Мотор вдруг зачихал, закашлял и, словно задохнувшись собственными выхлопными газами, заглох.
– Можно по малой нужде? – спросил заключенный.
– Давай, ежели перетерпеть не можешь, – откликнулся сержант. – Смотри, конец не отморозь. Такая холодрыга…
– Пусть заодно и подтолкнет самую малость, – крикнул из кабины водитель. – А то, видишь, буксуем.
– Сделаем, – успокоил Данист, – подтолкнем.
Не успел он справить нужду, как из-за поворота послышался гул мотора и сразу же появился грузовик. На полной скорости он двигался на конвойную перевозку.
«Обманул все-таки гражданин начальник, не решился оставлять свидетелей побега», – подумал Денис и едва успел отскочить в сторону. Через мгновение перевозка уже летела вниз, а грузовик, как ни в чем не бывало, продолжил свой путь.
Сил заглянуть, куда только что улетел тюремный транспорт, Данист в себе не нашел. Оставшись один, он еще какое-то время постоял в нерешительности, хотя собственный план был продуман загодя. Ни в какой райцентр, откуда ехал КамАЗ, он не пойдет и ни с кем встречаться там не будет. Но и на ближайший пограничный переход с Китаем тоже не сунется. А попытается добраться до Благовещенска. Далековато, конечно, но зато с гарантией, что след его потеряется. Доберется – удача. Не доберется – стало быть, не судьба.
…Когда, сначала пешком, а затем на попутке он добрался до дороги, ведущей в соседнюю область, силы были на исходе. Тогда, за двести двадцать долларов, Денис подрядил лихого укротителя ЗИЛа и уговорил отвезти в Благовещенск.
Ночь в машине была бесконечно длинна и беспокойна. Данисту снился странный сон.
Он вдруг увидел себя – нет, не Эдмоном Дантесом в теплом тулупе, а облачённым то ли в белоснежную, прошитую золотой вязью тогу древнегреческого аристократа, то ли в одеяния римского патриция. Ни дать ни взять, великий Александр. Только в очках.
Вот он уверенно держит в руках упругие кожаные вожжи, ловко управляя тройкой коней, запряженных в неудержимо несущуюся куда-то вперед колесницу…
Так это же колония, в которой он отбывал срок. Вон столовая, покосившаяся на северную сторону, вон пошивочный цех… А вот уже лагерные ограждения из колючей проволоки и забора. Но кони ничего не боятся и, как на конкуре, одним махом взлетают вместе с колесницей вверх и смело несутся дальше к сияющему на горизонте ледяному от стужи солнечному диску.
Позади себя Денис слышит громкие воинственные крики толпы заключенных – кто в ватниках, а кто-то почему-то совсем голый, – бегущей за колесницей. В этой людской лавине он уже отчетливо различает знакомые лица и столбенеет от удивления. В толпе не только заключенные, но и ненавистные ему надзиратели, среди которых та самая гадина, что так безжалостно насиловала его. Она и во сне бежит голой, с трудом переваливаясь с ноги на ногу.
Что ж это такое?! А эти куда? Теперь ему пришьют заговор и дадут пожизненную меру наказания. Боже! Боже!
Денис слышит, как кто-то сзади запрыгнул на колесницу и кричит ему почти что в самое ухо:
– Шо, дантист, хотел в бегунки податься без нас? Мы ж тэбэ кормили, мы тэбэ стерегли, шоб ни волоска с тэбэ ни упало. Ни стыдно? Мы усэ пешие, а тэбэ карету подавай.
«Так это же хохол-прапорщик, – удивляется Денис, – куда он-то бежит?»
– Влезай! – командует он прапору. – Держи вожжи. Теперь я твой командир. Куда бежишь?
– Так куды ещо? Так на Житомырщину. До ридной хаты, до мамки с батькой, до братков малых.
– Что, служивый, свободы захотелось? Свершилось! Ещё немного, и все вы – невольные узники Гулага – будете на свободе! – перекрикивая шум ветра и топот толпы, кричит в ответ Денис. – Так и быть, доставлю. Там впереди на железнодорожной станции меня товарняк ждет. Специально для братвы позаботился. Его в условленное место должен подогнать мой друг и соратник – Леня Безлин. И тогда – наш паровоз, вперед лети! Ничего, что через Китай?
Боже! Зачем он только врет? Что, уже сколачивает оппозицию? Не рановато ли?
– Спасибочко, дантист. Мине усё равно, я махновец в душе. У минэ даже визы до Китая нема. Тильки довези. Я тэбэ по дружбе гостинец посылать буду – сало. Зараз сделаю.
