– Спит еще. Проснется, увидишь. Лопотун еще тот. Ему только два, но лепечет – не остановить, – радостно сообщила Александра.
Когда братья остались одни, Александр, положив руки на плечи Андрея, спросил:
– Вовремя ты со своими полками. Скоро на Псков идти. Не подведешь?
– Верь, брат, не подведу, – твердо ответил князь Андрей.
2
Александр повел на Псков семнадцать тысяч воинов. Он шел скрытно и осторожно. Загодя отправив три конных отряда, которые перекрыли дороги, ведущие из Пскова на Ливонию, Юрьев, Медвежью Голову и Феллину. От случайных нежелательных встреч войско оберегали дозоры и охранение. Подойдя к Пскову на полверсты, князь Александр отправил в город бывших в войске жителей Пскова с тем, чтобы они открыли ворота. Весть о том, что под городом стоит Александр с дружиной, мгновенно разлетелась среди псковичей. Западные ворота были распахнуты и удерживались до подхода дружины жителями Пскова.
Конные полки ворвались в город. Немецкий гарнизон не ожидал нападения, и потому штурм Пскова был почти бескровным со стороны нападавших. Обороняющиеся же потеряли семьдесят рыцарей, а кнехтов погибло без счета. Пленных рыцарей, а их оказалось одиннадцать, князь Александр приказал отпустить:
– Идите и передайте, что идет князь Александр и пощады не будет!
На княжеский суд приволокли упирающегося и вопящего князя-изменника Ярослава Владимировича. Тот отрицал измену, но под давлением неопровержимых свидетельств сознался в предательстве и был повешен. Затихли под перекладиной и шесть немецких чиновников, которые угнетали и глумились над жителями Пскова. Не избежали земляной тюрьмы и католические священники, кои перекрещивали православных. Народ требовал их также повесить, но Александр не дал. Успокаивая особо ретивых, князь пояснил свое решение:
– Предать их смерти просто. Но зачем попов делать мучениками? Ведь немцы будут кричать, что мы священников-католиков лишили жизни за веру.
В пылу сражения Александр потерял из виду Андрея и теперь, забеспокоившись, взглядом отыскал его в рядах суздальского конного полка. Нагрудник у Андрея был погнут, на щеке запеклась кровь.
«Уж не ранен ли?» – встревожился Александр. Он поманил рукой брата, показав его место рядом с собой. Когда Андрей подъехал, Александр участливо спросил:
– Не ранен ли?
– Бог миловал, – сияя взором, ответил князь Андрей.
– А пошто кровь на щеке?
– То не моя. Рыцаря. Он меня копьем достал. Во, – показал Андрей на вмятину, – а я его мечом. Ударил, правда, плашмя, но крепко. До сих пор ничего не соображает. С ним мой лекарь. Придет в себя рыцарь, что мне с ним делать?
– А что хочешь! Он – твой пленник. Хочешь – за выкуп отпусти, а хочешь – вольно.
Пленным рыцарем оказался шведский ярл Ульрих Янцен – знатный, богатый владетель родовых земель. Он предложил за себя большой выкуп, но князь Андрей отпустил его вольно. Позже, сидя за ендовой с хмельным медом, ярл признался, что в Пскове оказался случайно. Ехал он к великому князю владимирскому Ярославу Всеволодовичу с поручением от своего короля. Да из-за сильных холодов и мартовских метелей задержался в Пскове.
– А теперь, когда рыцари Ордена изгнаны из города, ехать мне во Владимир не резон. Так что вернусь домой, – решительно грохнул кубком об стол запьяневший от медовухи ярл.
С тем и расстались. Но ни ярл Ульрих Янцен, ни князь Андрей не знали и даже не могли себе представить, что судьба их сведет еще не раз в непростые времена.
