– Руки вверх! – проорал грабитель, чулок которого был украшен красными шелковыми розочками.
Кира, продавщица и парень за ней послушно подняли руки. Кому охота страдать от недоумков, когда у тех в руках огнестрельное оружие. Руки подняли все. И тут же от грабителей последовала нелогичная команда:
– Лечь на пол.
Ложиться с поднятыми руками было очень неудобно. Но все справились. И растянулись на полу.
– Не двигаться!
После этого второй грабитель, с голубенькими незабудками на макушке, подскочил к кассе и выгреб оттуда всю наличность. Вдали послышался шум сирены. И грабители исчезли, словно их корова языком слизала. Загудела их машина. И они умчались прочь.
А в здание заправки уже входили менты. Это были всего лишь обычные гаишники. Но перепуганной заправщице было все равно.
– Миленькие! – кинулась она к ним. – Помогите! Ограбили!
Менты тут же схватили парня, стоящего за Кирой. И саму Киру.
– Да не они! – расстроилась продавщица. – Это свидетели. А грабители уже удрали!
– Догоним!
И они в самом деле помчались в погоню. Проследив за ними взглядом и убедившись, что они уехали, Кира рванула к двери. Только ее и видели.
– Девушка, – попыталась остановить ее заправщица. – Вы же хотели заправиться!
– В другой раз!
И Кира выскочила на улицу.
– В другой раз и в другом месте, – бормотала она, вставляя дрожащей рукой ключ в замок зажигания. – Леся, ты видела грабителей?
– Нет. Каких грабителей?
– Тех ребят, которые только что выскочили с заправки?
– А, этих! Этих, да! Видела.
– Они были без чулок?
– Что?
– На голове у них были чулки?
– Чулки? Нет. Что ты!
– Уматываем!
– А что случилось?
– Случилось, что нам некогда выступать свидетелями по всяким дурацким ограблениям.
– Ограблениям?
– Господи! Эти ребята грабители. И теперь менты захотят, чтобы мы их опознавали и всякое такое.
– А почему мы?
– А кто еще? Меня они ограбили, ты их видела. Конечно, мы и есть главные свидетели. Черт, почему не заводится?
К своему удивлению, Кира обнаружила, что до сих пор сжимает в руке тысячную бумажку. Все верно! Она же собиралась ею расплатиться за бензин. Бензин она не получила. Но и грабители то ли не заметили деньги в руке у Киры, то ли побрезговали такой мелочью, но деньги остались у нее. Это Киру приободрило. Она не любила терять деньги просто так.
– Ну что же, тем более уезжаем! – бодро произнесла она. – Раз меня даже и не ограбили, то задерживаться нечего!
Что тут поделаешь. Ограбление, где Леся лишь мельком видела грабителей, а Кира вовсе не видела ничего, кроме их чулок, просто было обречено на то, чтобы превратиться в «глухаря». Без свидетелей. А чего ради, скажите на милость, им терять время и нервы, если в больнице их дожидалась баба Клава?
Та уже пришла в себя, но была еще очень слаба. Во всяком случае, так сказал врач и не разрешил подругам пройти в палату.
– Завтра приходите, – велел он им, важно щуря глазки за толстыми стеклами своих очков. – Завтра!
Но подруги не ушли. Они отлично знали, что слово врача в больнице вовсе не самое последнее. Последнее слово обычно остается за младшим персоналом. К примеру, за медсестрами. К ним подруги и пошли за помощью и пониманием.
– Зря опозоримся. Они нас пошлют! – шептала Леся. – Ты же слышала, что сказал врач!
Но Кира держалась другого мнения:
– Ты себе даже не представляешь, в какие незаметные щелки умудряются проскальзывать маленькие монетки.
И Кира многозначительно похрустела кошельком и оказалась права. Сначала маленькая медсестричка и слышать не хотела, чтобы пустить подруг к бабе Клаве. Но деньги плюс жалобная история про одинокую старушку из Тулы, на которую напали злые люди, жить ей негде, родная внучка прогоняет из дому, а ведь бабушка одна-одинешенька во всем чужом ей городе, сыграла свою роль.
Медсестричка оттаяла, расчувствовалась и великодушно произнесла:
– Ну, уж ладно! Хотя и не положено, но сделаю для вас исключение. Все равно врачи сейчас на совещании.
И, не забыв изъять из рук Киры хорошенькую фиолетовую купюру, она повела подруг в палату к бабе Клаве. Та выглядела получше. И очень обрадовалась, увидев девушек.
– Ну, как там в доме? – спросила она, дождавшись, когда медсестра оставит их одних.
Подруги вкратце обрисовали бабе Клаве ситуацию. И про приезд Наденьки – невесты Лаврентия Захаровича. И про чету Сидорчуков, оказывается, купивших дом. И про неожиданное возвращение Анастасии.
