— Нет, — отвечал капитан, смеясь, — он бегает наперегонки с тапиром, которого будто бы ранил.
— А! Так нас в перспективе ожидают котлеты! Если так, то мы можем немного и подождать.
— Если ты будешь ждать котлет из тапира, то останешься без ужина. Вот увидишь, что он вернется поздно и без добычи.
— Ну, нечего делать! Будем разводить огонь.
Расторопный юноша с помощью маленького китайца развел колоссальный костер и принялся жарить дичь в таком количестве, что ею можно было бы накормить пятнадцать человек. Тут же рядом на огне закипал горшочек, доверху набитый раками.
Два часа спустя ужин был готов, но американец не показывался.
За столом все сидели грустные, так как столь продолжительное отсутствие Корсана начинало беспокоить их.
Ночь они провели в постоянной тревоге. Уже занялась заря, а американца все еще не было.
Капитан вместе с Казимиром, поручив палатку китайцу, направились в лес, решив разыскать американца живым или мертвым.
Солнце, начинавшее проливать красноватый свет, указывало дорогу путешественникам, которым теперь не надо было нагибаться, чтобы найти следы американца.
Они шли уже более получаса по тропинке, протоптанной тапиром, время от времени оглашая лес криками, на которые откликались лишь дикие звери, спешившие укрыться в своих логовищах, когда вдруг громкий выстрел прокатился под зелеными сводами леса. Оба сразу узнали, кто стрелял.
— Это карабин Джеймса! — воскликнул капитан, останавливаясь как вкопанный.
— Да! Да! — подтвердил поляк. — Это его ружье, я узнаю его; я отличу его среди тысячи других.
Раздался второй выстрел, разбудив своими раскатами еще дремавшее лесное эхо. Последний выстрел раздался в полумиле от них.
— Бежим, бежим! — кричал Казимир. — Бум! Вот третий выстрел!
— Вперед, Казимир, вперед! — кричал капитан. — Может быть, мы поспеем вовремя, чтобы спасти его.
Они пустились бежать к тому месту, откуда раздавались выстрелы. Они летели, как ветер, перескакивая рвы и ручейки, сбегая то вниз, то вверх по волнистым извилинам почвы, продираясь через кустарник, несмотря на иглы, колючки и ветви, рвавшие одежду и кожу на руках. Надежда найти своего товарища живым окрыляла их.
Вдруг их ушей достиг голос американца.
— Гром и молния! — крикнул поляк.
В два прыжка перескочили они небольшую речку и выбежали на поляну, посреди которой, под небольшим драконовым глазом, весь в крови, страшно изуродованный, в рваной одежде, лежал американец и тяжко стонал.
Капитан бросился к нему и прижал его к своей груди.
— Джеймс! Джеймс! Друг мой! — восклицал он. — О Боже! Вы весь в крови.
Американец вцепился в своего друга.
— Джорджио!.. Казимир!.. Друзья мои!.. — бормотал он. — Проклятый этот тигр! У меня нет больше сил… я погибший человек.
— Что же с вами случилось? Кто привел вас в такое состояние? Ну же, отвечайте, что с вами случилось?
— Что со мной случилось? Тигры, Джорджио, тигры.
Бедняга не мог продолжать дальше и упал на землю почти без сознания.
Его спутники, видя, что он не в состоянии идти сам, поспешно нарубили около дюжины ветвей, устроили носилки, настелили листьев, осторожно уложили на них бедного охотника и направились с ним в лагерь. Дорогой им пришлось много раз останавливаться, чтобы утолять жажду раненого, у которого началась сильнейшая лихорадка Несмотря на запрещение капитана, Корсан коротко рассказал происшествие последней ночи, разражаясь страшной бранью и угрозами в адрес тигров.
— Если я выздоровею, — говорил он, — тогда горе тиграм. Я буду убивать их без пощады и толстеть от их мяса.
Часов около восьми утра путешественники добрались наконец до лагеря. Китаец в одно мгновение приготовил из одеял мягкое ложе, положил на него американца, раздел донага и с видом настоящего медика внимательно осмотрел его раны.
— Ну? — спросил американец, пронизывая своими глазами маленькие глазки китайца, как бы для того, чтобы прочесть его мысли. — Как ты думаешь? Буду я жить?
— Вы дешево отделались, — отвечал Мин Си, дотрагиваясь до ран концом указательного пальца. — Но некоторое время вам придется лежать неподвижно.
— Сколько именно? Говори сразу, милейший Мин Си!
— По крайней мере дней восемь.
— Что?! — воскликнул тот, бледнея. — Восемь дней! Ты принимаешь меня за бабу, китайский доктор?!
— Какой нехороший пациент! — сказал китаец, смеясь. — Ворчит всего только из-за восьми или десяти дней неподвижного лежания!
