– Я завидую, верно? Так, по крайней мере, думает моя бесценная дочь.
– Папа! Меня, скорее всего, не допустят к этому дурацкому конкурсу. Я послала рисунки слишком поздно. Может, их просто бросят в мусорную корзину.
11 Девчонки плачут, когда сбываются их мечты
Умираю. Вся горю, и при этом меня бьет озноб. Нос заложен, горло дерет, голова болит, в груди хрипит. Я очень, очень больна. Наверняка это воспаление легких. Двухстороннее. Нет, трехстороннее. Погодите, у меня всего два легких. Такое чувство, будто они оба надулись как воздушные шары и вот-вот лопнут.
Все думают, что я заразилась от Цыпы простудой. Но у меня не простуда. Разве при обычной простуде так плохо себя чувствуют? Но, кажется, никому меня не жалко, ни капельки. Вчера папа с Анной заставили меня идти в школу, а ведь это несправедливо. И пустая трата времени. На уроках я не могла сосредоточиться и еле-еле ползала по хоккейному полю. Ладно-ладно, допустим, я не сильна в физре и игрок из меня никудышный, но я едва высидела рисование, свой любимый предмет.
Мы все еще торчим на теме «натюрморты». Мне куда больше нравятся жанровые картины, хотя, кажется, мистер Виндзор из кожи лез вон, чтобы нам было интересно. Он показал нам восхитительные натюрморты испанских живописцев XVII века с кочанами капусты, подвешенными на веревке, а потом развесил настоящую капусту, целую кучу кочанов, и дал задание их нарисовать. Магда ударила один кочан о другой, хотела посмотреть, будут ли они звенеть дон-дон-дон, как подвески, но звук получился глухим, а все веревки перепутались. Господин Виндзор пригрозил, что если мы сию минуту не угомонимся, он отрубит нам головы и подвесит их вместо кочанов.
Мы утихомирились, хотя Магда продолжала ныть, что ей дурно от запаха капусты. Я лично не чувствовала никакого запаха, но мне все равно было дурно. Хотя сначала я очень старалась, капуста у меня вышла похожей на гигантскую зеленую розу, и я приуныла. Нарисовала снизу маленького кролика с открытым ртом, из которого течет слюна – он стоит на задних лапах и пытается подпрыгнуть, чтобы дотянуться до капусты. Магда и Надин похвалили мое творчество, но мистер Виндзор не высказал энтузиазма.
– Мы все знаем, что у тебя богатая фантазия, Элли, и что тебе удаются комиксы, но всякий раз, когда у тебя возникают затруднения, ты рисуешь забавных зверушек, и это уже начинает надоедать.
– Ого! – насмешливо произнесла Магда.
– Хватит, Магда. Девочки, ваша троица меня уже утомила. Если вы будете продолжать в том же духе, я вас разлучу.
– Никто никогда нас не разлучит, – пробормотала Магда, но так, чтобы мистер Виндзор не услышал.
– А теперь, Элли, замазывай своего кролика и внимательно посмотри на капусту. Ты плохо передала текстуру листьев. Они у тебя кажутся дряблыми.
Весь день я еле таскала ноги. У меня даже не было настроения после уроков встречаться с Расселом. Надин собиралась пойти к Магде, они хотели покопаться в гардеробе и выбрать, что надеть на вечеринку к Большому Маку. Надин ни капельки не волнует, какие парни там будут. Она по-прежнему повернута на Эллисе, фанате «Занаду». Он продолжает забрасывать ее письмами по электронной почте. Но она пообещала пойти на вечеринку и оказать Магде моральную поддержку.
– Я тоже тебя поддержу, Мэг, – обижаюсь я.
– Ага, ты будешь весь вечер сидеть в углу и лобызаться со своим Расселом.
– Ничего подобного. Во всяком случае, не весь вечер. И потом – там будут танцы…
– А Рассел умеет танцевать? – интересуется Надин.
Я мрачно смотрю на нее.
