— С удовольствием, — просто ответила я. Без улыбки — но вполне дружелюбно.
— И второй вопрос…
Он замялся.
— Второй вопрос — «Когда?», не так ли?
Даймонд опустил голову, не отвечая и не двигаясь с места.
Неужели, произошло что-то настолько серьезное, что вот сейчас он стоит передо мной, словно
преступник, терзается и молчит? О, демоны!
Как же мне хотелось кинуться к нему, обнять, заверить, что все хорошо, целовать его, принадлежать ему…
Вместо этого я сказала лишь:
— Мне кажется, ожидание мучает тебя. Наверное, будет лучше начать сразу после ужина.
Он поднял голову и ровным голосом ответил:
— Как скажешь, Неумолимая.
Ужинали при свете электрических светильников и огня в камине. За огромным, словно для заседаний, столом кроме Даймонда и меня никто не сидел. Обслуга выстроилась у стеночки и не попадалась на глаза.
У меня был просто зверский аппетит, поскольку сегодня я не ела еще вообще ничего. Чашка чая и бокал газировки не в счет. Я забыла про еду: сначала нервничала в поезде, потом — этот маскарад…
Напряжение не ушло до сих пор, просто включился мозг — а он требовал углеводов. Поэтому я позволила себе не только мясо, но и все сладкое, мучное и вредное, до чего смогла дотянуться.
Даймонд ужинал неторопливо — он казался спокойным, только был бледен. Но может быть, это освещение давало такой эффект.
— Я не вправе задавать вопросы, — произнес он наконец. — Но мне бы хотелось… Если ты сочтешь возможным… Словом, Неумолимая, я был бы рад что-нибудь узнать о том, как ты жила все эти годы.
Как я жила? Я жила с Ральфом, мой дорогой креадор. И в вечной тоске неизвестно о ком. То есть, сейчас-то понятно — о ком. А шесть лет я просто умирала от непонимания. И одиночества.
— Если мы начнем этот разговор, он нам помешает, — искренне ответила я. — Лучше позже…мой креадор.
Назвать его просто «креадор», формально, я не смогла.
— Ты права, Неумолимая. Ты всегда права.
Перед Даймондом стоял наполненный красным вином бокал, но он не прикоснулся к нему — потому что я пила только сок.
Мы одновременно поднялись из-за стола, и Даймонд знаком попросил следовать за ним.
Он привел меня к каменной винтовой лестнице. Тут же подскочил Оттавио с плащ-накидками и моим «тревожным чемоданчиком» в руках.
— Надень, Неумолимая. — Даймонд забрал у дворецкого плащи и подал один из них мне. — Снаружи все еще дождь, а купол над чашей, если не ошибаюсь, делать нельзя.
— Все верно.
Мы облачились в плащи, и Даймонд с поклоном пропустил меня вперед. Я стала подниматься, хозяин следовал за мной. Тусклый свет болтающихся на цепях ламп позволял не споткнуться на плоских ступенях. Шли долго. Когда твой путь все время закручивается по спирали в одну сторону, начинает кружиться голова. В конце концов я приостановилась, опершись руками о стену. Даймонд подошел и обнял сзади.
— Прости меня, Бренна, — зашептал он, уткнувшись мне в волосы. — Это последний раз.
Я вздрогнула от таких слов, но не высвободилась. Лишиться тепла его рук сейчас было выше моих сил. Я чувствовала его каждой клеточкой. Сердце стучало, как набат. Так мы стояли, пока сзади не послышалось деликатное покашливание. Даймонд с трудом, как мне показалось, разжал руки.
— Оттавио идет за нами. Он понадобится, — тихо произнес креадор. — Пора, Неумолимая.
Еще несколько витков — и перед нами открылась круглая площадка, окруженная перилами.
Мы очутились на башне. Дождь все еще хлестал, к тому же, сгустилась тьма. К счастью, не было ветра. Но рядом с дверью, откуда мы вышли, из стены торчал фонарь в стеклянном плафоне. Его свет, в отличие от ламп на лестнице, был очень ярким, и ничто не мешало разглядеть в центре площадки постамент, на котором высилась большая металлическая чаша с растительным орнаментом. Над ней было установлено нечто вроде мини-ротонды, очевидно — чтоб не заливал дождь.
Я видела много чаш в разных мирах — близких по размеру и совершенно разных по форме и узору ковки. Но все они были схожи аурой, которая от них исходила. Аурой неизбежности.
Вошел Оттавио и с поклоном передал Даймонду мой «чемоданчик», после чего как тень отступил на лестницу. Креадор, тоже слегка поклонившись, поднес шкатулку мне. Я раскрыла ее и вытащила флакон. Распечатав его с помощью заклинания — иначе это сделать невозможно — вылила всю воду в чашу. Металл, из которого делаются эти чаши, не искажает цвета воды, ошибиться невозможно.
