Один из таких вихрей поднялся на открытой местности за молочайной изгородью, сорвав плотное облако красной пыли с дороги, и налетел на лагерь Родса. Сердце Джордана сжалось от ледяного холода суеверного ужаса.
«Канюк! – безмолвно воскликнул юноша. – Великий канюк!»
Джордан понял, что на самом деле вихрь показывал присутствие богини – ведь она столько раз приходила на зов! Весь двор заполнили крутящиеся пыльные смерчи, в лицо ударил жестокий порыв ветра. Джордан прищурился: мягкие блестящие кудри лезли в глаза, рубашка прилипла к телу.
Широкополая шляпа слетела с головы Пикеринга, полы куртки захлопали по спине. Он поднял руку, защищая лицо от песка и острых веточек.
Потрепанный кусок брезента, наполненный ветром, раздулся и резко хлопнул, точно парус, перекинутый через фордевинд. Грубая ткань хлестнула кобылу по морде. Животное в панике заржало и вздыбилось так высоко, что чуть не опрокинулось на спину. Сквозь пелену красной пыли Джордан метнулся к лошади, пытаясь схватить ее за уздечку, но опоздал на какое-то мгновение.
Пикеринг поднял руку, защищая лицо, и вздыбившаяся лошадь застала его врасплох: потеряв равновесие, он вылетел из седла, ударившись о твердую землю затылком и плечом. Свист ветра, резкий выдох Пикеринга и тяжелый шлепок упавшего тела заглушили легкий щелчок сломанной кости. Кобыла коснулась земли и рванула с места в галоп, направляясь к проходу через изгородь. Нога Пикеринга застряла в стальном стремени – лошадь потащила всадника за собой. Поворачивая к проходу, она бросила Пикеринга в изгородь, и белые колючки длиной в палец, точно иголки, воткнулись в тело.
Наконец кобыла вырвалась на открытую местность: обмякшее тело с раскинутыми руками волочилось по каменистому грунту, проезжая по кустикам, через которые перепрыгивала лошадь. Сначала Пикеринг волочился на спине, потом лодыжку перекрутило в стремени, и он перевернулся лицом вниз: жесткая почва сдирала кожу со щек и лба.
Джордан непроизвольно бросился вслед, всхлипывая от ужаса.
– Стой, красавица! Успокойся! – кричал он кобыле.
Испугавшись ветра и удара брезентом по морде, лошадь совсем ошалела, чувствуя непривычный груз, тащившийся позади. Она добралась до отвалов пустой породы и снова повернула – слава Богу, на этот раз кожаный ремень на стремени с треском разорвался. Освободившись от груза, кобыла галопом помчалась по тропинке между отвалами.
Джордан упал на колени рядом с неподвижным телом изувеченного Пикеринга; тот лежал, уткнувшись лицом в пыль, дорогая накидка изорвалась, сапожки стерлись.
Осторожно, поддерживая голову ладонями, Джордан перевернул пострадавшего на спину, чтобы он мог дышать. Лицо Пикеринга превратилось в кровавое месиво из запекшейся крови и пыли, со щеки свисал лоскут кожи, но глаза были широко раскрыты. Несмотря на полностью обмякшее тело, Пикеринг был в сознании. Он посмотрел на Джордана и шевельнул губами.
– Джорди, я ничего не чувствую, совсем ничего. Все онемело – руки, ноги, абсолютно все.
На растянутом одеяле его отнесли в лагерь и бережно уложили на узкую железную койку в спальне рядом с комнатой Родса.
Через час приехал доктор Джеймсон. Увидев, что Джордан промыл и перевязал раны, он одобрительно кивнул:
– Хорошо. Кто тебя научил? – Доктор не стал дожидаться ответа. – Пойдем, мне нужна твоя помощь.
Он передал Джордану саквояж, снял сюртук и закатал рукава рубашки.
– Выйдите, – велел доктор Родсу. – Не мешайте нам.
Осмотр занял всего несколько минут: пострадавший оказался полностью парализован ниже шеи. Доктор посмотрел на Джордана и, убедившись, что находится вне поля зрения Пикеринга, покачал головой.
