— Да…
Потом, вспоминая этот разговор, Данька так и не смог определить, когда Барабанщица сменила, так сказать, гнев на милость. Ведь изначально она была категорически против того, чтобы Рат, как она выразилась, «ошивался где-то поблизости» от них, и в первую очередь от него, Даньки. Почему она так настроена, никто, честно говоря, не понял. Ну, не принимать же всерьез ее заявление типа: «Сохрани нас Бог от союзников, чьи мотивы нам непонятны». Уж откуда она взяла эту фразу, никто не знал, но Га-джет отреагировал стандартно: «У-у, круто сказанула!» Возможно, перелом произошел, когда на прямой вопрос, обещает ли Рат защищать Даньку от всего и вся, тот спокойно покачал головой и ответил: «Нет!» Барабанщица озадаченно потерлась щекой о плечо и спросила, значит ли это, что Рат будет защищать его только от тех опасностей, которые связаны с Данькиной находкой. И Рат снова ответил — нет. Все недоуменно переглянулись, а Барабанщица спросила, когда же Рат будет его защищать. Рат снова улыбнулся и тихо, даже как-то грустно спросил:
— Ну, неужели неясно?
Барабанщица несколько мгновений непонимающе пялилась на него, а затем в ее глазах что-то мелькнуло, и она повернулась к Даньке:
— Джавецкий, вчера, когда он тебя развязал, ты что сделал?
Данька густо покраснел:
— Да ничего такого… — пробормотал он.
— Ох, Джавецкий, — хмыкнула Барабанщица, — я знала, что ты дурак, но чтоб такой… — и она покачала головой. И всем почему-то стало ясно, что несмотря на столь резкий тон, она вполне довольна его ответом.
Потом перешли к обсуждению дальнейших действий. Гаджет гнул свою линию: мол, надо срочно разыскивать этого самого Артура Александровича. Потому как отказ Даньки от таких деньжищ можно объяснить только странным помутнением сознания.
— Ну теперь-то до тебя дошло, что ты натворил? — орал он на Даньку.
Немоляева опять робко предложила пойти в милицию. Мол, если уж дело дошло до криминала, то вот тут-то органам самая и работа. Но ее тут же обсмеяли. После чего она отвернулась с оскорбленным видом. Катя вообще посоветовала обратиться в администрацию Президента. А когда народ оторопело уставился на нее, пытаясь сообразить, а при чем тут администрация Президента, безапелляционно заявила, что администрация Президента везде при чем, и за всем умные люди могут разглядеть ее тень. Вот пусть и поработает.
Барабанщица жалостливо вздохнула и тихонько, так что никто кроме Даньки не услышал, пробормотала:
— Да уж, Гаджет номер два на мою голову.
Когда накал страстей совсем уж превысил всякие пределы, Кот неожиданно повернулся к Барабанщице и прищурившись спросил:
— Маш, слушай, а то, что ты кричала вчера там, у «Топки», правда?
Барабанщица поджала губы и, с вызовом взглянув в глаза Коту, спросила:
— Что именно?
— Ну то, что у тебя батя — полковник ФСБ.
Все замолчали и уставились на Барабанщицу.
— Ну да, — кивнула та с независимым видом, — и что?
— Да, в общем, ничего, — примирительно сказал Кот и, улыбнувшись, продолжил: — Только я подумал, может, того… стоит с твоим батей посоветоваться.
Барабанщица обвела всех настороженным взглядом, но не заметила в устремленных на нее глазах обвинения типа: пригрели, блин, змею на груди, вот ведь агентша-шпионка проклятая.
— Вот уж нет, — послышался голос Кати, — к дяде Леше стоит обращаться только если совсем уж прижмет. А то он быстро всех в бараний рог скрутит. И пикнуть не посмеем.
Барабанщица насупилась, но вместо того чтобы выдать сестре по первое число, как все ожидали, вздохнула и согласилась:
— Катя права. К папе действительно стоит обращаться только если совсем уж никакого выхода не будет. Он, конечно, нас вытащит из любых неприятностей, но только если мы к нему обратимся, от нас уже ничего, совсем ничего зависеть не будет.
На некоторое время в комнате повисла тишина. Обсуждение зашло в тупик. А потом раздался голос Гаджета.
— Слышь, а че мы паримся? Рат, ты тут самый крутой, вот и скажи, что надо делать?
И все повернулись к Рату и уставились на него с ожиданием в глазах. Только Барабанщица грустно вздохнула и, качнув головой, устало произнесла:
— Ох, Гаджет, где ты был все это время. Рат же ясно дал понять, что все решения о том, как поступать и что делать, зависят только от нас. Он сам в принятии решений участвовать не будет.
