На работе все было как всегда — унылые казенные комнаты, шкафы, доверху набитые пухлыми отчетами, кипы бумаг на столах. Она рассеянно переложила с места на место стопку бланков… дома было паршиво, но работать она тоже не могла. Не получалось сосредоточиться.
Вошла Крутицкая.
— Лизочка, — сказала она преувеличенно-ласково, — тебя шеф хочет видеть.
Лиза пожала плечами.
— Ладно, — сказала она, вставая из-за стола.
Кабинет шефа приникал к их лаборатории. Задернутые зеленые шторы создавали в комнате полумрак и придавали малопривлекательному лицу шефа трупный оттенок, делая того похожим на очень разговорчивого зомби. Это впечатление усиливалось благодаря огромным дымчатым очкам, которые мертвенно отсвечивали в свете тусклой лампы.
— Лизанька, — сказал он скорбным тоном интригана, — присаживайтесь, дорогая, присаживайтесь.
«Отец родной», — злобно подумала Лиза.
— Как похороны? — сочувственно продолжал он. — Удачно прошли?
— Это в каком же смысле, Валерьян Валерьянович? — сухо поинтересовалась Лиза.
— Да, — шеф поскреб лоб, — пожалуй, я что- то не то сказал. Одним словом, Лизанька, примите мои соболезнования. А мы тут постараемся по возможности облегчить вам жизнь. Если хотите отдохнуть пару недель, пожалуйста!
— Ничего мне, Валерьян Валерьянович, не нужно, — устало сказала Лиза.
— А у меня есть для вас приятная новость, Лизанька, — задумчиво сказал шеф, глядя на нее в упор, — очень приятная.
— Да ну… — вежливо отозвалась Лиза.
Господи, промелькнуло у нее в голове, до чего же он все-таки странный.
— Вот! — сказал шеф. — Поглядите!
И помахал в воздухе порядком помятой и скрученной в трубочку факсограммой.
Лиза взяла бумажку, развернула ее…
— Ну-ну, Лизанька, читайте! — великодушно позволил шеф.
— Лондонское королевское географическое общество, — прочла Лиза. — Институт по охране окружающей среды. Приглашает двух человек… Сроком до полугода…
— У вас есть все шансы поехать в Лондон, — объяснил шеф на тот случай, если она все-таки окажется совсем уж бестолковой. — Англия, знаете ли.
Биг Бен, парламент… Королева, Лизанька! Может, мы саму королеву увидим!
— Какая королева? Какой Лондон? — устало спросила Лиза. — К чему он мне? Мне ничего не нужно.
Шеф посмотрел на нее как на ненормальную. Видимо, он предполагал, что любой человек живет на белом свете только ради того, чтобы увидеть Лондон. «Увидеть Лондон и умереть, — вспомнила Лиза название какого-то фильма. — А может, Париж…» Ей было все равно.
— Подумайте, Лизанька, подумайте, — ласково проворковал шеф. — А я слышал, вы уходить собрались. Как же мы без вас? Вы же такой блестящий специалист! Тут, кстати, у меня наконец появилась возможность дать вам старшего.
«Что это на него нашло? — недоумевала Лиза. — Неужели в нем все-таки есть что-то человеческое? Он, впрочем, из тех, кто всяких несчастненьких и неудачников собирает вокруг себя и прикармливает. Может, я уже дошла до этой степени падения?»
— Пишите заявление, Лизанька. На мое имя. Прошу зачислить меня, и так далее… А насчет Лондона все-таки подумайте. И Максимку с собой заберете — все маме вашей облегчение.
«И какая сука его информирует?» — думала Лиза. Иногда ей казалось, что его вообще никто не информирует, а он добывает сведения каким-то мистическим образом. Недаром ходили слухи о его тесной, почти интимной связи с бывшим КГБ. Впрочем, скорее всего он сам эти слухи и распускал, чтобы больше боялись. И фамилия у него была подходящая — Вышинский. Старинный род. Знатный.