А вот и станция. Денис в тревоге оглядывается, поправляя тунику на голых ляжках. Свобода! Она совсем близко! Но, увы, обещанного «товарняка» нет. Предательство! Заговор? Опять эта, как говорили его бритоголовые солагерники, «подлянка»! Предчувствуя беду, Данист выхватывает свой короткий меч и начинает со злости крушить всё вокруг. Откуда ни возьмись, появляется ненавистная «вохра» и открывает ураганный огонь из «калашей» по беглецам.
Вот сволочь, Ленечка-соратничек! Как он только мог?! В этот момент Денис видит, как в него целится из автомата начальник колонии Удалов. А чуть поодаль из-под нелепого вида красного шатра за происходящим следит Папа и злобно хихикает.
Дениса прошибает холодный пот, и он в панике просыпается. Кто-то сильно толкает его в плечо. Беглец-олигарх резко вскакивает и ударяется головой о крышу кабины. Так он все еще в грузовике?
– Приехали, очкарик. Гони остальные деньги.
«Неужели действительно невозможно вырваться из этого лагерного мира?! Хоть на колеснице, хоть на паровозе, хоть на космическом корабле?!» – с паническим ужасом думает Данист, машинально отсчитывая мелкие купюры, и выпрыгивает из кабины. Насколько может, приводит себя в порядок и, не останавливаясь, вливается в вереницу людей, движущихся в одном направлении. Значит, ему туда.
На пограничном переходе, у моста, перекинутого через Амур в китайский город Хейхе, вереница распадается на несколько дорожек – к каждому окошечку, где сидят пограничники.
Усталого вида мужчина, в очках, в длинном черном пальто, только что обмененном на тулуп, и с полупустым портфелем, терпеливо ждет своей очереди. Пограничник бегло читает имя и фамилию: Денис Дантесов. Что-то ему кажется знакомым, но размышлять некогда. Очередь.
– Цель поездки? – дежурно спрашивает он.
– Туризм, – односложно отвечает мужчина в черном пальто.
– Проходите.
Так буднично, если не сказать примитивно, начинался новый, непредсказуемый и полный новых мытарств и приключений этап в жизни теперь уже беглого олигарха.
«Господи! – кутаясь в пальто, размышлял он. – А может, на самом деле он не прав? Кто не прав? Кто на самом деле вразумит его, если не Господь? Да, обстоятельства, сложившиеся вокруг, оказались сильнее. Теперь это уже водоворот. Ну кто мог послать знак или еще какое-то предзнаменование? Денис, опомнись, твоя семья нуждается в тебе больше, чем те идеи, которые тебя съедают, а может, лишь разъедают твою сущность, твою жизнь. Да, ты шел к своей идее, как тебе казалось, столь необходимой обществу, тебе самому, твоей семье, не считаясь с реалиями времени. Мама! Эти бесконечные монологи, споры, убеждения. Бесполезно! Ты был глух. Ты был влюблен в свою придуманную миссию. Ужасно сегодня себе признаться – ты еще один Моисей. Только без народа. Бред! Это страшно. Но, может, это поможет твоим самым близким людям легче дышать? Идиот! Ты стоишь в очереди, откуда уже возврата нет. Все! Решено! Еще один шаг. Еще один… Мои любимые, мои дорогие, без которых я ни одного мгновения прожить не могу!!! Да, я признаюсь в этом себе, Господу Богу, людям. И все равно делаю очередной шаг. Я, я, я, всего лишь человек! Я слаб! Я ничего не могу! Я ничего больше не хочу! Я сдаюсь!»
…Протянув паспорт китайскому пограничнику, Денис в сотый, нет, в тысячный раз спросил себя, правильно ли он делает, что не встретился в условленном месте со своими «благодетелями», как планировалось Удаловым? Не улетел на Большую землю?
Нет уж! Лучше он потеряется в Китае. Ничего, если обретенная воля окажется горше неволи. Главное сделано: он на свободе, а для всех – друзей и недругов, родных и близких, президентов и оппозиционеров – он теперь покойник, чей труп вряд ли кто станет искать в тёмных и бездонных круговоротах загадочной горной речушки в сибирской глухомани.
А если и будет, то не найдет.
8
Оказавшись в Хейхе, беглый заключенный Денис Дантесов – теперь у него было такое имя – на пятый день осознал, что угодил «из огня, да в полымя». В чужой, абсолютно незнакомой и непонятной для него стране, без знания языка и обычаев, да еще с его «неместной» внешностью Денис чувствовал себя абсолютно одиноким и беззащитным. Почти все первые дни он просидел безвылазно в очередном каменном мешке – номере захудалой местной гостиницы, где даже стены не были окрашены, а отопление не предусматривалось вовсе. Чем не та же камера, правда, без Вась Васи, да окошко чуть больше?