Седьмого июля, то есть четыре дня спустя, американец был вне всякой опасности; девятого ему было дозволено встать и выйти из палатки подышать свежим воздухом.
Едва он сел на траву, как с уст его сорвалось громоподобное «О!» Он никак не хотел верить тому, что наконец покинул свою темницу.
— Свобода, воздух, свет! — воскликнул янки. — Какое страшное мучение, друзья мои, быть приговоренным задыхаться в палатке! Еще день — и я умер бы от недостатка воздуха.
Затем взгляд его устремился к огню, где на угольях жарилась целая дюжина котлет, распространяя аппетитный запах. Больной приподнялся, чтобы лучше рассмотреть лакомое блюдо, но силы, видимо, изменили ему, и несчастный Корсан, испуская стоны ярости и боли, прислонился к одному из кольев палатки.
— Я точно пьяный, а между тем я и капли виски не брал в рот. Капитан хотел было помочь ему, но тот его оттолкнул.
— Ола! — загремел разозлившийся американец. — Разве вы принимаете меня за бабу, что предлагаете мне руку? Я слаб, сознаюсь, но вина в том не моя, а ваша. Вы посадили меня на такую диету, которая истощила бы самого Геркулеса. Подождите, когда попадут мне на зубок вон те котлеты, что так аппетитно там жарятся, и я стану опять силен как бык.
Все уселись перед котлетами, которые превкусно шипели на блюде из листьев, издавая запах, приятно щекотавший ноздри. Американец стал работать челюстями с угрожающей быстротой; казалось, что желудок его не имел дна. Если бы он не был еще болен, то наверняка проглотил бы большую часть приготовленных котлет.
После ужина путешественники поспешили забраться под навес палатки, рассчитывая рано утром выступить в поход. Очередь первого дежурства была за поляком, который улегся недалеко от костра на открытом воздухе, чутко прислушиваясь к малейшему подозрительному шуму.
Часов около одиннадцати его внимание было привлечено отдаленным топотом. Приподнявшись, он увидел, что на голубоватом фоне горизонта вырисовались очертания какого-то странного зверя.
— О! — пробормотал он. — К какой породе принадлежит это животное? Что-то странное — и не слон, и не бегемот.
Он чуть было не подал сигнал тревоги, но устыдился и спрятался в траве со взведенным курком карабина.
Огромная тень животного приближалась с фантастической быстротой и время от времени издавала свист, похожий на удар кнута.
— О! — крикнул вдруг поляк, вскакивая на ноги.
В этой темной массе он узнал лошадь и всадника, вооруженного длинной аркебузой.
Приняв его с перепугу за миао-цзи23, он поднял карабин и прицелился. Но и бандит был настороже; он быстро зарядил карабин и выстрелил. Пуля просвистела мимо ушей поляка, который стал кричать так, как будто она застряла у него в теле:
— К оружию! Бандиты!
Спутники его выскочили из палатки. Капитан, увидев бандита, скакавшего на расстоянии ста пятидесяти шагов, выстрелил ему в спину. Послышался страшный крик, и лошадь со всадником упали, исчезая во мраке ночи.
— Что это должно означать? — спросил американец.
— Мы имеем здесь дело с миао-цзи, — пробормотал Мин Си, дрожавший от страха.
— Миао-цзи или тонкинцы — это все равно» Идем вперед! — скомандовал капитан, хватаясь за пистолет. — Там кто-то стонет и, может быть, даже умирает.
И в самом деле, из глубины густого кустарника слышались тяжелые стоны. Все четверо путешественников, думая, что бояться им нечего, бросились к этому месту, но к великому своему удивлению нашли одну только лошадь, которая билась в предсмертных судорогах.
— Странно, — сказал американец, осмотрев все место. — Куда же девался сам разбойник? Эй! Друзья, откройте-ка хорошенько ваши глаза!
— Берегитесь! Берегитесь! — крикнул в эту минуту Казимир.
В темноте раздался залп аркебуз, сопровождаемый оглушающими криками. Среди густого облака пыли показалось пятнадцать или шестнадцать всадников, которые, как ураган, подлетели к палатке, спешились, взяли самое лучшее, что в ней было, а затем поспешно взобрались на коней и скрылись из глаз прежде, чем наши ограбленные путешественники успели схватиться за оружие.
XIV. Продолжение предыдущей
Все четверо, еще не пришедшие в себя от неожиданного нападения, поспешили к палатке, которую грабители опустошили почти полностью. О преследовании похитителей нечего было и думать, так как ночь мешала определить точное число разбойников, к тому же они были в густом лесу среди совершенно незнакомой для них местности, где опасности грозили на каждом шагу. Неистовствовал только один американец, который казалось, готов был лопнуть от бешенства. Дать себя одурачить и ограбить каким-то китайским разбойникам — это было слишком для его самолюбия.
