— Да, мне тоже понравилось.
Кэрри подошла к Эстесу, присела к нему на колени и поцеловала.
Глава 18 Район Вердун, Бейрут, Ливан
— Так и знал, что вернешься, — сказал Верджил, — ни минуты не сомневался. Погоди немного.
Отключив сигнализацию, он вставил в замочную скважину универсальный ключ, постучался и самую малость приоткрыл дверь. Проверил, не осталась ли включенной еще какая сигнализация, сунул внутрь, будто зажженную свечу, радиочастотный датчик и только потом перешагнул порог.
Квартира располагалась на четырнадцатом этаже высотки, что стояла на улице Леонардо да Винчи в современном районе Вердун. Жилище принадлежало Ране Саади, ливанской актрисе и модели, которая прославилась на Ближнем Востоке благодаря роли в фильме о любви и жизни работниц бейрутского салона красоты. Согласно данным, которые Джимбо передал Кэрри на флэшке, Филдинг звонил Ране по меньшей мере дважды в неделю. Верджил утверждал, что Филдинг и Рана то и дело показывались вместе на вечеринках или общественных мероприятиях.
Кэрри прошла в квартиру следом за Верджилом. Тот, приложив палец к губам, стал искать при помощи датчика скрытые микрофоны и камеры, проверять светильники, стационарные телефоны, розетки. Пока он работал в комнатах, Кэрри, надев резиновые перчатки, прошла в спальню, обыскала там стол и комод, порылась в дорогом нижнем белье. Заглянула в шкаф с одеждой и обувью. При этом она старалась возвращать вещи, которых касалась, на место.
— Чисто, — шепнул Верджил и очень-очень тихо добавил: — Но все равно не разговаривай.
Кэрри кивнула. Она на ощупь нашла на верхней полке шкафа фотоальбом и, запомнив, как он лежит, уселась с ним на пол, открыла первую страницу. Тем временем Верджил расставлял во всех комнатах микрофоны и скрытые камеры: под наблюдением должен был оказаться каждый уголок во всех комнатах. Как говорится: в каждой дырке — по затычке.
Кэрри просматривала альбом: большей частью фотографии Раны, ее карьера, начиная с модельной (в юности) и заканчивая ролями в телесериалах и кино. Вот она, тощая девочка с длинными каштановыми волосами, позирует с щенком на руках, а вот — брюнетка, секс-бомба в платье с большим вырезом на обложке «Спесиаль» и на постерах для фильмов.
Увидев один из снимков, Кэрри так и застыла.
На нем Рана позировала для журнальной рекламы «Аишти», сети магазинов дорогой женской одежды. Вместе с еще двумя моделями — такими же невероятно стройными и стильными — она стояла в торговом центре «Эй-би-си». И одной из этих моделей была Дима. Подписи на снимке не стояло, но напечатали его в студии. Кэрри аккуратно отклеила краешек снимка от страницы альбома и на «рубашке» увидела надпись: «Франсуа Абу Мурад, улица Гуро». Кэрри знала, где это — в квартале Геммайзех, что в районе Ашрафия. Кэрри приклеила фото назад к странице и сняла его на камеру мобильника.
Выходит, Рана и Дима знали друг друга. Работали вместе?
Больше ничего достойного внимания Кэрри в альбоме не нашла. Тогда она вернула его на место и принялась рыться в карманах одежды в шкафу. Только под конец, в бархатном жакете, она нашла сотовый. Кэрри отнесла телефон Верджилу.
Верджил кивнул и взломал сотовый Раны со своего телефона, на котором была установлена программа, позволяющая хакнуть любой телефон с расстояния в несколько метров. Верджил перевел мобильник Раны в режим «раб», чтобы через спутник отслеживать, подслушивать и читать любые звонки и сообщения. Когда Верджил вывел на экран абонентский номер, они с Кэрри переглянулись. Филдинг по этому номеру не звонил. И если уж Рана оставила этот телефон дома, значит, она им не пользуется в повседневной жизни. Тогда для чего он ей?
Верджил взглянул на часы: они провозились в квартире почти сорок минут. Времени осталось не так уж и много. Кэрри вернула телефон на место и прошла в гостиную, к столу, который Рана, видимо, использовала в качестве письменного, и принялась рыться в ящиках. Она как раз копалась в чековой книжке и счетах, когда ей пришло сообщение от третьего члена команды, Зияда Атауи. Боец «Ливанских сил», маронитского ополчения, он давно работал на Кэрри. (В этот приезд она втайне ото всех в бейрутском отделении — особенно от Филдинга — сколотила собственную команду: из Зияда и Верджила.)
В сообщении Зияд написал: «поел у боба». Закусочная «У Боба» была популярной точкой на площади Сассина, что в нескольких кварталах отсюда. Значит, Рана покинула ресторан и может вернуться домой в любую минуту. Кэрри показала сообщение Верджилу — тот кивнул. Пора было уходить.
