– А, это ты, Элеонора. Заходи, дорогуша. Я ждала Цыпину мать.
– Она занята по работе.
– Ясно. Надеюсь, дорогуша, ты пришла забрать своего братца. Он чересчур разыгрался. Не слишком полезно перед сном. Опрокинул на себя апельсиновый сок, пришлось его переодевать. Хотела надеть на него Наташины джинсы и свитер, но у него оказались другие планы.
Тут словно по заказу на кухню врывается Цыпа, за ним гонится Наташа. На ней джинсы и тяжелые Цыпины ботинки, длинные волосы забраны под бейсболку. Мамочки! Цыпа напялил на себя Наташино розовое выходное платье в оборках. К коротким волосам прицеплены розовые заколки, на руках болтаются браслеты, и он ковыляет в туфлях на высоких каблуках с бриллиантовыми бантиками.
– Привет, Эллюха – толстое брюхо! Я твоя сестра Цыплина, а это мой приятель Нат, – пищит Цыпа глупым фальцетом.
Мой брат – маленький трансвестит.
– Цыпа, сними это платье сию минуту. Ты его измажешь, – приказываю я. – И давай собирайся домой, мы уходим.
Цыпа пропускает мои слова мимо ушей. С радостными воплями он проносится мимо и вдруг начинает танцевать канкан, с трудом удерживая равновесие на высоких каблуках. Наташа покатывается со смеху, когда он демонстрирует всем нам, что позаимствовал у нее трусики в рюшках.
– Я с ним сама разберусь, – устало говорит мама Надин. – А ты пока поболтай с Надин. Она в кабинете, работает на компьютере. В последнее время она часто пользуется Интернетом, говорит, он нужен для уроков.
Кто бы сомневался. Мне совершенно не хочется видеть Надин, но не говорить же ее маме, что мы не разговариваем. Я плетусь в кабинет. Надин скрючилась перед экраном компьютера и с глупой ухмылкой читает письма. Она подпрыгивает от неожиданности, быстро свертывает электронную почту и только затем обнаруживает, что это всего-навсего я. Мы глядим друг на друга. Обе заливаемся краской.
– Элли?
– Надин?
Повисает пауза. Что на нас нашло? Мы ведь лучшие подруги, всегда ими были и навсегда останемся.
– Это твоя жирная подружка, – нетвердо говорю я.
– О, Эл, прости меня.
– И меня прости.
Мы бросаемся к друг к другу и обнимаемся.
– Ну мы с тобой и дурынды! – говорю я.
– Это точно. Элли, я не хотела тебя обидеть.
– А ты не думай, что я ханжа и синий чулок, в общем, сама понимаешь… – Я машу в сторону пустого экрана.
– Ясно дело, это немного рискованно. В Интернете полно придурков. Но Эллис не такой, Элли. Он… парень моей мечты. Пишет удивительные вещи. Хочет все-все обо мне знать, а не талдычит только про себя, как Лиам. Не строит из себя крутого. Поверяет мне свои секреты, рассказывает о страхах, признается, что очень стеснительный… Говорит, что если мы встретимся, он будет стоять как истукан и молчать, словно набрал в рот воды.
– Надеюсь, ты не собираешься с ним встречаться?
– Нет-нет, естественно, не собираюсь, – выпаливает Надин. – Да не волнуйся так, Элли. Он очень милый, правда. Сейчас я тебе кое-что покажу.
Она снова включает компьютер и находит для меня несколько его ранних писем. Они действительно замечательные. Он рассуждает о «Занаду» и о жанре фэнтези, говорит, что целых пять раз читал «Властелина колец», но это книга для мальчиков, а «Занаду» – суперклассная вещь, поскольку рассказывает о девочках, а он любит девочек. Дальше он признается, что у него есть идеал девочки, еще лет с двенадцати – это чудаковатая и скромная девочка-гот, с которой можно поделиться своими переживаниями. Он не хочет забегать вперед и торопить события, но по его ощущению, Надин и есть та самая девочка, только лучше, поскольку она очень красивая, куда симпатичнее актрисы, которая играет Занаду в сериале…
– Потом он переходит к очень личным вещам. Я тебе не покажу, Элли. Я даже Магде не все давала читать.