– Вот дает Лавр! – засмеялась баба Клава. – Всю жизнь бирюком прожил. А на старости лет любовь у него взыграла. И не стыдно ему было! Почему же он мне ничего не сказал?
Подруги объяснили, что у Лаврентия Захаровича и Надежды Михайловны любовь, можно сказать, еще только зарождалась. И как всякое юное создание, ее следовало оберегать. От сквозняков, от вредителей и досужих сплетников.
– Но мне-то мог сказать!
– Наверное, хотел убедиться в истинности своих чувств.
– Ох, не утешайте вы меня, – покачала головой баба Клава. – Все равно сказать должен был.
Подруги не спорили. Теперь уже было все равно, что и кому должен был сказать покойник. Кажется, и баба Клава это тоже поняла. И начала расспрашивать подруг про других нежданных гостей. Появление Сидорчуков заставило бабу Клаву снова огорчиться.
– Как же он мог? Дом, что мне завещал, чужим людям продать? – с обидой произнесла она, но тут же одумалась: – Ну, да ладно. Его имущество, ему и распоряжаться им. Я на него зла не держу. Меня другое беспокоит.
– Маска?
– И она тоже. Но главное, Анастасия. Кой леший ее принес? Чего ей в этом Краснодаре не сиделось?
– Говорит, приняли их с мужем плохо.
– С мужем? С Ванькой?
Подруги переглянулись. Как-то так вышло, что Анастасия при них ни разу не назвала мужа по имени.
– Ну а какой он из себя? – спросила баба Клава. – Опишите мне ее мужика!
– Здоровый как шкаф!
– Точно Ванька! – удовлетворенно кивнула баба Клава. – Рожа дебильная?
– Да.
– Глаза под лоб совсем ушли?
– Да.
– Тогда точно он!
И, высказавшись, баба Клава покачала головой:
– Надо же, а я уж думала, совсем он от Настьки убег. А оно вон как. Заново к ней вернулся. А ведь одно время даже разговаривать с ней не хотел. Шалавой обзывал. Убить грозился. А все почему? Приревновал ее к Настькиному начальнику. Уж не скажу вам, было у них там чего или не было, а только Ванька шибко тогда злой был.
Подруги успели испугаться, что баба Клава сейчас станет посвящать их во все семейные сплетни, как она вдруг неожиданно прервала свой рассказ и задумчиво произнесла:
– В Краснодаре, говорите, они были? Впервые слышу, что у Ваньки там родня.
– Они так сказали.
– Может, и не были они нигде? – осторожно предположила баба Клава.
Но подруги эту версию отвергли с жаром:
– Мы билеты видели! Все чин по чину! Ездили они в Краснодар. И обратно оттуда только вчера поздно ночью вернулись. И через час уже на даче были.
– Что? Прямо с вещами?
– Ну, вещей у них немного с собой имелось. Всего одна сумка.
– А чего на дачу, а не к себе домой?
– Не знаем. Просто так. Погода хорошая.
Баба Клава покачала головой:
– Анастасия просто так ничего не делает. Учтите себе это на будущее, коли придется с ней дело иметь.
И, высказавшись, она утомленно прикрыла глаза.
– Баба Клава! – встревожились подруги. – Ты не засыпай! Нам тебя еще кое о чем спросить надо.
– Что?
– Мы хотели узнать про Лаврентия Захаровича. Были у него друзья?
– И-и-и, милые! – протянула баба Клава печально. – Откуда же друзьям взяться, коли Лавр сам к людям никогда не тянулся.
– Что? Никого из друзей у него не было?
– Друзей близких – нет. Был один фронтовой приятель, Лавр мне про него рассказывал, да погиб парнишка, не дойдя нескольких километров до Берлина.
– А больше никого?
– Что-то не припомню. Приятели были. Коллеги по работе тоже. А друзей, таких, чтобы неразлейвода, таких не было.
– Вот нам по работе как раз и нужно! – оживились подруги.
– Так я имен их все равно не помню. Давно это было.
– Вспомни, баба Клава!
Баба Клава снова прикрыла глаза. Но на этот раз не потому, что собиралась спать. А потому, что вспоминала.
– Это так важно? – спросила она у подруг минуту спустя.
– Важно.
И баба Клава снова принялась вспоминать.
– Одного припоминаю, – сказала она наконец. – Как звали, не помню, а фамилия была приметная – Перекопченный.
– В самом деле запоминающаяся фамилия.
– С этим Перекопченным больше всего Лавр и общался, – оживилась баба Клава, как всякий пожилой человек любившая удариться в воспоминания молодости. – Общие интересы у них были.
– В самом деле?