Гаджет недоуменно посмотрел на нее, а потом обиженно произнес:
— И ничего он такого не говорил. Я точно помню.
— Ну да, скажи еще, что у тебя все ходы записаны, — хмыкнула Барабанщица.
— Какие ходы? — не понял Гаджет.
— Ладно, проехали, — махнула рукой Барабанщица, — я вам вот что скажу, раз за этим листком такая охота, надо постараться узнать, что это за вещь.
— Да и взглянуть бы на нее не мешало бы, — встряла Катя.
И тут все вспомнили, что ни она, ни Рат еще не видели Данькиной находки. Барабанщица бросила на Рата вопросительный взгляд, но тот сидел совершенно спокойно, будто его вовсе не интересовало, увидит он тот самый листок, из-за которого и разгорелся весь сыр-бор, или нет. Впрочем, возможно, так оно и было. Он ведь, несомненно, знал об этом листке намного больше остальных, только, как сказала Барабанщица, совершенно не собирался делиться с ними никакой информацией. И вообще, как и что он будет делать в их компании, понимала, похоже, только она. И если не до конца, то как минимум больше других. Понимала и соглашалась с этим. Так что все остальные приняли это как должное.
— Ладно, — кивнула Барабанщица, поворачиваясь к Даньке, — доставай уж.
Когда листок был извлечен из пенальца и аккуратно разложен на столе, все наклонились над ним, едва не сталкиваясь лбами, и уставились на смятую страничку с оборванным краем с явным благоговением. Ну еще бы, за этим ветхим клочком бумаги, оказывается, охотились как люди, разъезжающие на БМВ с государственным флагом на номере, так и бандиты на крутых джипах с тонированными стеклами. А некий Артур Александрович готов был заплатить за него бешеные деньги…
— Ипатьевская летопись, говорите, — хмыкнула Катя. — Туфту гонит дядя. Насколько я помню, списки Ипатьевской летописи существуют на старославянском, старолитовском и старонемецком. А это типичный старогреческий.
Все оторвались от созерцания листка и уставились на Катю.
— А ты откуда знаешь? — озвучил общий вопрос Гаджет.
— Профессия обязывает, — независимо вздернув носик, ответила та.
А Барабанщица пояснила:
— Она у нас филолог. Ну, почти…
— И что из этого следует? — продолжил Кот.
— А то, что в Интернете мы искали не то и не о том, вот что, — констатировала Барабанщица. Она задумалась. — Значит, так, этот листок надо будет отксерить и пока…
— Не получится, — оборвала ее Катя.
— Почему?
— Сама посмотри, — она кивнула на листок, — то есть, может, и получится, но рискованно. Листок ветхий, а лампы в ксероксах мощные. И ксерить явно придется не один раз, пока подберем контрастность, пока то да се… так что вполне может случиться, что он у нас там, на ксероксе и рассыплется. К тому же непонятно, за чем именно они охотятся. Вон, видишь, еще какой-то текст поверх основного нацарапан, — она протянула руку и, взяв листок, поднесла его к глазам, — этот вообще не отксерится, больно блеклый, — Катя покрутила листок в руках и пробормотала: — Чернила какие-то непонятные, даже и не чернила вовсе, а… будто кровью писали… — и замерла, напуганная собственным предположением…
* * *Разошлись они только к ужину. Правда, Гаджет предлагал похавать на месте и даже вызвался потом снова сбегать в магазин, если все, что принесли, будет сожрано, но Барабанщица быстро подавила его инициативу.
— Все равно торчать тут не имеет смысла. Ничего больше не напридумываем. А вот делом заняться пора бы.
Дела были распределены следующим образом — Гаджету было поручено снова порыться в Интернете на предмет греческих летописей дотурецкого периода (Данька рассказал о том, что ему поведал Игорь Оскарович). Катя должна была порасспрашивать специалистов у себя в университете. И осторожно прощупать людей, знающих старогреческий, на предмет возможного сотрудничества. Несмотря на то, что Данькин Игорь Оскарович вроде как был открыт для сотрудничества, Барабанщица заявила, что негоже, мол, класть все яйца в одну корзину. К тому же, судя по рассказу Даньки, тот был совершенно убежден, что листок — подделка, и потому вряд ли мог быть совершенно объективен. Самому же Даньке было поручено тщательно скопировать надписи, причем обе — основной текст и ту, которая (как им хотелось верить) была сделана кровью. А сам листок спрятать куда-нибудь подальше и не таскать его с собой. А то мало ли что… На Кота и Немоляеву возлагалось общее снабжение (услышав об этом, Кот недовольно поморщился, но спорить не стал), а за собой Барабанщица оставляла общее руководство.
На том и порешили.
9
— И нечего ржать!
