— Ну и отлично! А теперь начнем с маленькой жертвы.
— О! О! — воскликнул янки, начиная беспокоиться.
— Джеймс! — сказал капитан, откупоривая бутылку старого виски и наполняя два стакана. — Вы знаете, и может быть, даже лучше меня, что китайское правительство неохотно пускает иностранцев в свои владения.
— Это я знаю, — согласился американец. — Мы рискуем тут головами. Если мы войдем в Гуанси в европейской одежде, они нас живо арестуют.
— Ну, это уж слишком! А тогда что же мы станем делать? — спросил поляк.
— Я хочу сделать вам предложение, которое мне самому кажется восхитительным.
— А именно?
— Загримируемся китайцами!
— Что?!!
— Я говорю, что нам надо будет привесить себе на затылок биэнъ-дзик14, а на спину надеть нань-чхань-гуй15.
— Что?… Мне одеться китайцем! Мне, гражданину свободной Америки! Мне, чистокровнейшему янки, напялить на себя этот проклятый нанъ-чханъ-гуй.
— Если у вас есть лучший план, то сообщите его нам. Американец сидел, разинув рот, будучи не в состоянии издать ни единого звука.
— Джеймс, теперь не время колебаться, — сказал капитан, — и не время создавать самим себе препятствия.
— Но подумайте!.. Мне одеться китайцем! Чистокровнейшему янки нарядиться»
— К черту чистокровнейших янки!
— Но ведь надо мной все будут смеяться.
— Велика важность! Речь идет о том, чтобы выиграть пари. Кстати, разве вы не были одеты китайцем, когда попали в заваруху в Плавучем городе?
Американец не знал, что сказать. Он искал, что возразить, и не находил.
— Итак, что же вы решили? — спросил капитан.
— Что же мне решить?… Неужели надеть косу?!
— Надевайте, сэр Джеймс! — сказал поляк. — Когда у нас будут косы, мы станем курить опиум и пить чай, как настоящие китайцы.
— А ты разве также привяжешь себе косу, Казимир?
— Конечно. И для большего эффекта даже подкрашусь. Американец яростно чесал за ухом и отдувался, как тюлень. Для него, заклятого врага китайцев, было крайне тяжело решиться надеть на себя китайский костюм и привязать косу.
— Ну что же, сэр Джеймс? — вмешался поляк. — О чем вы там размышляете с таким печальным лицом?
— Я думаю о косе. Путешествовать с таким подлым украшением и обуть ноги в пару лианг-сие16 на высокой подошве!..
— Да разве вам не кажется естественным, что в Китае путешествуют в китайской одежде? — сказал капитан, смеясь.
— Да… пожалуй, вы правы.
— Ну?! — нетерпеливо протянул капитан.
— Ну… если уж это так крайне необходимо… я дам себя… дам себя разрисовать и одеть.
— Значит решено, Джеймс. Вы оденетесь китайцем.
— Мы привяжем вам длинную косу на затылок и наклеим вам пару очков на нос, — добавил ехидно поляк.
— О-о!.. Как вы спешите! Вы летите, точно два паровоза! Какая это, однако, жертва!
— Утешьтесь, Джеймс! — сказал капитан. — Ведь речь идет о священном мече…
— К черту священный меч и всех азиатских богов! Это несчастное оружие уже стоит стольких жертв, а мы еще не начинали путешествовать!
Капитан посмотрел на часы.
— Одиннадцать часов, — сказал он. — Нам едва хватит времени на то, чтобы совершить свой туалет.
Американец тяжело вздохнул и последовал за капитаном и поляком в соседнюю комнату. Там он не без содрогания увидел кафтаны, рубашки, кальсоны, косы, шляпы, сандалии, пояса, кошельки, очки и веера — все предметы, необходимые доблестным сынам Небесной империи.
Китайский цирюльник сбрил им бороды, начернил усы, пригнув их кончики книзу, обрил часть головы и приколол великолепную косу длиной в девяносто сантиметров, называемую биэньдзи.
Американец не переставал отдуваться и вздыхать; это переодевание леденило кровь в его жилах.
Туалет их был непродолжителен. Они умылись желтой водой, которая оставила на лицах оттенок, свойственный китайцам, надели pusain, или шелковую рубашку, а сверх нее панъ-чханъ-гуй, спускавшийся до самых колен, с отверстием на правой стороне груди, которое и застегнули на многие крючки и пуговицы, стянули его широким поясом кхуанъ-яодай, к нему привесили кхоо-бао, в котором лежала трубка, очки из прокопченного кварца и веер.
