Глаза Серого потемнели.
– Я ей говорю, давай, посмотри другие, а она ни в какую, стоит, глаза на мокром месте и на меня так умоляюще смотрит: «Мама, хочу только ее!» Ладно, не стала я с ней спорить, понесли эту куклу на кассу. Кстати, ни ценника, ни страны-производителя я нигде не обнаружила, – продолжала Алла. – На кассе тоже сделали круглые глаза – игрушка не проходила через компьютер, у нее не было штрих-кода. Они вообще не могли понять, как эта кукла попала в магазин, понимаешь, Витя?
– Ну, и что дальше? – спросил Серый, затушив окурок. Все это ему определенно не нравилось.
– Сначала они вообще не хотели ее продавать, так как сами не знали, откуда она и сколько стоит, – устало произнесла Алла. – Но тут Лида закатила такую истерику, думала, сейчас отлуплю. Я стала предлагать им деньги, они не берут, тогда кассир вместе с куклой пошла к администратору. Картина маслом – Лидка вопит, очередь на меня шипит, я вся красная стою, не знаю, куда деваться, короче, с ума сойти. Наконец кассир вернулась, и сказала, мол, забирайте куклу так.
– Что значит «так»? – недоверчиво спросил Серый. – На халяву, что ли?
– Именно. Двигает она, значит, куклу в сторону Лиды, та к ней ручки тянет, как вдруг кукла вся задергалась и давай маршировать, представляешь? Она, оказывается, еще заводная была! На руке какой-то колокольчик звенит, она рот разевает, оттуда какая-то музыка играет!
– Музыка, – машинально повторил Серый, вспомнив про согнутый ключ в спине куклы, которую он видел сегодня на рынке. Он поднялся со стула:
– Я хочу посмотреть на эту замечательную куклу. Как она марширует.
– Лида, наверное, уже спит, – неуверенно сказала Алла и посмотрела в сторону комнаты дочери.
– Ничего, – сказал Серый и направился в детскую комнату.
Алла только покачала головой.
В комнате было темно. На мгновенье Серого посетила мысль оставить свою затею, но, сравнив еще раз рассказ супруги с сегодняшним походом на рынок, он на цыпочках подошел к спящей дочери. Он просто взглянет разок на это чудо-игрушку, и все дела. Рядом с головой Лиды на подушке покоилась голова куклы. В темноте было сложно разобрать, как она выглядит, и Серый решил посмотреть на нее при свете. Почему-то в нем крепло убеждение, что эта кукла окажется точно такой же, которую они видели сегодня на «блошином» рынке.
Слабый свет, льющийся из коридора, отразился на пластмассовых глазах куклы двумя желтыми мерцающими звездочками. Серый осторожно потянул куклу за волосы, моля бога, чтобы Лида не проснулась. Бог не услышал его.
Девочка проснулась как после страшного сна, резко подскочив в кровати, растрепанная, напуганная и злая одновременно. Секунду ее распахнутые глаза изумленно глядели на отца, затем она с непостижимой быстротой впилась зубами Серому в руку. Серый вырвал руку, потрясенно глядя на дочь. Руку саднило.
– Ты разбудил ее, – раздался в темноте злобный шепот Лиды. Глухо звякнул колокольчик. – Уходи.
Серый был настолько шокирован происшедшим, что не нашелся, что сказать в ответ, и молча вышел, потирая укушенную руку.
– Я выброшу эту дрянь в помойку, – сказал он, едва сдерживаясь от гнева, пока Алла протирала ему ранку ватой. Зубки у Лиды оказались на удивление острыми.
– Ложись спать, – посоветовала Алла, поцеловав мужа в лоб. – У нас и так сегодня достаточно событий. Не хватало еще из-за игрушки переругаться.
