Данист отлично понял намек и приготовился слушать.
– Понимаю, Денис Борисович, вам в этом чистилище приходится тяжелее всех. Где вы, с вашим воспитанием, образованием и интеллектом, и где этот сброд?! – вкрадчиво начал Дмитрий Владимирович. – Если откровенно, меня даже удивляет ваше долготерпение и стойкость. Таким людям, как вы, не место в зоне… Но от сумы и тюрьмы, как говорится…
– Извините, но я сюда не напрашивался. К чему вы клоните, гражданин начальник?
– К тому, что обладатель многомиллиардного состояния не должен питаться похлебкой из кислой капусты и тушенки, срок годности которой истек лет пять назад! Да при этом терпеть издевательства! Наслышан, наслышан о вашей дикой истории…
Данист дернулся, будто его ударило током.
– Что вы хотите? Что я должен сделать?
– Понимаете, Денис Борисович, даже здесь, в зоне, можно жить по-человечески, если водятся деньги. Ведь главное в нашей жизни не столько материальные блага как таковые, сколько состояние души, или, иными словами, душевный комфорт. Помните, я как-то упоминал имя Папы? Так он, представьте себе, совершенно не рвется на волю… Ему здесь так комфортно, что мама не горюй…
– Когда четыре года назад я сидел в московской тюрьме, именно так и было. Разумеется, не душевный комфорт, а в смысле быта. На свои средства всю тюрьму вылизал. И заметьте, не имел дел ни с какими «папами». Только с гражданином начальником, – веско сказал Данист.
– Так то – Москва! Там все можно решить. Но вот вопрос личной свободы так и не решили.
В словах Удалова не было и тени злорадства. Только констатация.
– А вы с этим самым Папой, стало быть, решили?!
– Я вас обязательно хочу познакомить с этим незаурядным старцем, – не обращая внимания на провокационный вопрос, продолжал Удалов. – Тем паче, что он и сам вами по-прежнему активно интересуется. Поверьте, Денис Борисович, заслужить внимание такой особы – это, скажу вам, не фунт изюма!
– Вы так меня сватаете, гражданин начальник, что я не нахожу этому объяснения. Зачем мне это нужно?!
– Как это зачем? Следите за моей мыслью. Все ваши жалобы и петиции Москве до лампочки. Что для Кремля, что для влиятельнейших друзей, вы материал отработанный. Зэк и все тут. Точка. Адвокаты, которые за деньги готовы биться за вас до конца, ничем не помогут, даже если захотят.
Данист угрюмо посмотрел собеседнику в глаза. Тот словно повторял мысли зэка, которые не раз и не два за минувшие годы долбили мозги.
– И не смотрите на меня зверьком. Знаю, что не открываю вам Америку, молодой человек. Коль маховик карательной машины приведен в действие, то тут и сам Господь его не остановит. А между тем есть люди, простые смертные люди, которые вполне могут облегчить вашу участь. Как говорил незабвенный Владимир Ильич, надо только пойти другим путем.
Поначалу Данист совершенно растерялся, но быстро взял себя в руки. Все-таки годы на вершине славы, влияния – почти небожитель! – не прошли даром. В одно мгновенье он включил свой незаурядный мозговой аппарат.
– Хоть убейте, не понимаю, гражданин начальник, к чему вы все-таки клоните? Каким путем и куда мы пойдем?! Однажды это уже произошло. Началось, помнится, в Симбирске, а закончилось в революционном Петрограде…
– Упаси бог, Денис Борисович, так далеко мы не пойдем! Зачем? – рассмеялся офицер. – Удачная шутка. Мы отправимся вместе с вами по иным местам…
Лицо Удалова сделалось сурово-каменным.
– Я тут внимательно просмотрел документы, связанные с вашим приговором, и кое-что понял. Ну, конечно, не только я понял. Не будет вам спокойной жизни, Денис Борисович. Не будет. Понимаете, за все надо платить! Вернее, расплачиваться! Это непреложная истина…
«Какая наглость! – пронеслось в голове Даниста. – Но, по сути, этот человек прав! Только разве я не платил? Где результат? Мало платил? Скажите сколько?»
– Вы намекаете, вернее, откровенно предлагаете некую сделку. Только не возьму в толк, какую именно, – констатировал он.
– Поэтому мы и пришли сюда, – загадочно улыбнулся «гражданин начальник». – Знаете, береженого бог бережет.
Он склонился над ухом заключенного, который, даже сидя рядом, был на голову ниже, и произнес всего лишь одно слово:
– Бежать!
Денис резко вскочил. Стул резко отлетел в сторону.
– Я хочу быть оправданным на законных основаниях. По суду! Между прочим, скоро срок, когда адвокаты смогут подать на «условно-досрочное». Впрочем, я и этого не хочу…
– Неужели? – сделал удивленные глаза Удалов и с нескрываемой иронией добавил: – Оказывается, после всего, что произошло, вы остались идеалистом. Ну-ну.
