А потому государыня долго не разговаривала:
– Знаешь, зачем зван?
– Догадываюсь. – Чистобой спрятал улыбку. – Только покуда не ведаю – кого и где?
– Москва, обитель Вознесенская, инокиня Марфа, – в телеграфном стиле отчеканила женщина. – Запомнил?
– Да, великая.
– Тогда вот тебе… подойди…
Открыв стоявший на лавке небольшой сундучок, княгиня вытащила оттуда заранее приготовленный мешочек:
– Здесь двадцать гульденов и серебро. Все сладишь – получишь еще три раза по столько же.
С достоинством взяв мешочек, Осип молча поклонился.
– Ну все, иди… – Княгиня махнула рукой. – Да чтоб не перепутал, инокиня Марфа, в миру – Софья Витовтовна… Что глаза выпучил? Да-да, та самая… Иди. Делай.
Выпроводив визитера, Еленка уселась на лавку да так и сидела, в задумчивости теребя серебряные пуговицы на платье, словно бы кого-то ждала. Так ведь и ждала, правда недолго – не успел от Осипа Чистобоя и след простыть, как в дверь осторожно постучали.
Княгиня вскинула голову:
– Трофиме, ты?
– Язм, государыня, холоп твой верный.
В отворившуюся со слабым скрипом дверь просунулось загорелое, с черной бородою, лицо, вполне приятное и добродушное с виду… правда вот глаза – темные, с каким-то желтоватым отливом, жестокие – все впечатление портили напрочь. Впрочем, Трофим обычно умел прятать взгляд… вот как сейчас – негоже перед государыней очами сверкать предерзко!
– Ну, заходи уже, чего заглядываешь? – махнула рукой княгинюшка. – Видел его?
Трофим кивнул:
– Запомнил.
– На Москве при обители Вознесенской поджидать будешь. Как шум подымется – уберешь.
– Слажу, государыня. Слажу!
Перекрестившись на висевшую в углу икону, Трофим низко поклонился и вышел.
– Ну вот, – довольно потерла ладони Еленка. – Дай бог, все и сделается. А некоторые тут начинают – нет, нет, не надо! Чистоплюев из себя строят… Что б без меня и делали-то?!
– А вот мы тако!
Крепенький парнишка с широким лицом и буйными вихрами, отбив клинок, сам перешел в атаку, от души хватанув соперника по шлему так, что по всей поляне покатился звон:
– Вот те, брате!
– Ах ты, Митька, та-ак?
Рассвирепев, обиженный замахал мечом, словно ветряная мельница крыльями, обрушив на вихрастого целый каскад ударов… увы, только все больше попадал по круглому небольшому щиту, «ордынскому», как его здесь называли.
– Ну, ну! – подзадоривал Митька. – Как ты там, Вася, не устал? Отдохнути не хочешь ли?
– Я вот те отдохну!
– Ну помаши еще, помаши, чего уж!
– Знаешь что, Митрий, – Василий внезапно опустил меч, – коли бы клинки по-настоящему вострые были, давно б от твоего щитка одни кружева остались!
– А вот и не остались бы!
– Да что б ты понимал, брате!
– Да понимаю! Поболе тебя!
Бросив меч, щиты и шлемы, парни встали друг против друга, словно боевые петухи, что по воскресеньям да праздникам бьются промеж собой на базарах, теша не особенно отягощенный мозгами люд.
– Кто на петуха похож? Я?! Ах ты так, Васька! Ну, держись.
Сжав кулаки, вихрастый двинул братцу в скулу, да промазал, задев по носу, отчего у Василия тут же пошла кровь…
Митрий озадаченно опустил руку… все ж не хотел вот так вот, до крови, родного брата… тем более старшего-то.
– В тень его оттащи, пусть полежит малость! – неожиданно прозвучал голос с краю поляны, где, усевшись на поваленный бурей ствол старой липы, давно уже с интересом следил за обоими статный молодой мужик с красивым лицом и властным взглядом.
