Погрузившись в сии благочестивые размышления, я не сразу заметил, что преподобный, улыбаясь, наблюдает за мной, а на столе перед отцом Марком уже лежит тугой свиток, с печатью красного сургуча на шёлковых шнурках.
– Твоя подорожная, сын мой, твои полномочия и несколько слов от меня преподобному отцу Игаши, главе саттарской Инквизиции, со строгим настоянием оказывать тебе, о достославное чадо, всяческую помощь и поддержку. Ступай, и да поможет тебе Спаситель!
Так я и попал сюда. Отец Маврикий, настоятель маленькой церквушки в подлесной деревне Кривой Ручей, долго и с подробностями рассказывал мне о злодействах ведьмы, и, когда он простыми, безыскусными словами повествовал о ночных убийствах, жертвоприношениях, о похищенных и сваренных заживо детях, к горлу моему подступал комок, а руки сами собой сжимались в кулаки. Да как же Он, Всевидящий и Справедливый, допускает, чтобы под Его недреманным оком творились такие злодейства?..
– Отче Маврикий, не подозреваете ли вы кого-то из селянок? – счёл возможным осведомиться я, после того как печальная повесть настоятеля окончилась.
– Нет, о любезный сын мой. – Седая голова достойного старца скорбно опустилась. – Все они у меня как на ладони, все они исправно бывают у меня на службах, ходят к исповеди. Как всем известно, ни одна ведьма не в состоянии даже переступить порог посвящённого Ему храма, сколь бы мал и неказист оный храм ни был.
Я задумался. Да, конечно, отец Маврикий прав, но не надо забывать, что время не стоит на месте, чёрное искусство ведьм тоже совершенствуется – об этом так хорошо говорил на прощальной лекции декан Святого факультета. Кто знает, может, они умеют как-то преодолевать и отвращение к знаку Спасителя, издревле служившее надёжным их отличием от добрых дщерей Святой Матери нашей?..
– Но, может, эта ведьма – не местная? – осторожно предположил я.
Отец Маврикий с сомнением покачал седой головой:
– Едва ли, Эбенезер, сын мой, едва ли. Я знаю в лицо всех на два десятка миль в округе. Новых лиц не появлялось, и это значит…
– Что ведьма – всё-таки из местных? – рискнул предположить я.
– Не знаю, что и думать, – сокрушённо вздохнул бедный настоятель. – Выходит, что так. Но я скорее поверю в то, что ведьма пользуется чужой личиной, чем в то, что она свободно может разгуливать по святому храму и лгать на исповеди!
Это, конечно, тоже следовало учитывать. Но если ведьма оказалась в состоянии менять облик, это значит, что она уже не просто ведьма. Колдунья, волховка, даже можно сказать – чародейка, и притом не из самых слабых. Даже способность просто навести морок и та не считалась обычной для ведьм, а уж если это подлинная трансформация!..
Если это подлинная трансформация, то мне предстояла нешуточная схватка. Конечно, после того как я выслежу эту гадину.
В общем, обнаружить скрывавшуюся ведьму оказалось далеко не так просто, и всё моё искусство, искусство стихии Воздуха тут помочь не могло. Конечно, великий маг милорд ректор Анэто справился бы с этой задачей играючи – просто заставив бы говорить все мельчайшие частицы воздуха, от которых, как известно, ничего скрыть вообще невозможно; мне же приходилось полагаться лишь на скромные свои познания в иных областях да ещё, само собой, на помощь Его, Всемогущего.
Я потратил целую неделю, пытаясь отыскать след. Исходил вдоль и поперёк все окрестности Кривого Ручья, мысленно стараясь поставить себя на место ведьмы, пытаясь понять, где она могла устроить лежбище, где может хранить свои нечестивые колдовские припасы, где собирает ингредиенты для колдовских варев, где разводит костры, где берёт для них дрова и растопку – насколько я помнил, для простых колдунов, не прошедших Академию, единственный путь воплощения их Силы, пусть даже слабой и неоформившейся, – ритуальная магия. Здесь, в лесном краю, ведьма скорее всего прибегала к какой-то разновидности магии Земли, и, хотя эта стихия входила даже в другую противопару моему Воздуху, составляя неразрывное единство с Водой, я всё-таки надеялся отыскать следы – тем более что ведьму никто не учил, да и учить не мог прятать свои действия от магического взора других волшебников.