У меня на глазах вода стала ярко-зеленой.
Словно мир был населен не людьми, а магическими существами.
— Что это такое? — воскликнула я, в изумлении повернувшись к Даймонду. Он все так же держал в руках раскрытую шкатулку и, не выдержав моего взгляда, опустил голову.
— Я где-то допустил роковую ошибку — тихо проговорил он. — Снисхождения не жду. Свою вину признаю полностью.
Готовясь возразить, что зеленая вода совсем не конец света, я вновь перевела взгляд на чашу.
И чуть не вскрикнула, зажав рот рукой.
— Помоги, Мерлин… — прошептала я. Даймонд молча встал рядом.
Больше я не могла вымолвить ни слова, только с ужасом глазела на эту воду, не в силах отвести взгляд. Сейчас по правилам я должна… Должна…
— Ты можешь вызвать гвардию, Неумолимая. Тюрьма есть в городе, а есть в замке. Я подчинюсь, не беспокойся, а ты сразу свяжешься с Верховным контролером. Либо — можно взять один из городских дирижаблей и сразу доставить меня в Лигу — это быстрее, чем дожидаться оттуда вертолета. Обещаю, что не сбегу и никуда не денусь. Или, — голос его стал глуше и мягче. — Можешь сама. Здесь и сейчас.
Я не слушала его — я лихорадочно соображала. Лига — это значит, сразу передать дело Ральфу.
Только не Ральф! Тогда шансов никаких.
— Оттавио! — громко позвала я.
— Слушаю, сеньора! — дворецкий шагнул из темноты.
— Вызови из города независимую гвардию. И с этой минуты обращайся ко мне «Неумолимая», пожалуйста.
Я передала ему пустой флакон и шкатулку.
Я не буду делать это сама. Я не могу.
И уж точно — не сейчас.
— Слушаюсь, Неумолимая!
Оттавио мгновенно исчез, не задавая вопросов.
Видимо, Даймонд лепил дворецкого по классическим канонам.
— Что ты наделал, идиот?! — простонала я, закрыв руками лицо.
— Ничего особенного, Бренна. Просто загубил мир.
«Вместе с собой», — добавила я про себя.
Вода была даже не красного — бордового цвета. До черной ей оставалось дней пять. Если очень повезет — десять.
Даймонд опустился на колени, прямо на мокрый пол. Я не подняла его — по инструкции он был обязан это сделать.
— Как это случилось, ты знаешь? — не узнавая собственного голоса, спросила я.
* * *Он не знал — как.
Просто однажды обнаружил у некоторых своих жителей странную ауру — ауру нечисти.
Магического существа. Сначала Даймонд решил, что по невнимательности каким-то образом допустил проникновение из других миров. Но скоро понял, что ошибся. Ауры принадлежали местным.
— Это произошло всего две недели назад, — отчитывался Даймонд, не вставая с колен. — Внешних признаков еще не было — были лишь ауры. Но когда я понял, сколько их… Ужаснулся. Я бросился искать ошибку: брешь, какие-нибудь помехи, болезни, утечку маны — все что знал, я добросовестно перепроверил. Но ничего не нашел. Через четыре дня, которые я на это угрохал, стали проявляться внешние признаки. У людей отрастали клыки и шерсть. Кто-то принялся выть на луну, кто-то обзавелся хвостом и кинулся в воду… Это не лечится. Чтобы вылечить болезнь, надо хотя бы приблизительно знать причину — а я даже не слышал о таком. Единственное, что напрашивалось: я сам притащил эту заразу из других миров. В общем, когда я понял, что процесс необратим — я приложил все усилия, чтобы сделать из этого культ. В моем мире модно быть нечистью.
Престижно. Весело. Здорово. Это все, что я смог сделать для людей. И карнавал этот я замутил — словно пир во время чумы. К сожалению, это ничего не изменит — мир дает активную ауру во внешнюю среду. Как только он полностью переродится, он сможет воздействовать на соседние миры. Мой мир опасен. Он подлежит уничтожению. Вместе со мной.
Он вздохнул и продолжил:
— Мне хотелось лишь успеть увидеть тебя — ну вот и увидел. Не на что жаловаться. Я не думал, что такое бывает, но значит — бывает. Возможно, у тебя получится выяснить, что это, чтобы другие впредь были начеку. Я не буду оправдываться. Я полностью виноват. Делай что должно, Неумолимая.
— Почему ты не вызвал контролера хотя бы неделю назад? — чуть не закричала я.
Даймонд не успел ответить. Я поняла и без слов: «Потому что мне хотелось еще немного пожить».
Прибыл наряд независимой гвардии — четыре вооруженных вояки — и мне пришлось отдать его им.