Алла проснулась глубокой ночью от тихих, крадущихся шагов. Она спала чутко и сразу поднялась с кровати. Мазнула полусонным взглядом по часам на DVD-проигрывателе – второй час ночи. Рядом, разметавшись в постели, сопел Серый. Алла тихонько встала, прислушиваясь. Шагов больше не было слышно, и женщина решила, что они ей приснились. Она уже хотела ложиться обратно, как вдруг услышала долгий вздох. Сонливость как рукой сняло, она открыла дверь и замерла – прямо перед ней стояла Лида, босая, в одной пижаме. Руки ее были плотно прижаты к бокам, словно она готовилась к броску, в правой руке что-то зажато, что-то продолговатое. Алла присела на корточки перед дочерью, пытаясь рассмотреть предмет в руках Лиды. А увидев, почувствовала, что сердце ее сковывает страх. Спица. Как она могла посреди ночи добраться до спицы?!
– Лида, – тихо позвала она дочь, с тревогой вглядываясь в ее лицо. Оно напоминало маску – бледную и неподвижную, в которой жизни было не больше, чем в горсти песка. Глаза подернуты мутной пленкой, рот приоткрыт, на подбородке блестящие дорожки от слюны. Вдруг челюсти медленно задвигались, словно жуя что-то невидимое, изо рта выглянул узкий язык, и Алле стало не по себе.
– Лида! – затрясла она дочь. Девочка сделала всасывающий звук, будто бы допивала сок, и вдруг взгляд ее прояснился. Спица выпала из пальцев.
– В чем дело? – раздался хриплый голос проснувшегося Серого.
Черты лица Лиды разгладились, словно очистившееся от туч небо, на котором снова засияло солнце, и она слабо улыбнулась женщине:
– Мамочка?
– Лидочка, – Алла обняла дочь, чувствуя, как по телу девочки прошла легкая дрожь.
«Неужели лунатизм?» – пронзила ее мысль.
– Мамочка… – повторила Лида, вцепившись в женщину.
– Тебе плохой сон приснился? – ласково спросила Алла, поглаживая дочь.
Девочка открыла рот, чтобы ответить, но тут же закрыла – из детской комнаты доносились какие-то звуки, среди которых отчетливо слышался звон колокольчика.
– Что здесь происходит? – В дверях показался Серый, сердито глядя на жену с дочерью.
Лида заплакала, Алла гладила ее, что-то успокаивающе нашептывая ей в ушко. Внезапно в детской что-то упало, послышался звон стекла. Лида вздрогнула и, вырвавшись из рук матери, ринулась в комнату.
– Если это Мася что-то уронила, я с нее шкуру спущу, – мрачно пообещал Серый.
– Где она? – взвизгнула Лида, в ужасе глядя на пустую кровать. Девочка сжала кулачки и со злостью уставилась на отца: – Ты забрал ее?
– Замолчи! – приказал Серый, включая свет. Теперь он видел причину шума. Кукла была на шкафу, она лежала на спине, руки и ноги ее двигались, из яркого ротика лилась какая-то незамысловатая мелодия. С хаотично дергающимися конечностями она напомнила Серому раненого паука, который не может подняться на лапы. При этом, не переставая, гремел крошечный колокольчик. Дурдом какой-то! Серый шагнул к шкафу, наступив на что-то острое. Он посмотрел вниз. Так вот что упало! Их фотография, заключенная в посеребренную рамку, теперь была разбита вдребезги. В комнату заглянула испуганная Алла.
Кукла продолжала дергаться, не переставая звенеть колокольчиком, как цыганка своими монистами. Серый снял ее со шкафа, и она мгновенно затихла.
– Лида, это ты ее туда положила? – грозно спросил он и поразился, с какой ненавистью дочь глядела на него. Она молчала, сжимая и разжимая свои маленькие кулачки.
«Она была в кровати. Кукла была в кровати, вместе с Лидой», – эта мысль повторялась в мозгу Серого, как слова на пластинке, застрявшие в испорченной канавке.
– Как она оказалась на шкафу? – уже менее уверенно спросил он, оглядываясь.