Тоска! Жуткая тоска! На какие-то мгновения казалось, что он задыхается от этой самой тоски, что впору было бежать обратно в колонию. Там хоть, можно сказать, родные урки, надзиратели. Можно хоть словом перекинуться.
Продукты, которые он купил в первый же день, закончились, а вновь «светиться» на улицах, где сновало множество русских «челноков», он боялся.
Продукты, которые он купил в первый же день, закончились, а вновь «светиться» на улицах, где сновало множество русских «челноков», он боялся.
Интересно, что там, в России? Жутко подмывало позвонить домой. Но нельзя. Ребята из ФСБ далеко не дураки: не найдя его труп, они наверняка на всякий случай установят «прослушку» телефонов родных и друзей сгинувшего в неизвестность столь важного заключенного под номером 1313.
Вскоре и его таинственные «спасители» должны завибрировать. Куда делся беглец? Ведь уже почти десять дней, как он сбежал. Легко и до Москвы добраться. Мысль о том, что Данист свернул в другую сторону, вряд ли кому пришла в голову. Но стоит хоть в чем-то проколоться, как мигом засекут, проследят, украдут, а то и просто уничтожат без затей.
Оставались, правда, друзья за пределами России. Может, позвонить им? Тоже нельзя. Кто сейчас из них друг, а кто враг? Сам черт голову сломает. Невесть откуда поселившаяся в Данисте мнительность не позволяла довериться никому из друзей. По крайней мере, сейчас.
Как ни крути, получалось, что Денис должен действовать в Китае полностью автономно, на свой страх и риск, и, самое главное, под собственную ответственность. Так что дерзай, господин Дантесов! Докажи, что есть еще порох в пороховнице, которой ты гордился больше всего, – в собственном мозгу.
Итак! Что реального он мог сейчас предпринять? Один. В совершенно неизвестной ему чужой стране. С липовым российским паспортом. С фальшивой туристической визой сроком на месяц. С пятью тысячами долларов!
Что и говорить, слабая стартовая составляющая. Но другой уже не будет. Так что вперед. Только куда? Где он, этот самый «перед»? Бежать, чтобы доказать свою невиновность? Хорошо бы, но наивно. Тогда что? Остается только месть.
Если он выживет, то обязательно напишет мемуары. И в них обязательно даст совет всем каторжникам России – никогда не бежать, если не знаешь точно, куда и зачем! Если уж он, русский еврей-миллиардер, по совместительству местный бомж, не знает, куда бежать, то не сунуть ли ему голову сразу в петлю?!
Впрочем, мысль уже не такая и оригинальная. Она уже приходила в зоне, причем не раз и не два. Значит, что-то останавливает? Неужели жажда свободы? Или все-таки заурядная месть, которая, как стая бесов, вселилась в него с некоторых пор?!
Времени поразмышлять над этим у Даниста сейчас было, как говорится, выше крыши. Правда, на постоянно пустой желудок думалось не лучшим образом. Голод – не тетка. И это с карманами, полными долларов?!
Денис вспомнил, каким диким взглядом провожал его продавец продовольственной лавки, где в первый день он купил продуктов всего-то на двадцать долларов. Видно, так здесь никто не шикует, по крайней мере зараз. В любой момент можно подставиться. Или под шального грабителя, или под местного стража порядка. Это же, в конце концов, приграничная зона. И посему наверняка среди местного населения полно осведомителей полиции.
Так что сегодня больше пятерки на еду не потратит.
Промаявшись в приграничном Хейхе еще неделю, Денис, наконец, чётко уяснил для себя, что оставаться далее в этом захолустье абсолютно бесперспективно. Надо двигаться в глубь страны. Новый план был таков: как можно быстрее, и в то же время незаметнее, добраться до Шанхая, куда заходят сотни иностранных судов. А оттуда на борту одного из них перебраться к берегам Красного моря.
Человек посторонний мог бы спросить, почему туда, а, скажем, не в Аргентину? Дальше – лучше, чем ближе. На что Данист мог возразить, зато возвращаться дальше. А то, что вернуться домой рано или поздно придется, он не сомневался. Впрочем, можно было бы и в Аргентину, как и в пару других мест, тех самых мест, о которых желали бы знать не только за «Стенкой», но и на зоне.
Стратегический неприкосновенный запас был предусмотрен им давным-давно, с той самой поры, когда Денис заработал на перепродаже компьютеров свой первый миллион долларов. В начале девяностых прошлого века быть миллионером в России было не столь модно, как сейчас – миллиардером. Поэтому немалую часть своих «сбережений» он рассовывал по заранее приготовленным местам, известным только ему одному. Так, на всякий случай.