– Слугу за водицей холодной пошли, – хмыкнув, посоветовал незнакомец. – Ты, Василий Юрьич, полежи пока малость, охолонь. А у тебя, Димитрий, удар вовсе неплох, да!
От неожиданной похвалы вихрастый довольно просиял, но тут же выпятил грудь:
– А ты кто вообще-то таков, мил человеце? И откуда про нас знаешь? Вижу, одет ты красно.
Вот уж точно – красно, прямо скажем, богато выглядел нынче великий государь Егор Вожников, для-ради встречи с буйными княжичами облачившийся в красного шелка верховой кафтан – чюгу, отороченный по подолу и рукавам соболиным мехом. Кафтан был перехвачен кожаным, с золотыми бляхами, поясом с привешенной к нему саблей в усыпанных самоцветами зеленых сафьяновых ножнах, и это не считая юфтевых ярко-красных сапог с золочеными шпорами, всяких там браслетов, цепочек, перстней – всего примерно на тысячу гульденов, уж никак не меньше, примерно столько же зарабатывал за год хороший мастер-ювелир где-нибудь во Флоренции или в Новгороде. Гламурный прикид сей великому князю не очень нравился – блестит все, сверкает, шуршит шелком – не мужик, а, прости, Господи, гетера какая-то, если не сказать хуже! Впрочем, на подростков же нужно было произвести впечатление, а встречали в те времена именно по одежке, в этом смысле старинная пословица отнюдь не лгала.
– Шел тут мимо, гляжу – дерутся, – игнорировав подавляющее большинство вопросов, ухмыльнулся Егор. – Дай-ка, думаю, посмотрю – сам когда-то в молодости боем кулачным баловался.
– Ну, посмотрел? – Дмитрий пригладил вихры и нахально хмыкнул. – И что скажешь?
– Так сказал ведь уже, – пожал плечами князь. – Удар твой хорош, да плохо, что мимо.
– Чего уж плохо-то? – приподнялся лежащий в теньке Василий. – Иль ты, мил человек, хочешь, чтоб Митька мне совсем челюсть снес?
– Совсем-то не снесет.
Вожников с усмешкою отмахнулся и, хитро прищурив глаза, предложил:
– Хотите, покажу вам удары? Научу, как бить. Пригодится – не всегда кинжал или сабельку выхватить успеешь.
– А и покажи, мил человеце! – азартно воскликнул Дмитрий. – А чего ж?
Егор с готовностью поднялся на ноги:
– Ну, становись тогда уж! Кулак тряпицею обмотай… Сейчас продемонстрирую… а потом – спарринг-партнер нужен… К примеру… – Вожников обернулся на почтительно толпившихся у малиновых зарослей слуг. – Вот тот вот здоровый парень.
– Антипко! – вихрастый повелительно махнул рукой. – А ну, живо сюда.
– А я пока полежу. – Василий, привстав, завистливо сглотнул слюну. – Погляжу… а потом, может, и сам присоединюся.
– Нет уж, – резко возразил Егор. – С тобою – завтра. Покуда лежи смирно, смотри.
– Мне лежать? – Вот и старший братец неожиданно проявил норов. – Да как ты… да я князь, да я…
– Сказано те, лежи, брате! – тряхнув вихрами, примирительно бросил Дмитрий. – Кулаками-то намахаться мы с тобой успеем всегда.
– И то верно. – Василий столь же быстро успокоился. – Полежу. Ванька! Эй, Ванька! А ну, принеси кваску… Вам дати?
– Не-а, – отозвался за всех младшой Юрьевич. – После.
Минут двадцать Вожников показывал юному княжичу удары, потом отрабатывал спарринг, потом…
А потом утомились оба – и сам Дмитрий, и его партнер – верный оруженосец Антипко.
– Ну, молодцы! – хлебнув кваску, искренне похвалил Егор. – И резкость есть, и выносливость… С полгодика тренировок – классными боксерами будете!
– Ты, я вижу, мил человече, боярин знатный, – не в меру любопытный Василий опять подал голос. – Или вообще – князь.
Вожников прищурился:
– С чего сие взял?
– Да с платья твово, – охотно пояснил старший братец – повыше, потоньше, но куда дотошнее младшего. – Чюга аксамитовая – не меньше трех сотен золотых, сапоги – полсотни, с самоцветами сабелька…
– Здорово! – Егор хлопнул княжича по плечу. – А ты, я вижу, парень неглупый.
– Да и я не дурак, – обиженно засопел Дмитрий. – Не токмо биться могу на кулачках да на сабельках. Давно приметил – слуги наши к тебе со всем благоволением… не к каждому так. Меня, кстати, Дмитрием кличут…
– А меня – Василий!
– Очень приятно. – Великий государь улыбнулся. – Меня можете звать Егором… или Георгием, как кому нравится. Только называть попрошу – на «вы».
– Почему на «вы»? – переглянулись братья.
– Потому что я не только великий князь, но еще и ливонский курфюрст, да и вообще – император!
– Да ладно! – совсем на манер тинейджеров хором воскликнули братцы. – И откуда же тогда ты… вы тут взялися?
– Проездом, – хмыкнул Егор. – Заглянул в Детинец, смотрю – никто из князей не встречает. Тиун ваш, старик, сказал, где искать.
И все равно подростки до конца не верили, поверили только ближе к вечеру, когда, вернувшись в местный кремль, в палаты свои белокаменные, увидели богато разодетую и до зубов вооруженную дружину! А какие были у дружинников кони! Не кони – птицы, орлы! Оба княжича завистливо облизывались, примерно как современные подростки на какую-нибудь «Феррари». Пришлось пару жеребцов подарить.
– Ой, великий князь! Неужто взаправду подарите?
– Сказал же – подарю! Вот прямо сейчас.
– А… каких именно?
– Каких сами выберете! – поднявшись с золоченого – полагавшегося по статусу – кресла, Егор по-отечески обнял обоих парней за плечи. – А ну, пошли, пошли, не стесняйтеся!
Во время пира сели и в карты, Вожников живо научил княжичей подкидному дураку, преферансу и «тысяче», оба братца в этом смысле оказались учениками талантливыми, все схватывали на лету, и младший ни в чем не уступал старшему.
Во время пира сели и в карты, Вожников живо научил княжичей подкидному дураку, преферансу и «тысяче», оба братца в этом смысле оказались учениками талантливыми, все схватывали на лету, и младший ни в чем не уступал старшему.
Вся неделя, отведенная Вожниковым на обаяние княжичей, пролетела быстро, и не впустую! Каждое утро начиналось с тренировки, затем все трое шли кататься на лодке или лошадях, вечерами пировали, играли в карты, к коим быстро пристрастили и княгиню-матушку, беседовали обо всем. Малолеткам было лестно – как же, сам великий князь с ними разговоры ведет, слушает внимательно, как родной отец, князь Юрий Дмитриевич, не отмахивается, недорослями безмозглыми не обзывает.
О разном говаривали – и о странах иных, и о Новгороде, о Москве, об Орде и обычаях ордынских, и девках, конечно же, – тут уж княжичи в отличие от выдумавших особую средневековую мораль советских историков особо не стеснялись, хвастались напропалую, правда, речь шла о гулящих девках, знамо дело, не о княжнах, не о боярышнях.
Зашел как-то разговор и о вещах куда более серьезных – о земельных владениях, о наследстве. Дмитрий Юрьевич хвастал, что батюшка вроде бы как обещал ему в удел Звенигород, а Василию – Углич.
– Конечно, с вашего, великого князя, согласия, – поспешно добавил Василий.
– Да уж спорить не буду, – заверил Егор. – Может, и сам вам удел подкину.
– Вот-вот, хорошо бы! – Пригладив непослушный вихор, Дмитрий перекрестился и затряс головою. – А мы уж не подведем!
Дядьку своего, московского князя Василия, племяннички откровенно презирали, как и кузена, тоже Васю, будущего Темного.
– Не князь, а какая-то рыбина! Скользкий, себе на уме, – горячился Дмитрий. – Да и Васька малый таков же. По уму – батюшка наш, князь Юрий, Москву бы должен наследовать, коли Василий милостию Божьею помре.
