парочки.
Виталик Маленький выговорил еще один день отсрочки, объяснив это тем, что он не хочет навлекать подозрения на девушку, ведь родители, уехав на дачу, оставили ее одну. Если сейчас сообщить брату о том, что ее ждут, у того невольно возникнут подозрения, что она и в выходные встречалась с ним — нельзя бросать на нее тень.
— Слушай, Ромео, у тебя же с ней ничего не было, — возмутился АЛИ, — какие еще подозрения?
— Ну, если ты считаешь, что провести ночь с молодой девушкой — это ничего не было…
— Но ты же ее не…
— Заткнись, — предостерег Виталик.
— Не нервируй ребенка, — одернул Али Виталик.
— Нет, ты представляешь, Ислам, — не успокаивался Али, — она ему сказала: «Ложись рядом, я твоя», а он отказался, идиот!
— Сам идиот, — огрызнулся Виталик, почему-то виновато поглядывая на Ислама.
— Она хотела, чтобы ты ее взял, понимаешь, — кипятился Али, — а ты стал из себя принца изображать.
Досада, которую он испытывал, не поддавалась никакому измерению.
— Мне не надо никого изображать, я такой и есть.
— Такого случая тебе может больше не подвернуться, понимаешь?
— Что ты так переживаешь? — спросил Виталик. — Тебе-то что, какой твой дело?
— Да нет, никакой, — Али изобразил равнодушие.
Понедельник, как и всякий будний день, начался со стука в дверь. Это был мастер производственного обучения Миша Добродеев, долговязый мужчина лет сорока. Раньше он стучал в дверь ногой, пока Ислам не спросил у него, почему он это делает. На такой простой вопрос у Добродеева почему-то не нашлось ответа, поэтому стучать ногой он перестал. Входил он в комнату, держа наготове вместо приветствия какую-нибудь сальность или непристойность вроде: «Пацаны, кончай дрочить, пошли завтракать». И сам же смеялся своей шутке, брызгая слюной и показывая крупные редкие зубы. Раньше он был простым шофером, а потом по знакомству устроился в ПТУ. Пока они одевались, он стоял и непрерывно балагурил. Затем вел их в столовую, во всяком случае, со стороны так выглядело. Завтракал вместе с ними, затем сопровождал на утреннее построение перед главным учебным корпусом, где, куря украдкой, уже переминались городские ребята.
Из группы сварщиков третьего года обучения в общежитии жили только двое, Ислам и Алик, вздорный парень из Али-Байрамлы, который в последнее время в общежитии практически не жил, обитал у брата в Говсанах, пригороде Баку. Отношения Ислама с Аликом были натянутые, особенно после той драки, в которой ему подбили глаз. Произошло это вот как: группе выдали бесплатные билеты для коллективного похода в цирк. После окончания представления на автобусной остановке против цирка началось столпотворение — подходящие троллейбусы и автобусы брались штурмом, тогда Ислам и Алик решили пройти пешком до следующей остановки, но не успели они сделать и десяти шагов, как к ним подошли двое пацанов лет десяти и спросили сигарету. Когда Ислам покачал головой, изъявили желание проверить его карманы. После этого Ислам понял, что дело нечисто и огляделся по сторонам. Их было человек двадцать, таких же малолеток, и в руках они держали доски от деревянных ящиков. Кроме того, в стороне стояла группа взрослых парней, которые с интересом смотрели в их сторону, и это тоже было неспроста. Происходила обычная ловля на «живца». Ислам попробовал договориться с мальцами.