3
Окрыленные успехами, братья Ярославичи повели войско в Чудскую землю. Их целью был Юрьев. Впереди двигался разведывательный полк, ведомый братом новгородского посадника Домашем Твердиславичем. Всадники шли, уверенные в своих силах, в своей непобедимости. Домаш даже не выставил дозоров: ни головного, ни боковых. Он посчитал, что ни к чему – немцы напуганы и сидят по своим замкам. А вот епископ и ландмейстер поступили как и положено на войне: они выслали лазутчиков, и те донесли, что всадников не более трех сотен и движутся они в отрыве от основного войска. У местечка Моосте, что близ речки Лутсу, крестоносцы устроили засаду и разгромили разведывательный полк. Немногим удалось спастись. Домаш был убит. Дмитровский наместник Кербет с боем вырвался из окружения и сообщил о случившемся князю Александру. Тот был вне себя:
– Я же предупреждал Домаша не ввязываться в сражение! Уйти! Отступить! Сберечь людей! – кричал он в бешенстве. – А теперь что делать? Идти на Юрьев? Да нас, поди, весь Орден уже дожидается…
– Да чего ты так распалился? Ну, потеряли мы три сотни воев. Жаль. Но ведь и они не стояли сложивши руки. Тоже, верно, положили рыцарей немало, – пытался успокоить Александра Андрей.
– Дело не в трех сотнях, – уже спокойнее продолжал Александр. – Крестоносцы знают, что мы идем. И, может быть, ведают, сколько нас. А мы по вине Домаша слепы и не знаем сил крестоносцев.
– Может, отойдем к Пскову. Если что, сядем в осаду, – предложил Андрей, но князь Александр лишь отмахнулся.
– Рано нам еще об отходе помышлять. Мы крестоносцев подождем в таком месте, где перевес в людях особой роли иметь не будет.
Александр повел войско к селению Мехикорма, где находились пути из Дерпта на восточный берег Чудского озера, между Узменью и устьем реки Желчи. Рать остановилась на мелководье, промерзшем до дна. Новгородский князь построил полки в три линии. В центре первой линии, перед «челом», находился растянутый по фронту передовой полк пехоты, первые ряды которого составляли лучники, а на флангах стояли усиленные пешие полки правой и левой руки. За ними расположилась конница, разделенная надвое. В центре, позади «чела», Александр поставил немногочисленную тяжелую конницу своей княжеской дружины. Вес всадника в доспехах достигал ста двадцати килограммов, и воины уже имели опыт сражений с рыцарями-крестоносцами. На них у князя была большая надежда: он был уверен, что эти не подведут и малым числом выстоят. Конное же войско князя Андрея Александр укрыл на северной стороне Вороньего камня, решив использовать его как резерв в самом крайнем случае.
5 апреля 1242 года на ледяной глади реки Узмени показалось войско крестоносцев. В версте от передней линии русской рати оно остановилось.
– Чегой-то немцы встали? Неужто нас напужались? – с усмешкой выкрикнул княжий дружинник Семен Погота, по молодости впервые принимавший участие в сражении.
Стоявший рядом с ним сотник переяславской дружины Пимен Ухо, не раз ходивший на волжских булгар и с князем Юрием, и с князем Васильком Константиновичем, пояснил:
– Это они рыло выстраивают…
– Как это – «рыло»?
– Ну… свиньей. Или, проще говоря, клином. На острие – четыре самых лучших рыцаря, в следующей шеренге уже семь рыцарей, следом – девять, одиннадцать. Потом кнехты идут – это у них пешцы так зовутся, и опять рыцари.
– И откуда ты все это знаешь? – удивленно протянул Семен.
– Знаю. Александр Ярославич сказывал. Немцы завсегда так свое войско ставят, чтобы клином разрубить войско надвое и потом по частям изничтожить.
– Оно что удумали, песьи головы! Рылом… А мы их по рылу-то кулаком! – погрозил в сторону перестраивающихся крестоносцев Семен.
– Уймись ты, тарахтелка. Чего раскудахтался?! – выкрикнул кто-то из дружинников, стоявших позади суздальцев.
– Это у него поджилки трясутся, оттого и язык мелет без умолку! – подхватил кто-то из строя, и мужики зашлись смехом.