Я спешил. Ведьма уже давно не подавала признаков жизни, а это значило – она голодна, она истосковалась по Злу, единственному, что ещё было хоть как-то способно заглушить смертную тоску навек оторванной от Спасителя умирающей души. Она явно готовила какое-то злодеяние, ещё один отвратительный ритуал, способный поддержать её угасающие силы; судя по долгому «промежутку молчания», ведьме на сей раз потребуется нечто совсем нетривиальное, самое меньшее – детоубийство.
Я даже ждал чего-то пострашнее. Чего – сам сказать, конечно, не мог, в конце концов, повадки ведьм – не та тема, размышлениям над которой должен посвящать свои часы добрый сын Святой Церкви Спасителя. Сейчас, правда, я горько жалел, что наставники нашего факультета так мало времени отвели изучению борьбы с ведьмачеством. Не слишком-то хорошо идти в бой, имея о противнике лишь самое общее представление.
И всё-таки мне повезло. Истоптав каблуки на узких пастушьих тропах вокруг Кривого Ручья, я случайно наткнулся на поросль мандрагоры. Два кустика оказались выкопаны – не вырваны, а именно выкопаны, аккуратно и со всеми предосторожностями, а ямки старательно прикрыты дёрном и листьями. Я обнаружил следы, только обыскав каждую пядь земли, ободрав себе локти и колени. Но результат того стоил – ведьма выкопала корешки совсем недавно, а это значило, что в ближайшие три дня она просто обязана пустить эти корешки в дело, иначе они напрочь потеряют все свои свойства.
Оставалось только выяснить, где ведьма возьмёт дрова – ведь для её костра годится далеко не всякое дерево. Конечно, у неё мог иметься запас, она вообще могла использовать уголь – но, если я хоть что-нибудь смыслю в ведьмах и их повадках, для растопки требуется молодое, живое дерево – тоже своего рода мучительство и жертвоприношение. С точки зрения здравого смысла разжигать костёр сырой щепой выглядит так же несуразно, как и попытки тушить огонь соломой, но у этих ведьм ведь всё шиворот-навыворот, не как у людей. Даже одежду они, говорят, носят наизнанку – когда творят своё волшебство.
В Академии учили, что ведьмы могут использовать для разжигания своих костров либо можжевельник, либо лесной орех – из-за их природных магических свойств. Не жалея себя, я облазил чуть ли не всю округу, помечая каждый орешник и каждую можжевеловую поросль. Работал как проклятый, однако именно это и дало результат – сработала несложная магическая ловушка, расставленная в одном из отдалённых оврагов, на гребне которого, среди редких сосен, как раз и высились могучие заросли можжевеловых кустов.
Теперь мне оставалось только следовать за ней – разумеется, не забывая обновить ту незримую магическую привязь, на которой она оказалась. Следовать и брать с поличным, в момент свершения чёрного обряда, но, разумеется, до того, как проклятая успеет причинить кому-либо вред. Особенно если ей всё-таки удастся украсть ребёнка.
* * *Путь через Нарн на сей раз оказался не из трудных. Эльфы в изобилии снабдили путников всем необходимым до людских поселений Эгеста – более чем достаточно. Сугутор вслух мечтал о настоящей бане, куда он немедленно отправится, как только они окажутся в цивилизованных, как он выразился, местах.
– Эти, эльфы-то, они ведь не понимают, – доверительно сообщил он Фессу. – Бывало, подкатишься к ним, скажешь – мол, помывку бы для отряда устроить, запаршивел народ, мучается, а они только плечами пожмут. Им-то что, к ним грязь, похоже, вообще не пристаёт или они от неё магическим образом избавляются.