– Ну Нэд, пожалуйста.
И она уступает. Читаю, а сердце глухо бьется. Умом я по-прежнему сознаю, что это безумие. Какой-то незнакомый тип пишет Надин о глубоко интимных вещах, а ведь ей всего четырнадцать. Но пишет он действительно здорово. Совсем не пошло, а проникновенно, волнующе и романтично. Очень-очень хочется услышать от Рассела что-нибудь в этом роде.
10 Девчонки плачут, когда их не понимают бойфренды
– Ах, Элли, я тебя люблю.
Поцелуи.
– Ах, Элли, я тебя люблю.
Опять поцелуи.
– Ах, Элли, я тебя люблю. Ну пожалуйста.
Уже не только поцелуи.
– Ах, Элли, я тебя люблю. Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
Борьба. Обиды. Опять поцелуй. Иногда прощальный. Иногда после него все начинается заново. Становится немного… скучно.
Да ничего подобного! Типун мне на язык. Я люблю Рассела. Он для меня единственный на всем свете. Я ношу его кольцо не снимая. Просто наши встречи протекают по одной и той же схеме. Рассел повторяет те же самые слова – каждый раз, каждый раз, каждый раз.
Уже мечтаю о том, чтобы Рассел взял пример с Эллиса и проявил побольше выдумки. Сочиняю целый альтернативный сценарий и мысленно прокручиваю его в голове – воображаемый Рассел не только говорит, но и делает совершенно восхитительные вещи. По сравнению с моими фантазиями наши поцелуи и объятия кажутся унизительными и жалкими. Ничего не жалкими. Я чересчур привередлива и опять ко всему придираюсь. Нельзя сказать, что я сама веду себя романтично и лезу из кожи вон, чтобы Рассела осчастливить. Ведь он постоянно умоляет меня об одной вещи, и я едва не согласилась, а потом меня разобрал смех. Рассел разозлился, а мне стало еще смешнее, и я уже не могла остановиться.
– Ты всегда такая смешливая, Элли? – раздражается он.
– Я девочка. Все девочки хохотушки. Для них это в порядке вещей.
– Допустим, но некоторые девочки знают, что хихикать не всегда уместно, и умеют проявить немного серьезности.
– Ну и встречайся с ними. – Я начинаю выходить из себя.
– Ты ведь знаешь, что мне никто не нужен, кроме тебя.
Я успокаиваюсь и нежно его целую. Все-таки он милый – временами. Просто меня допекает, что он постоянно ко мне пристает и принуждает делать то, что мне совершенно не хочется. Ну ладно, иногда мне этого хочется не меньше его, все так, но пока я не готова к такого рода отношениям.
– Джули, подружка Джеффа, ему это разрешает. А Джейми и Большой Мак этим занимались с кучей девчонок.
– Слушай больше, – раздраженно бросаю я. – Ты что, обсуждаешь нашу любовную жизнь со всеми своими одноклассниками?
– Конечно, нет! – заверяет Рассел, хотя лицо у него слегка краснеет. – А вот ты наверняка обо всем докладываешь Магде и Надин, так что не будь лицемеркой.
– Ни о чем я им не докладываю. Кое-что рассказываю, но не так уж много, – отвечаю я. – Даже и близко нельзя сравнить с их откровениями. Слышал бы ты, что пишет Надин ее Эллис!
– А как поживает Магда? С кем она сейчас встречается?
– В общем-то, ни с кем. Она собиралась по-новой закрутить с Грегом, но теперь считает, что он бесчувственный. С ее хомячихой произошел несчастный случай – она разбилась насмерть, и Грег хотел дать ей новых хомячков-детенышей, Тофи и Мэлоу, но Магда говорит, что у нее траур и в настоящий момент она не может впускать в свою жизнь других хомяков, она этого просто не выдержит. И с Грегом ей тоже не больно хочется связываться.
