– Так что мы хотели бы получить гонорар, – сказал Палач.
– На, унеси куда-нибудь, – и Кирьян, не видя, кого просит, сунул в руки стоящей справа и чуть сзади него секретарше голову.
Приняв и чуть подсев – она не ожидала, что ей сунут что-то тяжелее другой папки, бледнокурая красавица рассмотрела голову и вместе с нею рухнула на пол. Сказкин заметил, что трусики у нее – розовые, и это проявление чужой легкомысленности окончательно сорвало резьбу, на которой последние минуты удерживалось его спокойствие.
– Заткнитесь все!.. Суки!.. Я не могу работать в такой обстановке!.. – приседая для пущей выразительности, он сжимал кулаки, кричал, срывая голос, и налитыми кровью глазами смотрел в пол. – Замолчите на минуту!.. Одну минуту!.. Шестьдесят секунд никто не открывайте рот!.. Я не могу думать!.. – перед глазами его проносились голова киллера, розовые трусики, идиотский взгляд Палача, треск огня за дверью, коврик дыма, выползающий из-под двери, а также племянник Мирослав, который звонил так редко, что нет ничего удивительного в том, что звонил он именно сейчас.
– Я вам назвал… – тихим, почти ленивым, словно и не было этих криков мгновение назад, голосом начал говорить Роман Романович, обращаясь к Палачу и Марине.
Но договорить не успел.
Дверь в кабинет распахнулась, в нее с ведром воды вбежал один из охранников и, задевая Сказкина локтем, выплеснул воду из кабинета – так было удобнее – в камин в коридоре. Вырывавшийся пар окатил Сказкина, и теперь все стояли как в турецкой бане.
Роман Романович дождался, когда охранник, громыхая ведром, выбежал и закрыл дверь. Медленно выпустил воздух из клокочущей груди и продолжил:
– …точное время смерти киллера. А вы когда его… обрезали?
– Точное время… – с иронией повторил Палач, разворачивая чупа-чупс и засовывая его себе в рот. – Любите все делать красиво?
Сказкин снова подумал о шкафе.
– Киллер, – сдавливая желание, процедил он, теперь уже даже более медленно, чем требовалось, – должен был выполнить заказ… Я заплатил ему сто пятьдесят тысяч… Которые, надеюсь, у вас?
Марина с тревогой посмотрела на Палача.
– Н-нет… Машина в кювете, мы ее не осматривали… А надо было?
– Значит, вы подарили полтораста штук баксов сотрудникам ГИБДД. Так вот, он должен был выполнить заказ, но вы его прикончили, парочка кретинов… и кретинок… Голову ему отрезали… За несколько часов до того, как он должен был сделать работу… У меня слов не хватает… – Сказкин разворочал воротник рубашки, ему не хватало воздуха. – У меня в жизни два правила: не материться и никого не убивать своими руками… Никогда! никогда! – клянусь могилой жены! – не матерился и не убивал своими руками!.. Даже когда я произношу слово «сука», я потом месяц сгораю от стыда! Но сейчас, б…и полоумные, когда вы заставили меня нарушить первое мое правило, будьте милосердны и не заставляйте меня нарушать второе!.. Если кто-то из вас, здесь стоящих, произнесет без команды хоть слово!.. хоть букву!.. хоть икнет! – клянусь богом, вашим патологоанатомам нечего будет вскрывать!..
Роман Романович только сейчас вспомнил, что он в засыпанном известкой пиджаке за две тысячи долларов, трусах до колен, носках до колен и домашних тапочках.
Дверь в комнату распахнулась.
– Босс, пожар потушен. Но на кухне угорела кухарка, а сантехник прыгнул с крыши и сломал обе ноги. Соседи вызвали милицию, «Скорую» и пожарных. Мы сами с ними разберемся, вы не переживайте.
Зубы Романа Романовича предательски захрустели. Чтобы отогнать уже конкретно насевшее на него уже не желание, а необходимость добраться до ружья, он решил отвлечься:
– Она так и будет здесь валяться?