Американец, дойдя до этого этапа, остановился. Пот лил с него градом, как после тяжелой работы.
— Смелее, Джеймс! — сказал капитан. — Ведь вы уже и так наполовину китаец; скорее заканчивайте свой туалет.
— Вам это кажется смешным, а для меня это стоит двенадцати подвигов Геракла, — отвечал американец.
Делая над собой нечеловеческое усилие, он решился натянуть наконец шальвары и обуть сандалии с широкими носами и высокой войлочной подошвой. Напялив на голову уродливую шляпу в виде гриба, он бросился к зеркалу.
— Ах!!! — воскликнул он удивленно. — Я стал настоящим китайцем! Затем внимательно стал рассматривать свои глаза, боясь увидеть
их косыми, но оказалось, что, несмотря на перемену костюма, глаза остались такими же, как были.
Поляк и капитан, видя его словно приросшим к зеркалу, покатывались со смеху.
— Какой величественный китаец! — воскликнул Казимир. — Клянусь пушкой! Ей-Богу, сэр Джеймс, вы великолепный китаец.
— Плут! — отвечал американец, в свою очередь так громко рассмеявшийся, что стены комнаты дрогнули.
В эту минуту пробило двенадцать часов. На берегу уже собрались лодки европейцев и американцев с факторий и джонка с семью гребцами. Нельзя было терять ни минуты.
Двери и окна виллы были плотно забаррикадированы, чтобы вилла в их отсутствие не подверглась ограблению и не сделалась добычей ночных грабителей Хуанпу, которых там бесчисленное множество, и все три искателя приключений, вооруженные карабинами, пистолетами и здоровенными bowie-knifes17, спустились к берегу.
Крекнер, Ольваэс, Баррадо, Родни и до полсотни друзей ожидали их.
Расставание было трогательно, а пожелания нескончаемы. Каждому хотелось обнять и поцеловать трех неустрашимых путешественников, которым, может быть, не суждено было больше увидеть Кантон.
В двенадцать с четвертью был дан сигнал к отъезду; капитан, Джеймс и Казимир взошли на джонку, довольно сильно раскачиваемую волнами прилива.
— Да сопутствует вам Бог! — кричали друзья, толпившиеся на берегу.
— Спасибо, друзья! — прокричал капитан, размахивая своей шляпой. — Через год, если Богу будет угодно, мы вернемся со священным мечом Будды!
По данному им сигналу гребцы взялись за весла, и джонка отчалила, быстро поднимаясь вверх по течению Жемчужной реки.
IV. На джонке
Лодка на которой неустрашимые искатели священного меча Будды собирались предпринять свое длительное путешествие, представляла собой обыкновенную китайскую джонку, длиной около пятидесяти футов, легкую на ходу, с высокой носовой частью, украшенной огромной головой, которую следовало принимать за голову корейского льва. В центре лодки возвышался узкий бамбуковый навес, служивший убежищем путешественникам, а на корме — мачта вышиной около двенадцати или тринадцати футов, с расписными вымпелами и очень большим парусом. Экипаж состоял из восьми человек. Шестеро были гребцы, или танкиа, — здоровенные молодцы, работящие, трезвые, но буйные; косы у них были свернуты пучком на голове, а одежду составляли простой кафтан, открытый спереди, и пара коротких, широких шаровар, образовавших двойную складку на животе.
Седьмой был лаваду, старший над ними и владелец судна. Его звали Луэ Коа; это был здоровенный толстяк с совершенно плоским лицом, выдающимися скулами и толстым подбородком, маленьким сплющенным носом и длинной косой, спускавшейся до самых колен. Этот лаваду уже несколько раз служил капитану, но репутация его была не особенно хороша. Поговаривали, что Луэ Коа одно время торговал невольниками и был даже пиратом, но капитану он служил хорошо, и тот был им вполне доволен.
Что касается восьмого, любимца капитана Джорджио Мин Си, то он был главой каравана и носил звание пин-чан-пиао, или канонира-трубача. Это был человек ростом в четыре фута и шесть дюймов, с четырехугольной головой, сильно скошенными, но умными глазами и длинными опущенными книзу усами. Он отлично знал все южные провинции Китая и мог служить надежным проводником.
Джонка, подгоняемая шестью сильными веслами и бурным приливом, благополучно миновала лабиринт островов и островков, который Сицзян образует в своем устье, менее чем за двадцать минут достигла канала Гонам, с большим трудом прокладывая себе путь между бесчисленными лодками, которые сновали вниз и вверх по течению и шли из Макао, Гонконга, Кантона, Фошаня, Шицяо и Цзянмыня.