— Ладно, — сказала она, вставая, — я занесу заявление.
— И еще, Лизанька, — задумчиво сказал шеф, — я хочу вам только хорошего. И всегда могу помочь хотя бы советом. Поэтому, если вы будете меня информировать о всяческих изменениях в вашей жизни…
— Каких изменениях? — вытаращилась Лиза.
— Непредвиденных, — неопределенно пояснил шеф.
— Что за чушь, — холодно сказала Лиза.
— Я же понимаю, Лизанька, — заторопился шеф, — я же вам сочувствую. Да что я! Мы все вам сочувствуем! Разве я хочу вам плохого? Мы же все здесь как одна семья!
— Спасибо, — без выражения произнесла Лиза, — большое спасибо!
Она вышла из кабинета, на ходу недоуменно пожимая плечами.
— Лизка, — грубовато сказала Катюша, — а тебе Варвара звонила. Велела спуститься к ним, в правое крыло.
— Ладно, — вздохнула Лиза, — сейчас спущусь.
— Ты хоть немного поспала? На тебе лица нет.
Лица нет… у Лизы что-то вновь тревожно шевельнулось в душе.
— Кошмар какой-то мне снился, — тихо сказала она. — Страшный кошмар.
— А то хочешь, я у тебя заночую?
— Нет, что ты… — торопливо запротестовала Лиза, — не надо. Ты не беспокойся, я справлюсь.
И она пошла вниз, по крутой лестнице, стертой ногами сотен трудолюбивых сотрудников.
Варвара встретила ее у двери лаборатории. В руке она держала дымящуюся кружку.
— Кофе хошь? — спросила она с налету.
— Хочу, — автоматически ответила Лиза. — Паршиво мне, Варька. Ты чего звала?
— Андрюхин стол разбираем. Отчет его нам требуется. Ну, заодно всякие личные вещи. Мы их в пакет сложили. Ты погляди, может, там нужное что.
Лиза молча кивнула.
— Да, и еще, — Варвара протянула ей конверт. — Ты держи-держи. Тут всего миллион двести.
— Спасибо, — сказала Лиза. Она машинально попыталась спрятать конверт в карман, но карманов на платье не было, и она так и продолжала держать конверт в руке.
— Вот, — продолжала Варвара, — все здесь, — и она протянула Лизе объемистый пластиковый пакет.
— Ага… — Лиза опустила конверт с деньгами в пакет, и он, прошуршав, улегся на дно.
— А вот и кофе.
Варвара склонилась над старомодной электроплиткой.
Лиза с благодарностью приняла обжигающий руки пластиковый стаканчик.
— Плохо выглядишь, — с грубоватой прямотой сказала Варвара.
— … Лица нет, — машинально проговорила Лиза.
Та похлопала ее по плечу.
— Ну, не настолько уж. Есть у тебя лицо. И весьма симпатичное. Погоди, вот придешь в себя, мы с тобой еще так развернемся!
Дверь отворилась, и в комнату вошел Кудимов — невысокий мужчина с бледной, невыразительной физиономией. Лиза его знала только по фамилии — они с Андреем были соавторами доклада на какой-то конференции, что ли…
— Елизавета, — он нерешительно взглянул на нее, — простите, не знаю, как по батюшке.
— Можно просто Лиза, — сказала она.
— Примите наши соболезнования. — Он явно чувствовал себя неловко. — Мы все очень ценили Андрея. Очень. Он был блестящим ученым, знаете ли.
«Все они так говорят, — подумала Лиза, — как будто это — единственное, что имеет значение».
— Если нужна моя помощь, — продолжал Кудимов застенчиво (Лиза ему нравилась), — то я с радостью. На дачу, скажем, вещи перевезти. Вы ведь собираетесь на лето на дачу переехать?
«Да они все тут с ума посходили!» — отрешенно подумала Лиза.
А вслух сказала:
— Какая дача? Нет у нас никакой дачи. И не было никогда. Откуда?
— Как? — в свою очередь удивился Кудимов. — По Ярославской дороге. Я же, когда к теще ездил, встретил тогда Андрюшу на вокзале — он сказал, что едет на дачу.
— У нас нет дачи, — терпеливо повторила Лиза.
Варвара за ее спиной многозначительно кашлянула, и Кудимов вдруг замолк. Лицо у него было растерянное. Чтобы скрыть смущение, он снял очки и начал их протирать. Потом пробормотал какое- то неразборчивое извинение и быстро, почти бегом, вышел из комнаты.
Лиза обернулась к Варваре.
— Варька, — сказала она твердо, — что, черт возьми, происходит?
— Ты о чем? — глядя ей прямо в глаза, спросила Варвара.
— Ты не крути, — не отступалась Лиза, — я же вижу. Какой Ярославский вокзал? Какая дача? Почему он тогда на Профсоюзной оказался? Деньги, в конце концов, откуда?
Варвара молча смотрела на нее.
— Лизавета, — сказала она наконец, — я на твоем месте не задавала бы так много вопросов.
— Это еще почему? Чей это муж все-таки?
— Был… — многозначительно добавила Варвара.
— На что ты намекаешь? Ты что-то знаешь? Знаешь и не хочешь мне сказать?
— Да что ты ко мне прицепилась в самом деле? — неожиданно заорала Варвара басом. — Ты прямо шизофреничка какая-то! Все подозреваешь кого-то! Я к ней, как к человеку, а она…
Лиза даже отступила перед таким неожиданным натиском.
— Опомнись! Ты чего? Что тут такого? Если я спросила…
Варвара пришла в себя с не меньшей скоростью.
— Да я ничего, Лизавета. Просто достала ты меня. И ты меня прости. Андрюшу не вернешь. И незачем себя растравлять. Что там было, чего не было…
Все еще недоумевая, Лиза поднялась наверх, сжимая в руке пластиковый пакет со скудным скарбом мужа. Войдя в свою лабораторию и усевшись за стол, она вытряхнула содержимое пакета на столешницу. Образовалась небольшая кучка всяческого хлама: расческа, готовальня, потрепанный русско-английский разговорник, блокнот, калькулятор, записная книжка. Ее Лиза и взяла, листая в поисках адреса Андрюшиной родни, — все-таки надо выяснить, что там стряслось с этой проклятой телеграммой.
— Да я ничего, Лизавета. Просто достала ты меня. И ты меня прости. Андрюшу не вернешь. И незачем себя растравлять. Что там было, чего не было…
Все еще недоумевая, Лиза поднялась наверх, сжимая в руке пластиковый пакет со скудным скарбом мужа. Войдя в свою лабораторию и усевшись за стол, она вытряхнула содержимое пакета на столешницу. Образовалась небольшая кучка всяческого хлама: расческа, готовальня, потрепанный русско-английский разговорник, блокнот, калькулятор, записная книжка. Ее Лиза и взяла, листая в поисках адреса Андрюшиной родни, — все-таки надо выяснить, что там стряслось с этой проклятой телеграммой.
