– Больше открой, – простонал Перец. – Кран до упора, придурок!
Ляжка принялся вертеть кран, зашипело громче. Перец закинул ногу на сеть.
Красная тварь прыгнула вверх и вцепилась Перцу в спину. Он дернулся и ударился лицом о деревяшку, изо рта у него выплеснулась кровь. Зимин попытался все-таки взять его за руку, но глаза у Перца почти сразу остекленели, рука поползла, и он сорвался. Помело, сбросившее балласт, рвануло в небо.
Зимин посмотрел вниз, но Перца не было. Там вообще больше ничего не было, только красная рябь повсюду, отдельные звери были уже не видны, расплывались в жидкое томатное пюре. От пыли и ветра глаза слезились, и Зимин почти уже ничего не мог разглядеть. Помело поднималось все выше и выше, и красное пятно уменьшалось. Потом оно скрылось совсем.
Зимин сидел, глядя в спину Ляжки. Он должен был думать о том, как погиб Перец, о другом думать было нельзя, но Зимин почему-то думал совсем о другом. Он почему-то вспоминал, что за месяц на болотах Перец всего два раза ковырялся в своих болячках. И почти не сочинял своих песен. Нет, он начал сочинять одну, но не закончил. В песне говорилось о драконах.
Как они парят в восходящих потоках, неуловимые, как ветер. Как прекрасны языки пламени и песни, которые поют драконы в последний час перед закатом.
И как, устав мерцать, на рассвете падают в синий океан звезды.
Глава 13 Светлозерье
Зимин остановился.
Возле дорожки, напоминавшей протоптанную к водопою тропу горных баранов архаров, кривился вправо самодельный указатель. Столб, а на нем указующая дощечка с горелой надписью, выполненной готическим шрифтом:
«Светлозерье».
Зимин хотел сказать: «Вот ты какой, северный олень», но передумал. А вдруг кто подслушивает.
Они ускорились.
Вообще, до Светлозерья добрались легко, без приключений. Летели все на запад и на запад, до темноты. Потом горючее в помеле закончилось, и они продолжили путь пешком. Сначала была степь, затем резко начался лес. Светлый. Ни вампиров, ни гоблинов, ни другой дряни. Мох, черника, лисички. Хорошо вроде как. Они шли легко и приятно. Иногда Ляжка выражал сомнение в правильности выбранного пути, но Зимин говорил, что идут они нормально. И обязательно дойдут.
Так и оказалось.
Сосновый лес, продолжавшийся последние три дня, оборвался, и открылось озеро. Идеально округлой формы. Пятак, вдавленный в каменистую почву. Такие пятаки получаются, когда из космоса падают здоровенные круглые камни, ну, или когда взрываются вулканы, что ли. На секунду Зимин даже подумал, а не рукотворное ли это озеро? А вдруг все эти рыцари собрались, подналовили гномов, вручили каждому лопоухому по лопате и велели по-быстрому отрыть красивый круглый водоем?
Но потом Зимин прикинул, что для таких выкрутасов нужны все же слишком большие ресурсы, парой гномов с лопатами тут не отделаешься, требуются динамит и экскаваторы. Видимо, все-таки это был небесный камень. Только откуда тут мог быть небесный камень? Хотя, может быть, какому-то астроному-любителю очень хотелось посмотреть, как падает Тунгусский метеорит местного масштаба. Вот и намечтал.
Вода и в самом деле оказалась прозрачной, совсем как рассказывал Перец. И в солнечный день сквозь метры воды наверняка можно было видеть, как по желтому дну извиваются жирные угри и пресноводные жемчужницы ползут в своем неизвестном направлении.
Что касается всего остального…
«По берегам виднеются домики с черепичными крышами, журавли колодцев. А между ними сурово возвышаются угрюмого вида цитадели и замки, торчат из зелени обрывки гигантских крепостных стен, построенных в древние времена, и все это похоже на Прибалтику…»
Зимин видел на фото Прибалтику, город Юрмалу, его папахен когда-то там был и потерял кварцевые часы. Настоящее Светлозерье на Прибалтику не походило совершенно. Оно не походило даже на то, о чем рассказывал Перец.
Никакие домики не виднелись ни по каким берегам. Берега были, домиков не было. Были какие-то лачуги, сложенные из грубых серых камней, а сверху покрытые прелой соломой. Сначала Зимин подумал, что в этих лачугах живут гномы, и окинул взглядом озеро еще раз, в поисках замков.
Но замков не было. Ни целых, ни разрушенных, ни вообще каких-либо. Не говоря уже о цитаделях. Стена, правда, имела место быть, но отнюдь не крепостная и уж тем более не гигантская. Метра в два, сложенная из полуквадратных кирпичей серого цвета. Никаких журавлей, никакой черепицы, никаких упитанных коров.
Тоска.
– Это и есть самое лучшее место на свете? – шепотом спросил Ляжка.
– Видимо, да, – ответил Зимин. – Интересные у людей бывают фантазии…
– Придурок, – облегченно сказал Ляжка. – Что с него взять…
Зимин вспомнил рыцаря Персиваля, и ему стало грустно и неприятно. Чтобы не думать об этом, Зимин решил заняться делом и вступить во владение наследством.
– Ладно, – сказал он Ляжке. – Хиляем в сторону вымпела.
– Ну, давай…
Они двинулись вдоль берега и скоро вышли на дорожку, разбитую многочисленными колесами и копытами. Идти по ней было невозможно, ноги то и дело проваливались в грязевые ямы и норы незнакомых пронырливых животных с желтыми хвостами. Породу их Зимин определить не мог, но больше всего они были похожи на кошек. Дорога виляла между валунами, то спускалась к озеру, то поднималась.
Настроения у Зимина не было никакого, он устал и хотел только одного – погреться у огня и поспать. Из-за озера притянулась надутая туча, туча обошла озеро по краю и прохудилась въедливым дождем.
Ляжка хотел было отпустить что-либо ехидное по поводу того, что вот приперлись, но дождь был такой холодный, что даже Ляжка ничего отпускать не стал. Только вздыхал, погружая ноги в чавкающую жижу.
Зимин тоже молчал. Раздумывал над тем, что лучше – неволя под зонтиком или свобода на семи ветрах. И к однозначному выводу никак прийти не мог.
Откуда-то сбоку неожиданно появился желтый гном, он засеменил рядом с Зиминым и ни с того ни с сего принялся докладывать, что лошадь вся в порядке, почищена, накормлена и напоена, что сагиб, если хочет, может сам убедиться в этом, что кузнец приходил и совершил надлежащий профилактический осмотр…
– Сагиб сам может посмотреть, – бубнил гном. – Может поглядеть, как угодно сагибу…
Зимин никак не мог вспомнить, откуда происходит это словечко – «сагиб». Само слово не очень нравилось Зимину, оно было похоже на «загиб», впрочем, гному было видней. Только вот Зимин никак не мог понять, с какого рожна гном пристал именно к нему. Вполне могло быть, что это был местный гном-сумасшедший, или просто слабоумный, или провокатор, или слабоумный провокатор… Зимину было тяжело думать, и он молчал.
– Я тебе не сагиб, – сказал Зимин, после того как гном назвал его так двенадцать раз.
– Сагиб, – подтверждающе кивнул гном. – Новый сагиб, наследник старого сагиба. Наследник его задницы…
– Чего?! – хором спросили Зимин и Ляжка.
– Задницы, – повторил гном. – То есть наследства. Того, что остается сзади, за спиной. А как пал старый сагиб Персиваль?
– Он погиб в жарком бою, – грустно сказал Зимин, догадавшийся, что раньше гном служил Перцу. – Мы сражались с ним бок о бок с армией порождений тьмы, и он пал смертью храбрых. Успев, однако, перед смертью завещать мне свое благородное имя. Сраженный подлым драконом, изнемогая от ран, он коснулся меня своим доблестным клинком и завещал мне с гордостью нести славное имя сэра Персиваля во всех битвах и странствиях. Я сам был тяжело контужен в том бою и спасся лишь благодаря мужеству Ляжки… Тьфу ты, моего верного друга и данника. Он вынес меня из боя на руках.