Мимо них целыми сотнями проносились напоминающие туфлю сампаны18 управляемые стройными лодочницами, одетыми в широкие кавауе и бумажные голубые панталончики; роскошные куо-чхан-тхоу с выдающейся остроконечной кормой, нагруженные товарами и управляемые резвыми гребцами; элегантные цзе-унг-тхинг, в которых дремали мандарины или богатые горожане; длинные и тонкие чха-тхинг, нагруженные рисом; огромные tu—chwau, настоящие плавучие омнибусы, заполненные путешественниками, и немало кхуай-тхинг, похожих на венецианские гондолы; сидевшие в них полицейские с трудом старались навести порядок.
Миновав все это, джонка направилась по южному каналу, отделенному от Фошаньского канала целой группой островков.
Благодаря все продолжавшемуся приливу лодка шла спокойно и быстро. Все трое белых, сидевшие под прикрытием навеса, поспешили выйти на палубу полюбоваться восхитительными видами страны, по которой они путешествовали.
Берега были несколько пустынны, однако время от времени в волнах зелени появлялись грациозные виллы с расписными стенами и с крышами, причудливо изогнутыми и покрытыми голубой или желтой черепицей. Часто виднелись живописные хижины, утопающие среди кустов сирени и магнолий, бамбуковые мостики, сильно изогнутые и перекинутые через канальчики, а также великолепные башни, так называемые та-цеу, убегавшие ввысь всеми своими девятью этажами, в которых обычно хранятся священные реликвии буддистов.
Около полудня джонка сделала короткую остановку у одного из островков перед верфью, где несколько конопатчиков занимались починкой боков старой военной джонки.
Наши искатели приключений пообедали огромным жирным гусем и несколькими чашками чая — необходимым напитком для всякого, кто путешествует по Китаю. Несколько часов спустя они поплыли дальше при попутном ветре, пройдя мимо Шицяо — грациозной деревушки, расположенной по берегу острова, отделяющего Фошаньский канал от канала Тамшао.
На берегу несколько китайцев ловили рыбу с помощью пеликанов-рыболовов, по свистку хозяина погружавшихся в воду за добычей и возвращавшихся назад, неся рыбу в клюве.
В четыре часа джонка уже прорезала канал Скунтак у самого острова, им омываемого, пробегая между двумя берегами, покрытыми очень высоким тростником, среди которого по временам виднелись мельком верхушка хижины или изогнутая крыша какой-нибудь виллы. Немного далее оба берега, до сих пор бывшие несколько суженными, стали расширяться, образуя нечто наподобие озерка, украшенного двумя островами, покрытыми густым кустарником.
Переезд занял несколько часов, так как течение было довольно сильное, и уже к вечеру джонка достигла северного устья, где стала на якорь напротив островка, невдалеке от предместья Цзянмынь.
Путешественники поспешили спуститься на берег и направились в довольно красивую гостиницу, осеняемую двумя большими тамариндами. Они отворили дверь ударом ноги и вошли в довольно обширную залу со стенами, расписанными цветами, лунами, странными животными, огнедышащими драконами, и освещенную большой лампой из промасленной бумаги. Вокруг стояло несколько легчайших тростниковых столиков, заставленных фарфоровыми чашками и чайниками, шкатулками и шкатулочками, вазами и вазочками, заполненными деликатесами китайской кухни.
Хозяин гостиницы, коротенький, толстый китаец, появился необыкновенно быстро и начал долго кланяться, повторяя много раз свой изин и сопровождая его грациозным движением рук, скрещиваемых на груди.
— Эй! Милейший! — закричал американец, — мы умираем с голоду, что у тебя есть к обеду? Я бы охотно съел жареного козленочка.
— Что вы говорите, сэр Джеймс? — спросил удивленный поляк. — В Китае сложно найти козлятину.
— Если у тебя нет козлятины, то неси все, что у тебя есть на кухне. Спеши, голубчик, я голоден как волк.
Хозяин бросился выполнять приказание проголодавшегося путешественника.
С помощью двух прислужников он заставил стол мисками, чайниками, тарелками и вазочками, издававшими очень странный запах. Американец сунул свой нос в миску, наполненную зеленой жидкостью, и вдруг громко чихнул.
— Что в этом сосуде? — спросил он. — Яд, что ли?
— Вкуснейшие корни кувшинчиков, — сказал капитан.
— А этот пирог с каким фаршем?
— Из жареных кузнечиков.
— Что вы сказали? — спросил американец, делая гримасу. — Жареные кузнечики?