– Я сейчас вернусь, – сказал он. – Мне нужно поговорить с мистером Родсом.
– Джорди, – с трудом прошептал Пикеринг, как только Джеймсон вышел. Юноша нагнулся поближе. – Шея, у меня сломана шея.
– Нет.
– Молчи. Слушай. – Пикеринг нахмурился, недовольный тем, что его прервали. – Пожалуй, я всегда знал, что это будешь именно ты – так или иначе. – Он осекся, на лбу выступил пот. Пикеринг снова приложил огромные усилия и продолжил: – Я думал, что ненавижу тебя. Теперь уже нет. Не осталось времени для ненависти.
Больше он не сказал ни слова – ни ночью, ни на следующий день. На закате, когда жара в крошечной комнатке с железными стенами немного спала, Пикеринг открыл глаза. Он ужасно исхудал: тонкие кости лба и скул просвечивали сквозь прозрачную кожу, глаза почернели и запали.
Родс наклонился над ним, приложив ухо к сухим побелевшим губам. Шепот был едва слышен – легкий, как шорох опавшего листочка. Джордан не уловил слов, но Родс зажмурился, словно от невыносимой боли.
– Да, – прошептал он почти так же тихо, как умирающий. – Да, Пиклинг, я знаю.
Родс открыл глаза – в них блестели слезы. Его лицо пошло багровыми пятнами.
– Джордан, он умер, – всхлипнул Родс и прижал руку к груди, точно пытаясь удержать разрывающееся сердце.
Нарочито медленно он наклонился и поцеловал разбитые мертвые губы.
Зуга подумал, что голос почудился ему во сне – нежный, тихий и в то же время дрожащий, полный мольбы. Зуга проснулся, но голос все еще звучал; вдобавок в окно у изголовья осторожно постучали.
– Иду, – так же тихо ответил Зуга, не спрашивая, кто это, – и так ясно.
Он торопливо оделся в полной темноте, инстинктивно чувствуя, что нельзя зажигать свечу, взял сапоги и вышел на веранду.
Зуга бросил взгляд на луну – уже за полночь – и повернулся к темной сгорбленной фигуре, прижавшейся к стене.
– Вы одна? – испуганным шепотом спросил он.
– Да. – В голосе явственно звучали боль и отчаяние.
– Вам не следовало приходить – тем более одной, миссис Сент-Джон.
– Мне некуда больше идти.
– Где Мунго? Где ваш муж?
– Он попал в беду, с ним произошло ужасное несчастье.
– Где он?
– Я оставила его за перекрестком дороги, ведущей к Кейптауну. – Она осеклась и шумно выдохнула: – Он ранен, очень серьезно ранен!
Луиза повысила голос – того и гляди разбудит весь дом. Зуга взял ее за руку, чтобы успокоить, и женщина мгновенно прижалась к нему. Ошарашенный прикосновением, Зуга не посмел отстраниться.
– Я боюсь, Зуга! Боюсь, что он умрет! – Она впервые назвала его по имени.
– Что стряслось?
– О Господи! – Луиза разрыдалась, прижимаясь к нему, и Зуга понял, что дело плохо.
Обняв Луизу за талию, он повел ее на кухню, усадил на жесткий деревянный стул и зажег свечу. Увидев лицо женщины, Зуга остолбенел: бледная, дрожащая, волосы растрепаны, на щеке грязь, глаза покраснели и налились кровью.
Он налил в чашку густого, как сироп, кофе и плеснул туда бренди.
– Выпейте!
Луиза поперхнулась крепкой черной жижей, но отчасти пришла в себя.
– Я не хотела пускать его, пыталась остановить. Мне это осточертело! Я сказала ему, что с меня хватит, надоело врать и притворяться. Постоянный позор, жизнь в бегах…
– Ничего не понимаю! – резко заявил Зуга.
Луиза глубоко вздохнула.
– Сегодня вечером Мунго должен был встретиться с одним человеком, который обещал принести алмазы – на сто тысяч фунтов. Мунго заплатил бы за них всего две тысячи.
Лицо Зуги окаменело. Он уселся напротив Луизы и посмотрел ей в глаза. Выражение его лица испугало женщину.
– Господи, Зуга! Я знаю! Думаете, мне это нравилось? Я слишком долго мирилась с обманом, но Мунго пообещал, что это в последний раз!
– Продолжайте! – велел Зуга.
– У Мунго не было двух тысяч. Мы остались без гроша, с несколькими фунтами в кармане.
Зуга не выдержал:
– А как же кредит на полмиллиона фунтов стерлингов?
– Подделка, – тихо ответила она.
– И что случилось?
– У Мунго не было денег заплатить за алмазы, и я знала, что он собирается сделать. Клянусь, я пыталась остановить его!
– Верю.
– Он договорился о встрече сегодня вечером, возле дороги на Кейптаун.
– Вы знаете имя человека, с которым должен был встретиться Мунго?
– Кажется, да. – Она провела рукой по лицу. – Он цветной, гриква, Генри… нет, Хендрик… как же его?
– Хендрик Наайман?
– Да, точно, Наайман.
– Это ловушка для нелегальных скупщиков алмазов.
– Ловушка полиции?
– Да.
– О Господи, все еще хуже, чем я думала!
– Что произошло? – спросил Зуга.
– Мунго оставил меня на перекрестке и поехал на встречу один. Сказал, что ему потребуется защита, и взял пистолет. Он поехал на моей лошади, на Метеоре. Потом я услышала выстрелы. – Луиза отхлебнула кофе и закашлялась от горького вкуса. – Он вернулся. Его ранили, и Метеора тоже. Они не в состоянии ехать дальше. Зуга, они оба серьезно пострадали! Я спрятала их у дороги и помчалась к вам.
– Мунго убил его? – резко спросил Зуга.
– Не знаю. Мунго сказал, что тот, другой, выстрелил первым и ему пришлось защищаться.
– Мунго попытался взять его на мушку и забрать алмазы, не заплатив, – догадался Зуга. – Однако Наайман – опасная личность.
– Мунго убил его? – резко спросил Зуга.
– Не знаю. Мунго сказал, что тот, другой, выстрелил первым и ему пришлось защищаться.
– Мунго попытался взять его на мушку и забрать алмазы, не заплатив, – догадался Зуга. – Однако Наайман – опасная личность.
– В пистолете Мунго было четыре гильзы, но я не знаю, что случилось с полицейским. Я только знаю, что Мунго удалось уйти, хотя он серьезно ранен.
– Передохните пока здесь, – велел Зуга.
Сцепив руки за спиной, он принялся расхаживать по кухне, бесшумно ступая босыми ногами.
Луиза Сент-Джон наблюдала за ним с беспокойством, почти испуганно. Зуга остановился.
– Вы не хуже меня знаете, что следует сделать. Ваш муж – нелегальный скупщик алмазов, вор и, возможно, убийца.
– А еще он ваш друг, – прямо заявила Луиза. – И к тому же серьезно ранен.
Зуга нахмурился и опять принялся ходить из угла в угол, бормоча себе под нос. Луиза нервничала, заламывая пальцы.
– Хорошо, – наконец сказал он. – Я помогу вам вытащить его.
– Майор Баллантайн!.. Зуга!
Он насупился, и Луиза умолкла.
– Не будем терять времени на болтовню. Нам понадобятся бинты, настойка опия, еда… – Зуга перечислял необходимое, загибая пальцы. – Вам нельзя ехать в таком виде. Полиция будет искать женщину. Старая одежда Джордана вполне подойдет вам по размеру: бриджи, кепка, куртка…
Зуга вел на поводу мула, запряженного в повозку с тюками сена.
Луиза лежала между тюками, держа один наготове, чтобы закрыться им, если повозку остановят. Под обшитыми железом колесами хрустел песок, ночная роса прибила пыль. Фонарь, подвешенный на повозке, покачивался в такт движению.