Князь Александр, возвышающийся на своем беломастном жеребце над пешей ратью, подумал: «Это хорошо, что дружинники трясутся от хохота, а не от страха. Немцы – не шведы, с ними с наскоку нельзя. Знать бы, сколько их… Не прогадал ли я, убрав конные полки…»
Не знал Александр, да и откуда ему было знать, что магистр Ордена собрал под свои знамена около двадцати тысяч воинов. Ядром войска были рыцари – закованные в железо всадники, имевшие опыт сражений в Европе. Среди них были датские рыцари из Таллина. Их привели принцы Кнут и Абель. В рядах рыцарей находилось немало шведов и французов.
Но вот построение закончилось, взревели трубы, и клин крестоносцев устремился на затихших в ожидании дружинников.
– Братья мои! – прокричал князь Александр во всю мощь своих легких. – Не посрамим Руси! Умрем за Святую Софию и Святую Троицу!
Войско всколыхнулось и откликнулось в едином порыве тысячами голосов:
– За Русь!
– За Святую Софию!
– Умрем, не уроним чести!
Александр, отдав последние распоряжения воеводам, поскакал к Вороньему камню. С него он решил наблюдать за полем битвы, и если настанет такая необходимость, то и самому вмешаться в сражение.
Клин рыцарей-крестоносцев неумолимо приближался, и казалось, что никакая сила не сможет сдержать этот железный кулак, ощетинившийся длинными тяжелыми копьями.
На подходе к первой линии рыцарей обстреляли лучники, но, не причинив вреда рыцарям, отошли за пехотные полки. Пешцы встретили железную лавину частоколом копий, упертых в землю и выставленных под определенным углом. Но рыцари своей массой смели копейщиков… и воткнулись в «чело». Движение замедлилось, а когда острие клина прорезало «чело» и уперлось в полк тяжелой конницы, патриций ордена Зигфрид фон Марбург, ведший «свинью», понял, что это конец. С флангов напирали пешцы. Они срывали крючьями рыцарей с седел и молотили их мечами, кастетами, топорами. «Свинью» разорвали на части. Но крестоносцы были еще сильны, и клин подпирали кнехты, которые только приблизились к передовой линии и вступили в сражение. Создалось очень шаткое положение. С Вороньего камня князю Александру было хорошо видно, что крестоносцев больше и основные силы только вступили в сражение, и тогда он подал знак коннице князя Андрея. Всадники выступили из-за перелеска и устремились к месту сражения. Удар конницы пришелся в тыл кнехтам. Те не выдержали удара и побежали, увлекая за собой все больше и больше рыцарей. Вице-магистр Ордена Андреас фон Фельвен пытался сдержать бегущих, но тщетно. Конница князя Андрея, не давая немцам остановиться, била и крушила. Рыцари десятками сдавались в плен. Одно за другим падали орденские знамена. Битва Орденом была проиграна.
На подходе к первой линии рыцарей обстреляли лучники, но, не причинив вреда рыцарям, отошли за пехотные полки. Пешцы встретили железную лавину частоколом копий, упертых в землю и выставленных под определенным углом. Но рыцари своей массой смели копейщиков… и воткнулись в «чело». Движение замедлилось, а когда острие клина прорезало «чело» и уперлось в полк тяжелой конницы, патриций ордена Зигфрид фон Марбург, ведший «свинью», понял, что это конец. С флангов напирали пешцы. Они срывали крючьями рыцарей с седел и молотили их мечами, кастетами, топорами. «Свинью» разорвали на части. Но крестоносцы были еще сильны, и клин подпирали кнехты, которые только приблизились к передовой линии и вступили в сражение. Создалось очень шаткое положение. С Вороньего камня князю Александру было хорошо видно, что крестоносцев больше и основные силы только вступили в сражение, и тогда он подал знак коннице князя Андрея. Всадники выступили из-за перелеска и устремились к месту сражения. Удар конницы пришелся в тыл кнехтам. Те не выдержали удара и побежали, увлекая за собой все больше и больше рыцарей. Вице-магистр Ордена Андреас фон Фельвен пытался сдержать бегущих, но тщетно. Конница князя Андрея, не давая немцам остановиться, била и крушила. Рыцари десятками сдавались в плен. Одно за другим падали орденские знамена. Битва Орденом была проиграна.