— Конечно, мой друг. Здесь кушанья на любой вкус. Если вы желаете фрикасе из жинь-дзенга, то вот оно. Хотите вы устриц пи-ци, каштанов, маринованных мышей или, наконец, молодую собачку, — вам стоит только приказать.
— Маринованные мыши! Чтобы я стал есть собак!
— Молодая собачка — блюдо деликатное, это все равно что молочный поросеночек, — добавил поляк. — Смотрите сюда, сэр Джеймс, вот пирог из тертых раков, а вот эти рыбьи плавники только того и ждут, чтобы их пропустили через американский желудок.
— Что вы сказали?! — воскликнул Джеймс вне себя. — Маринованные мыши, собаки, жареные кузнечики, рыбьи плавники… Но ведь это стряпня самого Вельзевула.
— Вовсе нет, друг мой, — сказал капитан. — Ну же, попробуйте это блюдо, я первый подам пример.
Он придвинул к себе миску, наполненную фрикасе из жинь-дзенга, и стал уничтожать его с большим аппетитом. Поляк накинулся на рыбьи плавники, а гребцы, Луэ Коа и Мин Си, налегли на жареных кузнечиков.
Американец смотрел на них, не решаясь сам поднести ко рту кусочек совершенно незнакомого ему блюда.
— Ну, Джеймс! — сказал капитан. — О чем же вы думаете? Эта стряпня восхитительна.
— Джорджио, я голоден, как волк, но я не могу решиться взять в рот собачье мясо или маринованных крыс.
— О, какой вы разборчивый!
— Я разборчивый?! — вскричал американец, стуча кулаком по столу так, что запрыгали тарелки. — Неужели вы меня таковым считаете? Разборчивый! Янки, прозываемый полулошадью, полукрокодилом!
— Крокодилы не стали бы так долго думать, — сказал поляк, смеясь.
— Ты думаешь, мальчик? Если это правда, я не хочу отставать от крокодилов.
Он схватил огромную ложку, лежавшую в миске, полной зеленого соуса, и яростно налег на все блюда, не щадя ни жареных кузнечиков, ни фрикасе, ни рыбьих плавников, ни каштанов, ни корешков, ни штуфада, обильно поливая все это соусом и сам-шиу, крепким ликером — экстрактом из перебродившего проса.
Менее чем в двадцать минут этот новый Гаргантюа уничтожил все, что было подано на стол, буквально вылизывая тарелки своим не очень-то деликатным языком.
— Думаю, что и сам крокодил не сделал бы большего, — скромно заметил он, видя, что больше уничтожать уже нечего. — По правде говоря, вся эта стряпня довольно-таки вкусна!
Они очень весело провели вечер за чашкой цветочного чая и трубкой. В десять часов путешественники разошлись по отведенным им комнатам, а гребцы вернулись на джонку.
Осмотрев предварительно стены с большим вниманием, дабы убедиться, что в них не проделано секретных проходов, и забаррикадировав дверь с целью оградить себя от какой-нибудь дикой китайской выходки, наши путники растянулись на ложе, сделанном из простых тростниковых плетенок, с подушками из тончайшего камыша, дающего приятную прохладу.
Несколько минут спустя трое белых и Мин Си храпели так страшно, что даже стены вздрагивали.
V. Сицзян
На следующий день, едва только первый солнечный луч проник сквозь занавеску, капитан вскочил со своего ложа, готовый дать сигнал к отъезду. Видя, что спутники его еще спят, он открыл окно, чтобы бросить взгляд на окружающую местность Солнце, необыкновенно быстро выкатывавшееся из-за далекой цепи гор, поливало плодоносные земли Небесной империи целым дождем огненных лучей, сверкавших на темной зелени кустов и плантаций.
Река Сицзян, питаемая Бэйцзяном, направляясь с запада на восток, величественно протекала между густыми кустарниками бамбука, индиго, тамаринда, шелковицы и мангостана, орошая своими водами не одну хорошенькую деревушку со стенами, расписанными ярко-красными цветами, и с крышами, отделанными золотистым фарфором.
Капитан взглянул также и на джонку, которая своим белым парусом и мачтой особенно красиво выделялась на этом фоне. Гребцы еще спали, но хозяин гостиницы был уже на ногах, и его болтовня со слугами слышалась уже давно.
— Отлично! — пробормотал Джорджио.
Повернув голову внутрь комнаты, он свистнул. Поляк и китаец мгновенно вскочили. Американец потянулся и сладко зевнул.
— Поспешим, друзья! — сказал капитан. — Сегодня мы поплывем по Сицзяну.
— По Сицзяну! По Жемчужной реке! — вскричал янки, потирая руки. — Я наловлю там жемчуга и разбогатею.