– Извини, извини! – выпаливает она.
Мы снова лучшие подруги, но в наших отношениях что-то разладилось. Всякий раз ловя на себе взгляд Надин, я спрашиваю себя, уж не думает ли она: ЖИРНАЯ ЖИРНАЯ ЖИРНАЯ!
Я всегда утверждала, что одинаково люблю Магду и Надин, но в глубине души любила Надин чуть-чуть больше, просто потому, что мы знаем друг друга с четырех лет и съели вместе не один пуд соли. Но теперь мне кажется, что Магда капельку лучше. Надин бывает абсолютно несносной. И ведет себя как конченая сумасбродка. По-моему, надо быть полоумной, чтобы связаться с Лиамом. Когда мы ходили на концерт Клоди, именно она настояла, чтобы мы поехали с этими страшными парнями. А теперь она окончательно слетела с катушек и выкладывает свои секреты абсолютному незнакомцу.
Я было попыталась еще раз ей сказать, насколько это опасно, но она только расхохоталась в ответ. Она все чаще и чаще смеется над моими словами, как будто с тех пор, как у меня появился Рассел, я превратилась в тупицу и страшную зануду. Правда, глупо?
Вчера вечером наша встреча с Расселом прошла не слишком удачно. У меня было мерзкое настроение, а ему приспичило идти в кино на очередной фантастический триллер, в котором полуголые мужчины в шлемах укладывают противников одной левой. В фильме практически не было женских персонажей – только несколько глупых девиц в ночных рубашках, сквозь которые все видно, да злая старуха, которая в конце свалилась в кишащую змеями яму и погибла. По-моему, зрелище было жутким, но Рассел буквально упивался картиной. Его раздражало, что я стонала, вздыхала и ерзала в кресле. Когда сеанс закончился, он прочитал мне целую лекцию про комикс, который лег в основу фильма.
– Элли, тебе это следует знать, раз ты собираешься стать иллюстратором. Комиксы для взрослых – самое модное направление. Никому не нужны книжки с картинками про девочек-мышек.
Я жутко обиделась – и за маму, и за себя – и ушла, даже не поцеловав его на прощание. Правда, и ему не больно хотелось со мной целоваться. Губы у меня потрескались, нос покраснел и из него постоянно текло – все это могло отбить желание у самого пылкого бойфренда. Даже у такого, как Рассел.
Не понимаю я этих парней. То он смотрит сверху вниз, по всякому поводу читает лекции и ждет похвалы. А то смотрит снизу вверх и восхищается точно лучшей девочкой на свете, и все это только потому, что у тебя спереди торчат груди – придаток, которым обладает половина мирового населения.
Хотелось бы, чтобы он стал мне настоящим другом, как Магда или Надин, хотя в последнее время Надин ведет себя совсем не по-дружески. Она всегда отличалась эмоциональной неустойчивостью, с самого детства. Слава богу, хоть у Магды легкий характер и с ней весело. Она слишком зациклена на парнях, косметике и шмотках, но в общем и целом о такой подруге можно только мечтать.
Вчера она притащила мне кусок сырного торта с лаймом, фирменного блюда своей мамы. Я слабо протестовала, говорила, что в нем миллион калорий.
– Элли, это лайм. Сплошной витамин С. Очень полезно при простуде. Этот торт лечебный, так что наплюй на калории.
Так я и поступила. Должна признаться, что с набитым тортом желудком я почувствовала себя куда лучше. Мама Магды блестящий кулинар. Анна тоже прилично готовит, но последние пару месяцев она нас не баловала домашней пищей, только разогревала готовые блюда в микроволновке. Да и откуда у нее время на готовку, когда она занята выше головы. Мама Магды – другое дело. Их семья держит ресторан. Приготовление еды – ее профессия, так что здесь нет никакого противоречия.
А вот у папы с Анной их предостаточно. Слышу, как они переругиваютя на кухне за завтраком, а Цыпа вопит дурным голосом.
