Мила взвизгнула и опрометью бросилась к выходу.
Лишь тут до меня дошло: в квартире пахнет не стухшими консервами, не гниющим в ведре мусором, не перегаром, а чем-то тошнотворно сладким, отвратительным. Значит, Фима, лежащая под одеялом…
Чуть не упав на повороте, я выскочила на лестничную площадку. Дверь в соседнюю квартиру оказалась открытой, из ванной неслись кашляющие звуки. Миле стало плохо. Понимая, что сама сейчас могу упасть в обморок, я добежала до кухни, открутила кран и сунула голову под холодную струю. Мне стало легче, и я начала соображать. Значит, и Фима, и Таня умерли. Почему? Ладно, первая была алкоголичкой, нахлебалась некачественной водки и ушла на тот свет! Увы, это частая ситуация. Но Таня! Зина-продавщица, знающая о грызовцах всю подноготную, говорила, что ее соседка не употребляет горячительных напитков. Она не была пьянчужкой, просто лентяйка, не желающая работать.
— Держи полотенце, — сказала Мила.
Я вытерла голову и велела ей:
— Звони в милицию.
— Почему я? — спросила Мила.
— Ладно, сама вызову бригаду, — сдалась я, — скажи, знаешь что-нибудь про Фиму? И Таню?
Внезапно Мила рухнула на стул.
— Ты кто? К кому шла?
Я заморгала. Отвечать правду не хотелось.
— В сто двадцатую, — бойко соврал язык. — К твоим соседям слева.
Мила испуганно качала головой.
— Нет, не правда.
— Почему?
— Там Рябинкины прописаны, они за границей живут, квартира на охране.
— Извини, я оговорилась, в сто двадцать первую.
— Не, она тоже рябинкинская, — бубнила Мила, — у них тут две жилплощади, вернее, даже три. Одна в первом подъезде, на нашей лестничной площадке последний год живем только я и Фима. Так ты к кому шла?
— Э…
— Тебя Дашей зовут?
— Хочешь, паспорт покажу? — я обрадовалась возможности доказать правдивость своих слов.
— Скажи, Даша, — монотонно вела свою партию Мила, — откуда ты знаешь, что сестру Фимы зовут Таня? Лично я ее имени никогда не слышала, видела только, она сюда раз в месяц являлась, а вот как зовут ее, не в курсе. Так откуда ты с ней знакома, а?
Я в растерянности шагнула к Миле, та попятилась и прошептала:
— Ой, пожалей, не убивай, у меня дети!
— Дура! — обозлилась я. — Садись и слушай спокойно!
Мила рухнула на полукруглый диванчик.
Прошло около получаса, когда она, сообразив наконец, что к чему, облегченно воскликнула:
— Фу, слава богу! Я подумала со страху, что ты, может, бандитка какая!
— Неужели я похожа на криминальную личность?
— Нет, — вздохнула Мила.
— Сделай одолжение, выслушай меня до конца, а потом расскажи все, что знаешь о Фиме, — попросила я, — понимаешь, тут такая история. Мне нужна твоя помощь.
— Ладно, — кивнула Мила, — мне ведь не трудно правду сказать, никаких тайн я тебе не открою.
Глава 13
Мила была старшеклассницей, когда ее родители получили новую квартиру. Кооператив построил один из столичных заводов для своих сотрудников. Милочка очень хорошо помнила, как папа и мама просиживали на коммунальной кухне, без конца обсуждая проблему: получат они собственное, просторное жилье или нет?
Вроде они маются с соседями, но, с другой стороны, метров-то у них на человека достаточно!
Еще Милочка долго не могла забыть тот день, когда ее папа, положительный, хозяйственный, рукастый, никогда не опаздывавший и не прогуливавший службу, совершенно не пьющий, явился домой на бровях.
Ошарашенная мама всю ночь пыталась привести супруга в чувство, а утром он, чуть не плача, сообщил, по какой причине вчера налился водкой. Он был на собрании и узнал замечательную новость: часть квартир в построенном доме забирает Моссовет. Обычная практика в те годы. В так называемых ведомственных кооперативах частенько поселялись люди, не имеющие никакого отношения к организации, которая возводила здание. Это были так называемые нужники, элита советского общества: директора промтоварных и продовольственных магазинов, стоматологи, гинекологи, парикмахеры и чиновники средней руки. Отец Милы, поняв, что его квартира достанется кому-то из посторонних, просто слетел с катушек.
— Накрывается наш последний шанс вылезти из коммуналки, — устало объяснял он жене, — завод больше ничего строить не станет, государство нам жилплощадь не даст. Получается, мы пролетаем мимо. А я двадцать лет на одном месте оттрубил!
Миле было очень жаль папу, и она сказала:
— Подумаешь, зато мы в центре живем!
И тут зарыдала мама. Папа кинулся утешать ее, а девочка осталась в недоумении: ну что плохого она сделала?
Но потом все же они получили право на покупку квартиры, двухкомнатной. Родители рассчитывали на большую площадь. Дело в том, что с ними в коммуналке были прописаны бабушка и ее сестра. Старушки постоянно жили в деревне, в город не собирались, но по документам-то Тихоновых в коммуналке проживало пятеро!
Когда папа принес смотровой ордер, мама разочарованно сказала:
— Двушка.
— Надо радоваться тому, что дали, — сурово отрезал отец. — Трешек в доме всего ничего, они лишь для многодетных.
Но мама продолжала сокрушаться. Как-то раз, уже после переезда, они с Милой, приехав на свой этаж, вытащили из лифта только что купленный торшер. Пока девочка открывала замок, мать вдруг сказала, ткнув пальцем в сторону соседней двери:
— Там трешка, она могла стать нашей, и у нас тогда была бы гостиная.
— В двушке уютней, — быстро парировала Мила, но с тех пор, выходя из лифта, она всегда думала: «Кому же повезло больше, чем нам?»
Счастливчиков-соседей она так и не увидела. В отличной трехкомнатной квартире никто не поселился.
Почти все жильцы, въехав в новые квартиры, затеяли ремонт: меняли обои, сантехнику. С утра до ночи в подъезде раздавались самые разнообразные звуки: визжали дрели, стучали молотки… Но в трешке царила тишина. Сначала Мила подумала, что неизвестные соседи просто переедут в хоромы, может, их все устраивает: серые обои в черную клетку, допотопный умывальник и плохо поворачивающиеся краны. Вероятно, у них нету денег, чтобы поменять желтый линолеум на дубовый паркет. Потом в здание потянулись грузовики с мебелью, и опять за стеной царило молчание. Лишь через пару лет хозяева обили входную дверь темно-коричневым дерматином. Мила так и не узнала, кто же их таинственные соседи. Почтовый ящик у них всегда был пустым. Впрочем, в списке должников, который каждый месяц домовый комитет вывешивал на первом этаже, никогда не появлялись цифры «119», следовательно, кто-то исправно вносил плату за коммунальные услуги. Личность таинственного владельца квартиры волновала не только Милу. Один раз, на собрании кооператива, пенсионер Михаил Загоскин неожиданно задал вопрос:
— С какой стати в нашем доме пустует площадь?
По закону, если хозяева не въезжают в течение года, их метры надо отдать другим, нуждающимся!
Председатель укоризненно покачал головой:
— Не пори чушь! Во-первых, люди без задержек вносят квартплату, а во-вторых, они дипломаты, сейчас работают в Африке, вот вернутся и въедут.
Все сразу стало на свои места. Больше Мила о соседях не задумывалась. Впрочем, они так и не появились, даже тогда, когда в нашей стране организовался легальный рынок жилья и в доме началось бойкое передвижение: одни продавали свои квартиры, другие покупали. Но на одиннадцатом этаже царила тишина, там вообще осталась только Мила, чьи родители к тому времени ушли в мир иной. Соседи с другой стороны, Рябинкины, сначала завладели второй квартирой на площадке, а потом уехали за рубеж.
Иногда, стоя у подъезда. Мила выслушивала жалобы старых жильцов. Тех, кто когда-то въезжал вместе с ее родителями, теперь можно было пересчитать по пальцам, и они недовольно бурчали:
— Жизни нет! Слева ремонт, справа квартиру сдали, там невесть кто поселился, явно не православные.
Напротив «новый русский» обосновался, еще подложат ему под дверь гранату, все на хрен взлетим!
Мила сочувственно кивала, вздыхала, охала, потом поднималась на свой этаж и понимала, как ей повезло.
Рябинкиных нет, их квартиры на охране, над дверями мигают тревожным огнем лампочки, а других соседей никогда и не было. Мила настолько привыкла считать лестничную клетку личной собственностью, что принялась обставлять ее. В стеклянные двери, прикрывающие вход в холл, куда выходили двери квартир, она врезала замок, а в небольшом пространстве между ними поставила гардероб, калошницу, повесила зеркало. Шкаф, правда, загородил дверь соседней квартиры.
Но ведь в ней все равно никто не жил.
Представьте теперь искреннее изумление женщины, когда однажды, придя домой с работы, она нашла стеклянную створку разбитой, замок выломанным, а шкаф сдвинутым к своей двери.
Потоптавшись возле гардероба, Мила, так и не сумев открыть створку, услышала из рядом расположенной, вечно пустующей квартиры крики.
Потрясенная Мила позвонила к соседям. Дверь открыла тетка неопределенных лет с характерно опухшим лицом алкоголички.
Потоптавшись возле гардероба, Мила, так и не сумев открыть створку, услышала из рядом расположенной, вечно пустующей квартиры крики.
Потрясенная Мила позвонила к соседям. Дверь открыла тетка неопределенных лет с характерно опухшим лицом алкоголички.
— Тебе че надо? — рявкнула она.
Мила растерялась. Она до сих пор полагала, что хозяева трешки проживают за границей. Но эта баба не похожа на жену или дочь дипломата.
— Вот шкаф, — растерянно попыталась объяснить Мила, — и замок…
— Не фига на чужую дверь мебель надвигать, — заорала бабенка, — какого хрена запиралку врезала? Не твоя лестница, общая, убирай имущество, ишь, расставилась!
В полном шоке Мила пошла в домоуправление, где и узнала, что прежние хозяева, так ни разу и не появившись в доме, квартиру продали. Жить тут теперь будет некая Серафима, нигде не работающая одинокая многодетная мать, инвалид второй группы.
И началось! Казалось, судьба хочет взять реванш за все те годы, что Мила провела в полнейшем комфорте.
Правда, ремонт Фима делать не стала, мебель она тоже не привезла, зато гулять принялась без оглядки на окружающих. Мила потеряла сон. И в два, и в три, и в пять утра соседи орали песни, потом раздавались крики. Но врожденная интеллигентность не позволила загнать Фиму в угол. Мила вручила ей двадцать рублей и захлопнула дверь.
Естественно, долг соседка не вернула. Через пару недель пришла снова и, забыв, что уже один раз поведала свою семейную историю, сообщила новую версию. Теперь оказалось, что доченька Анжелика повесилась в лесу, не вынесла издевательств одноклассников.
Девочка была инвалидом, ездила в коляске. Фима не снесла горя, продала избу с участком и запила…
Так они и жили. Правда, часто Фима к Миле не приходила, заявлялась раз в месяц, выдавала очередную порцию душещипательных рассказов и брала подаяние. Мила протягивала Серафиме червонец и считала, что откупилась от пьяницы. Вскоре она подметила некоторую цикличность событий. В середине месяца шум за стеной утихал. Потом два-три дня стояла могильная тишина. Затем Фима являлась к Миле и шептала:
— Дай чуток, в долг, пенсию получу и отдам. Жизнь моя горькая, вот послушай, что расскажу…
Получив целковые, Фима испарялась, а через сутки за стеной снова начинался шум, гам, крик, вопли.
В это же время к Серафиме всегда приезжала женщина, трезвая, бедно, но чисто одетая. Долго она не задерживалась, входила в квартиру и быстро покидала ее.
— Сестра моя, — пояснила один раз Фима, когда Мила, выйдя на лестничную клетку с помойным ведром, наткнулась на женщин, стоявших перед лифтом, — навестить приезжает, в деревне живет, ухаживает за могилкой моей Анжелики. Эх, ты только послушай! Стояла моя доченька на шоссе, красавица, умница, отличница, в белом платье, на голове полевые цветочки. Вдруг откуда ни возьмись — машина! Сшибла она мою кровинушку насмерть…
На глазах Фимы заблестели слезы, но Миле было недосуг выслушивать очередные бредни.
— Ведро пахнет, — сказала она и пошла к мусоропроводу.
Мила стала вытряхивать помойку и услышала звонкий голос сестры Фимы:
— Ваще сдурела, идиотка! Болтаешь невесть чего!
Договоришься, что он узнает! Ступай домой, кретинка.
Хлопнула дверь. Мила взяла пустое ведро, вернулась в холл и увидела родственницу Фимы.
— Уж извините, — сказала та, — небось вы поняли давно, что моя сестра алкоголичка.
Мила кивнула:
— Это сразу видно.
Сестра Фимы вздохнула:
— Горе горькое. Никакой девочки Анжелики не было, уж и не знаю, с чего она ее придумала!
— Пьяницам часто нужен повод, чтобы приложиться к бутылке, — пожала плечами Мила.
— Мальчишки-то у нее есть, — говорила женщина, — она их без счета нарожала. Старшие от мамки сами ушли, а тех, что помоложе, государство отняло.
Лишили Фиму родительских прав.
— Может, оно и правильно, — кивнула Мила, — таким детям, как это ни ужасно звучит, лучше в интернате.
— Да уж, — покачала головой собеседница, — мы раньше вместе жили, только мой муж не вытерпел, ему от родственников эта квартира досталась, ну он Фиму и отселил. Конечно, могли сдать комнаты, только с Серафимой рядом не просуществовать, теперь я наезжаю каждый месяц, проверяю, что и как. Вот докука, послал господь сестру.
— Вам не позавидуешь, — посочувствовала Мила и ушла.
С тех пор она еще пару раз сталкивалась с Фиминой сестрой, но больше с ней не беседовала. К соседке ходил еще один постоянный гость. Мужчина неопределенных лет, приезжал он на машине и нагло парковал ее прямо у подъезда. Личность незнакомца Мила установила случайно. Прибежала с работы и обозлилась: прямо перед ступеньками, ведущими в башню, стоит иномарка, в подъезд можно протиснуться только боком между грязным автомобилем и железным ограждением.
Мила попыталась просочиться в щель и порвала чулок. Полная здорового негодования, она в сердцах воскликнула:
— Ну какой урод так ставит тачки!
Сидевшие на лавочке невдалеке старушки мигом выдали ей полную информацию. Колеса принадлежали Леониду Варькину, сыну пьяницы Фимы. Парень прикатывает к матери, как поезд, по расписанию. Каждый месяц заявляется, долго не сидит, проведет в квартире минут десять и убегает.
— Небось поджидает, пока мамашка окочурится, а ему комнаты достанутся, — предположила одна бабка.
— Не, любит, наверное, мать, — отозвалась вторая.
— За что такую обожать? — влезла третья. — Просто он порядочный. Одет хорошо, одеколоном пахнет, сколько ему лет, не понять, усы, борода, волосы такие кучерявые лоб закрывают. Приезжает матери денег дать, она ж тунеядка.
Не дослушав старух, Мила вошла в лифт, поднялась наверх, увидела мужчину на лестничной клетке и сердито выговорила ему, даже не постеснялась показать «дорожку» на колготках.
Незнакомец мило улыбнулся и слегка надтреснутым, сиплым голосом произнес:
— Простите, я не прав. Разрешите компенсирую урон? Двести рублей хватит?
Мила неожиданно почувствовала к Леониду расположение.
— Я вполне способна самостоятельно приобрести себе новые, — мирно сказала она, — просто не ставьте больше впритык к подъезду машину, ладно?
Глава 14
В глубоком разочаровании я стала ловить бомбиста, но машины одна за другой проносились мимо. Никто не желал подвезти меня. Может, шоферов смущала моя щуплая фигура, а также тинейджеровские джинсы и маечка с нарисованным Микки Маусом? Издали я выгляжу школьницей, домчишь такую до места, а она заявит:
— Дяденька, денег нету, простите!
Может, снять бейсболку, козырек которой прикрывает пол-лица, а заодно и большие темные очки? Пока я раздумывала, с тротуара сошла потная толстуха со связкой фирменных пакетов в руках. Мигом около бегемотихи притормозила иномарка, и еще одна встала сзади. Второй шофер надеялся, что первому не повезет и выгодная клиентка достанется ему. Нет, все-таки у московских таксистов есть некие восточные черты, ну почему они полагают, что если личность весит более ста килограммов, то она богата и сановита. Ведь бывают и стройные обеспеченные люди. И потом, водители явно клюнули на охапку кульков, украшенных всемирно известными логотипами, а я бы как раз не стала связываться с такой клиенткой, вдруг она истратила все денежки до копеечки?
Сопя от напряжения, «бомбовоз» запихнул покупки на заднее сиденье, а потом, кряхтя, устроился спереди. Иномарка резко стартовала, вторая тоже взревела мотором, я бросилась вперед.
— Подвезите меня, деньги есть!
Шофер, парень одних лет с Аркашкой, лениво сказал:
— Покажи.
Увидев купюры, он повеселел:
— Садись, куда катить?
Узнав, что путь лежит в Подмосковье, водитель решительно заявил:
— Плати в оба конца, полторы тысячи.
— Ну ты и нахал! — воскликнула я. — Думаешь, не знаю, сколько дорога стоит?
— Деточка, — процедил юноша, — не спорь с дядей или уматывай.
Я сняла сначала бейсболку, потом очки.
— Bay! — воскликнул дурачок. — Да вы старая!
— Надеюсь, осознав сей печальный для меня факт, вы назовете приемлемую цену, — ухмыльнулась я.
— Договоримся, — вздохнул парень.
— Только сначала в зоомагазин на Ленинградском проспекте, — велела я.
* * *Я очень люблю этот магазин. Там всегда есть все.
Домик для грызунов мне подобрали мгновенно, а еще к нему в придачу поилку, кормушку, замок-мостик и кучу всяких прибамбасов, которые, по мнению изготовителей, должны сделать жизнь грызунов счастливой.
Обзаведясь «хатой», я переместилась в отдел кормов и изучила предлагаемый ассортимент.
— Хотите еду или лакомство? — спросила продавщица.
— Давайте все, — попросила я и в результате получила три пакета, набитых коробочками, тубами и кульками. Среди привычных лакомств были креветочные чипсы.
— Вы уверены, что мыши употребляют морепродукты? — осторожно осведомилась я.
По логике вещей, грызуны должны с недоверием смотреть на обитателей водной стихии. Мыши плавать не умеют, где бы им познакомиться с креветками?