Семь верст гнали городецкий, суздальский и нижегородский полки орденцев. Нещадно избивая их мечами, теснили бегущих рыцарей и кнехтов до Суболического берега, где лед был тонок и чернели блюдцами полыньи. В этом месте впадали в озеро речки Желча и Саполва, по весне полноводны и быстры. Рыцари и кнехты, оказавшись на рыхлом, с промоинами льду, проваливались и, цепляясь друг за друга под тяжестью оружия и доспехов, тонули.
Когда подсчитали потери со стороны Ордена, то не поверили – пятьсот тридцать один рыцарь пал на поле брани, пятьдесят взято в плен, множество ушло под лед Чудского озера. Сколько было побито кнехтов, выяснить не удалось.
В знак унижения рыцарей разули, и они босыми шли возле своих боевых коней.
Княжеская дружина, новгородское ополчение и конные полки из Суздаля, Городца и Новграда Нижнего подошли к Пскову. Из городских ворот навстречу победителям вышла торжественная процессия священнослужителей с хоругвями, крестами и иконами, псковитяне в праздничных одеждах. Под колокольный звон, радостные крики жителей города дружина вошла в город.
На главной площади города у храма Святой Троицы собрались жители города и часть войска. Сюда же привели пленных рыцарей. Обращаясь к горожанам, Александр предостерег:
– О, неразумные псковичи! Если забудете обо всем этом и до правнуков моих, то уподобитесь тем иудеям, которых накормил Господь в пустыне манною и жареными перепелами и которые обо всем этом забыли, как забыли и Бога, освободившего их из египетской неволи. А если кто из самых дальних потомков моих приедет к вам жить во Псков и вы не примете его, то наречетесь второе жидовье! А вы, – обратился князь к пленным крестоносцам, – запомните сами и внукам своим передайте: мы не ищем земли в чужих пределах, но и своей земли не отдадим. Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет!
Разгром рыцарского войска на Чудском озере потряс Европу. При королевских дворах заговорили об Александре Невском как о сказочном богатыре, не знающем поражений. Магистр Ливонского ордена Дитрих фон Грюнинген со страхом ждал прихода русских под стены Риги, но князь Александр, следуя правилу «чужих земель не домогаться», вернулся в Новгород Великий.
На следующий год магистр Ордена прислал в Новгород посольство с предложением мира на всей воле новгородской. Мир был подписан. Орден вернул все захваченные земли, даже уступил часть Латгалии Новгородской республике, и, конечно же, обменялись пленными. Александр в то время отсутствовал в Новгороде, и «вечный мир» подписали два посадника и епископ Спиридон, а со стороны Ордена под договором поставил подпись сам магистр Дитрих фон Грюнинген.
Подробности битвы скоро забылись. Прославляли лишь князя Александра, забыв о том, что победную точку в битве на Чудском озере поставили конные полки, ведомые князем Андреем Ярославичем.
4
Но и после разгрома крестоносцев мира и спокойствия для новгородского князя не наступило… Плачевный пример немцев не возымел никакого действия на литовцев. Они продолжали входить в новгородские пределы, грабить и разорять деревеньки и починки. Когда чаша терпения Александра переполнилась, он лишь с одним полком своих гридей разгромил семь литовских отрядов. А затем, чтобы отвадить литовцев от русских земель, князь приказал:
– Пленных литовцев привязать к хвостам коней дружинников и так водить их повсеместно!