Охранник схватил секретаршу за ноги и выволок из кабинета вместе с папкой. Потом с виноватым видом вернулся за головой.
– Вы двое прямо сейчас отправляетесь искать четверых молодых людей, – сказал Эрэр, глядя в глаза Марине. – Они такие же кретины, как и вы, поэтому найдете вы их без труда. После того как они… После того! После! После – это значит потом! После того как они обчистят квартиру дома двадцать шесть по Кутузовскому проспекту…
– Крутой дом, – бросил Палач.
Сказкин бросился к Кирьяну, нырнул рукой за его пазуху и выдернул «беретту». С трудом справившись, уговорами и чуть-чуть – силой, Кирьяну удалось остановить хозяина. Марина вытолкала побледневшего Палача за дверь.
– Так вот, – потрясая пистолетом перед ее лицом, продолжил Сказкин, – после того как они обчистят квартиру, то есть вынесут то, за чем приходили, вы их прикончите и товар доставите мне. Гонораром за это будут все те же двадцать тысяч за минусом ремонта моего кабинета, и в качестве бонуса можете взять себе голову киллера. Что-то осталось непонятым? Например, значение слова «после»?
– Никаких проблем, босс, – заверила Марина.
– Не произноси больше при мне этих слов!
Когда все вышли и потянуло понизу сквозняком от проветривания, Роман Романович уселся за стол и набрал на трубке номер.
– Мирослав, что там за проблемы? Почему ты до сих пор не вылетел в Бразилию?
Спустя минуту Роман Романович понял, что список бед, назначенных ему господом, еще не исчерпан.
– Как… ограбили?.. – пробормотал он. – Кто… ограбил?.. Мой антикварный магазин?..
– Дядя, я сейчас скину вам файл с камеры наблюдения, – прикладывая к затылку тряпку со льдом, простонал Мирослав. – Какая тут Бразилия… Меня сейчас в больницу повезут…
Бросив трубку, Сказкин включил компьютер и вызвал Кирьяна. Тот явился одновременно с появившимся в почте файлом. Несколько минут они, затаив дыхание, сидели молча. Смотрели, а иногда и всматривались в то, что запечатлела камера видеонаблюдения, установленная внутри антикварного салона.
– Сволочи… – видя, как кто-то усаживает продавца в витрину с драгоценными изделиями, принялся злобно шептать Сказкин. – Мерзавцы… Подонки… Мой ковер… шестнадцатый век… Через месяц он должен был покрыть пол во дворце шейха… – он круто развернулся к Кирьяну. – Найдите их, немедленно! Кто бы ни были и под кем бы ни ходили!.. Убейте их прямо сейчас! – Слишком много было потрясений для одного короткого утра. – Ковер – в магазин!.. А этих – сжечь! Сжечь!
– Я бы не торопился на вашем месте, Роман Романович… – едва слышно пробормотал Кирьян.
– Что?.. – Сказкин выпрямился и побагровел головой от подбородка до макушки. – Что ты сказал?!
– Я сказал, что если этих четверых, как вы хотите, сжечь, то некому будет проникать в дом на Кутузовском проспекте.
Сказкин решительно приник к монитору.
– Этого не может быть… – округлившиеся от изумления глаза его вращались, освещенные светом экрана, как у совы.
– Нет, можно, конечно, дать команду Палачу и Марине прикончить их, – Кирьян постучал пальцем по монитору, – прямо сейчас… Но тогда уже придется заставить Палача и Марину воровать Уорхола. Мне почему-то кажется, Роман Романович, что они взбунтуются. И я их пойму. Согласитесь, за двадцать тысяч за минусом ремонт кабинета заставить их перерезать кучу народа, а потом еще попросить совершить какую-то кражу…
– Это же… – и слыша и не слыша Кирьяна, прошептал Сказкин. – Это же эти четверо? – и он изумленно посмотрел на телохранителя, словно это не только что было установлено. Но он все равно не верил.
– Вот именно.
