— Да со мной-то он ничего не сделает! — всхлипнула Лариса. — А я вот с ним что сделала! Если ему из-за меня не хватит, денег на оборудование, он мне этого никогда не простит!
— Лара! Успокойся.. Раз Коля занимается бизнесом, у него наверняка есть друзья, которые смогут его выручить. Пять тысяч долларов — большая сумма, но все же не такая, которая выбьет из седла человека, торгующего машинами.
— Ты думаешь? — с надеждой спросила Лариса, вытирая лицо салфеткой. И тут же опомнилась:
— Господи! И это я тебе жалуюсь! Игоря убили, ты живешь в подполье, за тобой гоняются милиционеры…
— И отчим, — добавила Элла. — Борис оказался таким болваном! Он думает, что менты как посмотрят на меня, Белоснежку, так сразу и поймут, что я ни в чем не виновата!
— Пойдем я тебя покормлю. — Лариса потащила ее на кухню и, усадив, ревниво сказала:
— А ты похудела! И макияж стала делать яркий. И очки тебе идут.
— Если меня оправдают, я порадуюсь этому обстоятельству, — сдержанно ответила та. — Деньги не забудь мне отдать, а то я без них — как без рук.
— Слушай, а у тебя вообще-то есть какая-нибудь заначка? Я имею в виду — более существенная? Счет в банке, например?
— Ларис, ну какой счет? — Элла набросилась на блинчики с капустой, как будто в самом деле явилась из леса. — Ничего у меня нет. Да если бы и были — разве сейчас можно деньги в банк класть?
— И то правда, — согласилась подруга. — Колька поэтому тоже все свои сбережения дома держит. В тайнике. — Лариса снова схватилась за щеку, словно там надулся флюс, и запричитала:
— Ой, он меня убьет, когда узнает про магазин! И я еще до кучи часы потеряла!
— Какие часы?
— Которые он мне на свадьбу подарил — с бриллиантиками и гравировкой. Представляешь, какая идиотка?
— Но ты же не специально! — с жаром принялась убеждать ее Элла.
Успокоившись, Лариса умылась холодной водой и хлопнула ладонями по столу.
— А теперь расскажи, что с тобой произошло.
Когда Элла рассказала, она спросила:
— Ты горюешь по Игорю?
Элла не успела ответить, как дверь на кухню внезапно распахнулась и на пороге появилась Ленка с взлохмаченной рыжей макушкой и в короткой кожаной юбочке.
— Ба! — воскликнула она, разинув рот. — У нас в гостях мужеубийца!
— Я тоже рада тебя видеть, — вздохнула Элла. — Надеюсь, ты одна?
— Господин Кокинадзе ждет меня в своем автомобиле.
— Какой такой Кокинадзе? — вскинулась Лариса.
— Успокойся, систер, это всего лишь чинный ужин в приличном ресторане. Клянусь!
— Ленка, ты доиграешься!
— Послушай, чего ты от меня хочешь? Скоро я получу диплом, и что прикажешь мне делать?
— Устроиться на работу, естественно.
— Ну вот еще! — Ленка вильнула бедрами. — Лучше уж я выйду замуж. Ничего особенного в моем возрасте. Поэтому сейчас я перебираю кандидатуры.
— По-моему, ты начала их перебирать еще лет пять назад, — ехидно заметила Лариса и посмотрела на сестру с тайной завистью.
Она завидовала всем женщинам от пяти до пятидесяти пяти, если в их внешности было хоть что-то выдающееся. Несмотря на то что сестры имели сходную комплекцию, у Ленки ноги выросли на два сантиметра длиннее. Что зачастую являлось причиной мелких семейных стычек.
— Эл, ты вообще-то как? — спросила Ленка. — Будешь дальше прятаться?
— Буду, — сказала Элла. — Пока настоящего убийцу не найду.
— Сама? — не поверила Ленка.