Гаджет был возмущен до глубины души. Это ж надо было так подставиться! Ну, тетка, ну, сволочь…
В автобус они влезли самыми последними. Двери уже дернулись, собираясь окончательно закрыться, но в них еще протискивался какой-то старичок с авоськой, набитой стиральным порошком, и Рат легким движением, подобным тому, каким девушки раздвигают тюль на окнах по утрам, вернул их в прежнее положение. Так что Данька и Гаджет успели проскочить внутрь салона. В салоне было тесновато. Данька полез в карман за деньгами (последний полтинник, блин), но Гаджет вдруг сделал страшные глаза.
— Ты че, платить вздумал?
— Ну… да, а что?
— Ну, ты и лох, — снисходительно улыбнулся Гаджет.
— Почему? — поинтересовался Рат.
— Смотри — салон полный. Пока кондуктор до нас доползет, мы уже доедем до нужной остановки. Так что стойте спокойно и не дергайтесь.
Рат усмехнулся.
— А если дойдет?
— А на тот случай у меня во, — и Гаджет гордо продемонстрировал тысячную купюру.
— И что?
— А то, что у этих бабок никогда столько сдачи не бывает.
— То есть, — с некоторым сомнением в голосе начал Рат, — ты не платишь потому, что считаешь себя хитрее людей, которые работают в автобусе? И ты можешь их, как сейчас говорится, кинуть, причем безнаказанно. Я правильно понял?
— Ну… да, — несколько озадаченно ответил Гаджет.
Видимо, для себя он пока ничего такого не формулировал. Просто придумал или где-то узнал, как можно пользоваться транспортом, не оплачивая проезд, и радостно начал это делать. Не заморачиваясь, как говорится.
— Понятно, — кивнул Рат и после короткой паузы спросил: — А зачем?
— Что?
— Зачем тебе кидать этих людей?
— Да никого я не кидаю, — рассердился Гаджет, — я просто… ну, экономлю. Ты че, думаешь, они своего не наварят? Да они тут такие бабки с нас снимают — мама не горюй!
— С тебя тоже? — уточнил Рат.
— С меня — нет. Потому что я не лох. И кому попало ездить на себе не позволю.
— Знаешь, — помолчав, задумчиво произнес Рат, — я ведь спрашивал тебя не о них. О тебе самом. Зачем делать вещи, которые тебя явно… поганят, для того чтобы сэкономить сущие гроши.
— Да кто ты такой, чтобы меня учить? — нервно возвысил голос Гаджет. — Учат тут всякие! Зла уже не хватает. Тоже мне — пога-анят. Ты мне еще про карму напой, которая портится. Кришнаит хренов.
— Про карму не буду, — серьезно ответил Рат, — а вот про душу напомню. Она ведь так и гибнет, по шажку, по капельке. Там — не лох, потому что другого кинул, тут опять не лох, потому что чужого урвал. И получается, что вместо человека выросло нечто непонятное, под названием «нелох», тип хордовый, вид позвоночный, отряд приматов. Тебе это надо?
— Ах-ох, как мы заговорили, — зло зарычал Гаджет, — душа… боженька, а Бога нет, понял? И не было никогда. Сказки все это. Опиум для народа.
Рат вздохнул, поднял голову, бросил взгляд через окно вверх, в небо, потом достал из кармана купюру и, тронув за плечо стоящего рядом мужчину, попросил:
— Передайте, пожалуйста, на два билета, — а затем повернулся к Гаджету и несколько печально сказал: — Прости, но я должен открыть тебе страшную тайну. Бог — есть. И, к твоему величайшему сожалению, он, как говорится, шельму метит. В чем ты вскоре и убедишься.
После чего принял от мужика сдачу, билеты, протянул один Даньке и, сделав шаг назад, спокойно уселся на как по заказу освободившееся место. Данька даже удивился — как он смог увидеть, что место освободилось. Спиной же стоял…
— Молодой человек, проезд оплачивать будем?
— А? — Гаджет обернулся. Сразу за его спиной стояла тетка-кондуктор и строго смотрела на него.
— Да, конечно, — Гаджет бросил на Рата насмешливый взгляд и с видом победителя протянул тетке тысячную купюру.
Тетка посмотрела на купюру, потом на Гаджета, потом снова на купюру.
— А помельче ничего не найдется?
— Нет, — уверенно покачал головой Гаджет, — только это.
— Точно не найдется? — снова переспросила тетка.
— Точно.