Они покинули квартиру Раны, и Верджил аккуратно включил сигнализацию. Через несколько минут на оживленном проспекте они разделились. Верджил отправился в «Ирокез», новое убежище на улице Независимости близ мусульманского кладбища. Оттуда он собирался следить за Раной. Кэрри же поймала такси и отправилась до корниша — пальмовой аллеи вдоль набережной, — чтобы встретиться с Джулией-Фатимой. Выбираясь из машины, Кэрри надела черный платок.
Фатима — в черной абайе и вуали — дожидалась ее возле отеля «Мовенпик»; неподалеку туристы фотографировали торчащие из воды Голубиные скалы и бьющие в них волны.
— «Дражайший мой друг, afdal sadeeqa, лепестки ромашки, благословленные ночной прохладой», — сказала на арабском Кэрри, обеими руками пожимая руку Фатиме.
— Ибн ‘Араби, — узнала строчки Фатима. В ее глазах зажегся свет. — Ты цитируешь Ибн ‘Араби!
— «Она лекарство — и болезнь», — хором продекламировали обе женщины.
— Мне тебя так не хватало. Прости, — извинилась Кэрри.
— Я боялась, что ты уже никогда не вернешься.
— Вернулась бы, рано или поздно. Твоя подсказка спасла жизни людям. Многим людям. Знай: ты совершила чудесный поступок.
Взявшись за руки, словно школьницы, они пошли по набережной. Долетающий с моря бриз шелестел листьями пальм. На волнах играли солнечные блики.
— Правда? — переспросила Фатима. — Так мне теперь верят?
— Ты для наших теперь на вес золота. Ну а… — Кэрри помялась. — …у тебя как дела?
— Плохо. Порой кажется, что муж хочет меня убить. Иногда думаю, что лучше быть собакой, чем женщиной.
— Не надо, habibti, не говори так. Как мне тебе помочь?
Фатима остановилась и посмотрела на Кэрри из-под вуали.
— Хочу развестись и уехать в Америку. Большего мне не надо.
— Inshallah, я сделаю все возможное. Клянусь.
— Не клянись, Кэрри. Если говоришь, что поможешь, значит, поможешь. Как вышло, что тебя снова пустили в Бейрут?
— Благодаря тебе, — ответила Кэрри и крепче сжала руку Фатиме. — Правда.
— Тогда и я рада, что помогла.
Они остановились у киоска с мороженым, чтобы купить себе по рожку.
— Есть новости? — спросила Кэрри, на ходу принимаясь за мороженое.
Фатима снова остановилась и наклонилась к Кэрри.
— На юге что-то затевается. С израильской стороны границы.
— Еще теракт?
Женщина покачала головой.
— Не просто теракт. Провокация. — Фатима огляделась. — Они, похоже, готовы к войне и скоро ее начнут.
— Где случится теракт?
— Точно не скажу. Аббаса отправляют на юг, в ливанское поселение близ границы, Бинт-Джбейль. Эта деревня — настоящий лабиринт, ловушка для сионистов. Больше я ничего не знаю.
— Ладно. У меня еще просьба, — сказала Кэрри, доставая айфон. — Взгляни, пожалуйста. — Они отошли в сторону, к волнолому, и Кэрри показала визовую фотографию Димы. — Ты ее знаешь? Видела когда-нибудь?
Фатима мотнула головой, и тогда Кэрри открыла фотографию Раны.
— Как насчет нее?
— Это Рана Саади, ее все знают.
— Ты с ней встречалась? Аббас не упоминал ее?
Фатима снова покачала головой.
— Ничем не могу помочь, прости.
— Не волнуйся, я все равно рада видеть тебя.
Фатима пристально посмотрела на Кэрри.
— Ты не забудешь про обещание?
— Не забуду.
* * *Кэрри поднялась на второй этаж здания колониальной эпохи на улице Гуро, в студию, где за стеклянной дверью в крохотной приемной, за ультрасовременным столом сидела очень симпатичная девушка-секретарь.
— Бонжур. Вам назначено? — спросила она.
— Я уже звонила. «Аль-Джадид», помните? — Кэрри протянула секретарю поддельную визитку с логотипом телеканала.
— Да, помню. Франсуа… то есть мсье Абу Мурад… в студии. Я скажу ему, что вы пришли.
Кэрри тем временем принялась разглядывать фотографии на стенах: снимки для журналов моды и не только, даже несколько фото девушек со спины, в одних трусиках-бикини. Мэтр заставил ждать себя пятнадцать минут, просто чтобы показать, как он занят и какая он важная персона. Затем пришел лично и, провожая Кэрри в студию, на ходу извинился.
— Я думал, вы придете с бригадой, — признался он, входя в комнату с ширмами, софитами и высокими окнами с видом на старинные здания колониальной эпохи через дорогу.
Франсуа Абу Мурад был очень низкого роста: не совсем карлик, но ниже пяти футов. Волосы носил длинные, на манер старых рок-звезд.
— Мы сначала проводим ознакомительную встречу, — соврала Кэрри. — Чтобы время зря не тратить.
Они сели в режиссерские кресла. Между ними на небольшом столике стояли бокалы и бутылка минералки «Сохат».
— Карьеру я сделал просто головокружительную, — сразу заявил Абу Мурад.
— Да, вижу. Вам нравятся женщины?
— О да, очень. — Фотограф ухмыльнулся, глядя прямо на грудь Кэрри. — Они от меня, кстати, тоже без ума.
— Ну, низенькие уж точно… или те, кого вы снимали для журналов, — заметила Кэрри, открывая крышку ноутбука и ставя компьютер на столик. Она вывела на экран фотографию с Раной, Димой и третьей, неизвестной, моделью.
— Это что еще такое? — резко спросил Абу Мурад.
— Вы знаете этих женщин? Рану и Диму? А третья — кто?
— Мариэль Хилаль. Любительница, — ответил фотограф и покачал головой.
— Любительница? Не профессионалка? Она довольно красивая.
— Она не хотела taneek[13], — ответил Абу Мурад, намеренно употребив вульгарное слово. — Без этого работу не получишь. — Он пожал плечами.
— А эти две?
— Рана — умница. Я снял ее для тридцати двух обложек, для рекламы. Конечно, я ее знаю. Даже лучше, чем родная мать.
— Как насчет Димы? — Кэрри указала на своего бывшего информатора. — С ней вы тоже знакомы? Только не говорите, что не спали с ней. Видите ли, я тоже знала Диму. В плане выбора партнеров она была не больно-то щепетильна.
— Дима Хамдан. Что с ней?
— Это ваш снимок?
— Сами знаете, что мой, — ответил фотограф, глядя на Кэрри так, будто у нее вдруг выросла вторая, очень страшная, голова. — Чего хотите?
— Насколько близки они были с Раной?
— Дружили вроде бы. И почему вы говорите о Диме в прошедшем времени? Что-нибудь случилось?
— Дима погибла.
— Какого шайтана вам надо? Вы кто такая? Вы не из полиции, значит… из Sûreté Nationale?[14] — Фотограф вскочил с места, но даже так оставался ниже сидящей Кэрри. — Лучше уходите, мадемуазель.
— Если я уйду, то придут люди, которые вам понравятся еще меньше. — Она сунула руку в сумочку. — Так что давайте сразу разберемся.
Некоторое время оба они молчали. В свете, что лился из окон, танцевали пылинки. Кэрри даже казалось, будто она слышит, как они, оседая, шуршат.
— Это как визит к стоматологу, — произнес наконец Абу Мурад.
— С которым лучше не затягивать, — поддержала метафору Кэрри, не вынимая руки из сумочки.
Глядя на нее, фотограф вернулся на место.
— Запугать меня хотите? — спросил он.
— Зачем? Вы же ливанец, сами понимаете: с вами всякое может случиться. — Намек получился прозрачный: ливанская политика — жестока и опасна. Окажешься не в том месте не в то время, и тебя могут убить.
— Чего вам? — нахмурился Абу Мурад.
— Расскажите о Ране и Диме. Насколько они были близки?
— Они знали друг друга. Или вы о сексе?
Это что-то новенькое. Диме вообще-то нравились мужчины.
— Рана с Димой были любовницами?
— Какое-то время. Pour de rire, забавы ради. Им обеим по-настоящему нравились мужчины. По-знакомились девчонки еще до приезда в Бейрут.
— Вот оно как, — обронила Кэрри. Филдинг не упоминал в досье Димы, что она не коренная бейрутка. — И откуда же они приехали?
— С севера. Дима из Хальбы, Рана — из Триполи. Говорит, будто она росла в тени Часовой башни.
Хальба и Триполи — суннитские территории, не христианские. Какого черта Дима связалась с Соловьем, сирийцем-алидом? Получается, в Бейруте она только притворялась христианкой, членом партии «14 марта», но зачем? Алиды, как и «Хезболла», относятся к шиитам. Будь Дима хоть христианкой, хоть сунниткой, Соловей был бы ей врагом. В Ливане пересекаться с представителями другой конфессии — все равно что с завязанными глазами переходить Калифорнийскую скоростную автостраду.
— Это ведь суннитские территории, — осторожно произнесла Кэрри.
Фотограф кивнул.
— Хотите сказать, что Дима и Рана — суннитки? — уточнила Кэрри.
— Я? Я вообще молчу, просто фотографирую женщин. Красивых женщин. C’est tout[15].
— Они об этом никогда не говорили?