— Я, между прочим, самое заинтересованное лицо. Кроме того, у меня есть знакомый частный детектив, который уже начал мне помогать, — приврала она.
— Буду за тебя пальцы держать, — сказала Ленка. — Ладно, пока. Я, собственно, заезжала переодеться. Целую, буду не поздно. — Она повернулась к Элле и легкомысленно помахала ей ручкой:
— Надеюсь, что тебя не сошлют на галеры!
— Вот дура! — пробормотала Лариса и крикнула вслед:
— Шапку надень, вертихвостка! — И, когда дверь захлопнулась, добавила:
— Сессию на пятерки сдала — даже не придерешься.
ГЛАВА 5
— Вот она, Астапова! сказал Овсянников и толкнул фотографии рукой. Они пролетели через весь стол и остановились прямо перед носом Эллы. — Вглядись в это лицо! Просто ужас, ты не находишь?
— Почему же ужас? — пробормотала она, раскладывая снимки перед собой. — Простое хорошее лицо. Нормальное лицо.
— Нормальное? — недоверчиво переспросил сыщик. — Да ты посмотри на выражение глаз. Вечная жертва! Агнец на заклание! И эти жалкие очечки. Ты бы стала носить такие очечки?
— Ну… У людей бывают разные обстоятельства, — стараясь подавить обиду в голосе, ответила Элла. — Может быть, она купила себе другие, а потом их потеряла.
— Кстати, насчет «потеряла». Это за ней тоже не заржавеет. Девка теряет все, что только можно потерять. Нет, ну а прическа? — снова вернулся он к фотографиям. — Такое впечатление, что она расчесывается пальцами. Смотри, она снята в разное время в разных местах, и везде растрепанная, как Незнайка.
— Но лицо-то у нее нормальное! — раздраженно сказала Элла. — И выражение его нормальное.
— О, да! — согласился Овсянников. — Именно с этим выражением лица она разбивает посуду, роняет мебель и проваливается в канализационные люки. Поверь мне, это настоящий «Титаник» в юбке! Из того, что я про нее узнал, напрашивается только один вывод: она может быть сейчас где угодно — в Швеции, в открытом море или в Пиркулинском заповеднике! Ее могли продать в какой-нибудь гарем, заманить в секту или засунуть вместе с гуманитарной помощью в самолет, летящий в Бохайвань.
— И ее подозревают в убийстве мужа? — с вызовом спросила Элла.
— Именно! Могу себе представить, как все происходило. Она хотела поиграть в Золушку и танцевала со сковородками в руках на кухне. И тут некстати вошел муж. Бэм-с! Он получил сковородкой по голове. Или она хотела прихлопнуть муху, которая спала меж оконных рам, но неожиданно проснулась и принялась перелетать с тарелки на тарелку. И тут опять некстати зашел муж. Бэм-с! Муха была убита вместе с благоверным.
— По-моему, это не повод для шуток, — вздернула подбородок Элла. — Я не верю, что эта милая девушка могла совершить такое страшное злодеяние.
— Эта милая девушка! — сладким голосом повторил Овсянников и сложил руки под подбородком.
В этот миг Элла яростно ненавидела его близко посаженные крокодильи глазки и слегка смещенный в сторону нос. И эта образина еще будет выступать по поводу ее внешности!
— Эта милая девушка, — не пожелал сдаваться он, — едва не пустила в расход кучу народу. Муж — ее первая настоящая жертва. Раньше были другие потенциальные жертвы среди мужского населения страны, однако им каким-то образом удалось избежать ужасной участи.
Овсянников принялся перечислять, сколько кто сломал ребер и ног, в какие попадал ситуации, как только связывался с «милой девушкой» по имени Элла. За время его прочувствованного монолога она вспотела, как болезненный младенец, завернутый любящей мамочкой в три одеяла. Вся ее жизнь прошла перед ней! Только в изложении Овсянникова все выглядело гораздо ужаснее, чем она себе представляла до сих пор. Может быть, она действительно генетическая аномалия? Может быть, ей следует уехать на Индигирку и сидеть там в сугробе до самой смерти?