— Если бы мне попалась в руки одна из этих собак, я бы ее задушил, — повторял он вне себя.
— Успокойся, Джеймс, — сказал капитан. — Они ведь лишили нас очень немногого, потому что, собственно говоря, у нас почти ничего и не было.
— Но ведь эти разбойники — китайцы.
— А не все ли вам равно кто они — китайцы, тонкинцы или малайцы?
— Но я, во всяком случае, не могу оставить этого так. Что вы намерены предпринять?
— Остаться здесь и быть готовым к новому нападению.
— Разве вы опасаетесь их возвращения?
— Во всяком случае, это меня не очень бы удивило.
— Разве вы предполагаете, что они сыграют с нами еще какую-нибудь штуку?
— Это вполне вероятно.
— Где же могли они спрятаться?
— В лесу, и может быть, даже сейчас следят за нами.
— Не пойти ли нам прогуляться поближе к лесу?
— Для того, чтобы им легче было нас убить?
— Тише!
В отдалении послышался глухой шум, похожий на галоп нескольких лошадей, который сопровождался звяканьем колокольчиков.
— Заряжайте ружья, — сказал капитан, — бандиты опять вернулись!
На опушке леса показалось несколько всадников, которые пустились в карьер по лугу. Капитан и его спутники поднялись, как один человек, и выстрелили в самую середину шайки.
Один из всадников взмахнул руками и неловко повалился из седла. Остальные после нескольких выстрелов показали свои спины и пустились галопом в обратный путь. В продолжение нескольких минут слышались лошадиный топот и крики бандитов, потом все смолкло.
— Э-э! — обрадовался американец, весело потирая руки. — Мне кажется, что у этих мошенников не очень-то много храбрости. О! Вон я вижу там желтую рожу, которая точно мучается в корчах. Может быть, это умирающий?
— Мы можем к нему подойти, потому что после нашего приема миао-цзи едва ли рискнут вернуться скоро.
— Пойдемте, Джорджио!
— Потише, Джеймс! Может быть, этот бандит еще не умирает и даже не опасно ранен.
— Мы добьем его прикладом карабина.
Капитан и Корсан, поручив своим спутникам смотреть в оба, направились к берегу ручейка, посреди которого бултыхался бандит.
Американец приблизился к нему. Все лицо разбойника было залито кровью, а лоб рассечен пулей.
— Ступай в ад, каналья! — сказал Корсан и толкнул его глубже в воду. — Надеюсь, что завтра ночью тигры сдерут с тебя шкуру.
После этого они вернулись к палатке, перед которой взад и вперед ходил поляк, ругаясь на десяти языках.
— Ну, мой мальчик, какая муха тебя укусила, что ты так ругаешься? — спросил американец.
— Эти собаки нас совсем ограбили, — отвечал Казимир.
— По крайней мере, горшочек-то у нас остался?
— По счастью, да.
— Тогда мы можем еще считать себя богачами. Завтра утром мы в нем сварим мясо.
— А что же мы будем есть сегодня?
— Нам удалось убить двух лошадей, которых мы и съедим. Надеюсь, что и ты окажешь нам честь и отведаешь конины.
— Что вы, сэр Джеймс! Конины!
— Превкусное мясо, мой мальчик. Я готов даже съесть техасского тарантула, только бы не лишиться мяса. Что может быть лучше мяса, в каком бы виде оно ни было.
— Браво, сэр Джеймс; значит, до завтра.
— До завтра.
Американец вернулся к своей постели, а спутники его растянулись на открытом воздухе с карабинами под рукой, но ни одного бандита больше не появилось. Без сомнения, напутанные дружным отпором европейцев, они окончательно решили больше не показываться.
На заре горшочек, туго набитый кониной, весело шипел и булькал, распространяя приятный запах. Закусив как следует, путешественники в десять часов утра тронулись в путь.
— Бодрей, Джеймс! — сказал капитан.
— Я не нуждаюсь в подбадриваниях, — отвечал американец. — Я чувствую в себе столько силы, что мог бы донести вас на плечах до истоков Сицзяна.
— А ноги?
— Что ноги? Ноги у меня в полной исправности и неутомимы по-прежнему. Вперед! Я первый подам пример.
Они покинули луг и вступили в середину густейшей плантации бамбука bатbиtulda — растения, имеющего высокий, до пятидесяти футов, крепкий и гибкий ствол и широчайшие листья.
Пробраться через эти гигантские заросли было делом далеко не легким. Приходилось идти в какой-то полутьме, все время работая ножом; кроме того, они то и дело попадали головой в огромные сети паутины, сотканные отвратительными пауками.