– Кто смывает свою грязь – тот смывает своё счастье, – ответил гному восточной пословицей орк.
– Как же, – проворчал Сугутор. – Ну и пусть я смою всё своё счастье, лишь бы от меня так не воняло.
Прадд величественно пожал могучими плечами – мол, мы выше этих мелочей жизни.
Как бы то ни было, путники через три дня подошли к границам Нарна. Лес изменился, стал ещё гуще, неприступнее, враждебнее. Наваленные тут и там деревья казались специально возведёнными преградами – острые сучья, словно копья, смотрели на восток, откуда мог появиться враг. Узкая тропка, похоже, сама по себе была наделена какой-то магией – она словно бы исчезала за спинами путников. Найти дорогу назад они бы уже не смогли.
Однако наряду с этими угрюмыми признаками близкой и неспокойной границы стали встречаться и более приветливые места – обширные росчищи посреди вековых боров, поля, небольшие, в три-четыре двора, деревушки, колодцы, огороды, всё как полагается.
– Тут эльфы беглых тяглецов на землю посадили, – объяснил всезнающий гном. – Бежит народишко из Эгеста, ох, и бежит же! А что ему, народишку-то, ещё делать, когда чуть только сболтни что небогоугодное – враз донесут и в застенок тебя, на дыбу, само собой разумеется. А там уж во всём признаешься – и что Тьме поклонялся, и что людей ей в жертву приносил, и что души смущал злоумышленным прельщением. А эльфам, глянь-кось, только того и надо. Дают землю, дают обзаведение – только работай. Правда, хлеб приходится чуть ли не даром отдавать – ну так многие в Эгесте и того не имели. Сбегли только что не в исподнем – хотя, слышал я, и такие приходили, в одном исподнем то есть. Может, остановимся, передохнём? Я вон гляжу, там никак банька топится?..
– Не время, – отрезал Фесс. – Париться да нежиться станем, когда из Нарна выберемся. Мы ж по следу Дикой Охоты идём, Сугутор, или ты не понял? Она ведь не так просто возникла, её наслал кто-то, кто-то того призрака разбудил, из неведомой могилы выдёрнул – и послал убивать. Эваллё всех нас спас, если хочешь знать, на себя гада отвлек – и тот им насытился, нас уже не тронул.
Сугутор нахохлился, засопел, словно здоровенный чайник на углях.
– Оно, милорд мэтр, как бы в понятности полной, и сам я не забуду эльфа Ирдиса поминать, пока жив, – да только та история-то уже позади, мёртвого не воротишь, будь он даже хоть трижды эльф. Вот я и думаю – в Эгесте нам, как ни крути, надо работу искать, потому как стыдно на эльфийские подачки пить-гулять.
– Да ты ж сам только и знал, что на их серебро в эгестских кабаках гулял! – ехидно заметил Прадд.
Гном немедленно взбеленился:
– На свои гулял! На кровные! Топором да щитом взятые! Честную плату пропивал, не милостыню!
– Тогда чего ж это золото с собой тащищь? – отпарировал орк. – Бросил бы в ручей какой или селянам бы бедным отдал. Избёнки-то неказистые, кривенькие, думаю, не так уж сладко тут естся и пьётся, под эльфийской-то рукой. Крыши, эвон, все соломенные, низкие, топят, глянь, по-чёрному, скотина небось с детьми вперемешку, чтобы не замерзла.
– Будет вам, будет! – Фесс остановил рассвирепевшего гнома, похоже, уже готового кинуться в драку. – Из Нарна нам надо убраться как можно скорее. След у Дикой Охоты широкий, торный, думаю, прямиком нас к тому затейнику, что наслал её, и приведёт. Выберемся из леса – обещаю, Сугутор, будет у нас время собой заняться. Пару дней вы мне нужны не будете – пока не разберусь, что к чему.