– Вот-вот, – Вожников понял кубок повыше. – Москву, а не Нижний! И почто только батюшку вашего туда понесло? Может, подбивал кто? Подзуживал?
– Ага, его подобьешь, как же!
Юрий Дмитриевич, звенигородский и галицкий князь, в тяжелом чешуйчатом панцире, с непокрытою головою, опираясь на меч, стоял на высоком холме над Унжей-рекою, с удовлетворением осматривая собственный флот – мощные ладьи-насады, полные воинов, готовых умереть за своего господина. По крайней мере, хотелось в это верить – что готовы… Конечно, ежели б был супостат, вот татары бы или еще кто, как вот не так-то и давно, к примеру, Едигей. Нижегородские же князья, честно говоря, супостат слабый, да и не они нападали первыми. Конечно, князь потратил немало денег для того, чтоб раскрасить образы врагов – Ивана и Данилы Борисовичей – самыми черными красками: и злодеи-то они, и Едигею вроде как помогали, когда он русские земли громил, и постоянно людишек воинских посылают, нападают, гадят исподтишка, хотят все Галицкие земли под себя подмять, вот-вот нападут – и тогда горе, горе! Вот за родную-то землицу и надобно нынче постоять, от злодеев оборонити.
Все словеса эти действовали уж на совсем зеленую молодежь, ратники постарше, поциничнее, предпочитали не патриотические призывы и словеса, а вещь куда более конкретную и приятную – деньги. Как человек умный и тоже не лишенный цинизма, Юрий Дмитриевич прекрасно понимал это, и деньги были обещаны сполна – добыча! Нижний Новгород на раздрай – на три дня, это сколько всего заграбастать можно! Тем более войско-то у нижегородских князей куда слабее!
Отражаясь в шеломах воинских, сияло над Унжей-рекой золотистое солнце, реяли на ветру разноцветные стяги, покачивались у причалов готовые вот-вот отчалить ладьи, на берегу, щетинясь длинными копьями, нетерпеливо гарцевали всадники кованой рати, латной тяжелой конницы, ничуть не уступавшей каким-нибудь ливонцам или иным рыцарям. Тут же, рядом, алела щитами пехота – закупы, рядовичи, холопы… большей же частью просто бродники – желающий пограбить сброд, всякого рода тати, шпыни – отбросы. Этих-то было не жаль, и Юрий Дмитриевич намеревался пустить их на штурм городских стен первыми.
В войске имелись и пушки, и осадные башни, пороки-тараны и все такое прочее, к чему были приставлены хитроумные немецкие мастера-инженеры, услуги которых стоили очень даже немало. Да и вообще, содержание всей этой оравы ратников требовало таких денег, что военный поход за добычей был просто необходимостью! Да и вообще – легкая победоносная войнушка… типа как у поганых немцев – турниры. Кровушку разбодяжить, размяться, клинками помахать – показать себя, ратники же все – герои! А как это в мирное время покажешь? Нужна, нужна войнушечка, мати родная, уж без нее никак.
Никак – да. Но вот только голову-то сложить никому неохота. Добро б еще за родную землицу, а так… Не вышло бы, как в той пословице – пошли постричь, да вернулись стрижеными. Князь-то князем, да чем ближе к Нижнему, тем больше сомневались многие – а так ли уж беззубо тамошнее войско? Сомневались, но шли. Вернуться назад уж никак нельзя было – не родную же землю грабить? А пришлось бы – что кушать-то?
– Ну, и где вражины? – Юрий Дмитриевич обернулся к стоявшему чуть позади воеводе кованой рати. – Ты сказал – день-два.
– Так и есть, княже, – тут же закивал воевода, Кузьма Иваныч, роскошная, с рыжиной, борода его развевалась на ветру, словно боевое знамя, и столь же воинственно блестела на солнце обширная лысина.
Кузьма Иваныч тоже снял шлем, жарко, да самое-то главное – сам князь без шлема, вот если б князь шлем надел, тогда б и воевода, а ежели б господин берет немецкий надумал надети – так и воевода так же бы явился, в берете. Всяк должен знать свое место и господину во всем подражати, иначе никакого порядка не будет, а будет один хаос.
