Интересно, зачем ей это понадобилось? «Анфиса, прекрати ломать голову над всякой чепухой», — сказала я себе, но это не подействовало. Подозреваю, то же самое происходило с Женькой, вид у нее был несчастный, и у меня, наверное, не лучше. В общем, я согласно кивнула, все равно домой торопиться не стоило, кто меня там ждет? А если ждет, пусть немного помучается, ему полезно… Я вдруг заскучала и почувствовала желание зареветь. Чтоб избавиться от нахлынувших эмоций, я попросила:
— Расскажи мне про Холмогорского.
— Про убийство? — подняла брови Женька и широко улыбнулась. Меня это разозлило.
— Чего ты лыбишься?
— Да брось ты, Анфиса, — сморщила она нос. — Я понимаю, это профессиональное, ты же автор-детективщик, убийство — твой хлеб. Но рассказывать особо нечего. Холмогорский был неплохим художником, книги писал, в основном автобиографические, детство его прошло в этих местах. Когда ему было чуть больше двадцати, он оказался за границей и решил там остаться. Как ни странно, за границей он преуспел, но не на художественной ниве, а на сугубо коммерческой, и, как часто случается с русским человеком, чем больше богател, тем ему больше хотелось смысла жизни. Сколотив весьма солидное состояние, он в преклонных летах вернулся на родину. Жена у него к тому времени умерла, детей не было. Сам себе хозяин, оттого и затеял создать здесь музей своего имени, дворянскую усадьбу, каковая действительно имела место быть, но к моменту появления здесь Холмогорского выглядела крайне плачевно. Десять лет назад в усадьбе был дом инвалидов или дурдом, как говорят местные, но даже их перевезли куда-то из-за ветхости помещений. У Холмогорского с властями наметилось полное взаимопонимание. Старинный дом он отремонтировал, парк расчистил, пруд углубил, мосты через него возвел заново. В общем стало не хуже, чем в Михайловском. Этим Холмогорский всегда гордился. Но не только отреставрированной усадьбой он надумал порадовать земляков. Сам художник, он всю жизнь коллекционировал картины. В основном русских мастеров. Особых шедевров в его коллекции, сказать справедливости ради, не было, но имена известные и коллекция серьезная, практически весь русский девятнадцатый век представлен. Особенно интересны были усадебные портреты из имения Салтыковых. Кое-что чудом сохранилось в запаснике музея. Постоянно бывая в музее, Холмогорский нашел там свое счастье, то есть женился на женщине, которая уже двадцать пять лет работала в музее искусствоведом. Она ему очень помогала. Открытие музея действительно обещало стать событием не только в культурной жизни области. Чтобы разместить все задуманные экспозиции, срочно отреставрировали бывшие конюшни и ряд подсобных помещений. Работа шла без перерыва, и жизнь там била ключом. Три года назад, на октябрьские праздники, рабочие разъехались, супруга Холмогорского находилась в Москве по делам, а он остался в доме в обществе сторожа, тоже весьма почтенного старца. Ничто, как говорится, не предвещало беды. Дом хоть и недалеко от села, но стоит на отшибе, к тому же окружен парком. Короче, никто ничего не слышал и не видел, пока утром кто-то не обратил внимание, что в усадьбе горит свет.
Кинулись туда всем селом и нашли Холмогорского в его кабинете с проломленным черепом возле открытого сейфа. Вскоре обнаружили и труп сторожа в саду, под кустами. Должно быть, старик что-то услышал ночью и вышел проверить. — В доме были ценности? — спросила я. — Я не картины имею в виду…
— Были, — кивнула Женька. — Реставрация дело дорогое, хозяин расплачивался наличкой, а хранил ее в сейфе. Сколько там было, точно неизвестно, но по прикидкам никак не меньше двухсот тысяч долларов. — Я присвистнула, а Женька кивнула. — Вот-вот. Сейф хозяин открыл сам, должно быть, под угрозой смерти. Вместе с деньгами исчезли двенадцать наиболее ценных картин, холсты просто вырезали из рам.
— И что, в доме не было сигнализации?
— Не было. Ни сигнализации, ни охраны, собаки и той не было. Только сторож. Правда, на окнах решетки и дверь внушительного вида… Дело в том, что места здесь глухие, все люди на виду, никто не ждал такого поворота событий.
Все дороги в районе были немедленно перекрыты, Холмогорского здесь любили и уважали, схватить убийцу стало делом чести. Как он или они ушли, уму непостижимо. В обход нельзя — кругом болота, да и операцию по поимке преступников проводили не для отмазки. Работали собаки, след потеряли возле шоссе, которое, кстати, вело в Липатове. И все. Преступники как в воду канули.
Украденные картины, кажется, до сих пор нигде не всплыли, хотя это ни о чем не говорит. А доллары и вовсе не проследишь.
— И что, никаких следов? — не поверила я.
— Никаких.
— Так не бывает. Прежде всего, убийцы были хорошо осведомлены о том, что хозяин в доме один, да и о том, что в сейфе доллары, должны были знать наверняка.
— Само собой, — кивнула Женька. — Менты здесь носом землю рыли, но… вроде подозревали одного из рабочих, однако доказать ничего не смогли. Целых полгода здесь сыскари сидели, по ходу дела столько преступлений раскрыли, от угона скота до кражи магнитол из машин, но на след убийц Холмогорского так и не вышли. Музей стараниями его жены открыли, но сама она по понятным причинам здесь не живет, хотя со всем рвением продолжает дело мужа. В общем, детектив ты из этого вряд ли сляпаешь.
— Это уж точно, — кивнула я, поднимаясь с травы.
— До чего ж здесь места красивые, — вздохнув полной грудью, мечтательно заявила Женька.
Не согласиться с ней было невозможно. Места действительно красивые.
Река, часовня на холме, слева поля с перелесками, сзади сплошной стеной лес, а над всем этим голубое небо, яркое солнце плюс пение жаворонка и прочие сельские удовольствия.
— Если уж мы решили здесь остаться, не худо бы жилище себе подыскать, — заметила я.
— Чем тебе у Августы не нравится? — усмехнулась Женька.
— Я по ночам спать привыкла, а у нее заняться этим нет никакой возможности. К тому же тетка явно спятила, меня просто дрожь берет от заостренных кольев, и еще одного окропления святой водой я могу просто не выдержать.
— Давай попробуем найти что-нибудь получше, — согласилась Женька. — А сейчас я бы наведалась к Ивану Ивановичу.
И мы зашагали к деревне.
Женщины все еще сидели на скамейке, правда, теперь уже втроем.
— Прогулялись? — спросила нас Валентина. Мы кивнули, а она продолжила:
— Вы к нам надолго?
— Пока с вашим Кукуем не разберемся, — засмеялась Женька. Женщины тоже засмеялись, я хихикнула из солидарности и тут почувствовала чей-то взгляд, повернула голову и успела заметить на крыльце молодого человека: узкое лицо, борода клинышком, колючий взгляд. Он торопливо прикрыл дверь, и видеть его я больше не могла. Непонятно, с какой стати, но эта встреча мне не понравилась, более того, я почувствовала нечто напоминающее страх. Нет, в самом деле что-то не так в этом Липатове. — Ты видела? — шепотом спросила Женька, едва мы немного удалились от дома.
— Ты имеешь в виду этого типа?
— Конечно. Рожа, по-моему, на редкость противная.
— Рожа как рожа, — не стала я преувеличивать, — но взгляд мне не понравился. Надо бы выяснить, что это за тип.
— Выясним, — кивнула Женька.
Деревенская улица сделала плавный поворот, мы свернули, и вскоре очам нашим предстал дом с колоннами и верандою, издалека похожий на постройку девятнадцатого века. Приглядевшись, я поняла, что построен он не так давно, примерно в шестидесятых годах, может, чуть раньше. Дом окружала ограда на кирпичных столбах, которые не мешало подновить, глаз радовали ворота, распахнутая настежь калитка и парк. С такого расстояния ничего больше разглядеть не удавалось, до усадьбы было довольно далеко.
— Что это такое? Дом Ивана Ивановича? — выдвинула я предположение.
— Нет, — серьезно ответила Женька. — Больше похоже на санаторий.
Правда, я ни о каком санатории не слышала.
— Я тоже, — кивнула я в ответ, и мы затоптались на месте, вожделенно оглядываясь в поисках живой души, способной просветить нас.
Окно дома по соседству распахнулось, и мы узрели старушку, которая, не говоря ни слова, внимательнейшим образом принялась нас разглядывать.
— Здравствуйте, — дружно сказали мы. Старушка кивнула улыбаясь, а мы продолжили:
— Не скажете, где дом Ивана Ивановича?
— А вон он, — кивнула бабка, мы посмотрели в том направлении и увидели добротный дом, стоявший чуть в стороне рядом с небольшим прудом, в котором в настоящий момент плавали утки. — Только его дома нет, — сообщила старушка, — полчаса как ушел. К болоту. Ему там точно медом намазано. Все чего-то ищет, фотографирует. А вам он зачем?
— Поговорить хотели, — уклончиво ответила Женька.
— Это вы к Гутьке Игнатовой приехали? Из газеты?
— Мы.
— Нечисть гонять? Тогда вам точно к Иван Иванычу, он с ними дружит.
— Поговорить хотели, — уклончиво ответила Женька.
— Это вы к Гутьке Игнатовой приехали? Из газеты?
— Мы.
— Нечисть гонять? Тогда вам точно к Иван Иванычу, он с ними дружит.
— С кем? — заинтересовалась я разговором и направилась к словоохотливой старушенции, Женьке ничего не осталось, как последовать за мной.
— С нечистью, — совершенно серьезно ответила старушка. — Чего б ему тогда на болото шастать? Да еще ночью. Ночью добрый человек спит, а этот, точно филин, бродит, бродит и ночь напролет свет в доме палит. Видно, черти мучают.
Как он этот дом купил, так в деревне порядку не стало.
— Какого порядка? — не зная, как разговорить бабку, спросила я.
— Человечьего. На болоте нечисто. Это каждый знает. Конечно, Гутька — пьяница, и с головой у нее не все ладно, потому что с Иван Иванычем этим дружбу водит, но она права: от бога люди отвернулись, и теперь нам наказание. И скоро в Липатове жить станет невозможно.
— Почему от бога отвернулись?
— Часовню ограбили. Раньше нас чудотворная икона берегла, а теперь вся нечисть с болота поперла. По ночам как возьмется выть, страх… А то в колокол бьют. Третьего дня я на улицу вышла, чтоб кошку впустить, сидит проклятущая в палисаднике и орет на разные голоса, вдруг вижу, с болота бежит чего-то огромное, шерсть дыбом и глаза горят. Я в дом и про кошку забыла, а она жалобно так завизжала, и все, тихо в деревне, а потом как завоет… Кошка пропала, сожрал, наверное.
— Кто?
— Кто с болота прибегал.
— Простите, — влезла я, — то, что вы видели, было похоже на большую собаку?
— На сатану оно было похоже. Как вспомню… — Бабка торопливо перекрестилась. — И кошка пропала. Такая умница, крысоловка…
— А что это за здание ближе к реке? — перешла Женька с дел сатанинских на дела людские.
— Там? Раньше дача была районного партийного начальства. Потом отобрали. Детскую санаторию сделали. Теперь не пойми чего. Живут разные приезжие, кому дома заняться нечем. Дочка моя там кухарит. Сходите ради прогулки. Там красочно…
Мы поблагодарили и направились по тропинке в сторону бывшей дачи.
Насчет красочности бабка не обманула, вид отсюда открывался великолепный, я бы даже сказала, захватывающий. Однако стоило нам войти в калитку, как в глаза бросились следы запустения. Сама калитка висела криво и препротивно скрипнула, тропинка, когда-то посыпанная галечником, во многих местах заросла травой, прекрасный парк тоже не мешало бы привести в порядок, слева под огромными липами стояла копна сена, видно, кто-то решил использовать пустующее место по-своему, дом при ближайшем рассмотрении выглядел жалко: облупившаяся штукатурка, сломанные перила" выщербленные ступеньки. К нам была обращена открытая веранда, на которой в настоящий момент отдыхал молодой человек. Он сидел в плетеном кресле и читал журнал «За рулем». Услышав шаги, поднял голову и теперь с интересом следил за нашим приближением. Когда мы оказались возле ступенек, поднялся и пошел нам навстречу.
— Добрый день, — сказал он радостно, демонстрируя свою улыбку, настолько шикарную, что поневоле закрадывалась мысль: зубы у него ненастоящие.
Женька слабо охнула и тоже принялась улыбаться, а я нахмурилась. Парень был блондином, а подружка по ним с ума сходит. Этот к тому же был на редкость симпатичным блондином. Женька разом поглупела, а я опечалилась — теперь ее из Липатова за уши не вытащишь. Я вздохнула и решила получше присмотреться к парню. Он был выше среднего роста, подтянутый, с хорошей фигурой и приятным открытым лицом. Тонкий нос, светлые глаза, красивые зубы и, как назло, подбородок с ямочкой. Надо же, воплощенная Женькина мечта о красавце-мужчине.
Одет красавец был в спортивный костюм, долларов эдак за триста, и в кроссовки, которые тоже стоили немало денег. Женька в этом разбирается лучше меня и наверняка уже строит планы по oxмурению блондина, потому что не теряет надежды выйти замуж за богатого человека. На руке парня блестели дорогие часы, а обручальное кольцо отсутствовало. Глаза Женьки загорелись нездоровым блеском, так что я вынуждена была вернуть ее к действительности негромким покашливанием, однако подруга не обратила на него ни малейшего внимания, всецело сосредоточившись на предмете своей мечты.
— Какой сюрприз, — сказал парень. — Не ожидал встретить здесь подобных красавиц. Только не говорите, что вы проездом и просто сбились с дороги.
Само собой, парень мне не понравился, ни его несколько насмешливая интонация, ни комплимент, весьма сомнительный, с моей точки зрения.
— Вам повезло, — ответила Женька, — мы надолго.
И оба засмеялись.
— Думаете здесь устроиться? — спросил парень.
— А это возможно?
— Конечно. Сейчас здесь живут только трое, я и писатель с женой, так что места более чем достаточно. — Кстати, зовут меня Валера. Валерий Сергеевич Беляев.
— Евгения Петровна, — представилась Женька. — А это Анфиса Львовна.
Люди мы демократичные, так что можно без отчеств.
— Слава богу, я тоже демократ… присаживайтесь. Марьи Павловны, которая здесь всем заведует, сейчас нет, отправилась за продуктами. После того как мост приказал долго жить, это теперь настоящий подвиг.
— Как же доставляют продукты? — спросила я.
— По-разному. Иногда на лодке. Говорю, это подвиг. Лодка, например, выглядит так, что к ней и подойти страшно, но Марья Павловна — женщина отчаянная, энтузиаст своего дела, так сказать. Хотя понять ее можно, если б не ее энтузиазм, данный пансионат давно пришлось бы закрыть, а он дает работу не только Марье Павловне, но и еще нескольким гражданам, которые, кстати, тоже добираются сюда героически. Сейчас отдыхающих всего трое, но с вами будет уже пятеро. Думаю, Марью Павловну это порадует.
— Вы выбрали для отдыха довольно необычное место, — заметила я.
Валера усмехнулся и ответил:
— Вы тоже.
— Мы ничего не выбирали. Приехали по поручению газеты, в которой работает Женя. Одна из местных жительниц написала письмо, и нам надлежит разобраться кое в каких фактах…
— Вот оно что… Это по поводу моста и срезанных проводов?
— Да, — не стала особо распространяться Женька. — А как вы без электричества обходитесь?
— Здесь с электричеством полный порядок, — усмехнулся Валерий. — Своя подстанция армейского образца. Прежние хозяева не любили зависеть от случайностей. Горячая вода тоже есть, правда, душевые общие, на весь этаж.
Бассейн отсутствует, а жаль. Местная речка чистотой не блещет, и дно илистое.
Но я сегодня все равно купался, отыскал одно местечко…
— А вы давно здесь?
— Со вчерашнего дня.
— А раньше вам в Липатове приходилось отдыхать? — спросила я. Валерий засмеялся.
— Раньше нет. Приятель был здесь года три назад, очень нахваливал местные красоты. Вот я и решил взглянуть. Я, видите ли, несостоявшийся художник. Закончил училище, но потом жизнь распорядилась так… В общем, моя сегодняшняя работа никакого отношения к живописи не имеет. Но по старой памяти тянет…
— Выходит, приехали не столько отдохнуть, сколько поработать? — спросила я.
— Помилуйте, такая работа для меня лучший отдых. Общество здесь довольно занятное: писатель с женой… Вчера был какой-то чудак, очень забавный человек с совершенно невероятными идеями. Кажется, живет здесь, в Липатове.
— Иван Иванович? — подсказала Женька.
— Да. Вы знакомы?
— Нет. Но уже наслышаны. И что у него за идеи?
Ответить Валера не успел, на веранде появилась женщина лет тридцати в белых брючках и короткой кофточке, на голове белый шарф, в руках она держала длинный мундштук с незажженной сигаретой. Лицо ее было неприятным, может, из-за выражения глаз, близко посаженных, темных, с избытком косметики на веках, то ли из-за глубоких складок возле капризных губ, придававших облику женщины что-то страдальческое.
— Валерочка, — защебетала было она, но, заметив нас, нахмурилась и, помедлив, сказала:
— Не ожидала застать здесь такую компанию.
— В нашем полку прибыло, — засмеялся Валера, глядя на женщину не то чтобы насмешливо, но как-то чересчур игриво. — Знакомьтесь, это Лидия Артуровна Бороднянская. Красивая женщина и при этом на редкость самоотверженная. Как декабристка. Те за мужем в Сибирь, а она в это богом забытое место.
— Где водится Кукуй, — вдруг хихикнула Лидия Артуровна, а я тяжко вздохнула, похоже, Кукуй преследует меня на каждом шагу.
— Вот-вот, — кивнул Валера. — А это наши новые постояльцы: Анфиса Львовна и Евгения Петровна. Журналисты. Приехали помочь местным жителям разобраться с их проблемами. Я правильно понял?
— Более или менее, — кивнула Женька. Она уже заметила, что Валера бросает на Лидию Артуровну, я бы сказала, весьма фамильярные взгляды, а между тем, по собственным словам, прибыл лишь вчера. Шустрый парень. Женька шустрых не жалует, особенно если шустрят на стороне, и я порадовалась: глядишь, блондин существенного урона нам не нанесет, как бы Женька их ни любила, себя она любит много больше.