Но никакого, хоть отдаленно похожего адреса в записной книжке не было. Теперь, повнимательней вглядевшись в густо исписанные страницы, Лиза поняла, что эта книжка отличалась от той, что испарилась из их квартиры неведомо куда: да, тут были адреса, телефоны и дни рождения их общих знакомых (Андрей был очень внимательным другом), но, помимо них, постоянно попадались и какие-то другие записи: инициалы, напротив которых стояли телефонные номера. И все. Лиза насчитала восемь таких номеров. Положив книжку перед собой, она какое-то время неподвижно просидела, подперев голову рукой и глядя в пространство, потом, встряхнувшись, вновь углубилась в поиски, хотя и сама бы не смогла объяснить, что именно она ищет в этих нехитрых вещах, предназначение которых теряет всякий смысл с уходом их владельца. Разговорник она не стала листать, а поступила проще — подняла корешком вверх и встряхнула. Из него выпал какой-то плотный глянцевый листок и, медленно кружась, осел на стол. Это была фотография, вернее, ее косо срезанная часть. Лиза глядела на раскинувшуюся на кровати обнаженную женщину: стройное тело выгибалось в чувственной истоме, нога с высоким Подъемом и нежными лепестками пальцев свешивалась с постели, подчеркивая изгиб бедра; крепкая грудь свидетельствовала о молодости, здоровье и цветущей красоте. Должно быть, и лицо женщины по красоте не уступало телу… но фотография была косо обрезана ножницами, и Лизе оставалось только гадать, видела ли она эту торжествующую плоть где-нибудь при иных обстоятельствах, или они, две молодые женщины, ничего не зная друг о друге, так и обитали в двух никогда не соприкасающихся мирах.
Такие фотографии обычно не надписывают на память.
Или надписывают?
Она повернула глянцевый квадратик незапятнанной стороной.
Там, на обороте, не было никакой дарственной надписи.
Зато было кое-что другое.
Цифры.
«219. К-1718», — было выведено там аккуратным почерком Андрея.
На этот раз даже не телефон.
Лиза таращилась на черные цифры на издевательски-девственном фоне, но в голову ничего не приходило. Словно все события последних дней вообще отняли у нее способность логически мыслить.
Номер машины? Нет.
Лотерейный билет? Глупости.
«Сейчас у меня разорвется голова», — отрешенно подумала она.
Лиза в рассеянности поднесла руку к телефонной трубке и, поколебавшись, набрала один из безымянных телефонных номеров. Никого… Пропустив шесть гудков, она положила трубку и, после мгновенного замешательства, набрала еще один номер, второй в списке.
— Да? — отозвался в трубке женский голос.
Голос был молодой, и в сознании у Лизы он почему-то связался с обезглавленной фотографией у нее на столе.
Она уже импульсивно дернула рукой, чтобы бросить трубку, но вдруг, неожиданно для себя, произнесла:
— Простите, можно Андрея?
— Андрея? А он… а его… тут такой не проживает, — отозвался голос, и в нем Лизе послышались нотки растерянности.
— Простите, — вновь повторила она, — я, вероятно, ошиблась номером.
И положила трубку.
Звонить по остальным номерам было ни к чему — она была больше чем уверена, что вновь услышит нечто в этом роде… фальшь в молодом женском голосе.
Она вновь застыла в неподвижности, глядя в окно, где в каменном мешке институтского двора выбросило почки упрямое дерево. Чем-то оно было для Лизы очень важным — может, тем, что дружелюбно заглядывало в комнату, сколько она себя тут помнила? Тем, что каждое лето вновь зеленело вопреки окружающему неприютному миру? Или тем, что каждый раз представало в новом облике?
За ее спиной хлопнула дверь, и в комнату решительным мужским шагом вошла Катюша.
— Монстр на месте? — деловито спросила она.
— Вроде да, — отозвалась Лиза, — но что-то он сегодня тихий.
— Может, он уже помер? — жизнерадостно предположила Катюша. — Вот было бы кстати. И на вокзал этот поганый тащиться не придется.
— Какой вокзал?
— Да Петрович тут ехал с метеостанции и оставил в камере хранения сумку, чтобы не тащить все сразу. А в сумке бутыль со спиртом. А горючие вещества в камере хранить не разрешают. Вот Петрович и подбил шефа, чтобы тот меня послал ее из камеры выручать. А то его сразу загребут, говорит. У него вид подозрительный. Его и так всегда менты останавливают.
— Такая карма, — машинально отозвалась Лиза.
Петрович мог пробить кулаком стенку, но хилого шефа при этом боялся панически.
— А то, если монстр уже копыта откинул, я домой поеду. Пусть хоть весь вокзал взорвется, мне- то что? Черт, Петрович забыл мне номер камеры сказать, придурок. Код сказал, а номер — нет.