Он тоже встал. Примерно такого поворота событий Дмитрий Владимирович и ожидал, поэтому не очень-то и удивился. В том, что, рано или поздно, дело, которое ему поручили в Москве, будет выполнено, Удалов не сомневался. Заказчики окажутся довольны. Но ему-то что с того. В чем его личный интерес? Впервые в жизни, можно сказать, представилась возможность ухватить за хвост саму госпожу удачу. Надо быть полным идиотом, чтобы не воспользоваться ситуацией.
Пробный шар брошен. Неспроста же он ясно дал понять олигарху, что за все в жизни надо платить. И за возможность побега тоже. Закавыка в том, что торговаться насчет оплаты его никто в Москве не уполномочивал. Так сказать, личная инициатива, за которую могут и башку снести. Так что по поводу денег пускай Папа дожимает.
Но очкарик, надо же, как нервно отреагировал. Причем не на то, что вновь придется раскошелиться. Он, видите ли, бежать не хочет! Для него это унизительно.
Удалов поймал себя на мысли, что пауза непростительно затянулась. Данист все еще смотрел на него укоризненно. Дескать, как посмели ему предложить побег?!
– Знаешь что, Денис, лично я не хочу с тобой хитрить. Я уже тебе один раз сказал, сейчас повторю: в эту колонию я не сам напросился. Люди послали. Не простые люди. Во власти. Они умеют ценить и интеллект, и характер, и деньги. Они, как и теперь я, хотят тебе помочь. Только если я знаю, почему сам хочу помочь, об их мотивах понятия не имею. А в христианскую благодетель, извини, не верю. Улавливаешь мысль?
– Честно говоря, не очень. Что же вы их не спросили?
– Спрашивал, но получил отлуп. Мол, такие люди, как Данист, еще способны послужить России. И весь ответ.
Удалов закашлялся, пытаясь скомкать уже готовую было сорваться с языка фразу. Говорить или не говорить?
Он налил воды из графина, оставшейся, видимо, с какого-то очередного торжественного заседания в колонии, недовольно крякнул, отпустив угрозу кому-то неизвестному.
– Все им подсказывать надо! Воду, пакостники, поменять не могут. Уже болотом от нее за версту несет. Я им покажу…
– Так что вы хотели сказать, гражданин начальник? Впрочем, мне и так, кажется, понятно. Якобы никто не мечтает получить из моих рук ключ от сейфа, где деньги лежат? Я правильно вас понял?! – откровенно грубо произнес Денис.
– Ну, зачем же так, Денис?! Пусть ключик от сейфа остается у тебя! А вот его содержимое, я почти уверен, поделить захотят. Но меня об этом говорить не уполномочивали. Понимаешь? Но, по сути, Денис, верно рассуждаешь. Иначе бы не вырос олигархом. Ну скажи, на кой хрен тебе нужен запрятанный где-то за кордоном клад, который сейчас, наверное, без пользы для тебя лично потрошит семья, да твои же дружки-предатели? Кто из них тебе реально помог, хотя бы посочувствовал?! Разве что мать с отцом, которые от переживаний нажили всякие там неизлечимые болезни?! Ну, предположим, еще твои хитроумные защитнички. И то потому, что ты им хорошо платишь.
Вот что я тебе скажу, Денис Борисович. Пора, грубо говоря, поменять состав своих болельщиков. А они у тебя пока что имеются… Даже вон наш местный поп Афанасий из церкви Пресвятой Богородицы, и тот недавно в проповеди объявил тебя чуть ли не мучеником.
– Фантастика. Артур Кларк не придумал бы круче, – откровенно удивился Данист. – Православный батюшка за меня вступился. Очень интересно. Очень смешно…
– Да, вступился. И мигом поплатился. Патриарх отлучил от церкви, – саркастически улыбаясь, ответил Удалов. – Знаешь ведь, как там, в Москве, все друг с другом повязаны?
Заключенный машинально кивнул, думая о чем-то о своем.
Данист уже не раз, сначала в следственном изоляторе, потом в лагере, размышлял, сколь продажно в этом мире, всё и вся. Словно дьявол-искуситель – полоний какой-то без вкуса и запаха – давно проник в каждую клетку не только российского общества в целом, но и каждой его особи. Люди чести давно растворились в царстве порока, который он, Денис Данист, сам же порой и насаждал. Не впрямую, конечно, а опосредованно, своим безразличием к любому из современных пороков.
«А Удалов совсем непрост, знает гораздо больше, чем говорит. Штудировал биографию? Эти книжонки, которые напекли за последние годы? Или досье ФСБ? Надо бы у него при случае поинтересоваться».