– Отлично, – говорит Рассел. – Большой Мак устраивает день рождения, и к нему придут почти все парни из моего класса, а вот с девочками напряженка.
– Магда не такая, – возмущаюсь я. – Знаю я, что за фрукт твой Большой Мак.
– Да нет, все будет прилично, с родителями на горизонте, клянусь. Я пообещал Большому Маку, что мы придем. Мы ведь придем?
– Для начала мог бы меня спросить. Ты мне вообще ничего не рассказываешь, Рассел. Как это было с конкурсом.
– Элли, не будь занудой! Ладно, ладно, понимаю. Извини, надо было тебя предупредить. Но ведь это не последний в жизни конкурс.
– И не смей покушаться на моего слоника Элли. – Я щелкаю его по носу.
– Это не твой слоник. Кто угодно может нарисовать дурацкого слона.
– Только не слоника-девочку с изогнутым хоботом и накрашенными ногтями. Это слоник Элли. Мое творение. – Я щелкаю его чуть сильнее.
– Хватит, юная мисс. – Рассел хватает меня за плечи.
Мы играем в борцов, сначала дурачимся, а затем Рассел опять принимается за свое:
– Ах, Элли, я тебя люблю. Ну пожалуйста.
– Рассел! Тебя заело, смени пластинку.
– Слушай, если выиграю конкурс, поделим приз пополам, раз уж ты настаиваешь, что слоник твое творение.
Как мило и благородно с его стороны! Хотя меня по-прежнему гложет досада. К тому же надоело это бойцовское состязание.
– Хватит, Рассел, мне пора. Надо еще успеть в магазины до закрытия.
– Значит, тебе больше нравится шататься по скучным магазинам, чем быть со мной? – В голосе Рассела сквозит раздражение.
– Я иду туда не ради собственного удовольствия, а за продуктами для всей семьи.
– Я иду туда не ради собственного удовольствия, а за продуктами для всей семьи.
За завтраком я предложила Анне сходить вместо нее в «Вейтроуз», поскольку у нее работы выше крыши. Специально сказала это при папе, чтобы услышать его реакцию.
– Сходим все вместе за покупками в воскресенье, – подает голос папа. – Элли, не смотри на меня такими глазами. Не строй из себя мученицу.
Даже если мы так и поступим, ничего хорошего из этого не получится. Мы больше не ведем себя как семья. Папа и Анна почти не разговаривают друг с другом. Папа едва ли не каждый день возвращается за полночь. Анна трудится как ишак. От беспокойства вид у нее постоянно хмурый, брови насуплены, под глазами черные круги. Цыпа вечно скулит, хотя Анна его балует и покупает лакомства. Он ходит за ней хвостиком, точно маленький. Знаю, что у Анны из-за него душа не на месте, и не хочу, чтобы она тревожилась еще и из-за меня.
Хожу по магазину, хотя этот процесс оказывается еще более скучным и утомительным, чем я предполагала. Не могу найти и половины того, что мне нужно. По сто раз таскаюсь взад и вперед по каждому ряду. Целую вечность торчу в очереди в кассу. Наконец передо мной остается всего одна женщина. Начинаю выгружать покупки из тележки и вдруг чихаю. Нащупываю в кармане носовой платок. О, нет! Носовые платки. Совсем про них забыла.
Опять бегу в торговый зал, громыхая тележкой на разболтанных колесах, и со всего размаха врезаюсь в высокого блондина в белой шапочке и комбинезоне, который ставит в холодильник пакеты с молоком. От неожиданности он роняет из рук пакет, и мы оба замираем – однако пакет выдерживает удар и молоко не разливается.