– Значит, сначала один из них трахнул мою дочь… – забормотал Роман Романович. – А когда я пощадил их и попросил компенсировать ущерб… они еще и ограбили мой антикварный салон?.. Обесчестили невесту и забрали приданое?.. Ну, не сволочи?!
– Вот именно.
Сказкин поднял голову и посмотрел на Кирьяна сияющими глазами.
– Мне не нужно больше Уорхола. Мне, собственно говоря, и ковер больше не нужен. Найдите их и прикончите. Это все. – Подумал: – Хотя, нет. Ковер вернуть.
Глава 8 Слава
От масок и перчаток мы избавились по дороге. Передали барахло Гере, и он, прицелившись, швырнул сверток в мусорный бак в одном из дворов. Вот ведь интересно: избавившись от перчаток, но везя в машине ковер, мы повеселели, словно теперь никто уже не мог доказать наше участие в чем-то нехорошем.
Как мы оказались во дворах? Любая погоня предусматривает погоню, а если ее нет, то высокую скорость. Это не страх, это рвущийся на волю адреналин гнал нас. А попробуйте разогнать машину по Кутузовскому в час «пик». Но во дворах тоже негде было толком порычать мотором. Так что, потея и кряхтя, мы ждали только одного – когда удалимся от проклятого салона и остановимся, чтобы перевести дух.
Выпитое и бессонная ночь превратили для меня день в тяжкое похмелье. Не то чтобы я болел страстно и думал только о литре ледяного пива, нет, я думал о многом. О зеленоглазой, например. Но выпить все равно хотелось. Да только жизнь нынче пошла такая, что выпить нет никакой возможности: то салон нужно грабить, то квартиру. Дел просто уйма сегодня. Прислушавшись, я понял, что являюсь статистом при каком-то разговоре. Я отмахнул от себя образ зеленоглазой и прислушался. Антоныч разговаривал с Гришей, и тема показалась мне злободневной.
– Отдавать ковер сейчас Гюнтеру – это глупо, непрофессионально и опасно.
– А, ты уже профессионал? – страстно ерничал Гриша.
– Мы сделали это профессионально!
– Так наколи себе на плечо – «Режь актив»!
– Антоныч прав, – прохрипел я после долгого молчания. – Нужно позвонить Гюнтеру и сказать, что ковер мы отдадим, как только он поможет нам забраться в квартиру.
– А если он пошлет нас подальше, к чему имеет патологическую склонность, тогда как? – упрямствовал Гриша уже, впрочем, неуверенно.
– Тогда продадим ковер, купим лопаты и – в Австралию.
– В Новую Зеландию, – поправил Гера. – Мне так хотелось там выстрелить.
– В Новой Зеландии?
– Нет, в антикварной лавке. Чтоб по-настоящему.
– Чего ж не стрелял? – спросил я.
– Патронов нет. Я ж карабин без патронов покупал. Завезем его ко мне?
– Ковер?
– Нет, карабин.
– Нельзя домой! Пока с проблемой не разберемся – никто домой не едет! – приказал Антоныч. – Гера, звони Гюнтеру.
На удивление, Гюнтер не стал упорствовать. Выслушал ультиматум и согласился.
«Откуда столько знаний в одном старикашке?» – подумал я, вспоминая его рассказ о том, как взять квартиру. Но потом вспомнил телефонные трубки в аквариуме и успокоился. Потому-то и знает много, что старикашка.
– Что дальше? – спросил Гриша.
А дальше сделать, значит, нужно было вот что: позвонить в дверь подъезда и после отзыва охранника сказать: «Марсельеза». Вот именно это и сказать. Охранник откроет дверь, и после этого нужно будет подняться по лестнице. Квартира, понятно, на охране. Это не Большая Оленья, это Кутузовский. Но сигнализация – не преграда для умных мужчин, сказал Гюнтер. Замков два. Один всегда открыт, а второй кнопочный, кодовый. Код: 832775.