Я лишь поручила Оттавио проследить, чтобы хозяин ни в чем не нуждался.
Даймонда увели. На прощание он мне улыбнулся — и я чуть не разрыдалась. Строит из себя героя, придурок! Ну как, как можно было быть таким легкомысленным?!
Все что я могла сейчас сделать — оставить Даймонда в тюрьме при замке и попытаться найти хоть какой-то выход. Как это жестоко — в один день обрести моего мага, после стольких лет разлуки — и тут же потерять.
Я, пошатываясь, спускалась по лестнице, не видя ступеней. К счастью, появился Оттавио и поддержал меня под руку, иначе я просто рухнула бы там от бессилья и горя. О, как же правы были те, кто придумал коридор Забвенья! Никаких уз! Никаких чувств! Это невыносимо. Но почему мы не забыли?..
Оттавио усадил меня в кресло у камина — до своей комнаты я сейчас не добралась бы — и принес коньяк. Только сделав несколько глотков, я вновь обрела способность ясно мыслить.
Я не знаю, что с миром, но яснее ясного вижу, что это Мир-на-краю. Даже если удастся выяснить причину — слишком поздно. Мне не спасти его.
Но можно попытаться спасти Даймонда. Хотя бы от смерти.
Контролер имеет право сразу передать дело Верховному и продолжать спокойно заниматься своими обязанностями. Этот вариант для меня полностью исключается: Ральф не пощадит.
Уничтожит его вместе с миром, как положено по инструкции.
У контролера есть и другое право — вынести приговор самому и осуществить его. К сожалению, тут нет вариантов: приговор один — тот же. Получается, либо я убиваю Даймонда собственными руками
— либо отдаю Ральфу. На принятие решения у меня от пяти до десяти дней. Хотя на самом деле — времени вообще нет. Тянуть — только мучить осужденного.
Но есть нюанс. Призрачная надежда.
Я могу обратиться в суд семиугольника. Это вроде суда присяжных, в роли которых будет выступать весь наш выпуск. И Ральф.
Семиугольник может помиловать, если больше половины проголосует за жизнь.
Над камином висели большие часы. Здесь сейчас уже два часа ночи, это значит, в Лиге — только одиннадцать. В экстренных случаях допускается беспокоить Верховных Творцов в столь поздний час.
— Оттавио! — позвала я.
Дворецкий бесшумно появился возле моего кресла.
— Слушаю, Неумолимая!
— Ты что, никогда не спишь? — горько усмехнулась я.
— Не спится, сеньора, — потупился он. — Беспокоюсь за хозяина.
— Я тоже, — прошептала я. И добавила громче, — покажи, где господин маг хранит артефакты и
ступай спать. Ты мне завтра понадобишься бодрым. Если, конечно, хочешь помочь хозяину.
— О да, очень хочу — с жаром заверил Оттавио. — Прошу Неумолимую следовать за мной.
По широкой лестнице, ничуть не похожей на ту, что ведет в башню, мы поднялись прямо в комнату
Даймонда. Я сразу поняла, что это его личные покои: на стене красовался постер с изображением лабиринта: точь-в-точь такой, как я видела в академии, только получше качеством. Ну почему, почему его всегда тянет в лабиринты! Над кроватью висел ловец снов. И я сразу поняла: он не магический. Просто красивое изделие, сотворенное женскими руками. Да и вообще — в комнате витала едва ощутимая женская аура.
Сейчас не время и не место для ревности — когда Даймонду грозит смерть. Да и вообще, какие у меня были основания думать, что он все это время был один? Ведь я тоже не была одна. Его слова, что искал меня по всем мирам? Ну так что?
Здравый смысл еще не спал, но в груди все равно кольнуло. Ревность — вещь вне разума.
Тем временем Оттавио достал из сейфа в стене квадратную коробку и с поклоном отдал мне. Я тут же ее раскрыла.
Стандартный круглый оберег, жезл-созидатель с зелеными камушками, брат-близнец моего, и разновидность «усилителя» — вечная свеча, которую креадоры применяют для связи. Она-то мне и нужна. В коробке Даймонда имелось еще кресало. Я грустно улыбнулась: видимо, он до сих пор не доверяет себе в обращении с огнем.
А мне источник огня не нужен. Он всегда со мной.
Я поспешила вновь подняться по винтовой лестнице. На сей раз было не до женских слабостей, вроде головокружений — время тикало, играя против нас. Сеанс можно, конечно, провести где угодно — но вот чашу с водой переносить нельзя.
А ее придется показывать.
Вот я и наверху. Дождь, наконец, перестал, что значительно облегчало задачу.
Встав у чаши, я взяла в руки свечу и легонько дунула на фитиль. «Ты же не дракон огнедышащий, верно?» — вынырнули откуда-то из прошлого слова Ральфа.