– Значит, не надо оплакивать пролитое молоко, – говорю я, спрашивая себя, с какой стати он ухмыляется и где я его уже видела. И вдруг до меня доходит. Это ж не просто высокий блондин, а Парень Моей Мечты, тип, на которого я несколько раз налетала по дороге в школу. В буквальном смысле. А теперь опять чуть его не сшибла.
– Извини. Честное слово, я не всегда врезаюсь в людей.
– Только в меня.
– Не знала, что ты тут работаешь.
– Не скажу, что в этом прикиде я чувствую себя Джо Великолепным. – Он сдвигает набекрень свою забавную шапочку. – Но в данный момент работа меня устраивает. У меня свободный год перед университетом.
– Я тоже не буду сразу поступать, – говорю я. – Мы с подружками уже все придумали. Полгода мы вкалываем, а потом полгода путешествуем…
Хочется отправиться в какую-нибудь чудесную страну, например в Австралию. Надин мечтает о чем-нибудь более экзотичном – вроде Индии. А Магда намерена взять автомобиль напрокат и исколесить всю Америку – ну, разумеется, если сдаст на права.
Я выкладываю ему наши планы – он вежливо слушает, а сам наверняка думает: да-да, хотеть не вредно. Затем рассказывает, как целый месяц путешествовал по Европе и останавливался в палаточных лагерях. Я не слишком высокого мнения об отдыхе на лоне природы. Мы тоже ходили в походы по Уэльсу, пока не купили коттедж. Было сыро и гадко, в спальный мешок заползали муравьи, и я почти уверена, что однажды ночью у меня по лицу пробежала мышь. А может, это были мои собственные волосы, но я вопила как резаная.
Рассказываю Парню Моей Мечты про наши летние передряги – он смеется. Вдруг поднимаю голову и вижу Рассела – он стоит и пристально смотрит на нас, хотя мы расстались всего полчаса назад.
– Рассел! Что ты здесь делаешь?
– Не беспокойся. Я не буду вам мешать, – говорит он угрюмо.
– Ладно, пойду дальше работать, – бросает Парень Моей Мечты. Он наклоняется ко мне: – Твой парень? Какой милый.
Но поведение Рассела уж точно милым не назовешь. Он удаляется прочь с такой скоростью, что мне приходится бежать за ним, тележку заносит то влево, то вправо, так что старушкам и мамашам с детьми приходится буквально выпрыгивать из-под колес.
– Рассел, подожди! – в отчаянии ору я. – Что ты здесь делаешь?
– Мне стало стыдно, что я не пошел с тобой в магазин. И я подумал: самое малое, что я могу сделать, это найти тебя и помочь тащить сумки. У меня и мысли не было, что тебе взбредет в голову изображать из себя чудо-женщину из «Вейтроуза».
– Что?! – У меня глаза лезут на лоб.
– Не строй из себя святую невинность, Элли. Я знать не знал, что у тебя шуры-муры с этим парнем в дурацкой шапке, ну, который раскладывает по полкам товар.
Я прыскаю со смеху, отчего Рассел совсем свирепеет.
– Ну Рассел, послушай. Я с ним еле знакома.
– Правда? Он смотрел на тебя такими глазами, что меня чуть не вырвало. Явно втюрился по уши.
– Я знаю только одно – он голубой.
Теперь наступает черед Рассела замереть с открытым ртом:
– Что?
– Он голубой, Рассел. И если ему кто-то и мог приглянуться, так это ты. Он сказал, что ты милый. Очевидно, ты сразил его наповал.
Рассел краснеет:
– Ясно. Ладно. Бывает. Надеюсь, ты ему доходчиво объяснила, что ты моя девушка?
– Ты что – ревнуешь?
– Скажешь тоже. Просто я не хотел, чтобы ты выставляла меня на посмешище.
– Я и не выставляла.
– Ясно.
– Значит, мы снова друзья?
– Мы больше чем друзья, глупышка. – Рассел берет меня за руку и нежно поворачивает кольцо на пальце.