– Войдете в квартиру, не забудьте позвонить на пульт вневедомственной охраны, – предупредил Гюнтер. – Иначе накроют через пять минут. Пароль: Днепр. Позвоните по телефону, – он продиктовал номер, – назовете адрес и скажете: «Днепр». Все, милиция успокоилась. Понятно? Если потом не привезете ковер, пожалеете, что москвичи.
– А код сейфа?
– Я не волшебник. Довольствуйтесь тем, что есть. Да не хватайте ничего, кроме картин. Надеюсь, вы не опуститесь до шуб и шапок?
– Гюнтер Алексеевич!.. – покраснел Гера. – Мы офисный планктон, но честь имеем!..
– Верю. Поэтому и спрашиваю. Ну, желаю удачи. Если потом не привезете ковер, пожалеете, что москвичи.
– Вы это уже говорили.
– Я на тот случай, если вы этой фразе не придали должного внимания.
На том и закончился этот странный разговор. Странный, потому что…
– Бред! – усмехнулся Гриша, покачав головой. – Самый настоящий бред! Мы называем ему адрес, а он выдает нам по нему полный расклад! Не сговариваясь с ним заранее, не давая времени подготовиться – и нате! Получите!.. Я туда не пойду.
Признаться, я думал так же. Еще до того, как Гриша заговорил, я успел заподозрить, что у Гюнтера не все дома. Эти телефонные трубки в аквариуме, вечное бодрствование, пароли, явки… А едва Гриша заговорил, я вдруг со всей ясностью понял: Гюнтер – шизофреник.
– Нет, вы сами подумайте, – забормотал я, – Гриша ведь прав. Откуда он взял все данные по квартире? Из Гугла? Или данные всех паролей есть на сайте «Вневедомственная охрана-Ру»?
– А что вы так разволновались? – заметил Антоныч. – Это все просто проверяется. Едем к двадцать шестому дому, нажимаем кнопку, говорим: «Марсельеза». Если нам открывают – все в порядке.
Мне так не показалось.
– Ну, это можно подслушать.
– А Гюнтеру больше делать нечего, как стоять у всех домов в Москве и подслушивать.
– Ладно, – согласился Антоныч, заводя джип на парковку и протягивая шустрому малому в зеленой жилетке сотню, – у двери можно подслушать. Поднимемся к квартире, значит, ничем не рискуя. Наберем восемьсот… сколько там… И если замок сработает, значит, Гюнтер подсмотрел, да?
– Хорошо мыслишь, бродяга! – похвалил Гера.
– Просто в Австралию не хочется.
– В Новую Зеландию.
– А мне и в Австралию не хочется.
Несмотря на полную сумятицу в голове, я согласился с тем, что ехать нужно. Иногда так бывает. Сидишь где-нибудь на свадьбе и вдруг замечаешь, что одна из женщин смотрит на тебя и улыбается. И смотрит чаще чем нужно, потому что вряд ли это любопытство – за столом еще пятьдесят мужиков. Первая мысль – а все ли в порядке у меня с галстуком? Потрогаешь – на месте, повязан. Может, ширинка расстегнута – потрогаешь – застегнута. Да и можно не трогать было – ей все равно ширинку не видно. Может, морда в майонезе? Платком вытрешь – да напрасно – чистая. И женщина-то – ничего особенного. Женщина, и все. Разве что накрашена прилично, да платье дорогущее. Но это же не повод ей улыбаться в ответ. Прислушаешься к себе – ну, никаких позывов! А полчаса спустя идешь в комнату для мальчиков мимо комнаты для девочек, а тебя – хвать! – за руку – и туда. Она. И к раковине мраморной тебя подтаскивает. И вот уже как-то трудно сопротивляться. Чувствуешь – и одна ее нога у тебя уже на плече… и вот вторая… И рука ее молнию на твоих брюках расстегивает с таким свистом, что уши закладывает… И уже как-то глупо говорить: простите, вы не в моем вкусе. Человек бегал для тебя как белка в колесе, а ты даже не кивнул благодарно. И киваешь…
Так и здесь. Чувствую: хрень на постном масле эта история, а никуда не денешься. Волна уже несет.