Вдруг с какой-то обреченной беспомощностью он понял, что при всем своем желании Лида не могла бы дотянуться до полки, откуда он снял куклу. Можно, конечно, встать на кресло, но оно стояло на своем месте, да и не смогла бы их дочь сдвинуть эту махину даже на сантиметр. Правда, куклу можно было забросить на полку, но для шестилетней девочки эта задача, мягко говоря, трудновыполнимая. Кроме того, если бы куклу кинули, она бы повалила и другие фотографии, а также кучу сувенирных безделушек.
Лида протянула руки:
– Отдай мне ее.
– Не торопись, – ответил Серый, внимательно изучая игрушку.
По мере ее исследования он чувствовал некоторое облегчение – она была не похожа на ту рухлядь, что была на «блошином» рынке. У этой волосы заплетены в косы, аккуратное платье, она, по крайней мере, чистая, а та… Серый нахмурился. Черт, он даже не мог вспомнить, какое платье было на той образине! В памяти лишь отпечаталось, что оно было чумазое (но ведь его можно и выстирать), торчащие волосы (но их можно заплести в косы) и ключ в спине. Серый торопливо перевернул куклу. Ключ был там, прямо посредине. Правда, не согнутый. Ровненький, хромированный ключик.
– Марш в постель, – скомандовал Серый дочери, вытаскивая ключ из куклы. Ключ вышел неохотно, будто в пластмассовом теле ему было намного комфортнее.
– А Нома?
– Нома? – переспросила Алла.
– Нома, моя кукла. Моя любимая кукла, – подчеркнула Лида, не сводя своих обжигающих глаз с отца.
Серый хотел резко ответить, чтобы Лида перестала валять дурака, что она уже достаточно взрослая и пора бы отвыкать от детских привычек спать с куклами и что он еще поговорит утром с ней по поводу укуса на руке, но… он встретился с молящими глазами Аллы, и сердце его дрогнуло.
– Держи свою Ному, – грубовато сказал он, швыряя куклу на постель дочери. Ключ он зажал в руке, гадая про себя, как все-таки она могла сама по себе завестись. Лида прижала к себе куклу и молча забралась в постель.
– Держи свою Ному, – грубовато сказал он, швыряя куклу на постель дочери. Ключ он зажал в руке, гадая про себя, как все-таки она могла сама по себе завестись. Лида прижала к себе куклу и молча забралась в постель.
Они вернулись в спальню. Никто из них не проронил ни слова, каждый думал о своем. Алла – о том, что Лиду нужно показать врачу, Серый – каким образом кукла оказалась на шкафу – раз, как она могла завестись – два. И, пожалуй, было еще третье. Он злился на самого себя, что почти не помнил, как выглядела кукла, которую они с дочерью видели на рынке. Он засыпал, и во сне он слышал мягкий перезвон колокольчиков.
* * *…Уши разрывало от непрерывной трели. Она была раздражающе-высокой, как визг бензопилы, цепь которой наткнулась на чрезвычайно крепкий сучок. Руслан медленно поднял голову, словно выплывая из какого-то фантастического сна, – окружающие предметы были плоскими, будто нарисованные детской рукой, но проклятые трели все продолжались и продолжались. В руках он сжимал слегка измятую фотографию Инги.
Только спустя какое-то время до него дошло, что уже вторую минуту надрывается телефон. Если он снова услышит в трубке мычание, то он сошел с ума. Или весь мир свихнулся.
– Добрый день, Лос-Анджелес на проводе, – скороговоркой проворковал приятный женский голос, и тут же в ухо ворвался голос Жени:
– Руслан?!
Она говорила с облегчением, но в голосе слышалось волнение.
– Ты почему не подходишь? Я уже трубку хотела класть…
– Что-то случилось? – спросил Руслан и не узнал свой голос – как шорох битого стекла.
– С тобой все в порядке?
– Да, – быстро ответил Руслан. Даже слишком быстро, отметил его мозг. – Почему ты спрашиваешь?
На том конце провода воцарилось некое замешательство, и Руслан неожиданно открыл для себя, что испытывает неприязнь – нашла время, когда звонить и отвлекать его!