Не буду вставать. Сил нет. Я больна. Больна очень, очень, очень тяжело.
Натягиваю на голову пуховое одеяло и, хрипло дыша, сворачиваюсь калачиком в своей темной берлоге. Дремлю, когда вдруг раздается стук в дверь. Выглядываю из-под одеяла. Это Анна с подносом – на нем апельсиновый сок, кофе, круассан и небольшая гроздь винограда.
– Для инвалида, – говорит Анна.
– Ты чудо, – хриплю я, сажусь на кровати и протираю глаза. И вдруг замечаю на подносе письмо.
– От кого бы это могло быть?
– Почерк не Рассела?
– Нет, у него больше завитушек.
Вскрываю конверт. Разворачиваю листок бумаги. Нахожу очки. Читаю. Дохожу до последней строчки и покрываюсь мурашками.
Мне написала сама Никола Шарп, замечательная художница, придумавшая книжки про забавных фей. Когда-то у меня была полная подборка комиксов из серии «Радуга». В четыре года я обожала фею Ультрафиолет и мне хотелось, чтобы вся моя одежда была фиолетовой, вплоть до носков и трусиков.
«Дорогая Элеонора Аллард!
Я член жюри конкурса детских комиксов. Сразу предупреждаю, что ты не победила – у нас еще даже не было итогового заседания. И боюсь, ты не попадешь в список допущенных к конкурсу, поскольку твой рисунок пришел без анкеты и через неделю после того, как истек крайний срок подачи. Лично я считаю, что это не имеет значения, но спонсоры нашего конкурса очень щепетильно относятся к такого рода вещам и настаивают на том, чтобы твой рисунок (как и работы прочих опоздавших) не был допущен к рассмотрению.
При иных обстоятельствах я бы подумала, что это безобразие, и забыла бы всю историю на следующий день, но дело в том, что ты и твоя мышка Мертл не выходите у меня из головы. Я вижу множество детских и юношеских работ, и некоторые из них можно признать удачными, но скажу тебе честно: твоя Мертл – очень оригинальная. Я бы гордилась, если бы выдумала ее сама.
При иных обстоятельствах я бы подумала, что это безобразие, и забыла бы всю историю на следующий день, но дело в том, что ты и твоя мышка Мертл не выходите у меня из головы. Я вижу множество детских и юношеских работ, и некоторые из них можно признать удачными, но скажу тебе честно: твоя Мертл – очень оригинальная. Я бы гордилась, если бы выдумала ее сама.
Ты просто создана для работы иллюстратором.
С наилучшими пожеланиями
Никола Шарп»
Я так громко взвизгиваю, что поднос в руках Анны вздрагивает и из чашки выплескивается кофе.
– Элли, дорогая, что стряслось?
– Ах, Анна! – только и могу вымолвить я, заливаясь слезами.
В комнату вбегают папа и Цыпа.
– Что случилось? Ты ошпарилась? – кричит папа.
Анна ставит поднос на стол. Пробегает глазами письмо и бросается меня обнимать:
– Умница! Только взгляните, что Никола Шарп написала о нашей Элли! – она сует письмо папе.
– Никола Шарп! Тетя, которая придумала Фею красной малины, ну ту, у которой изо рта вылетает малина, – для большей наглядности Цыпа показывает, как она это делает.
Папа засыпает меня вопросами, Анна смеется, я плачу, Цыпа раздувает щеки. Все сгрудились в моей тесной комнатенке, будто мы снова нормальная счастливая семья, четверка Аллардов, – но тут папа все портит. Он читает письмо и покачивает головой.
– Неплохо, Элли, – уныло произносит он.
– Неплохо? Это все, что ты можешь сказать? – удивляется Анна. – Невероятно! Никола Шарп выбрала работы Элли из сотен, если не тысяч, рисунков! Разве это не чудо? Только вообрази себе – она написала, что хотела бы сама выдумать мышку Мертл!
– Но Мертл не имеет отношения к Элли, – говорит папа. – Ее придумала Роз.