— Мне придется проверять все ее связи, — сказал Овсянников. — Кстати, у нее есть особые приметы. — Элла напряглась. — Родимое пятно на левом плече, шрам под коленкой и три маленькие родинки за правым ухом. Идут в ряд, словно нарисованные. Впрочем, я узнал бы ее сразу, если бы увидел.
«При нем можно ходить только в брюках и кофтах с длинными рукавами, — тотчас же сделала вывод Элла. — И не отгибать правое ухо».
Когда она наконец ушла в ужасном настроении в свою комнату со списком поручений на завтра, Овсянников позвонил Диме Шведову и шепотом сказал:
— Послушай, Дим, прям не знаю, что делать! Мне кажется, твоя Бэлла в меня втюрилась. Да ничего я не придумываю! Она так странно себя ведет! Стоит мне подойти к ней поближе, как она начинает дрожать, словно маленькая собачка. Лоб у нее покрывается испариной. Или, может, она меня боится? Нет? Ты тоже думаешь, что влюбилась? А я, значит, должен вести себя как джентльмен. Угу. Но если она зачахнет, ты сам будешь виноват.
Положив трубку, Овсянников, насвистывая, отправился на кухню за минералкой и в коридоре наткнулся на свою новую соседку. Она на цыпочках вышла из ванной и тихо-тихо закрыла дверь. Потом повернулась и, рванув с места в карьер, впечаталась в живот хозяина квартиры.
— Уй! — сказал он, потому что новая секретарша пребольно наступила ему при этом на ногу.
Поскольку Элла была в короткой ночной рубашечке, она тут же вспомнила о своих особых приметах и повернулась к Овсянникову тем плечом, на котором не было родимого пятна. И присела, чтобы он, не приведи господи, не разглядел шрама под коленкой. Уши ее были закрыты распущенными волосами, которые от воды уже завились на лбу в предательские колечки.
Овсянников, которого напугали странные телодвижения, схватил ее за плечи и встряхнул.
— Пустите меня! — с надрывом выдохнула она и, оттолкнув его двумя руками, бросилась бежать. Дверь ее комнаты хлопнула, и все стихло.
— Вот это да! — пробормотал детектив. — Никогда не жил в одной квартире с собственной секретаршей. Оказывается, это страшно увлекательное дело!
* * *На следующий день Элла решила, что ей нужно побывать на месте преступления. То есть в своей квартире. Принять решение и то оказалось нелегко, а уж заставить себя осуществить задуманное и подавно. Ей чудилось, что все соседи предупреждены о том, что ее необходимо поймать и сдать в милицию. Поэтому она поглубже надвинула шапку на лоб, завязала ее уши под подбородком и опустила на глаза меховой козырек. Потом до самых очков замоталась шарфом.
Самое обидное, что каждая собака во дворе ее узнавала. С ней здоровались все, кто попадался навстречу. Одна тетка из соседнего подъезда даже решила высказать ей свои соболезнования. Тетка была из тех, которые все свободное время посвящает разговорам — по телефону и живьем. Если бы Эллу ловили, она бы знала. Но, судя по ее реакции, никаких слухов на этот счет не ходило, поэтому Элла слегка успокоилась и, заранее достав ключ, взбежала по лестнице на свой этаж.
Некоторое время назад дверь была опечатана, но потом в нее кто-то входил. Коврик валялся вверх ногами, и Элла подумала: не сидит ли внутри засада? Однако нет — когда она вошла, никакой засады там не оказалось. В квартире стоял чужой запах, но и только. Схватившись за горло рукой, она заглянула в кухню, но ничего особенного не увидела.