— Только не со мной, — ответил Абу Мурад, доставая пачку «Голуаз блонд» и закуривая.
— Но вы догадывались, что они суннитки. Вы знали, что Дима входила в партию «14 марта»?
Фотограф пожал плечами.
— Я с моделями о политике не разговариваю. Только о фотографии и… — Он сплюнул табачную крошку. — …enculer[16].
— Чуть больше месяца назад Дима пропала. Куда она делась?
— Это вы шпион, вот и скажите.
— Даже не догадываетесь?
— La adri, — пожал плечами Абу Мурад. То есть «без понятия». — Спросите у Раны, вдруг она знает.
— Тогда расскажите о ней. Она принадлежит к какой-нибудь из группировок?
— Не знаю. А знал бы — не сказал. — Он ухмыльнулся.
— Поверьте, при желании я могу вас разговорить. — Кэрри отобрала у него сигарету и воткнула ее тлеющим кончиком фотографу в щеку.
— Аааааай! — взвыл тот и отпрыгнул. — сука бешеная! — вскрикнул он по-арабски.
Плеснув себе на ладонь минералки, Абу Мурад смочил обожженную щеку.
Вбежала девушка из приемной.
— Скажи ей, пусть убирается, — приказала Кэрри Абу Мураду. — И чтобы без глупостей.
— C’est о’кей, Ясмин, возвращайся на место. Правда, — сказал он девушке.
Помедлив секунду, та вышла.
– Сука! Не смей больше так делать, — сказал фотограф Кэрри, морщась и пальцами ощупывая ожог.
— А ты не вынуждай меня. Ну так что, — повторила Кэрри, — Рана состоит в какой-нибудь группировке?
— Не знаю. Спроси у нее самой, — насупился фотограф.
— С кем она встречается?
— Ты расследуешь гибель Димы? — помедлив, спросил Абу Мурад. — Дело в этом, да?
Кэрри кивнула. Тогда фотограф глянул в окно.
— Не могу поверить, что она умерла. Она мне нравилась.
— И мне тоже.
— La pauvre. — Он нахмурился. «Бедняжка». — Дима завела себе нового хахаля, из Дубая. — Абу Мурад потер большой палец об указательный, мол, клиент был богатенький. — Я его, однако, не видел ни разу. Думал, Дима уехала к нему. Ее и правда все потеряли. Бедная Дима.
— У Раны тоже есть хахаль?
Абу Мурад кивнул.
— Американец. Тоже, наверное, богатый. — Он снова усмехнулся. — Рана — товар не из дешевых.
— Знаешь, кто этот хахаль?
Услышав ответ, Кэрри поняла: бейрутское отделение слили.
— Чего ты меня спрашиваешь? Сама не знаешь? Он из ЦРУ.
Глава 19 Хальба, Ливан
Это было старинное здание на холме, с видом на городок Бебнин и море. Наведавшись в местный salon tagmil (салон красоты), единственное место на Ближнем Востоке, где женщины понимали выгоду того, что они — женщины, поскольку могли узнать все обо всех, — Кэрри узнала, что родители Димы погибли. Правда, у нее остался дядя (со стороны отца). Вскоре Кэрри уже сидела в гостиной с престарелой женщиной по имени Маджида — или тетушка Маджида — и пила охлажденный чай со льдом, розовой водой и кедровыми орехами (по ливанской моде). Они устроились на диване, лицом к балкону. Сквозь открытые застекленные двери в гостиную проникал солнечный свет. Кэрри пришла в джинсах, свитере и хиджабе. Представилась американской подругой Димы. О смерти Димы она не сообщила; все равно ФБР держало имена террористов в тайне от прессы.
— Она не говорила, что ее отец, Хамид Али Хамдан, работал на «Аль-Мурабитун»? — спросила по-арабски тетушка Маджида.
— Говорила, — соврала Кэрри.
Во время гражданской войны «Аль-Мурабитун» был самым сильным суннитским ополчением. Этого в досье Димы не упоминалось, да и сама она никому ничего такого не рассказывала.
— Он бился плечом к плечу с Ибрагимом Кулайлатом. В восемьдесят втором его убили израильтяне, да упокоит Аллах его душу, и да сгниют эти обезьяньи и поросячьи дети в аду. Дима была тогда еще совсем ребенком, ей пришлось нелегко без отца.
— Да, разумеется, — пробормотала Кэрри, оглядываясь.
Просто невероятно! Дима — прожженная тусовщица, которая знала всех и могла быть кем угодно в христианском Северном Бейруте — родилась и выросла в консервативном суннитском городке.
— Денег не было. А потом еще ее мать заболела раком. — Тетя покачала головой.
— Как же она выжила?
— Ей помогали: бабушка, я. Правда, потом Дима сбежала в Бейрут, и больше мы о ней не слышали.