— Ну, тогда готовьте карманы, — спокойно констатировала кондуктор и, выдернув из рук Гаджета купюру, убрала ее в дальний отсек сумки. После чего передвинула сумку на бок и вытащила из-за спины точно такую же, только намного более раздутую. Раскрыв ее, она начала извлекать оттуда пригоршни металлических пятерок и рублей и, подмигнув Гаджету, произнесла:
— Ты что же, милок, думаешь, один во всей Москве такой умный? Если я всем буду прощать, так на что жить-то? Так что не обижайся, парень, я тебе сдачу мелочью отсчитаю. Чтоб больше неповадно было. Или, — она хитро прищурилась, — может, простишь сдачу-то?..
* * *До турбазы они добрались где-то к полудню. Сюда, в эту глухомань, они приехали для того, чтобы выполнить поручение Барабанщицы — как следует спрятать листок. Прятать его в квартире смысла не было. Если их там застукают, найти листок — только дело времени. Особенно для профессионалов. А Данька не сомневался, что те, кто пытается его разыскать, — крутые профессионалы. Ну, конечно, не такие, как Рат, но все-таки… Держать листок на квартирах у ребят — это подвергать опасности их семьи. В общагу Даньке ходу нет, да и вообще в университете лучше не показываться. Так что получался полный тупик.
И тут Гаджет вспомнил о старой турбазе на Истринском водохранилище. Турбаза работала только летом, так что сейчас там должно было быть пусто и голо. А мест, где можно было спрятать столь маленькую вещь, — предостаточно. Ну хотя бы до лета. К тому времени все непременно разрулится. Так или иначе…
Барабанщица идею одобрила. И потому сегодня утром они на автобусе отправились на Истру.
Когда они подошли к воротам, Рат внезапно остановился.
— Дальше, Даниил, ты пойдешь один.
— Да он же там ничего не знает, — удивился Гаджет.
— А это не важно, — ответил Рат, — посмотрит и узнает.
— Та-ак, — понимающе протянул Гаджет, — не доверяем, значит.
— И себе тоже? — прищурился Рат. И когда Гаджет не нашелся, что ответить, кивнул Даньке: — Иди, Даниил, — после чего повернулся к Гаджету и, улыбнувшись, заговорил: — Понимаешь, Борис, я совершенно уверен, что сейчас ты совершенно честен и просто не способен ни на какое предательство. Только, пойми, в жизни может произойти всякое.
— Что, например? — окрысился Гаджет, который уже понял, что этим «И себе тоже?» Рат его уел.
— Например… — Рат на мгновение задумался, а затем вздохнул, будто знал, что должен сказать нечто очень неприятное, не имел возможности от этого уклониться, — Даниил может умереть.
— Что?
— И Маша тоже, — все так же спокойно и грустно продолжил Рат.
— Ты чего такое говоришь? — испуганно переспросил Гаджет. — Почему? За что?
— Потому, что вы пока еще совершенно не властны над своей жизнью и смертью, — серьезно ответил Рат.
— То есть как это не властны? — Гаджет непонимающе уставился на него.
— Так. Вы не можете определить, когда, где и почему умрете.
— А что, кто-то может?
Рат кивнул.
— Ну, например? — недоверчиво прищурился Гаджет.
— Например, я, — серьезно ответил Рат.
— Ты? — Гаджет озадаченно уставился на Рата, потом нервно хмыкнул: — Не, я понимаю, руками-ногами ты машешь классно, но вот, к примеру, если снайпер…
Рат вздохнул, качнул головой и пробормотал:
— Наверное, я слишком тороплюсь…
— Чего? — не понял Гаджет.
— Ничего, — вновь качнул головой Рат, — давай пока не будем об этом. Я просто хотел сказать, что все может измениться, уйдут те, перед кем ты должен… скажем так, держать слово. И ты посчитаешь себя свободным от всяких обязательств. И тогда ты можешь совершить нечто такое, что… — Рат усмехнулся и с нажимом произнес: — Испоганит тебя.
Гаджет дернулся и зло покосился на Рата. А тот закончил:
— И потому я хочу сделать так, чтобы ты не смог с легкостью совершить эту… ошибку.
Гаджет некоторое время молчал, старательно отводя взгляд от Рата, а затем пробурчал:
— Да не все ли равно, если к тому моменту, как ты говоришь, уже все… того?
И Рат ответил вопросом на вопрос:
— А разве все равно, если они погибнут, чтобы, скажем, этого не случилось?..
Данька появился из ворот турбазы спустя почти час.
— Спрятал? — хмуро спросил Гаджет. Данька кивнул.
— Ну, тогда пошли, — и он, резко развернувшись, двинулся в сторону автобусной остановки.
— Чего это он? — удивленно спросил Данька.
Рат подхватил Даньку за локоть, увлекая за собой.
— Он просто не привык.
— К чему?
— К тому, что слова могут вскрывать тебя самого, как скальпель хирурга грудину.
Данька непонимающе посмотрел на Рата. Тот рассмеялся.