Делать здесь было решительно нечего. Элла прямо в сапогах прошла по коврам к шкафу и побросала в пакет кое-что из вещей. Потом заперла дверь и позвонила в соседнюю квартиру, где жила одинокая поэтесса Юлия Юшкина. Большую часть суток она проводила дома и могла что-нибудь слышать в ночь убийства.
— Элла, — мрачно сказала та, появившись на пороге в ужасных тренировочных штанах и свитере по колено. — Ваш муж накануне смерти ругался матом.
— А не могли бы вы… — Элла сделала в воздухе затейливый жест рукой. — Рассказать все как-нибудь поподробней?
— Как он ругался? — удивилась Юлия и подняла соболиные брови к самой кромке волос.
— Вообще все, что вы слышали.
— Я не только слышала, но и видела, — торжественно сообщила Юлия. — Видела, как он пришел домой. Вышла, знаете ли, за газетой, а он как раз появился из лифта. Припал животом к двери и начал возиться и сопеть.
— Что-то я не совсем поняла, — перебила Элла. — Игорь что, был пьян?
— Нет, ну что вы? Зачем пьян? Просто он прижимал коленкой к двери портфель и одновременно вставлял ключ в замок. Я ему говорю: «Игорь, вам лучше поставить его на пол, тогда дело пойдет». А он отвечает: «Не могу, Юлечка, он слишком ценный».
— Вы уверены, что это был именно портфель? — немедленно спросила Элла.
Дело в том, что у Астапова никогда не было портфеля. «Дипломаты» были, и папки были. Портфелей не было.
— Конечно, уверена! — воскликнула Юлия. — Я же не слепая! Такой коричневый с двумя серебряными замочками.
— Так что, он ругался матом, потому что у него дверь не открывалась?
— Нет-нет, при мне бы он себе этого не позволил! — испугалась Юлия. — Это было позже, уже к ночи. Точное время не могу назвать — меня уже милиционеры с этим временем наизнанку вывернули. Но я никогда не смотрю на часы — я живу ощущениями! Просто было темно и лифт давно не шумел. Поэтому я и решила, что уже ночь.
И вот я пошла выносить мусор. Ночью, знаете ли, выносить мусор гораздо комфортнее, чем днем. Ни с кем не столкнешься на лестничной площадке, и, если по дороге в голову придет рифма, никто тебя с толку не собьет. Выхожу я, значит, на площадку и слышу — из вашей квартиры доносятся крики и брань. Понятно, что кто-то ругается. Я прислушалась — невольно, конечно! — звучал голос вашего мужа. Он очень громко кричал и сердился. И голос был только его. Он кричал, потом делал перерыв и снова кричал. Из чего следует вывод, что он разговаривал по телефону.
— А что, что он кричал? — нетерпеливо спросила Элла.
— Ну, это вам лучше знать, — пожала плечами Юлия. — Вы ведь как раз пришли домой.
— Я?! — громко воскликнула изумленная Элла. — Я пришла домой? С чего вы взяли?
— Я вас видела. Понимаете, я всегда поднимаюсь к тому мусоропроводу, который на полплощадки выше, а не к тому, который ниже. Люблю, знаете ли, послушать, как гремят в полете пустые банки. Поскольку основной моей пищей являются консервы, выносить мусор для меня — истинное развлечение.
— И что?! — раздраженно вскинулась Элла, которой хотелось задушить поэтессу за ее дурацкую уверенность. Видела она ее! Вот ведь дура какая!
— И ничего. Я стояла вон там, наверху, а вы подошли к двери, открыли ее своим ключом и скрылись внутри.
— Я с вами поздоровалась? — спросила Элла. — Вы видели мое лицо?
— Нет, — немного подумав, призналась Юлия. — Но на вас было ваше пальто.
— Какое мое пальто? — едва сдерживаясь, чтобы не завопить в полный голос, уточнила Элла.
— Длинное черное пальто с капюшоном. Вы как раз и были в капюшоне.