Большего унижения для воина невозможно было придумать. И в Литве об этом новшестве новгородского князя скоро узнали. Александра Невского не только зауважали, но и стали остерегаться: не дай Бог попасть в плен и провести не один месяц, следуя за хвостом лошади.РУСЬ И ОРДА
1
За короткий срок князь Ярослав Всеволодович смог возродить Северо-Восточную Русь. Занятым борьбой за великий ханский стол в Каракоруме чингизидам было не до Руси. Бату-хан, сидя в Сарае, выжидал, чем закончится борьба за власть в империи монголов, и не возобновлял походов в Европу, которая ему нужна была для обогащения и расширения своего улуса. Побывав в Юго-Восточной Европе, Батый для себя определил, что ему не нужна империя монголов, погрязшая в заговорах и крови. Он создаст свою империю Бату-хана. К тому времени он уже слышал о князе новгородском Александре Невском и его отце великом князе владимирском Ярославе Всеволодовиче, сумевших не сломиться под тяжестью невзгод, и они его заинтересовали. «В моем улусе нужны умные, сильные и преданные управители, получившие власть от меня. На наместников из империи надежда слабая. Они продажны и алчны и думают прежде всего о себе, своем роде, а не об интересах улуса, – размышлял хан Батый. – А вот наместники подвластных земель будут думать о том, как обогатить хана, чтобы уберечь свой народ от моих баскаков [6] ».
В начале 1243 года во Владимир приехал посол Бату-хана. Князю Ярославу он объявил: «Сын Неба, великий хан Бату зовет тебя к себе на поклон. Быть тебе в Сарае не позднее как земля очистится».
Это было не приглашение, а скорее приказ.
Сборы были недолги. Великий князь Ярослав Всеволодович ждал нечто подобного и исподволь готовился к поездке в Сарай-Бату.
Водным путем по Волге, а затем на лошадях русское посольство достигло столицы города-ставки хана Батыя.
Ханская ставка князю не глянулась. Огромная, насколько видит глаз, степь заполонена кибитками, шатрами, небольшими палатками, здесь же среди жилья пасется скот, в котлах на кострах варится еда, среди всего этого хаоса копошится детвора, везде грязь, смрад от костров и запаха бараньего жира, роями летающие насекомые, шум, гам, крики… рев верблюдов, лошадиное ржание. Кое-где встречались шатры побольше и почище, с охраной, видно, ханских сановников и вельмож.
Посольство встало на постой в отведенном месте, поставили княжеский шатер и палатки воинов охраны. Лошадей отогнали в степь.
Ханский чиновник, что встречал посольство и выделил ему место в городе, наведывался часто, бывало, по нескольку раз в день. Всякий раз он требовал подарки, а взамен поучал князя, как нужно вести себя в ханской ставке, кому надо дать и сколько, чтобы ускорить встречу с ханом.
Почти месяц прожил князь Ярослав в Сарае в ожидании. Наконец день приема был назначен. Прежде чем войти в шатер хана, князь должен был пройти обряд очищения.
Помолившись накануне и испросив прощения у Господа Бога за прегрешения во имя Руси, князь в сопровождении двух десятков татарских воинов и полсотни гридей с подарками направился к ханскому шатру. На дорожку очищения вступил он один. Ярослав уже знал, как нужно себя вести, и потому смело пошел вперед. Он прошел меж двух огней, затем поклонился солнцу и кусту, каким-то безликим, наряженным в пестрые лохмотья куклам-онгонам, олицетворявшим умерших великих ханов, а затем через восточный вход, осторожно переступив через высокий порог, прошел в шатер. Сделав три шага, упал ниц. Так лежал, распростершись на земле, не поднимая головы, довольно долго, пока к нему не подошел толмач и тихо произнес:
– Сын Неба великий хан Бату разрешает тебе поднять лик и сесть.
Князь привстал на коленях. Перед ним лежал коврик, на который он торопливо переместился. Огляделся. К противоположной стороне шатра тянулась дорожка, выстланная яркими арабскими коврами. Она пролегла до возвышения, на котором на троне восседал Бату-хан, на другом поменьше – одна из его многочисленных жен. Справа вдоль стены на лавках, а то и на земле сидели ханские братья, сыновья, родственники и ханские вельможи – мужчины, слева от трона расположились женщины. Играла музыка.