Увы, не думал, что случай наступит столь скоро…
Невольно доходя в сумбурных мыслях о побеге до этой константы, Данист всякий раз содрогался от внутреннего гомерического хохота. Не оттого, что предусмотрительно всех облапошил. А оттого, как дошел до жизни такой? Дошел или «помогли» дойти, в данном случае особого значения не имело.
Одним из секретных бастионов для Даниста был маленький израильский город Эйлат, где у него с давних пор имелась небольшая одноэтажная вилла с садом на окраине. Что ни говори, пример идеального места для тайного убежища. Там свободная экономическая зона, там сказочно теплый климат, там далеко от израильско-русской тусовки, кучкующейся в основном в центре страны, и, наконец, там, в личном бомбоубежище, у него имеется потайная комната-сейф, в которой все сработано даже на случай ядерной войны или нашествия инопланетян. Подземный тайник оставался бы доступным лишь для него одного.
Денис тогда же предусмотрел, что в случае его внезапной кончины доступ к «сокровищнице» мог получить только старший наследник – сын. С этой целью он оставил в двух авторитетных адвокатских конторах Цюриха и Амстердама, которые вели личные дела семьи, завещание, в котором содержалась не только опись имущества, но его местонахождение, коды и пароли доступа. Причем в каждой из контор хранилась лишь половина секретных данных. Таким хитрым образом Денис страховался от всяких неприятных неожиданностей. Даже если произошло бы невероятное и одна из двух уважаемых адвокатских контор осмелилась бы передать их третьим лицам, то все равно невозможно было бы получить доступ к тайнику. Это мог сделать только сын, соединив обе части посмертных посланий отца.
Разумеется, в эйлатском хранилище и некоторых других была спрятана только часть богатств опального олигарха. Другой частью капитала – в основном депозиты на банковских счетах в оффшорах, оформленные либо на предъявителя, либо на подставных лиц, – он поручил управлять давнему другу по школе, институту и комсомольской деятельности Леониду Безлину.
Как только со стороны властей начались преследования олигарха, тот по настоянию шефа переехал в Израиль и оттуда осуществлял финансовую опеку семьи. Вот почему, добравшись любым способом до Эйлата, новоиспеченный гражданин России Денис Дантесов без особого труда мог решить все свои проблемы, включая реализацию пока еще непонятного ему самому плана мести.
Выбраться из Поднебесной, не имея необходимых финансовых средств, исправных документов и связей, было не так-то просто. Совершенно спонтанно он решил сначала добраться до Харбина. Помня из истории, что этот маньчжурский город некогда был Меккой белоэмигрантов, он надеялся найти там их потомков, у которых, разумеется, не открываясь, мог попросить содействия.
Дорога до Харбина заняла больше месяца, после чего Денис неожиданно сделал для себя неприятное открытие – никакого «китайского экономического чуда» он так и не увидел: повсюду бедность и нищета, чреватая большими опасностями для любого чужеземца.
Конечно, он не мог позволить себе лететь самолетом или ехать поездом в спальном вагоне, а предпочел передвигаться, не предъявляя паспорта: то в товарном вагоне, то в фуре, остановленной по пути автостопом, то на велосипеде, купленном у какого-нибудь забулдыги в придорожной столовой.
Размышляя над увиденным, Данист неожиданно поймал себя на мысли, что если таким образом передвигаться по России, то картина предстанет столь же безрадостная. Хорошо бы министрам, отправляющимся в командировки, выдать по велосипеду, чтобы те оказались как можно ближе к российским реалиям. Да и президенту с премьером не мешало бы сойти, наконец, с выстланных специально для них ковровых дорожек, будь они в аэропорту или в коровнике. Наверняка будет полезно для корректировки взглядов на собственные дела и поступки.
Что только не лезет в голову в дороге! Тем более на пустой желудок.
Добравшись до Харбина, Денис был крайне разочарован. Никакой русской диаспоры здесь не было и в помине. Одни чужие азиатские лица.
Побродив по городу и жестами расспрашивая прохожих, которые странным образом сразу понимали, что перед ними гость из России, он наконец нашел Софийский собор. На площади перед ним «паслась» стая голубей, а врата храма были распахнуты настежь. Войдя внутрь, Денис обнаружил там только группку китайцев, усердно молящихся у центрального алтаря. Странно было видеть коленопреклоненных православных китайцев. Оказывается, бывает и такое.
Но коллекционировать впечатления, будто ты турист, а не беглый заключенный, было некогда. Уже выйдя их храма, Денис вдруг заметил на паперти глубокого старика, просящего милостыню. Облик его был явно славянского типа. Подойдя к нему ближе и бросив в алюминиевую кружку несколько юаней, Денис спросил: