Расцвет Соловецкого монастыря связан с Филиппом, митрополитом Московским (Колычевым), жившим в середине XVI столетия. Именно его молитвами и инженерным даром создавались уникальные и почти неприступные строения крепости. Внутренние постройки обители и коммуникации тоже были спроектированы им. Митрополит Филипп был богато одаренным человеком. Он видел весь организм обители в целом.
Восстановление обители началось после страшного пожара 1538 года. Мало что уцелело тогда от прежнего монастыря. Но прошло еще десять лет, пока игумену Соловецкого монастыря удалось добиться от царя желанной помощи. В 1550–1551 годах игумен Филипп путешествовал в Москву и возвратился оттуда с жалованными грамотами и богатыми дарами.
Сначала игумен восстановил и усовершенствовал соляные варницы — основной источник сырья, приносившего доход монастырю. Обители необходимо было содержать себя. Из Соловков соль по воде переправлялась в Вологду, Устюг и Тотьму. Необходимо было укрепить и обновить пристани для судов, а также сами суда, что и было сделано. При игумене Филиппе была выстроена мельница, снабжавшая обитель мукой.
Главное же дело, облегчившее жизнь обители, — осушение болотистых мест и строительство дорог. 52 озера на Соловках были соединены каналами. На месте болот возникли сенокосные луга. В низинах и по гатям проложены торные дороги. По преданию, сам игумен ездил по ним в коляске и замечал, где подбрасывает, а где нет. На одном из островов, расположенном в десяти верстах от обители, был открыт скотный двор с лапландскими оленями. Кожа и мех оленей вывозились на продажу. При игумене Филиппе была устроена на Соловках больница, куда помещались иноки для поправки здоровья, а также те иноки, которые уже не могли сами за собою ухаживать. Пустынное место преобразилось в строгое, военного образца, государство монахов.
Соловецкий монастырь. Фото. Е. Щипковой
Игумен Филипп создал устав для Соловков, в котором четко было обозначено имущественное право каждого инока. В то время это было необходимо. Монастырь рос и развивался, так что злоупотребления были неизбежны. Дисциплина, царившая в Соловецком монастыре, напоминала о золотом веке монашества. Братья ничего не называли своим, но и ни в чем не нуждались.
Игумен Филипп очень любил первых монахов-поселенцев Соловков: преподобных Зосиму и Савватия. Он велел отыскать каменный крест, возле которого отшельнику Герману было видение о будущем монастыря. При нем был обновлен и выставлен в церкви образ Богородицы Одигитрии, принесенный на остров преподобным Савватием. Были отреставрированы и положены в ковчег для памяти и поклонения ризы преподобных, а также Псалтырь, по которой они совершали богослужение.
Игумен Филипп велел записать все чудеса, совершавшиеся по молитвам преподобных. Такое бережное отношение к святыням и наследству, оставленному отшельниками, было подкреплено новыми действиями. В 1557 году был выстроен огромный трапезный храм во имя Успения Пресвятой Богородицы, при котором была выстроена колокольня. Ранее в Соловецком монастыре были только била и клепала. Игумен Филипп приобрел для обители три колокола. В 1558 году игумен лично участвовал в постройке храма во имя Преображении Господня.
Под правой папертью нового храма игумен выкопал себе могилу, рядом с могилой старца Ионы. Будто бы открыта была трудолюбивому игумену его трагическая судьба.
Возможно, пылкое желание устроить получше обитель и любовь к братии омрачались в душе игумена Филиппа предчувствием скорого изменения жизни. Но внутренняя жизнь святого всегда покрыта тайной, непроницаемой для обычного взора. Неизвестно, знал ли гениальный строитель Соловков, что через четыре столетия вверенная ему земля, тщательно созданное им государство братской любви, превратится в лагерь особого назначения, который станет пристанищем множества мучеников. Климатические условия на Соловках тяжелы и для здорового организма. Игумен Филипп сделал все, чтобы облегчить жизнь на Соловках. А в 30–40-х годах XX столетия один из узников лагеря, архиерей, скажет, что жизнь на Соловках мало отличается от жизни в аду. Тем не менее в лагерях совершались молитвы, даже Таинство Евхаристии. Вместо епитрахили, нагрудного знака священника, использовали полотенце. А порой вместо антиминса, ковчежца с мощами мучеников, — живого человека, верного христианина, уже обреченного смерти — мученика.
Царствование Ивана Грозного ознаменовано было и победами, и страхами. Русь впервые заявила о себе как о цельном и очень сильном государстве. Победы в Крыму и взятие Казани оживило национальный дух. К Московии начинают присматриваться иностранцы. Именно в этот период возник целый ряд записок иностранцев о нравах и обычаях московитов. Известный английский путешественник в своих воспоминаниях особенно тепло написал о московских блаженных, которые, по его определению, являются «памфлетами», обличителями корысти и несправедливости власть имущих.
Наравне с победами были и страхи. То было время опричнины, тяжелого произвола, щедрого на человеческие жертвы. Его вполне можно сопоставить с концом 30-х годов XX столетия. Это было время бесконечных тайных заговоров в окружении царя. Царь Иоанн Грозный не доверял никому из своего окружения, а бояр считал мятежниками. Ему необходим был спокойный и рассудительный советник. Царь посчитал, что может найти такого в игумене Соловков Филиппе, и вызвал его в Москву.
Филипп происходил из старинного боярского рода Колычевых, состоявшего в родстве с царским домом. Мальчиком Филипп принимал участие в играх царевича, даже подружился с ним. Иоанн Грозный, оказавшись во враждебном окружении, вспомнил о товарище детских игр и решил сделать его митрополитом Московским. Царь надеялся, что получит в лице Филиппа опытного духовника, который сумеет усовестить бояр и утихомирить их ненависть. Но также надеялся, что смиренный игумен не станет вмешиваться в дела правления и предоставит царю поступать так, как тот посчитает нужным.
Игумен Филипп приехал, получив послание государя. Путешествие с Соловков в Москву длилось, наверное, не одну неделю. Но вот, наконец, он прибыл в Москву. Ему был устроен пышный прием. Царь сам приветствовал будущего владыку. Впечатление от встречи с товарищем детства для соловецкого игумена было скорее тяжелым. Перед ним был другой человек, которого он не знал. На предложение принять митрополию Филипп ответил отказом, объяснив, что недостоин сана митрополита. Однако царь настаивал. Тогда Филипп согласился, но выставил одно условие: должна быть уничтожена опричнина. Царь не согласился. Соловецкий игумен уже не мог ответить отказом, потому что его самого и его детище — Соловецкую обитель — ожидали бы неприятности. А соглашаясь, он готовил себе незавидную участь. Архиереи уговорили Филиппа принять сан митрополита, но не вмешиваться в дела двора. В июле 1566 года Филипп был посвящен в сан митрополита, а в декабре 1569 года принял мученическую кончину от руки царского любимца Малюты Скуратова, более года проведя в заключении в темнице.
О времени перед кончиной митрополита Филиппа сохранилось следующее свидетельство. Святитель был арестован во время богослужения царским приспешником Басмановым. Некоторое время он содержался в Богоявленском монастыре, а затем переведен в Николаевский. Московский люд очень любил митрополита Филиппа. Его заключение вызвало сильное волнение, отчасти победившее даже страх опричнины. Грозный испугался и решил немедленно избавиться от опасного узника. В келье Николаевского монастыря святителя Филиппа заковали в цепи, а кроме того, туда поместили голодного медведя. Грозный надеялся, что зверь сразу же бросится на человека. На следующий день сам царь вошел в келью, чтобы убедиться в смерти митрополита. Но лютый зверь мирно спал в углу темницы, а святитель совершал положенные молитвы. Народ продолжал волноваться за своего пастыря. Грозный окончательно разъярился и сослал святителя в Тверь, в Отроч Успенский монастырь, где тот и принял мученическую кончину.
В начале XX столетия, во время Первой мировой воны к Соловкам подошла неприятельская эскадра. В монастыре в то время располагалось незначительное войско русских. Эскадра дала с моря залп по стенам обители. Это ни к чему не привело, только несколько валунов, сорвавшись, упали в море. Второй и третий залпы также ничего поделать со стенами не смогли.
14. Анзерский отшельник и художник
Святой и художник во многом похожи друг на друга. Они преображают мир. И тот, и другой — лучи Творца. Они — одновременно свидетели и свидетельства о будущей вечной жизни. Они одновременно и действуют, и подвержены действию. Подобно Силам Небесным, они живут будто между небом и землей, испытывая на себе сразу два потока: восходящий и нисходящий. Восходящий — это все чаяния природы и людей, устремленные к Богу. Это все ветры, воды и бури, все слезы и стоны, вся горечь и боль страдающего мироздания. Нисходящий поток — это единая милость Божия, которая подчас кажется незаметной в омутищах бытия, но именно она охраняет все живое от разрушения и повреждения.
В начале XX столетия, во время Первой мировой воны к Соловкам подошла неприятельская эскадра. В монастыре в то время располагалось незначительное войско русских. Эскадра дала с моря залп по стенам обители. Это ни к чему не привело, только несколько валунов, сорвавшись, упали в море. Второй и третий залпы также ничего поделать со стенами не смогли.
14. Анзерский отшельник и художник
Святой и художник во многом похожи друг на друга. Они преображают мир. И тот, и другой — лучи Творца. Они — одновременно свидетели и свидетельства о будущей вечной жизни. Они одновременно и действуют, и подвержены действию. Подобно Силам Небесным, они живут будто между небом и землей, испытывая на себе сразу два потока: восходящий и нисходящий. Восходящий — это все чаяния природы и людей, устремленные к Богу. Это все ветры, воды и бури, все слезы и стоны, вся горечь и боль страдающего мироздания. Нисходящий поток — это единая милость Божия, которая подчас кажется незаметной в омутищах бытия, но именно она охраняет все живое от разрушения и повреждения.
Как святой, так и художник слышат слезы и просьбы природы. Они видят, как природа сострадает человеку. Как она благородно заступается за его преступление перед Богом, как страдает из-за его легкомыслия и жадности. Творческая сила, наполняющая человеческую душу и обильно изливающаяся в мир, как потоки ливня, преображает природу. Вокруг настоящего художника и вокруг святого природа приобретает первозданный покой. Все силы мироздания сливаются в согласном хоре славословия. Но замутненному разнообразными пристрастиями взору человека не сразу открывается это славословие. Ведь пристрастия вытесняют из души мудрость, и человек уже не может отличить боли от радости, а счастья от горя. И потому ему не остается ничего, кроме сетований на то, что все вокруг плохо.
Однако святой и художник не похожи друг на друга так же сильно, как и похожи. Художник живет стихиями. Без них его дар засыхает и превращается в мумию. Для художника важно и дыхание земли, и танец огня, и поворот чувства. Можно сказать, что вся жизнь художника — наитие, интуиция, вдохновение. Художник озаряет этим вдохновением каждую вещь. Все в его мире возникает стихийно и как бы помимо его желания: слава, богатство, любовь. Художник как слепой танцор, исполняющий свой танец на ладони Бога. И когда художник изменяет себе, он теряет свою особенную чувствительность и падает с ладони Бога. Он гибнет.
Святой живет не так. Он зрячим стоит на ладони Бога, но как будто лишен всех других чувств. Его уже не волнуют дыхания других стихий, он умертвил в себе те чувства, которыми живет художник. Зато ему открыты те тонкие струны мироздания, которых ни один художник не может слышать. Основной материал творчества святого — молитва. Как художник записывает слова и звуки или подбирает краски, так и святой произносит слова молитвы и вслушивается в свою душу.
Есть в живописи такое понятие: чистый цвет. Считается, что рисовать чистым цветом нельзя; так рисуют дети, которые еще не знают азов изобразительного искусства. Но вместе с тем считается, что чистым цветом может рисовать только большой мастер, гений. Так рисовал Матисс. То же стремление к чистоте есть и у святого. Молитва — его оружие и средство изображения. С ее помощью святой достигает хрустальной ясности и глубины каждого своего душевного переживания.
Художник, одержимый стихийным порывом, не чувствителен к обыденности. Он забывает пищу и питье, забывает и о своем внешнем виде. Все тяжелые и тоскливые переживания скрадываются. Так и святой. В молитве он забывает о самом себе. Когда порыв проходит, художник очень остро ощущает несовершенство мира, так что с трудом переживает каждый следующий час. А святой плачет и о своем ничтожестве без Бога, и обо всем человечестве. Святого по праву называют небесным человеком; ведь все, чего он ждет и жаждет, все, что его радует, находится у Бога. Святой смотрит на Землю как мать на больного ребенка, радуясь, если ребенку стало легче и он не плачет. Святой страдает всеми страданиями земли и людей.
Елеазар Анзерский жил в царствование Михаила Федоровича Романова. Родился он в благочестивой и зажиточной семье купцов Севрюковых. На Соловках оказался в сравнительно юном возрасте и долгие годы был простым послушником, терпя все невзгоды и лишения, выпадающие на долю подвижника. Елеазар — имя, данное ему в монашестве. Как его звали до принятия пострига, неизвестно. Так рука Господня скрыла мирское имя святого, оставив людям только то, которое дано было при пострижении. Как будто у него не было семьи и отечества, кроме Небесного.
Елеазар отличался талантом резчика. При постройке Преображенского собора он украшал иконостас, аналои, а также резал из дерева необходимую утварь.
Как скульптор создает из куска глины или резчик из бруска дерева зримый образ, отсекая все лишнее, так и святой трудится над своей душой. Без помощи Божьей невозможен этот труд. Сам Господь руками труженика-святого извлекает из глубины души Свой Образ.
Кроме таланта резчика, Елеазар отличался любовью к чтению, к знаниям. Годы, проведенные в обители, стали для него и годами обучения. Таланты Елеазара заметили в обители, и вскоре он оказался окружен тем почитанием, от которого святой убегает.
Господь щедро раздает свои дары людям. Но получается так, что сам человек относится к своему дару небрежно, тяготится им, пытается его либо спрятать внутри себя, либо уничтожить. И тогда его постигает настоящее бедствие. Внутри, на месте не сохраненного некогда дара, поселяется пустота. Но если человек любит и сохраняет свой дар, Господь прибавляет к нему новый, или даже несколько новых даров.
Слава беспокоила Елеазара, и он задумал уйти в пустыню. Поблизости от Соловков находится Анзерский остров, который вполне пригоден для жилья. Там есть озеро с пресной водой, называемое Круглое. На Анзерском острове некогда уже было поселение отшельников, избравших предельно суровую жизнь. Елеазар, с благословения духовного наставника, перебрался на Анзер, как некогда преподобный Савватий перебрался на Соловки. В августе 1626 года на Соловках Елеазар принял постриг от старца Фирса. Четыре года Елеазар прожил возле озера Круглого, испытывая неописуемые лишения: зимний холод, осеннюю слякоть, обилие насекомых весной и летом, а также недостаток в пище. Обычный человек вряд ли выдержал бы эти испытания, но Господь укреплял своего избранника, даруя ему силы и здоровье. Елеазар дожил до глубокой старости.
Пропитание Елеазар добывал таким образом. Он вырезал из дерева чашечки и ставил их на побережье острова, чтобы путники могли взять их с собою. Путники забирали эти дары пустынника и в благодарность оставляли крупу, соль, муку. Так же поступали древние подвижники, добывавшие пищу на вырученные от плетения корзин деньги. Иногда они просто обменивали плоды своего рукоделия на то, что было им необходимо. Через четыре года Елеазар перебрался с озера Круглого ближе к морю и Соловкам.
На Анзере еще во времена Зосимы и Савватия устроен был храм во имя святителя Николая Чудотворца. Елеазар поселился возле него. Вскоре к нему пришел монах Кирилл, и так на Анзере образовалось новое поселение монахов.
О подвиге анзерских отшельников было открыто блаженной старице Марфе Иоанновне. Эта старица любила слушать рассказы о Соловках и считала их благодатным местом. В 1620 году игумен Соловков Иринарх побывал в Москве и встретился с блаженной. Та спросила его, можно ли устроить на Анзерском острове храм. Ответ был утвердительным, и старица пожертвовала на строительство храма сто рублей. По тем временам это была значительная сумма. Игумен Иринарх воодушевился: видимо, на Анзере все же будет обитель. Ведь его предшественник, игумен Рафаил хотел устроить на Анзере скит, но братия запретила ему. Однако, умирая, игумен предсказал, что обитель на Анзере будет непременно.
Примерно в это время Елеазару было видение. Набежала темная грозовая туча и дождем окропила место, на котором будет храм, дождем, как бы освятив его. Некоторые из духовно близких Елеазару монахов на Соловках тоже видели различные видения: то образ храма, то колокольный звон. Даже поморы, посещавшие Анзер, рассказывали о том, что над этим местом простерт Божественный покров.
Один из уроков, преподанных святыми, — урок надежды. Но это не та надежда, о которой знает любой человек. Корни надежды святых скрыты в Небе. Она как будто растет из груди Бога и пронизывает собою все существование человека. Ее называют по-церковнославянски упованием. Ее не умертвят никакие неудачи, никакие обстоятельства. Даже если они складываются неблагоприятно. Урок надежды — это и урок преодоления обстоятельств с помощью Божией. Ведь Господь обладает всеми обстоятельствами и всеми дарами. Слово Его всегда исполняется. Однако иногда приходится ждать долгие годы.