В комнате повисает тишина. Папа редко говорит о маме и еще реже называет ее по имени. «Роз» он произносит с нежностью и грустью. Анна вздрагивает.
Я пристально смотрю на папу. Такое чувство, будто он разрушил все мое счастье. Опять наваливается гриппозное состояние. Все тело ломит.
– Элли ничего не срисовывала, ты это прекрасно знаешь! – резко бросает Анна.
Папа пробегает глазами письмо Николы Шарп и останавливается на последней строчке. Зачитывает всего одно слово – «оригинальная».
Довольно. Знаю, что папа прав… в каком-то смысле.
Но Анна считает иначе и упорно стоит на своем:
– Понимаю, мои дурацкие свитера тебе как кость в горле, но меня поражает другое: ты настолько мелок, что неспособен даже порадоваться таланту собственной дочери.
Папа вздыхает. Анна вне себя от ярости – тяжело дышит, лицо раскраснелось. Цыпа пугается и хватает меня за руку. Я крепко сжимаю маленькую ладошку, мне необходима его поддержка.
Все коту под хвост. Папа прав. Это не я придумала Мертл. Хотя мне казалось обратное.
Надо с кем-нибудь об этом поговорить. Я звоню Магде. Правда, не сразу, потому что Магда по выходным любит утром поспать. На самом деле, она вообще любит поспать, но в будни мама вытягивает ее из-под одеяла, чтобы она не опоздала в школу. Я жду до полудня в надежде застать Магду в состоянии боевой готовности.
Но, оказывается, я слишком долго ждала. Магда уже ускакала.
– Скорее всего, она у Надин, – говорит мама Магды.
– Понятно. Спасибо.
– Почему бы тебе, дорогая, тоже не пойти к Надин?
Почему? Да потому, что меня туда не звали. Почему они мне не сказали, что встречаются в субботу утром? Мы всегда и везде были вместе. А теперь «вместе» касается только их двоих. Магда и Надин образовали союз у меня за спиной.
Конечно, можно явиться к Надин без приглашения… Но что, если они будут переглядываться, перешептываться и вести себя так, будто я непрошеный гость?
Я этого не переживу. Все происходит слишком стремительно. Кажется, они больше не считают меня своей.
Ну и бог с ними. Я знаю, кому нужна по-настоящему. Кто любит меня больше всех, вместе взятых.
Я дотрагиваюсь до кольца и звоню Расселу.
12 Девчонки плачут, когда их бойфренды оказываются предателями
Наш поход на вечеринку оказался большой ошибкой. Начнем с того, что я терпеть не могу Большого Мака, высокого плечистого увальня с громогласным голосом и вульгарными манерами. А еще – он чересчур много о себе понимает и обожает прихвастнуть. Впрочем, если говорить о материальной стороне жизни, ему есть чем похвалиться. Он живет в огромном четырехэтажном доме в георгианском стиле, более напоминающем мини-дворец. Обстановка – отдельная песня. Кажется, будто ты попал на страницы журнала «Интерьеры».
Мама и папа Большого Мака испаряются в самом начале вечера. Хорошо бы никто не додумался гасить сигареты о китайский фарфор и никого бы не стошнило на турецкий ковер. С учетом количества спиртного такое вполне вероятно. Я ожидала увидеть фруктовый пунш и несколько банок лагера, но кругом стояли батареи водки, и мальчишки заливали себе внутрь прозрачную жидкость, точно это была вода «Перрье». В гостиной собрались в основном парни. Среди них затесалась пара сильно накрашенных малявок, они неуклюже вышагивали на высоченных каблуках. Смой с них косметику – и увидишь, что они еще не окончили начальную школу. Очевидно, это были чьи-то младшие сестры, намеренные не пропустить вечеринку. Немногочисленные девчонки моего возраста подразделяются на две категории – страшилы в крошечных топах с вдетыми в пупки кольцами, которые заливали в себя спиртное с еще большим апломбом, чем парни, и печальные создания в вечерних туалетах, словно сошедшие с картин 1950-х.