– Это был страшный бой… – восхищенно сказал гном.
– Страшнейший, – заверил Зимин.
– Реки текли кровью, – добавил Ляжка. – Кровь текла рекой. Земля тряслась, птицы замертво падали с неба и обугливались по пути… Дракон был, казалось, неуязвим…
Гном кивал головой и удивленно выпучивал глаза.
– Сагиб, – Ляжка кивал на Зимина, – проявлял чудеса храбрости. До трех раз отрубал он драконью голову, и три раза голова прирастала обратно, пока вещий ворон не сбросил бурдюк с мертвой водой, отчего змей умер. Когда мы разрезали его кровожадное брюхо, то нашли там останки двадцати восьми негров… Тьфу ты, гномов. Я думаю, каждый уважающий себя гном должен отдать все средства, чтобы поставить сагибу памятник еще при жизни.
Зимин поглядел на Ляжку и постучал себя по голове.
– Прекрасная идея, – согласился гном. – Я поговорю со старейшинами, мы серьезнейшим образом обсудим эту проблему…
– Не стоит, – Зимин стряхнул со лба воду. – Не к лицу рыцарю воздвигать себе памятник еще при жизни. Вот когда я паду в неравном бою с превосходящими силами противника… Или пусть сей славный подвиг будет увековечен в песнях и легендах, это гораздо почетнее.
– Так точно, – кивнул гном. – Я скажу нашим поэтам, и они сейчас же возьмутся за сочинение баллады… Нет, даже гимна про битву с драконом великого сэра Персиваля. Персиваль – победитель драконов!
– Так точно, – кивнул гном. – Я скажу нашим поэтам, и они сейчас же возьмутся за сочинение баллады… Нет, даже гимна про битву с драконом великого сэра Персиваля. Персиваль – победитель драконов!
Ляжка разразился саркастическими аплодисментами.
– Как тут без меня? – спросил Зимин. – Не случилось ли чего, пока я отсутствовал на поле брани?
– Нет, сагиб, – покачал головой гном. – Последнее время ничего не случалось. Как почернел нож, что ты воткнул в потолочный столб, как закапала с него кровь, так мы и поняли, что тебя, то есть старого сагиба, убили. И совершили обряд, зажарили белого петуха и стали ждать нового сагиба. Через ночь старая Кассиопея бросила кости суслика, и они показали, что хотя старый сагиб и помер, но зато появился новый сагиб. Мы так радовались, а мне поручили встречать нового сагиба каждый день. Старая Кассиопея сказала, что новый сагиб будет семнадцатым, кто пойдет по дороге. И я должен ждать и считать путников, включая даже самих гномов. Я стал ждать и ждал. И вот ты появился.
Гном остановился и отвесил поясной поклон.
– Сейчас челядь работает в поле, – сказал он, – а вечером устроим присягу и поклянемся тебе в вечной верности.
– А сколько челяди-то? – спросил Ляжка. – Душ сколько?
– О! – гном надулся от важности. – У сэра Персиваля огромное количество челяди, больше всех в Светлозерье!
Ляжка забыл про дождь и грязь и даже потер рука об руку. Ляжке очень хотелось стать барином, и он искоса поглядывал на гнома, оценивал его мышечную силу, выносливость и готовность работать шестнадцать часов в сутки.
– Скажи мне, гном, – спросил Ляжка вкрадчивым голосом, – а ты умеешь петь спиричуэлы?
– Чего? – не понял гном.
– Такие грустные протяжные песни.
– Протяжные могу. А старая Кассиопея грустные может…
– Отлично, – Ляжка облизал губы. – А скажи мне, друг, насколько велико количество челяди? Хорошо ли она живет? Послушна ли? Работяща?