– Знаешь, я просто подумала… Я очень волнуюсь за тебя.
– Тебе не о чем беспокоиться, – излишне резко сказал он, поглядывая в комнату. Туда, где на журнальном столике лежали другие фотографии, в том числе и дочери Вадима. Ноги так и просились в комнату, и это еще больше поразило его.
– … давно. У тебя ведь послезавтра вылет? Почему ты молчишь? Руслан!
– Да, я слышу, – раздельно, чуть ли не по слогам проговорил Рус. – У меня все нормально. Как Кристи?
– Хорошо… только сегодня она сама не своя. Плачет, капризничает. Алло? Ты слышишь?
– Ага, – сказал Руслан.
– Ты подумаешь, что я сошла с ума, но она думает, что ты опоздаешь на самолет. Смешно, да?
Однако, судя по тому, каким тоном это было произнесено, Жене было далеко не до смеха.
– Глупости. Тебе опять что-то приснилось?
– При чем тут сны? Кристи всю неделю готовилась к твоему приезду, а сегодня в нее словно кто-то вселился – кричит, что ты не прилетишь. Русик, мне почему-то страшно. У тебя правда все хорошо?
– Да, любимая, – сказал Руслан, чувствуя, как у него пересохло горло, о язык можно было зажигать спички. – Успокой Кристи. Где она?
– Спит, – немного удивленно ответила Женя и спохватилась: – Я забыла, у нас же разница во времени.
– Ладно, дорогая, у меня тут кое-какие дела.
– Ты любишь меня?
– Конечно, солнышко, – торопливо сказал Рус.
Сказав привычные друг другу слова прощания, он медленно положил трубку на рычаг. Затем прошел в комнату и посмотрел на часы. Он просидел с фотографией Инги почти целый час! Подул сквозняк, и фотография упала на пол. Руслан потер щеку, которая уже успела покрыться щетиной. Что за ерунду несла Женя? Как он может опоздать на самолет? Смех, да и только… Его в любом случае вытурят из гостиницы…
Внезапно Руслан встрепенулся, он ведь собирался позвонить Клепе!
Он быстро заказал разговор с Горячим Ключом, и через пять минут его соединили с приемной начальника.
– Да, – отрывисто ответили в трубке, и Руслан испытал странное чувство ностальгии – когда он последний раз слышал голос друга?
– Клепа… То есть Дмитрий, здравствуй. Это я, Руслан.
В трубке долго пыхтели, и Руслану казалось, что он воочию видит мыслительный процесс Клепы, как скрипят его мозги, словно несмазанные шестеренки.
– Рус? – с недоверием переспросил Клепа. – Е…ть-колотить, это правда ты?
– Он самый, – улыбнулся Руслан, но улыбка вышла напряженной. Уж слишком был печален повод, по которому он звонил. Клепа продолжал как ни в чем не бывало расспрашивать его о жизни, пока Руслан не выдержал:
– Ты слышал о Вадиме? Помнишь его?
– Конечно, помню. Приезжал тут ко мне несколько лет назад. Что-то случилось?
Руслан вздохнул.
– Он умер. Вчера.
– Да ну?! Что с ним?
– Долгая история. Долгая и хреновая, Клепа. Ничего, что я так тебя называю? – на всякий случай спросил Руслан.
Клепа уверил его, что все в порядке. И тогда Руслан рассказал ему все, хотя в душе понимал, что подобные сведения лучше передавать с глазу на глаз. Но выхода у него не было. Клепа внимательно его выслушал, ни разу не перебив. Потом поинтересовался:
– У тебя с местными ментами осложнений не возникло?
– Нет, все нормально. Клепа, а у вас как?
– В смысле? – не понял Клепа.
– Понимаешь, Вадик был убежден, что с нами будет то же самое, – признался Руслан. – За себя-то я уверен, но ничего не знаю про тебя с Серым. Он вроде на зоне?
– Освободился недавно, – проворчал Клепа. – Как заноза у меня в заднице, местный авторитет, понимаешь.