До двадцать шестого дома мы доехали не скоро. В конце концов ехать мне надоело, я вышел из «Крузера», двигающегося посреди Кутузовского, попетлял между машинами, зашел в кафе и заказал порцию виски. Выпил, обжегшись, и попросил четыре «Хайнекен».
– «Хайнекен» нет.
– Тогда «Гролш».
– И «Гролш» нет.
– И «Миллер» нет?
И снова не угадал. Красавица с бусиной на ноздре выставила передо мной четыре бутылки. Расплатившись, я вышел из магазина и через минуту, снова попетляв между тачками, дошел до «Крузера». За все время моего отсутствия пробка сдвинулась на сто метров.
– Я хочу выпить за…
– Заткнись, – приказал я Грише. Рюмка виски привела меня в скверное состояние духа. Вскоре появился тот самый дом. Я ни разу в нем не был, да и что там делать? Не музей, никого из членов ЦК в нем уже не встретишь. Квартиры куплены-перекуплены, и дом уже перестал быть элитным. Живут в нем либо наследники членов, которым нет смысла уже переезжать куда-то, либо северяне, которые работают на Севере по тридцать лет и не знают, что и Политбюро уже нет, и Союза, и что Брежнев умер, и что дом уже не элитный.
– Мар-сель-еза, – сказал Гриша в переговорное устройство, и настолько явственно вступало это слово в противоречие с его широкой ряхой и металлокерамикой во рту, что я почти не сомневался, что не откроют.
Однако открыли. Охранник маленький, плюгавенький, с кулачками такими крошечными, что так и хочется добавить – «зато бьет насквозь», – встретил нас на вахте в широком фойе и дружелюбно поздоровался. Беспредельно удивленные таким оборотом событий, мы молча и степенно проследовали наверх, и только Гера задержался и как лох пожал охраннику руку.
– Не веди себя как плебей, – попросил Антоныч.
– Я чтоб без подозрений.
– Вот теперь их у этого карликового пинчера точно выше крыши, – вмешался Гриша.
Дверь, как и ожидалось, отпугивала одним своим видом. Она мне показалась снятой при конверсии частью гусеничной защиты Т-72. Слово «сломать» и эта дверь не имели ничего общего. Зато у двери и правда был кодовый замок. Антоныч вынул из кармана мобильник и вывел на табло цифры, которые записал во время разговора Геры с Гюнтером.
После нажатия последней, шестой, замок пискнул и лампочка на нем загорелась зеленым светом.
– Немыслимо… – выдавил Гера.
Я потянул на себя ручку. Толщиной сантиметров десять, дверь подалась туго, как в битком набитом золотыми слитками хранилище Форт-Нокса. С уважением в сердце я переступил порог и стал искать телефон, чтобы позвонить в охрану. Гриша меня опередил.
– Днепр? – уточнил он, поднимая трубку. И тут же сосредоточился на разговоре: – Кутузовский, двадцать шесть, квартира… – и, выпрямившись, словно перед ним поднимали национальный флаг, произнес: – Днепр!
Лампочка на приблуде у двери внутри квартиры сменила свет с красного на такой же зеленый, что и снаружи.
– Гюнтер – гений! – выдохнул Гриша.
«Хрень на постном масле», – снова подумалось мне. Не знаю, почему я был так настойчив, события указывали, что Гюнтер, и верно, человек необычный. Впрочем, разве шизофреники тоже – обычные люди?
– Ищите сейф! – крикнул из какой-то комнаты Гера. Я вошел в квартиру, свернул за колонну и заблудился.
– Эй! – позвал я.
– Ищи сейф! – повторил за Герой Антоныч, и я стал искать сейф. Но разыскать в этой квартире стальной ящик было столь же сложной задачей, как и разыскать туалет. Именно туалет я сейчас и искал. Сейф был вторичен. В том состоянии, в котором я находился, сейф не представлял для меня никакой ценности – с картинами Уорхола, без них ли. Вскоре мои поиски увенчались успехом, что прямо указывало на возможность реализации любых желаний, были бы они.