– Челяди больше всего тут. Я, старая Кассиопея и Большой Том.
– Как? – удивился Зимин. – И все?
– Да. Целых три человека. Вернее, три гнома! Старая Кассиопея, она слепая, но отлично плетет сети, ее сестра выгнала из дому, и ее хотели съесть волки, а сагиб Персиваль ее пригрел. А Большой Том, он того, слабый ум, его отовсюду гонят и собаками травят, а сэр Персиваль его пригрел. Большой Том очень сильный, он молотом машет.
– А это… – Ляжка потряс головой, выбивая из уха воду. – Ну, прикупить как-нибудь челяди нельзя? На торгах, на аукционе? По наследству там?
– Нет, – помотал головой гном. – Челядью может стать только спасенный. Меня бывший сагиб спас от гоблинов, они из меня холодец хотели сварить. И я в благодарность за спасение пошел к нему в услужение.
– Как это мило со стороны Персиваля, – пробормотал Ляжка. – Надеюсь, этот, новый Персиваль, тоже будет все время кого-то спасать…
Ляжка стал складывать в голове план, как снарядить небольшой налет на поселение гномов, затем самим же избавить их от гнета – с целью того, чтобы как можно больше гномов пошло в услужение.
– Старый сагиб уже спас множество гномов, – напомнил гном. – Новый сагиб – достойный продолжатель дела старого сагиба…
– Это уж точно, – и Ляжка злобно плюнул в сторону озера.
– Да, – Зимин постепенно входил в роль, – старый сагиб, то есть сэр Персиваль, он погиб. Пал смертью храбрых, а мне завещал нести высоко знамя Светлозерья. Завещал хорошо относиться к своим челядинам… ну да ладно.
– Действительно, ладно, – вмешался Ляжка. – Давай лучше обсудим состояние нашего хозяйства…
Ляжка боялся. Надежда на пару тысяч холопов не оправдалась. Теперь он переживал, что также не оправдаются надежды на богатые погреба, бескрайние поля и тучные стада. Всего три холопа. Куда это годится?
Зимину было вообще все равно. Что три холопа, что тридцать три. Он вспомнил про тетрадку с легендами Страны Мечты и теперь хотел ее почитать. И еще. Он надеялся, что в замке он узнает про тот портрет. Вытатуированный на плече самого Персиваля. И тогда, может быть…
– А каковы конюшни? – спрашивал Ляжка. – Хороши ли?
Гном кивал и говорил, что конюшни хороши, только лошади разбаловались. Святогор, как всегда, подозрителен, Вилы кусается и при случае может лягнуть в лоб, что Иггдрасиль…
– Кто? – остановился Зимин.
– Иггдрасиль, – повторил гном. – Отличный конь, один из лучших. Сэр Персиваль его очень любил. Владетель погиб, с ножа, воткнутого в потолочный столб, закапала кровь, и через несколько дней конь прибежал, отощавший и взволнованный. На нем были седло и кофемолка…
– Веди ж меня к нему скорее, – сказал Зимин. – Хочу его я поглядеть, хочу погладить седло искусной работы и выпить кофе, намолотого чудесной кофемолкой. Задать хочу Иггдрасилю овса, я знал его когда-то, в смысле лошадь. Вернее, коня. В бою он верен был и смел, и нес меня… Вернее, своего хозяина, вперед как… как… Быстро, короче.
– Как угодно сагибу, – по-японски поклонился гном и указал узловатым пальцем в сторону появившегося из-за груды камней полукруглого строения. – Мы почти пришли…
Строение напоминало сложенный из булыжников шалаш. Шалаш был не так уж и велик, может, от силы метра два с половиной. Рядом с ним возвышалась построенная из груботесанных досок конюшня. К конюшне, в свою очередь, было приставлено что-то вроде большой собачьей будки.
– Это и есть замок? – Ляжка был разочарован до последнего градуса. – Великий замок великого сэра Персиваля?