— Номер… — тихо повторила Лиза.
— Лизка, ты чего?
— Точно — номер. И код. И Ярославский вокзал.
Она вскочила и торопливо начала натягивать пальто, не попадая в рукава.
— Ты куда? — удивилась Катюша.
— Мне нужно идти.
Она подскочила к столу и, сгребя весь хлам в одну кучу, ссыпала его обратно в пакет. Прижав пакет к груди, она выбежала из комнаты, не сказав больше ни слова ошеломленной Катюше.
До «Комсомольской» было всего ничего. Когда она вышла из метро на площадь трех вокзалов, пошел дождь. Мостовая тускло отсвечивала в лучах фар проносившихся мимо автомобилей, фонари на площади мерцали сквозь водяную завесу, точно маленькие полупрозрачные привидения, а люди, снующие туда-сюда, казались и вовсе бесплотными.
Вокзал всегда нагонял на Лизу тоску. Тут, на распутье, шла какая-то подозрительная жизнь, словно благополучный мир, окружавший ее, обернулся своей мрачной изнанкой. Размалеванные проститутки, бомжи, карманники, нищие всех мастей и калибров… Беспризорные детишки — и кое-кто из них младше ее Максимки.
В камере хранения было малолюдно. Ряды ячеек, скрывающих чьи-то чужие тайны, застыли в неподвижном молчании — почти все закрыты, и лишь некоторые бесстыдно выставляют на обозрение пустое нутро. Она прошла по проходу, сжимая в ладони жетон и стараясь держаться как можно естественней. Однако, похоже, беспокоилась она зря — никому не было дела до бледной молодой женщины в черном пальто, беспокойно вглядывающейся в номера ячеек. Наконец она добрела до двухсотых номеров и, отыскав нужный, остановилась. Если камера окажется открытой, значит, все не так страшно. Ей просто что-то померещилось. Глупости, дурацкое совпадение.
Но камера была закрыта.
Она оглянулась — в проходе никого. С той стороны, за двойным рядом ячеек, слышались чьи-то голоса, но раз ей отсюда никого не видно, то и ее оттуда заметить нельзя.
Опустив жетон в щель, она дрожащими пальцами набрала шифр. И вновь ее подсознательное ожидание обманулось — шифр сработал. Раздался тихий щелчок, и камера отворилась.
Она осторожно заглянула в щель — сама не отдавая себе отчета, что именно ожидала найти в запертой ячейке. Но там стояла самая обычная черная кожаная сумка — потертая, массивная и явно не пустая.
Она достала сумку и торопливым шагом пошла по проходу между рядами ячеек, направляясь к выходу.
Оказавшись снаружи, Лиза огляделась.
Народу много, но все заняты своими заботами. Никому нет до нее дела. Отлично.
Подхватив груз, она направилась в зал ожидания.
Он был не то чтобы переполнен, но все скамейки оказались заняты. Лиза прислонилась к массивной колонне и с замирающим сердцем дернула «молнию» замка.
«А вдруг там бомба? — от этой мысли она похолодела. — Или… или еще хуже».
Она вдруг отчетливо представила себе, как пальцы ее натыкаются на осклизлый круглый предмет, как из тьмы сумки на нее таращатся мутные белесые глаза…
Но там было что-то плотное, аккуратно упакованное в тугие пачки. И не глаза трупа — из сумки на нее с зеленоватого прямоугольника смотрел американский президент Бенджамин Франклин. Он был в тесной компании своих двойников — соскучиться он не мог.
«Матерь Божия, — Лизу охватила паника, — сколько же там всего денег?»
Пальцы ее скользнули по плотно упакованным пачкам. И внизу, на самом дне, натолкнулись на что-то еще. Холодное, гладкое.
Смертоносный холод металла, игрушка для мужчин.
Она отдернула руку, точно ненароком дотронулась до чешуйчатого тела ядовитой змеи, и тяжело прислонилась к колонне.