– Ладно, договаривайте до конца, гражданин начальник, – с отвращением отпив из горлышка того же замутненного графина солидный глоток тёплой, застоялой влаги, вяло предложил опальный олигарх.
– Ладно, договаривайте до конца, гражданин начальник, – с отвращением отпив из горлышка того же замутненного графина солидный глоток тёплой, застоялой влаги, вяло предложил опальный олигарх.
Выходит, этот приятный на вид начальник, являющийся на встречи с ним исключительно в штатском, представляет некую силу, которая не очень-то симпатизирует тому человеку, который лишил его свободы на долгие годы. Тогда кого же они видят в Денисе Данисте? Узника совести? Знамя демократии? Или всего лишь толстый кошелек, который может понадобиться в политической борьбе?
Любое из данных обстоятельств заключенного 1313 устраивало. Правда, с одной оговоркой, о которой он уже заявил Удалову. Сначала попытка условно-досрочного освобождения, а потом как бог на душу положит.
– Итак, – как бы подводя итог, веско объявил начальник колонии. – Во-первых, я переведу тебя в хорошо отапливаемую камеру на двоих с приличным по нашим меркам зэком. Во-вторых, освобожу от тяжелой работы и обеспечу приличным питанием, разумеется, в разумных пределах. Я же знаю, что тебе даже не разрешали принимать от родной мамочки передачу с её фирменными домашними пирожками. А вдруг в них, мол, запрещенная записка? В-третьих, ты получишь возможность общаться с «большой землёй», в смысле, с нужными тебе, да и нам, теперь уж, людьми. В-четвёртых, не исключаю и общества женщин, что в условиях зоны, согласись, немаловажный фактор…
– Только не это, Дмитрий Владимирович. – Заключенный впервые назвал начальника колонии по имени-отчеству. – Только не это. И вообще, я что-то очень сомневаюсь, что всё в ваших силах, – неожиданно упавшим голосом закончил фразу Данист.
– Тут ты, Денис, прав, – почесав затылок, согласился Удалов. – Реализовать всё это силами вертухаев я один действительно не смогу. Но, видишь ли, опять-таки повторюсь, Папа может в одночасье снять все проблемы. Это очень авторитетный человек. Не загреми он много лет назад на нары, наверняка заседал бы сейчас в Госдуме. Там таких и ныне хренова туча! Хотя, беру слова обратно, – таких там нет. Папа круче. Если разве только главный клоун страны. Без таких людей ни одну колонию в руках не удержишь. Такой беспредел начнется… Мама дорогая…
«Нет, определенно, мир сошел с ума! – с горечью подумал Данист. – Неужели в каждой щели те же цели?!»
– Так что, пока суд да дело, Денис Борисович, советую встретиться с Папой. Хуже не будет. Я сообщу, когда.
5
Отставной майор службы внешней разведки Андронов тупо смотрел в экран телевизора. Стол маленькой кухоньки был украшен нехитрой закуской, венчала изысканный натюрморт почти пустая бутылка водки. Заветренная селедка с почерневшей вареной картофелиной, пучок зеленого молодого лука и остатки борща, который Николай не стал даже разогревать.
Если учесть, что старенькие ходики показывали лишь начало седьмого утра, со стороны все выглядело странновато.
Любой собутыльник, знававший Андронова раньше, мог бы поклясться на библии, на конституции, словом, на чем угодно, что в былые годы в одиночку тот никогда не употреблял. Не говоря уже о столь раннем часе. Выстроенный за долгие годы службы распорядок позволял «пригубить» не раньше обеда, и то если была важная встреча.
Где теперь эти годы? Где эти встречи? «Куда-куда вы улетели, благие дни, лихие дни?» – неожиданно для самого себя пропел он, но не успел закончить куплет. Внимание Андронова привлек голос диктора новостей. Точнее, он успел уловить лишь пару фраз, которые бывшему разведчику мгновенно стали ясны и без предисловия.
– …Суд отказал защите бывшего олигарха Дениса Даниста в условно-досрочном освобождении. В течение десяти дней…
Дальше и так было ясно.
– У, гнида, – пробормотал Андронов под нос, – задушил бы собственными руками. Еще наглости хватило просить, чтоб освободили. Народ каждый рубль считает, а он только на адвокатов миллионы тратит.
Он взыскательно огляделся и уже хотел было налить еще рюмку. Но вместо этого со всей силы опустил кулак на столешницу.
– Ты чего тут разбуянился? – На кухню прибежала маленькая, миловидная, но жутко растрепанная, в одной «ночнушке» майорская жена. – Давно милицию не вызывала? До чего ты дожил, Николай, с раннего утра пьешь…
– Я с утра не пью, мать твою, я с вечера пью. Сколько со мной живешь, а привычек не знаешь? – укоризненно стал выговаривать супруг. – Посмотри, на кого ты похожа? Терпеть не могу, когда по дому ходят в нижнем белье. Взгляни на меня, еще семи нет, а я в белой сорочке, застегнут на все пуговицы…
– А сорочки кто тебе стирает? – устало спросила жена, понимая всю бесполезность кухонного диалога.