– С ним все в норме? – уточнил Рус, чувствуя, что у него словно гора с плеч свалилась.
– Ну да. Дочка растет, симпатяшка, хорошая жена, дом построил, баней сейчас занимается. В общем, – словно подводя итог, сказал Клепа, – все у нас прекрасно. Как в Париже, только дома пониже, да асфальт пожиже, – засмеялся он, и Руслан тоже невольно улыбнулся.
– А насчет Вадика я тебе вот что скажу, – вдруг серьезно сказал Клепа. – Он, еще когда в тот раз приезжал, показался мне того… с приветом. Черепица у него с крыши немного обвалилась. Он мне тоже втулял, что та девка жива. Но даже если это и так, то как она завела в гроб всю его семью, скажи мне на милость? Нет, он просто на почве своей болезни превратился в окончательного шизика.
Руслан перекинулся еще несколькими фразами с другом детства, они обменялись номерами мобильников, и он повесил трубку.
* * *Возможно, если бы Никто и не провел бы в психушке столько времени, он бы серьезно задумался о целесообразности своей затеи, и его нервы были бы похожи на натянутые струны, готовые лопнуть в любую секунду. Но в этом-то и заключался нюанс – Никто было абсолютно плевать, что его начали искать, что ориентировки с его данными были моментально разосланы во все линейные отделы внутренних дел, что по телевидению и в прессе неоднократно указывалось на то, что из психбольницы сбежал опасный сумасшедший. Никто не смотрел телевизор и не читал газет, учебник латыни – все, что было у него под боком последние годы. У него была цель, и он пер к ней как танк. Горячий Ключ. Вот что ему было нужно. А посему его душевное состояние можно было сравнить с младенцем, который, напившись материнского молока, уютно устраивается у нее на груди, готовясь ко сну. Полное умиротворение и предвкушение эйфории.
Спустя некоторое время, когда на горизонте брезжил розоватый рассвет, он решил подстраховаться и повторно сменить свой гардероб. На его пути попалась загулявшая молодая парочка. Студенты были настолько ошарашены внезапным появлением растрепанного Никто, что девушка от страха упала в обморок, а парень на несколько минут впал в ступор. Впоследствии ни он, ни она не смогли дать внятных описаний Никто, а возмутитель спокойствия в обновке и с заметно потяжелевшим кошельком, получив фору во времени, уже спешил на первую электричку.
Есть особенно не хотелось, но Никто понимал, что ему нужно что-то кидать в желудок, иначе он рискует опоздать на самое интересное, поэтому он заставлял себя проглотить пару безвкусных пирожков с клейкой начинкой.
Где-то на попутках, где-то на товарных поездах, где-то пешком, но он приближался к Краснодарскому краю. В одной забегаловке он умудрился сбрить свою бороду найденной где-то облезлой бритвой. На какой-то из пересадочных станций он купил дешевые солнцезащитные очки, берет и томик Библии.
«Я всего лишь одинокий старик, помешавшийся на боге, который и мухи не обидит. Уступите место, премного благодарен, молодые люди».
Ему несказанно везло, и никто не обращал на пожилого мужчину в смешном берете никакого внимания. Контролеры в электричке шли мимо него, словно его и не существовало. Правда, однажды произошел небольшой конфликт. Как-то вечером он ехал в одном вагоне с подвыпившей компанией. Один мужик с отекшим испитым лицом всю дорогу зло смотрел в его сторону, и когда Никто вышел в провонявший дымом тамбур, он шаткой походкой последовал за ним.
«Ты мне не нравишься, старик», – прямо заявил он, намереваясь ударить Никто. Драки, собственно не было. Никто клещами сжал его горло, подтащил к дверям (они не были закрыты, кто-то заботливо положил вниз бутылку), с легкостью отжал дверь и вышвырнул мужика во тьму. Затем прошел в другой вагон и на следующей станции вышел. Компания вспомнила о своем друге лишь через две станции, когда Никто уже пересел в автобус.