Зря я позвала сюда Магду и Надин. Наверняка они на меня станут сердиться. Ну и пусть. Я тоже на них зла – нечего встречаться без меня.
А еще я зла на Рассела. Сижу с ним рядышком в кресле, он демонстративно обнимает меня за плечи, точно напоказ одноклассникам. Подружка. Что-то незаметно, чтобы он мною гордился. А я ведь готовилась к вечеринке самым тщательным образом. Выбирала, примеряла, а потом отвергла три четверти своего гардероба. Даже залезла в шкаф к Анне и примерила ее малиновое бархатное платье. На Анне оно болтается, а меня ужасно обтягивает. И выглядит чересчур парадно.
Я решила, что не стоит особенно наряжаться, и остановилась на большом мягком свитере. Его вязала не Анна, он однотонный, черного цвета, с глубоким острым вырезом, в котором видна ложбинка между грудей. Надо сказать, видна довольно сильно, поэтому я поддеваю вниз черную майку. Попу обтягивают черные джинсы. Всякий раз, когда я их надеваю, они налезают со все бо́льшим трудом, однако пока еще застегиваются. На ногах у меня черные сапожки на каблуках, они немного жмут, но я не отваживаюсь их снять из опасения, что от ног может пахнуть по́том.
Не думаю, что я так уж плохо выгляжу, особенно с учетом того, что у меня еще не прошла эта мерзкая простуда, однако Рассел при виде меня не испытывает большого энтузиазма.
– Привет, Элли. Ты еще не оделась?
– Нет, оделась, – обижаюсь я.
– Ну ладно. Тогда потопали. – Он теребит воротник рубашки.
– Рассел, у тебя новая рубашка? Класс. – Рубашка ничего себе, шелковая, темно-синяя, на мой вкус, слишком яркая и тонкая, но я стараюсь быть великодушной.
– Это Синтия подарила, – шепчет Рассел, дергаясь всем телом. – По-моему, немного безвкусная.
– Да нет, тебе идет.
Я обращаюсь в ожидание.
– А как я выгляжу? Нормально?
– Что? Ах да. Отлично.
Мой внешний вид его явно не впечатляет.
– Ты не находишь, что я… недостаточно элегантна? – спрашиваю я. Мне нужна поддержка. Но я ее не получаю.
– Это же вечеринка. Может, тебе стоило надеть что-то более… яркое?
Меня так и подмывает ему двинуть.
– Я не ношу яркое, Рассел. И что, по-твоему, мне следует на себя нацепить? Бикини в блестках и диадему?
– Ладно, не сердись. Я просто подумал… может, юбку? И туфли на высоких каблуках, ну, чтобы ноги казались длиннее. Ладно, проехали. Пойдем.
Мнусь на месте.
– Что еще?
– Не хочешь взглянуть на письмо Николы Шарп?
– Ты мне его зачитывала по телефону. Поздравляю.
Он чмокает меня в щеку, словно я старая тетка, а он мой племянник.
Просто в голове не укладывается. Я-то ожидала, что Рассел по-настоящему за меня порадуется. А он с трудом что-то выдавливает из себя, когда я хвастаюсь по телефону. Даже не снисходит до того, чтобы подобно папе обвинить меня в плагиате. Когда я замолкаю, сухо бросает «Молодец, Элли» – с такой небрежностью, словно то, что я говорю, пустой звук. Вот если бы Никола Шарп похвалила его, он наверняка бы скакал от радости.
И я за него была бы счастлива. К тому же я не выиграла конкурс, Рассел еще может оказаться победителем.
– Наберись терпения, Рассел, ты обязательно победишь, – шепчу я, прижимаясь к нему. Я стараюсь быть милой в присутствии его друзей.
– Мне не нужно твое снисхождение, Элли, – шипит Рассел. – Давай просто не будем трогать эту тему.