Они миновали последний дом и подъехали к кладбищу. Сзади донесся приглушенный стук копыт, и Луиза едва успела накрыться приготовленным тюком. Из темноты показалась небольшая группа всадников. В круге света, отбрасываемого фонарем, стало видно, что все мужчины вооружены. Зуга сгорбился и опустил подбородок, скрывая лицо под низко натянутой шерстяной шапкой. Один из всадников осадил лошадь.
– Эй, ты! Никого сегодня на дороге не видел?
– Никого! – ответил Зуга на местном наречии.
Гортанные звуки успокоили всадника. Он развернул лошадь и помчался догонять товарищей.
Стук копыт затих в отдалении, и Зуга негромко сказал:
– Значит, Наайману удалось уйти и рассказать, что произошло. Если он не умрет от ран, то Мунго не убийца.
– Господи, лишь бы он не умер! – прошептала Луиза.
– Кроме того, это означает, что вам нельзя уходить ни по дороге в Кейптаун, ни по дороге в Трансвааль – их будут патрулировать.
– Тогда куда же нам идти?
– На вашем месте я бы пошел на север, в Куруман. Там есть миссия, которой руководит мой дед, доктор Моффат. Он даст вам приют, к тому же Мунго понадобится медицинская помощь. Когда он окрепнет, попробуйте добраться до немецких или португальских владений и уехать через бухту Людериц или через Лоренсу-Маркиш.
Они надолго замолчали. Зуга шагал рядом с мулом, Луиза выползла из укрытия и уселась на козлах. Наконец она нарушила молчание:
– Как мне надоело бегать! Америка, Канада, Австралия – похоже, не осталось ни одного континента, куда мы могли бы податься.
– Вы всегда можете вернуться во Францию, – сказал Зуга. – К сыновьям.
Луиза вздернула подбородок.
– Почему вы так решили?
– Когда мы с Мунго познакомились, он рассказал мне, что у него трое сыновей, а жена – знатная француженка.
Луиза опустила голову, пряча глаза под кепкой Джордана.
– У меня нет сыновей, – сказала она. – Я искренне молю Бога, чтобы когда-нибудь я их родила. Я действительно из благородной семьи – только не французской. Моя бабушка была дочерью Легкокрылого Ястреба, вождя племени черноногих.
– Ничего не понимаю! Мунго сказал…
– Он говорил о своей жене, мадам Соланж де Монтихо Сент-Джон.
Луиза замолчала.
– Она умерла? – не дождавшись объяснений, спросил Зуга.
– Брак оказался несчастливым. Нет, она не умерла. Вернулась во Францию вместе с сыновьями, когда началась Гражданская война. С тех пор они не виделись.
– То есть они с Мунго… – Зуга не сразу выговорил неприятное слово, – развелись?
– Она католичка, – ответила Луиза.
Минут на пять воцарилось полное молчание.
– Да, – сказала Луиза. – Вы правильно поняли. Мы с Мунго не венчаны и не могли быть женаты.
– Это не мое дело, – пробормотал Зуга.
Тем не менее признание почему-то не шокировало, наоборот, на душе стало легко и радостно.
– Как хорошо, что можно поговорить начистоту! – продолжала Луиза. – Надоело врать! По какой-то странной причине я открылась именно вам, Зуга. Больше никому на свете я бы не посмела во всем признаться.
– Вы любите его? – Голос Зуги прозвучал хрипло и резко.
– Когда-то любила – всепоглощающей, безудержной, безумной любовью.
– А сейчас?
– Не знаю. Слишком много было лжи и позора, слишком многое приходится скрывать.
– Луиза, тогда почему вы не уйдете от него?
– Потому что сейчас я нужна ему.
– Понимаю… – Зуга в самом деле прекрасно понимал, что она имела в виду. – Долг – суровый и безжалостный господин. И все же вы должны подумать и о себе.
Лицо женщины на козлах скрывала темнота. Услышав вздох Луизы, Зуга почувствовал, как болезненно сжалось сердце.
– Луиза, – не выдержал он, – я делаю это вовсе не ради Мунго. Мы друзья, но я не склонен оправдывать грабителя и расчетливого убийцу.