Он доносит мне сумки до самого дома. Анна благодарна нам обоим. Рассел сидит с нами за столом и пьет чай, тут приходит папа, так рано он давно не возвращался. Он тащит огромный пакет с продуктами из «Сейнсбери».
– Папа, а я ходила в «Вейтроуз», – хвастаюсь я.
– Ну, теперь мы обеспечены маслом и носовыми платками, – говорит папа.
– Так или иначе, спасибо. – Анна роется в сумочке. – Сколько ты заплатил? Я верну тебе из денег на хозяйственные расходы.
– Этого еще не хватало. Я что – не могу купить еды? Я пока еще зарабатываю. Может, не столько, сколько ты, но вполне прилично, – отрезает папа.
Безнадежная ситуация. Я-то надеялась, что у нас в семье наконец наступит мир, но они, кажется, опять возненавидели друг друга, хотя в присутствии Рассела и держатся с ледяной вежливостью. Я помогаю Анне разложить по шкафам вторую партию покупок, открываю коробку с носовыми платками, которую принес папа, и опять чихаю. Лишь бы не подцепить Цыпину простуду. У него перестало течь из носа, зато вовсю разыгрался кашель.
Папа и Рассел поддерживают вялый разговор, который окончательно заходит в тупик, когда Рассел заводит речь о том, что Синтия загорелась идеей купить дизайнерский свитер от Анны Аллард. Папа вместо ответа мычит что-то нечленораздельное. Рассел чувствует, что допустил промашку, и переводит тему на конкурс рисунков. У него хватает наглости похвастаться комиксами про слоника.
– Это мой слоник, – бормочу я.
Рассел вздыхает:
– Элли, я тебе уже обещал: если выиграю, приз поделим пополам. Хотя это мой слоник, а не твой.
– Элли с детства рисует маленьких слоников, – замечает папа, отхлебывая чай, который ему налила Анна, а он ей даже спасибо не сказал. – Почему ты сама не нарисовала слоника, Элли?
– Было уже поздно подавать работы, – поясняет Рассел, как будто я из-за собственной нерадивости пропустила все сроки.
– Я все-таки отправила рисунки, – вмешиваюсь я. – Но не слоников, а голубую мышку.
Папа смотрит на меня с удивлением:
– Случайно не мышку Мертл?
– Именно ее.
– Твое очередное творение? – спрашивает Рассел. – Отныне мне запрещено под угрозой скандала еще и мышей рисовать. Может, сразу подашь иск против компании Уолта Диснея?
Пропускаю замечания Рассела мимо ушей. Гляжу на папу. В глубине души надеюсь, что он промолчит. Ничего подобного.
– Мышку Мертл придумала Эллина мама, – говорит папа.
Рассел кидает взгляд на Анну.
– Нет, родная мама.
Анна вздрагивает. Не думаю, что папа хотел ее задеть. Лицо у него смягчается.
– Мертл появилась, когда Элли была совсем маленькой. Дочь не засыпала, пока мама не рассказывала ей сказку про Мертл.
– Мы вместе ее придумали, папа. И я ее всегда рисовала. Сначала копировала мамины работы, а потом делала уже собственные.
– Получается, для конкурса ты передрала мамины рисунки! – возмущается Рассел. – Лицемерка! И ты еще меня упрекаешь, говоришь, что я срисовал слоника Элли. Хотя я ничего не срисовывал.
– Я не копировала маму.
– Ты сама только что сказала, что копировала, мы все слышали, – наседает Рассел.
– Я подражала маме, когда была маленькой. А потом придумала новую Мертл, совершенно другую. Она моя, – отбиваюсь я.
– Ерунда! Ты воспользовалась мамиными набросками, а это называется кражей! – громыхает папа.
Меня так и подмывает его ударить. Анне, кажется, хочется того же.
– Ты несправедлив! Элли создала свой персонаж по мотивам образа, знакомого с детства, – вмешивается Анна. – Разумеется, она ничего не крала. Как ты можешь говорить такое о собственной дочери? Какая муха тебя укусила?