– Как же, мэтр, не нужны мы вам будем! – скептически хмыкнул гном. – Здесь, в Эгесте, такие бароны, что им только дай – на ходу подмётки срежут. Так что уж нет, никуда мы вас не отпустим. Верно, Прадд?
– Угу, – тотчас же подтвердил орк. В этих делах – что касалось безопасности Фесса – они не ссорились.
Границу Нарна они прошли глухой ночью. Бароны, видно, сами изрядно побаивались непокорного леса, потому что на самом его краю понатыкано было немало сторожевых башен, окружённых вполне приличными рвами и частоколами. В единую систему это, конечно, свести ещё не успели, однако, судя по рассказам Сугутора, к этому дело шло.
Обмануть бдительность дозорных труда не составило. Эльфы не нападали первыми, они только защищались, а если наступали, то использовали совсем иное оружие, нежели привычные обитателям здешних мест копья и стрелы.
Сплошной лес уступил место чуть всхолмленной равнине, плавно повышавшейся к северу, где неприступной стеной поднимался, защищая нежные земли от губительных ледяных ветров, Железный Хребет.
Путники одолели примерно четыре мили от границы баронских засек и оказались на широком, наезженном тракте, где свободно смогли бы ехать в ряд аж целые три телеги – подобной роскошью могла похвастаться только Империя Эбин, да и то лишь возле столицы.
Ничего удивительного в этом не было – в Эгесте жил трудолюбивый народ, а Железный Хребет не оскудел ни рудами, ни лесом, ни пушными зверями. Свою долю дани платили и Нарн, и Вечный лес на восточной границе Эгеста; торговые караваны ходили далеко на юг, вплоть до Кинта Ближнего, жадно скупавшего пушнину; с ним соперничал в любви к роскоши Салладор, разбогатевший на своём красном золоте, кое-кем называвшемся «земляной кровью».
Казалось бы, живи не хочу. Но нет – именно здесь, в Эгесте, Империи Эбин и в Аркине, тяжёлая длань Святой Инквизиции ощущалась сильнее всего. Равно карались и ересь, и незаконное волхвование; отцам-экзекуторам не приходилось жаловаться на нехватку работы.
Некроманту Фессу предстояло убедиться в этом воочию.
Выбравшись на тракт, трое путников повернули на юг – там у дороги в некотором отдалении тускло мерцали несколько огоньков, что позволяло надеяться на постоялый двор и все сопутствующие этому удобства.
Кроме того, именно туда вёл и след Дикой Охоты.
Лес остался позади, вокруг расстилались поля, перемежавшиеся тёмными купами деревьев, иногда вытягивавшимися в длинные полосы, чем-то напоминая крепостные стены. В отличие от Нарна, где времена года чудили что-то своё, здесь давно уже и прочно обосновалась глубокая осень. Приближался ноябрь, листва давно облетела, ветер уныло свистел в голых, скрюченных, словно от холода, ветвях; придорожные ивы полоскали низко свесившиеся последние листья в полужидкой дорожной грязи, густой и холодной. Уныло пялилась на этот мир луна, ущербный диск давал немного света – только-только различить дорогу во мраке осенней ночи.
Странники побрели вперёд, поминутно спотыкаясь и проваливаясь в вечные, непросыхающие лужи. Прадд ругался вполголоса по-орочьи; по мнению Фесса, этот язык как нельзя лучше подходил для брани. Собственно говоря, что-либо иное на нём выразить было б довольно-таки затруднительно.
Огоньки медленно приближались; голые поля сменялись порослью кустарника; дорога пошла в гору, и наконец Фесс увидел впереди высокий бревенчатый частокол с покосившейся дозорной башенкой над широкими, наглухо запертыми по ночному времени воротами. Почуяв чужих, на другой стороне частокола забрехали сторожевые псы.