– Оба в торговле трудились. Лавр был директором магазина. А Перекопченный, тьфу ты, никак не вспомню, как же его звали, был заместителем директора.
– В самом деле?
– Оба в торговле трудились. Лавр был директором магазина. А Перекопченный, тьфу ты, никак не вспомню, как же его звали, был заместителем директора.
– В том же магазине?
– Нет. Магазины были разные. Лавр свежим мясом торговал. А Перекопченный и его директор в магазине только колбасы да сосиски признавал. Со свежим мясом не связывался. Но все равно в одной области трудились. Все праздники отмечали вместе.
– А как звали этого мужчину, вы не помните?
– Нет.
И пока подруги прикидывали, удастся ли им по одной фамилии найти в базе данных нужного Перекопченного (уж больно фамилия приметная, можно было и рискнуть), баба Клава внезапно произнесла:
– Вот ведь странность. И где жил помню, и какой одеколон предпочитал, и рубашка его неизменная нейлоновая, с бордовым галстукам он ее носил, перед глазами так и стоит. А имени не помню!
И старушка снова вознамерилась задремать. Пришлось подругам ее затеребить:
– Баба Клава! Вы помните, где жил Перекопченный?
– Склерозом, слава богу, пока не страдаю.
– Что же вы сразу нам не сказали?
– А вы разве спрашивали?
И баба Клава хитро прищурилась, глядя на онемевших подруг.
– Могу я вас спросить, зачем вам этот Перекопченный так экстренно понадобился? – спросила она, когда подробно объяснила, как проехать к нужному дому. – И почему вам это так важно?
– Хотим поговорить с ним о вашем брате.
– Если насчет тайника, который Лавр у себя в доме соорудил и который мы с вами, да и не мы одни, похоже, искали, то к Перекопченному ехать бесполезно.
– Почему?
– Не ладили они в последнее время промеж собой.
– Кто? Ваш брат и Перекопченный?
– Да. Не стало между ними согласия. А под пенсию так и вовсе разругались. Что уж там у них произошло, а только Лаврентий имя Сереги… Ах, ты господи! Ведь вспомнила же! Вспомнила! Сергей Павлович Перекопченный. Так его и звали.
Баба Клава так разошлась, что ее голос услышали в коридоре. В палату немедленно заглянула знакомая подругам медсестричка и строгим голосом сообщила, что пора заканчивать общение с пациентом. И правильно. Подруги ее не осуждали. Все должно иметь свою цену. За пятьсот рублей полчаса свидания, и точка. За тысячу час, и еще маленький бонус в виде пятиминутного прощания с поцелуями. Ну а за две… Но тут девушки себя осадили. Не о том они думают. Ох, не о том.
Подруги имя Перекопченного записали на бумажке вместе с подробным планом, как проехать к его дому. А затем девушки снова заторопили бабу Клаву.
– Баба Клава! Баба Клава! Говори скорей, пока эта жадная мымра в халате не заявилась. Что там у Перекопченного с вашим братом случилось?
Но баба Клава в ответ только широко развела руками.
– Чего не знаю, того не знаю. А только сказать могу, что дружба их одно время врозь разошлась.
– В какое время?
– Много уж лет с тех пор минуло. Старые мы с Лавром стали. И друзья, и враги все у нас в прошлом осталось.
– Ну а все-таки?
– После того как Лаврентий на пенсию вышел, они с Перекопченным, по-моему, даже ни разу и не разговаривали. Ни по телефону, ни так. Разошлись, как в море корабли. Словно и не было между ними долгих лет дружбы.
– Как же так?
– А вот так. Я как-то спросила у брата, где его приятель. Так Лаврентий даже говорить со мной на эту тему отказывался.
Тут в палату втиснулась медсестра. И встала у дверей с непреклонным видом, ясно давая подругам понять, что пора, в конце концов, и честь знать. Пятьсот рублей не такие уж большие деньги, чтобы так наглеть.
Под ее укоризненным взглядом беседа как-то не заладилась. Девушки торопливо стали прощаться с бабой Клавой. Они пообещали ей завтра прийти снова. И вообще держать старушку в курсе дел.
Но у бабы Клавы была еще одна просьба к подругам.
– Очень вас прошу, – вцепилась баба Клава в руку Лесе, не давая той уйти. – Вижу, что вы за это дело всерьез взялись. Я вас не отговариваю. Вы девицы молодые да пробивные. Глядишь, чего и разыщете. Об одном прошу… если найдете ЕЕ, ни в коем случае не надевайте! Пообещайте мне!
И баба Клава с такой тревогой посмотрела на подруг, что те невольно пообещали. Хотя сами они и не верили в магические свойства золотой маски Урода. Но почему не сделать приятное человеку?