– Так я тебе за это зарплату приношу, – неуверенно сказал Андронов, вступая на скользкую территорию.
– Когда это было? Пенсию даже всю пропиваешь, а мне выйти на улицу не в чем… Совсем поизносилась.
– Вот-вот, – мигом подхватил Николай, – и я о том же. А другие полстраны обворовали, даже в тюряге умудряются жировать. Поделом ему, что не выпустили.
– О ком ты, Коленька? Еще белой горячки мне не хватало, – испугалась жена.
– О ком, о ком?! Недалекая ты у меня женщина. О таком олигархе Данисте слышала?
– Кто же о нем не слышал, родненький ты мой. Вот такого бы мужа иметь, хотя с виду и неказистый.
На какое-то мгновение Андронов подтянулся, приосанился.
– Так у него все добро награбленное. Ты хотя бы это понимаешь, дурр-р-ра? – Это слово Николай всегда произносил на особый манер. Раскатисто и зло. – И еще имеет нахальство требовать досрочного освобождения. Задушил бы своими руками, гаденыша…
Он налил рюмку и опрокинул внутрь себя.
Эльзу передернуло, словно водку выпила она сама.
– Откуда же в тебе столько злости, Коленька?
– Сама знаешь, откуда, – неожиданно совершенно трезвым голосом ответил Андронов, обхватив голову руками. – От жизни этой скотской. Как начали Контору разваливать, так все и пошло-поехало.
Эльза лишь покачала головой. В этом она с мужем была полностью согласна. Именно тогда кончилась их заграница, рухнула вся сытая, обеспеченная жизнь.
– Ты бы пошел поспать, Коленька. И я бы с тобой чуточку доспала, – нежно сказала она.
Николай, наконец, сообразил, что его Эльзочка давно с ним не живет. Видение кончилось. Бросила, как собаку, стерва. Может, и вправду горячка? Он с тоской вспомнил Эльзу в студенческие годы, когда они только-только поженились. Изумительного цвета глаза. А какая роскошная белая грудь… Девочка что надо! Зачем он так часто обижал ее? Почему заставлял беспрестанно делать аборты, считая, что появление ребенка в семье плохо скажется на его карьере? Чего он вообще тогда добивался? И чего добился? Одиночества?!
– Кто рано встаёт, тому бог даёт! – неожиданно громко сказал он и в тоске взглянул на пустую бутылку.
Правая нога опять непроизвольно судорожно задергалась. Верный признак того, что надо еще хотя бы стопарик принять на грудь. Иначе тряску никак не унять.
Черт побери, а ведь в доме ни капли спиртного. Да и в кармане пусто! До очередной пенсии далеко, как до Владивостока. Опять придется бутылки сдавать. Этого Андронов терпеть не мог, но деваться некуда.
Он скосил взгляд в угол кухни, куда обычно складировались пустые бутылки, но не увидел ни одной. Неужели и их уже пустил в расход?
Внутри будто что-то оборвалось. Слава богу, не совсем. Николай вспомнил, что стеклотару уже давно ставит под раковину, чтобы перед глазами не маячила. Так копится лучше.
– Молодец, – успокоил себя Николай. – Есть она, память. Есть!
Первым делом он посмотрел на ходики. Что-то в них не понравилось, и он высунулся в коридор, где висели электронные часы с календарем. Зеленые циферки на черной панели исправно высвечивали время и дату – 07:10. 06.08.2008.
Еще пятьдесят минут ждать, пока откроется точка приема посуды.
Майор уже приготовился смиренно ждать. Но в это мгновение в голове что-то словно щелкнуло.
Елки-палки, так ведь сегодня же встреча ветеранов! Так, так, так!..
Как ни крути, несмотря на свое нынешнее жалкое существование, в нем еще оставался тот самый профессиональный дух и офицерская гордость, что нередко удерживали от окончательного погружения на самое дно.
Как он мог забыть такое?! Вновь соберутся ребята! Посидят, потреплются. Какое право он имеет не явиться на традиционный сбор?! Нет, пропустить встречу невозможно.
По давно заведенной привычке он нашел силы собраться и стал приводить себя в порядок. Энергично размахивая на ходу руками, вроде как делая разминку, Николай направился в тесный, как тюремный карцер, совмещенный санузел. Именно здесь он почему-то вновь вспомнил об олигархе, которого не отпустили на свободу. Небось на Рублевке у гада хоромы, мраморные полы с подогревом, хрустальная люстра в сортире. Может, даже золотой унитаз. Так что поделом! Что у него с этим кровопийцей может быть общего? Разве что одинаково задницу подтирают!