– Ишь, как берегутся-то, – проворчал Сугутор, отдуваясь и сбрасывая груз с плеч. – Раньше такого я не помню. Как бы не пришлось тут до рассвета торчать – не связываться же с баронской стражей!
– Боишься ты её, что ли? – не преминул подколоть гнома Прадд, однако Сугутор только рукой махнул:
– Ты, зелёное пузо, видать, совсем ума лишился. На кой нам с баронами драться? Враз донесут в Инквизицию. От святых отцов бежали – чтоб к ним же и вернуться? Не-ет, мы тут будем тихими-тихими.
– Всё равно ничего не выйдет, – презрительно сплюнул орк. – Мы, все трое, настолько заметная компания, что даже слепой распознает. Ну когда это, скажите на милость, люди, гномы и орки хаживали вместе, бок о бок? Нам с Сугутором вообще на роду написано друг друга ненавидеть. Не-ет, если святые отцы не дураки – а они не дураки! – то деваться нам в Эгесте будет особо некуда. Описание наше наверняка уже разослано – магия у экзекуторов на этот предмет тоже имеется. Так что, друг гном, скрывайся мы, не скрывайся – рано или поздно весть о нас до самого последнего сельского попика дойдёт. Подерёшься ты с баронскими ухарями, не подерёшься – ровным счётом ничего не значит.
– И что же ты предлагаешь? – спросил несколько удивлённый внезапным красноречием орка Фесс. Раньше за Праддом подобного как-то не водилось.
– Уходить нам, мэтр, отсюда надо. Побыстрее и подальше. Ни минуты не задерживаться. Пройти Эгест насквозь – и в Вечном лесу схорониться. Там, как и в Нарне, нас никакая Инквизиция не достанет.
– А если и оттуда попросят? – буркнул гном, возражая, похоже, больше по привычке, чем от действительного несогласия.
– Эвиал велик, – последовал ответ. – Есть Мекамп, есть замекампские степи, есть Салладор и то, что за ним. В Кинте Ближнем, там в своих древних богов веруют, туда святым отцам особого хода нет. Ну а если и там не по нраву придётся, так всегда можно ко мне домой вернуться. На Волчьи острова. Там, милорд мэтр, вас с почётом встретят. Нежити неупокоенной у нас там более чем хватает.
– Будто на Волчьих островах церковников нет! – фыркнул гном.
– Есть-то они там есть, это верно, – согласился Прадд. – Да только за пределы пары портов они носа не суют. И отцами-экзекуторами у нас не пахло.
– Ну, тебя послушать, так и вовсе там благодать, – пожал плечами Сугутор. – Непонятно только, чего мы ещё тут-то сидим.
– Я б на месте милорда мэтра и не сидел, – напрямик заявил орк.
– Ты всё правильно говоришь, Прадд, – отозвался молчавший до этого Фесс. – Ещё лучше, наверное, было б на Утонувшем Крабе скрыться – там-то рука Аркина до нас точно не дотянется. Но только ты сам рассуди – забиться навсегда в медвежий угол, сидеть там сиднем и носа не высовывать, да притом ещё и дрожать каждый день, от любой тени шарахаться – нет, это не по мне. Надо так дело повести, чтобы они и дорогу к нам забыли, чтобы во сне вздрагивали, только нас вспомнив, чтобы кровь у них в жилах леденела! – Казалось, устами Фесса заговорил совсем было позабытый Неясыть.
– Вот это по-нашему! – тотчас поддакнул гном. – Чтоб кровь их поганая заледенела – это дело хорошее, это мне по душе.
– Да и мне тоже! – Орк, конечно, не мог остаться в стороне. – Вот только как сделать, чтобы…
– А уж это – моя забота, – отрезал Фесс, хотя на самом деле никакого плана действий у него, конечно, не было. – Пока что надо за Ирдиса расквитаться, а потом – потом у нас в Эгесте дел и в самом деле нет. Можно и в Вечный лес податься. Только это всё – дело завтрашнее, а сейчас хорошо бы внутрь попасть!