Выйдя из больницы, подруги первым делом направились на стоянку. «Гольфик» преданно дожидался их там, сверкая на солнце своим розовато-перламутровым боком. Девушки загрузились в машинку и покатили искать дом Перекопченного. Они все-таки надеялись узнать от него кое-что полезное. Хотя бы получить более достоверную информацию о размере благосостояния деда Лаврентия.
Потому что, как справедливо выразилась Леся: «Надо же все-таки знать, за что мы рискуем!»
Четко следуя плану, который продиктовала им баба Клава, подруги нашли нужный им дом. Все-таки удивительная штука – человеческая память. Название улицы, где жил Перекопченный, баба Клава не помнила. А вот сам дом и дорогу до него описала в мельчайших подробностях. Где свернуть, где какой ориентир. К счастью для подруг, эти ориентиры отличались долговременностью. Никаких там деревьев, которые могли за эти годы легко спилить. Или лавочек, которые могли убрать или украсть. Или вывесок магазинов, давно уже закрывшихся.
Нет, баба Клава была человеком дела. И потому ее ориентиры тоже были деловыми. Станция метро «Сенная площадь», а там на Московском проспекте следовало найти массивное здание из серого гранита с такими же серыми колоннами. Идти нужно было мимо него до первого перекрестка. Там свернуть направо. Перейти мостик и искать глазами арку. Ни мостик, ни перекресток, ни арка за эти годы никуда не делись.
– Вот под арку зайдете, там его дом в аккурат и будет, – сказала баба Клава подругам напоследок.
Они все сделали верно. И нужная арка отыскалась очень даже быстро. Она была большой, и не заметить ее было невозможно. Так что в нее подруги и вошли. И, пройдя под ней, уперлись в нужный дом. Вот тут и начинались трудности. Номер квартиры баба Клава, естественно, не помнила. Была она в гостях у Перекопченного всего один раз на праздновании 1969-го Нового года. Так что было бы совсем странно, если бы баба Клава спустя столько лет все еще держала в голове номер его квартиры.
– Но мы поднимались по лестнице, – вспоминала баба Клава. – То ли второй, то ли третий этаж. А подъезд, как войдете, прямо и чуть налево.
Налево оказались сразу три подъезда. Непонятно, какой из них имела в виду баба Клава. И подруги решили обследовать их один за другим. В первом наименее левом подъезде их поджидала неудача. Никто из жильцов не признался в родственных, дружеских или даже просто соседских связях с семейством Перекопченных.
А со слов бабы Клавы, подруги знали, что еще в те времена, когда Лаврентий Захарович дружил или, во всяком случае, общался с Перекопченным, у того имелись вполне взрослый сын и супруга. Но соседи дружно качали головами, едва заслышав вопрос об этих людях. Что на втором, что на третьем этаже подругам отвечали одинаково.
– Никогда таких тут не было! Знать их не знаем!
Пришлось девушкам перекочевать в следующий подъезд. На втором этаже какая-то глуховатая старушка послала их на пятый этаж.
– Там они живут, – светясь тихой радостью, сообщила она подругам.
– Вы уверены?
– Уверена, милая. Иди сходи. Там они!
И старушка мелко-мелко затрясла головой. Ну, на пятый, так на пятый. Подруги поднялись на самый верх. И позвонили в одну из дверей.
– Перекопченный? – удивленно спросили из-за них. – Девушки, вы не по адресу.
– Но бабушка из шестнадцатой квартиры сказала, что они живут тут.
– Слушайте вы ее больше, – фыркнули за дверью.
Затем дверь неожиданно открылась. И на пороге появилась женщина лет сорока, которая воскликнула:
– Эта выжившая из ума карга до сих пор считает, что в нашей стране правит Брежнев! Представляете? От нее весь подъезд стонет. Каждый вечер «Интернационал» врубает на всю громкость. И флаги наши российские по праздникам, если где на улице увидит, сразу срывать лезет. Дескать, нечего разные тряпки вывешивать. Единственный цвет для флага может быть только красный. С серпом и молотом. Чокнутая! В прошлом веке живет!
В общем, к коммунистически настроенной бабушке подруги больше соваться не рискнули. И перебрались в следующий самый левый подъезд. Настроение у них существенно упало. И они подумывали, что за последние двадцать лет семейство Перекопченных могло переехать в другое место или даже просто тихо умереть.
В первой из квартир их даже слушать не стали. Там шел ремонт. И работала бригада таджиков. Они по-русски знали всего несколько слов, «хорошо» и «до свидания» были самыми сложными из них. Так что пообщаться подругам с работниками не удалось. Зато во второй квартире им наконец-то повезло. Как говорится, уж повезло, так повезло. За все их мучения и бесконечные хождения по подъездам и лестницам отсыпали им небеса щедрой пригоршней.