Она промолчала.
– Ты наверняка не раз видела, как я смотрю на тебя. Господи, я просто не мог удержаться!
Молчание.
– Ты не можешь не знать! – настаивал Зуга. – Ведь ты женщина, ты видишь, как я к тебе отношусь.
– Вижу, – наконец ответила она.
– Я считал, что ты замужем за моим другом и надеяться мне не на что. Теперь я вправе сказать тебе о своих чувствах.
– Зуга, пожалуйста, не надо!
– Я сделаю все, о чем ты попросишь, – вплоть до укрывательства убийцы. Только ради тебя!
– Зуга…
– Ты самая прекрасная, самая умная, самая храбрая…
– И вовсе я не такая!
– Я могу отправить вас по дороге в Куруман, вернуться в Кимберли и рассказать полиции, где вы. Они заберут Мунго, и ты будешь свободна.
– Можешь, – согласилась Луиза, – но не станешь. Зуга, мы оба связаны представлениями о долге и чести.
– Луиза…
– Приехали! – с видимым облегчением сказала она. – Перекресток. Сверни с дороги.
Сидя на козлах, она указывала, куда ехать. Зуга пробирался между кустами, ведя за собой мулов. Колеса повозки подпрыгивали на камнях и выбоинах. В четверти мили от дороги серебрилась в лунном свете огромная, как холм, верблюжья колючка. Под раскидистыми ветвями царил кромешный мрак.
Из темноты вдруг раздался хриплый голос:
– Стоять! Не приближайтесь!
– Мунго, это я! Со мной Зуга.
Спрыгнув с повозки, Луиза взяла фонарь и пошла к дереву. Зуга привязал мулов и двинулся следом. Луиза опустилась на колени возле Мунго Сент-Джона, который лежал на попоне, подложив под голову мексиканское седло, украшенное серебром.
– Спасибо, что пришел, – вместо приветствия сказал Мунго. В голосе сквозила боль.
– Сильно досталось?
– Порядком, – признался Мунго. – Сигареты не найдется?
Зуга прикурил сигарету от фонаря и передал Сент-Джону. Луиза развязывала забинтованную грудь Мунго, перетянутую разорванной на полоски рубашкой и нижней юбкой.
– Дробовик? – лаконично спросил Зуга.
– Слава Богу, нет, – ответил Мунго. – Пистолет.
– Повезло, – крякнул Зуга. – Обычно Наайман ходит с дробовиком. Тебя бы перерезало пополам.
– Ты его знаешь? Этого Нааймана?
– Он связан с полицией.
– Полиция! О Господи!
– Да, – кивнул Зуга. – Здорово ты влип.
– Я понятия не имел!
– Какая разница? Ты собирался нелегально купить алмазы и знал, что, возможно, придется убить человека.
– Зуга, давай без проповедей.
– Ладно.
Зуга присел рядом с Луизой. Она сняла повязку с раны.
– Кажется, селезенку не задело…
Вдвоем они помогли Мунго сесть.
– Насквозь прошла, – пробормотал Зуга, увидев выходное отверстие на спине. – Похоже, легкое тоже цело. Ты представить себе не можешь, насколько тебе повезло!
– Одна застряла, – поправил Мунго. Он приподнял пропитавшуюся кровью разрезанную пополам штанину: на бледной коже бедра виднелось еще одно круглое отверстие, из которого вытекала темная жидкость цвета черной смородины.
– Пуля застряла внутри, – повторил Мунго.
– В кости? – спросил Зуга.
– Нет, – покачал головой Сент-Джон. – Вроде бы нет. Я могу опираться на ногу.
– Нам пулю не извлечь. Луиза знает, где найти врача, – я рассказал ей, как туда добраться.
– Уже не миссис Сент-Джон, а просто Луиза? – Губы Мунго изогнулись в саркастической усмешке.
Луиза не поднимала головы, сосредоточенно смазывая кожу вокруг ран йодом. Мунго уставился на Зугу единственным глазом. Баллантайн не пытался скрыть ярость – шрам на его щеке запульсировал.