— Это была не я, — простонала Элла и для убедительности потрясла перед собой руками с растопыренными пальцами. — И пальто тоже было не мое. Мало ли таких пальто продается!
— Ну, может быть… — не слишком уверенно согласилась Юлия и, пожав плечами, добавила:
— Но милиции я сказала, что это были вы. Да и кто еще, кроме вас, может открыть дверь ключом и спокойненько войти в квартиру?
— Убийца, наверное! — рявкнула Элла. — Вы ее хорошо рассмотрели?
— Помилуйте, Эллочка, зачем мне вас рассматривать? Но если вы говорите, что это была убийца, то… Сдается мне, она выше ростом.
— Выше, чем я?
— Мне сейчас так кажется. Или это были вы, но на каблуках.
— Это была не я! — завопила Элла.
— И хорошо, и ладно, — успокаивающе сказала Юлия. — Не вы так не вы. В конце концов, компетентные органы разберутся.
Вот в этом Элла как раз очень сильно сомневалась. Улики против нее множились, словно микробы в питательной среде.
Распрощавшись с соседкой, она бросилась обратно в квартиру и залезла в шкаф — черное пальто было на месте, и ничто не говорило о том, что его кто-то недавно надевал. Тогда Элла принялась за поиски коричневого портфеля. Она-то хорошо знала, где можно спрятать вещь такого размера! Никакого портфеля в квартире не оказалось.
Выходит, что? Его забрали? Может быть, Астапова вообще убили из-за этого портфеля? Он сказал поэтессе, что портфель слишком ценный, чтобы ставить его на пол. И теперь этого ценного портфеля нет, а Астапов мертв. И в то время, когда он с кем-то ругался по телефону — если верить Юлии, даже произносил нецензурные слова! — в квартиру вошла женщина в длинном черном пальто с капюшоном на голове. Она открыла дверь своим ключом и, возможно, стукнула Игоря сковородой по голове. Интересно, а это черное пальто она надела специально? Чтобы подумали, что она — Элла?
* * *— Какую кухню ты предпочитаешь? — спросил Овсянников, заводя мотор и медленно трогаясь с места.
— Мне все равно, — ответила Элла, нацеленная совершенно на другое. — Скажи, а ты можешь узнать у этого твоего клиента Михальченко про типа, которого убитый Астапов тем вечером сопровождал в театр?
— Да я уже давно все узнал, — отмахнулся Овсянников. — А тебе зачем?
— Ну… Вот скажи, что ты сегодня делал?
— Пытался напасть на след Астаповой. Разговаривал с людьми, наблюдал за квартирами, в которых она могла затаиться.
— И как успехи? — с любопытством спросила она.
— Пока никак. Не устаю надеяться, что она рано или поздно объявится сама. Допускаю даже, что Астапова невиновна и вообще ничего не знает о том, что произошло. Потом явится с широкой улыбкой к маме и скажет: «Меня тут на пару недель завербовали поработать на алмазных копях. У нас тут все в порядке?»
— Не думаю, что она такая безголовая дура, какой ты пытаешься ее представить. Возможно, она наивная и невезучая, но не более того!
— Ф-р-р! — выразил свое отношение к ее словам Овсянников, останавливаясь возле небольшого трактира. Однако тот оказался закрыт.
— Что за черт? — рассердился сыщик и даже стукнул носком ботинка в дверь. — Первый раз такая петрушка!
Элла втянула голову в плечи, потом облизала губы и легкомысленно сказала:
— Подумаешь! Поедем в другой трактир!
Овсянников молча вырулил на шоссе, сделал пару поворотов и, притормозив, с опаской выглянул наружу.
— Кажется, все в порядке, — пробормотал он, выбираясь из машины.
— Я правильно поняла: ты все-таки допускаешь, — спросила Элла, забегая вперед и оборачиваясь лицом к нему, — что Астапова невиновна, да?
— Конечно, допускаю, — пожал плечами Овсянников. — Есть у меня одна версия…