Американец, еще не совсем оправившийся после болезни, устал первым.
— Уф! — воскликнул он, в сотый раз останавливаясь, чтобы высвободить свою голову из ослепившей его паутины. — Это целое царство пауков! Что же, этому несчастному бамбуку никакого конца не будет? Черт бы его побрал!
— Ола! — сказал с упреком капитан. — Не относитесь так пренебрежительно к растениям, подобным этому.
— А почему?
— Если бы вы знали, на что они годны, вы не стали бы говорить о них так дурно.
— Они годны на то, чтобы довести до отчаяния джентльменов, которым приходится пробираться сквозь такую чащу.
— Какой вы ворчун, Джеймс!
— Я говорю одну только горькую истину.
— Китаец стал бы благословлять то, что вы проклинаете.
— Слово «китаец» — синоним животного. Любопытно было бы знать, для чего они могут использовать эти палки, способные вывести из терпения самого флегматичного англичанина.
— Для тысячи и тысячи вещей. Выделывают из него прелестный напиток, едят сердцевину, которая имеет прекрасный вкус, молодые побеги едят, как спаржу, — впрочем, они имеют совершенно одинаковый с ней вкус, — из листьев делают отличные шторы и циновки, из веток — элегантные корзины, трельяжи, предметы роскоши, легчайшие стулья, великолепную бумагу и некоторые тяжелые материи, музыкальные инструменты и прочее и прочее. А из стволов делают лестницы, посуду, трубы для воды, лодки, плоты, и, наконец, хижины. Можно ли извлекать больше пользы из какого-нибудь другого растения?
— Но в таком случае эти растения просто чудодейственны?
— Да, Джеймс.
— Что ж, дадите вы попробовать мне вашей спаржи, а?
— Когда пожелаете. Стоит только срезать молодые побеги и сварить их.
— Сегодня вечером мы наедимся спаржи до отвала. Ура бамбуку!
— И спарже также ура! — крикнул им в ответ поляк.
— Тише! — вдруг сказал капитан, пригибаясь до земли.
— О! — заинтересовался американец. — Что нового? Бандиты, что ли, вернулись?
— Мне показалось, что я слышу выстрел из аркебузы.
— Если только это бандиты, я один их всех уничтожу.
— Будет вам шутить, Джеймс. Ружья под мышку и вперед! Выполнив эту команду, что придало им воинственный вид, они
продолжали идти с удвоенной быстротой, срезая направо и налево огромные стволы бамбука, которые со скрипом падали наземь. Два часа спустя путешественники подошли к подножию горной цепи, тянувшейся с севера на юг.
Американец совсем изнемогал. Еще не до конца затянувшиеся раны причиняли ему жестокую боль; тем не менее он не смел жаловаться. Сознаться в том, что он, чистокровнейший янки, едва сдерживает стоны, казалось ему постыдным. Он скорее готов был терпеть самые ужасные муки, чем признать себя ослабевшим.
Восхождение по горной цепи они начали около полудня, но довольно медленно — из-за чрезвычайной крутизны подъема. И притом там не было ни прохода, ни малейшего следа тропинки — все только одни утесы, на которые надо было взбираться с большим трудом и риском; путь еще больше затрудняли кусты колючек и группы драконова глаза.
Время от времени путешественники должны были останавливаться, чтобы дать вздохнуть бедному Корсану. Эти остановки, впрочем, использовались ими для осмотра страны, расстилавшейся у подошвы гор. К великому своему удивлению, они повсюду видели ужасные следы разрушения: ни одной уцелевшей деревушки — все они были или разграблены, или сожжены.
— Война, что ли, здесь вспыхнула? — проговорил капитан, останавливаясь у подножия огромного утеса, на который им еще предстояло взобраться.
— Надо думать, что так, — отвечал Мин Си. — Я много раз проходил по этим местам и всегда видел здесь многолюдные селения.
— Кто же это здесь воевал? — спросил американец.
— Кто знает! Может быть, Тонкий, который не очень далеко отсюда. А может быть, тут похозяйничали шайки грабителей, которыми кишит весь юг.
— А было бы недурно, если бы мы случайно встретились с одной из этих шаек.
— Да сохранит вас от этого Будда, сэр Джеймс!
— Уж не трусишь ли ты, канонир-трубач? Всего только четыре выстрела — и вся шайка пускается в бегство. Разве ты не видел, как удирали те, которые напали на нас прошлой ночью?
— Тише! — проговорил капитан, невольно вздрогнув. По горам раскатился выстрел.
— Разбойники! — воскликнул американец.
Вдали послышались резкие крики; казалось, несколько человек звали на помощь.
— Казимир, — сказал капитан, — вскарабкайся на этот утес и посмотри, что происходит на противоположном склоне горы.