Внизу, выходя из леса к реке, вилась наезженная дорога, Ордынский шлях, обычно многолюдная, но ныне, по понятным причинам, пустынная. Впрочем, не совсем – из лесу вдруг выскочил всадник – на вороном жеребце, в легкой кольчужице, без шлема.
– Сотник наш скачет, – всмотревшись, радостно сообщил воевода. – Евдоха-младой из разведной сотни. Посейчас и доложит – где там враги.
Юрий Дмитриевич пощипал бороду:
– Вовремя он… Ну, пущай докладывает, послушаем.
Взлетев на холм, молодой ратник спешился и, подбежав ближе к начальству, низехонько поклонился, аккуратно придерживая болтавшуюся у пояса саблю:
– Войско вражье идет, великий князь! На пустоши станом стало, рвы роют – токмо бы нас остановити!
– Рвы? – озаботился Юрий. – Хитро, ничего не скажешь. Знать, здесь хотят бой дати, к городу не пустить. А что на реке?
Сотник бодро тряхнул головой:
– На реке тоже все плохо! Ладей – сонмище, нижегородцы, похоже, и торговые ладьи с собой прихватили. Все с пушками!
– Это плохо. – Юрий Дмитриевич покривил тонкие губы и решительно махнул рукой. – Кузьма Иваныч, вели трубить поход! Рать судовая пусть вниз по реке идет, но не быстро, и покуда в бой не вступает… покуда мы пеших не разобьем! Нам же, и пешим, и конным, наоборот, поспешать надобно, покуда вражины рвы не выкопали, не укрепились.
– Слушаюсь, государь!
Поклонившись, воевода поспешно побежал к дожидавшимся поодаль сигнальщикам и вестовым – живенько распорядился, кулаком погрозил, замахал руками.
Затрубили на холме боевые трубы, барабаны загрохотали, взвились на длинных копьях разноцветные флажки-прапора, бросились к отрядам вестовые.
Юрий Дмитриевич вскочил в седло, нахлобучил на голову поданный оруженосцем шелом с золотым образом Божьей Матери, перекрестился да дернул повод – вперед, вперед, вперед!
А вперед уже вырвалась легкая конная сотня – лучники на быстрых конях. До подхода кованой рати забросать врага стрелами, так чтоб головы никто поднять не смог, не то что там рвы какие-то рыти!
Задрожала земля, оборвались, слетели с растущих вдоль дороги берез первые желтые листья – за легкой сотней двинулась тяжелая конница, опытнейшие, надежные воины – дети боярские да служилые люди. Псы войны, войною живущие – профессионалы.
Мерно покачивались копья, злые доспешные кони тяжело копытили землю, катилась всесокрушающая стальная лава! Лица закованных в латы всадников прикрывали страшные маски с прорезями для глаз, так что казалось, эти грозные воины вовсе не люди, а демоны, явившиеся прямо из ада!
Князь Юрий Дмитриевич со всей своей свитою ехал во главе латного войска. Позади, глотая поднятую копытами пыль, уныло шагала пехота. Вот впереди, за деревьями, что-то блеснуло… Шлемы и латы врагов! Вот они, нижегородцы, не так-то их и много, и все больше пеших, нежели конных.
Всмотревшись, звенигородский князь невольно улыбнулся: ишь ты, и в самом деле роют! Рогатины вкапывают, колья… Ан не успели, ага! Поздно уже, парни, поздно!
Обернувшись к сигнальщику, Юрий махнул рукой – тотчас же запел рог, воины пришпорили коней – быстрее!
Разведка и боевая сторожа работали и у врагов, и надо признать, неплохо: копать-то нижегородцы копали, но и войско успели выстроить – блестя на солнце умбонами, алели стеною щиты, щетинились копья, а слева и справа от плотной линии тяжелой латной пехоты угрожающе гарцевала конница. Хорошо, по пути не перехватили – не успели, да и холмы…