Дракон. Еще какой дракон сейчас сидит во мне.
Свеча загорелась. Над ее пламенем, в облаке жара, ясно обозначилось уже сонное лицо дежурного мага.
— Вечер добрый, Неумолимая! — слегка удивленно произнес мой собеседник на «той стороне». — Назовите себя и место вашего пребывания.
— Вечер совсем не добрый, маг, — ответила я. — Говорит Бренна Рейлис. Мы находимся в Мире-накраю.
Я назвала координаты.
Маг моментально проснулся, вытаращив глаза.
— Покажите воду!
Я занесла свечу над чашей. Вода цвета темного рубина заблестела в свете пламени. Несколько мгновений маг молчал, затем сурово произнес:
— Имя креадора!
Я назвала, с болью в сердце.
— Ждите дальнейшей связи, — ответил маг.
Я не успела возразить, что свеча не бесконечна — как он уже исчез.
Но почти сразу в небе передо мной словно развернулся огромный экран, и я увидела трех
Верховных Творцов, возглавляющих Лигу. Ого! Высший уровень. Хотя, чему удивляться: уровень катастрофы у нас тоже высший. Все как один Творцы походили на нашего профессора Соулса: такие же седые и степенные. Я мысленно окрестила их Левый, Средний и Правый. Правый держал в руках огромную толстую книгу.
— Изложите кратко суть дела и сообщите о предпринятых действиях, — произнес Средний.
Я отчиталась, стараясь ничего не упустить.
— Почему вы не связались напрямую с Ральфом Фиджи? — поинтересовался Левый.
Глубокий вдох. Сейчас главное — спокойствие и убедительный голос.
— Я хотела бы обратиться к суду семиугольника.
Творцы переглянулись.
— Вы просите помилования для креадора? — вновь заговорил Средний. — Но так как речь идет о мире, населенном людьми, это почти невозможно.
Словно железная рука сдавила мне горло.
— Но по закону… я имею право…
— Имеете, — сочувственно кивнул Левый. — Но маги семиугольника трепетно относятся к мирам.
Гибель людей простить нелегко.
Я чувствовала, что слезы уже совсем близко и с трудом держала себя в руках.
— Почему бы вам не передать дело Верховному контролеру? — мягко спросил Средний. — Ведь в случае обвинительного приговора вам придется самой приводить его в исполнение.
О, стихии, дайте мне сил не разрыдаться прямо при них! Иначе они сочтут меня недостаточно стойкой и откажут.
Но тут подал голос до сих пор молчавший Правый, с книгой в руках.
— Можете ли вы сообщить причину, по которой отказываетесь передать дело вышестоящему? — деловым тоном спросил он.
— Да! — я проглотила комок, застрявший в горле. Переход к сути придал мне сил. — Я считаю, что
Верховный контролер может быть пристрастен.
Творцы вновь переглянулись.
— Простите… Бренна, — продолжил Правый. — Но отдаете ли вы себе отчет в своих словах и действиях? Пристрастен или нет — какое это имеет значение, если возможный приговор — только один?
— Вот именно, — прошептала я. — Это верная смерть.
— Как давно вы знаете Даймонда Баума? — быстро спросил Средний.
Обманывать их не было смысла.
— Мы познакомились шесть лет назад.
— Где?
— В академии. Мы с одного курса.
— Но… — начал Левый, однако Правый поднял руку, прерывая его.
— Я должен подтвердить, уважаемые творцы, — объявил он, раскрыв книгу, — что Бренна Рейлис, Ральф Фиджи и Даймонд Баум входят в один семиугольник.
— Как это возможно?
— Ошибки нет? — одновременно заговорили двое других.
— Никакой ошибки, коллеги. Вопрос в другом: правильно ли мы понимаем, что Бренна Рейлис не прошла коридор Забвения?
— Прошла! — с жаром ответила я.
— Похоже, вы говорите правду, — продолжал Правый. — Но как, в таком случае, вы можете помнить, что учились с Даймондом Баумом?
— Я не знаю. Я не помнила его до сегодняшнего дня, но увидела здесь, в этом мире — и память вернулась. Мне не известны причины.
Творцы склонились друг к другу и о чем-то тихо переговаривались. Наконец, заговорил Средний.
Видимо, главным формально был он.
— В свете сложившихся обстоятельств мы не можем разрешить вам обратиться к семиугольнику.
Суд должен быть беспристрастным.
У меня упало сердце, и пол качнулся под ногами.
— Но послушайте! — воскликнула я. — Ведь решение будут выносить креадоры, а не я! Они-то не помнят Даймонда. Не должны помнить, во всяком случае. А вот Ральф… Верховный контролер помнит его очень хорошо — а он всегда был к нему не совсем справедлив! Какая же тут объективность? Он убьет его…