– Замок! – с восхищением кивнул гном. – Великий, подпирающий крышей облака!
– Ну-ну… – пробормотал Ляжка.
А Зимину вдруг стало немного жалко гнома. Жалко. Если бы гном увидел настоящий замок, то, наверное, утратил бы сознание. Удар бы с ним случился.
Впрочем, сам Зимин тоже настоящего замка никогда вживую не видел, крепостную стену Владимира проездом к бабушке, да и все. Теперь вот замок светлого рыцаря Персиваля.
– Там печка хотя бы есть? – спросил Ляжка. – В этом замке?
– Камин. И теплые одеяла на рыбьем меху.
– Понятно… Но рыбий мех потом, пока же я хочу посмотреть на лошадей. Беги, предупреди благородных животных, что я иду. А то мы давно не принимали бани, были в этом… в сарацинском плену. Боюсь, что лошади нас не сразу признают.
– Конечно, сагиб, – ответил гном и побежал к конюшне. – Я их предупрежу.
Зимин остановился.
– Мы будем стоять под дождем, сагиб? – спросил Ляжка. – Или, может, пойдем к чертовому огню, сагиб? Я уже мокрый, сагиб!
– Надо сваливать, – сказал Зимин.
– Куда? – спросил Ляжка. – Куда сваливать?
– Как это куда? Подальше.
– Почему это? – усмехнулся Ляжка. – Ты, кажется, рыцарствовать тут собирался вовсю. Вот и рыцарствуй. С драконами сражайся, с красными тварями…
– А ты чего так меня удержать хочешь? – прищурился Зимин. – Без меня тут хочешь властвовать? Так ты на это не надейся. Верный оруженосец…
Зимин потрепал Ляжку по загривку.
– Верный оруженосец должен разделять со своим сюзереном трудности похода. А неверный оруженосец да будет сварен в смоле. Так что выбирай.
Ляжка задумчиво посмотрел в небо. Туча растянулась от горизонта до горизонта, дождь не собирался прекращаться.
– И куда ты отсюда собираешься? – спросил Ляжка.
– Туда, – Зимин махнул рукой за озеро.
– А что там?
– Понятия не имею.
– Может, все-таки подождем до утра? – предложил Ляжка. – Переночуем у камина, а то у меня все кости отсырели. Еды какой найдем…
– Не, – покивал головой Зимин. – Если сваливать, то надо сейчас сваливать, а не потом. Ты же знаешь, что тут за час кувырком все пойдет. Так что никакого камина. Берем Игги и вперед…
– Только я у стремени больше не побегу! – заверил Ляжка. – Я не собака какая-то. Вместе поедем.
– Может, второго коня возьмем?
– Ага, спасибо! Святогор подозрителен, а Вилы кусается. Не надо мне такой радости! Не хочу быть покусанным лошадью!
– Ладно, будешь вторым номером. Пойдем в конюшню.
– Пойдем. Только ты это… достоинства побольше набери. А то ты как-то не очень на рыцаря похож. Будь понаглей и попрезрительней. Эх, если бы я был рыцарем…
Зимин показал Ляжке дулю.
Возле входа в конюшню уже стоял гном. Гном улыбался. Струйки дождя текли по его лицу, с носа срывался небольшой водопад, отчего весь гном походил на большую желтую горгулью. Гном снова поклонился, но не головой или туловищем, а как-то одними глазами и ушами.
Ляжка отвесил гному шутливый реверанс, и они вошли внутрь.
Игги с независимым видом стоял почти у самых ворот. Как ни странно, он сразу же узнал Зимина с Ляжкой и приятельски заржал, вкруговую двигая ушами, а также сразу потянулся за пазуху к Зимину в поисках яблок.
– Нету сегодня яблок, – сказал Зимин.
Он вошел в денник и почесал Игги по носу, Игги показал Зимину язык. В углу денника стоял объемистый сундук, на сундуке седло, попона и керосиновый фонарь. Зимин вспомнил, как общались со своей прислугой герои американских фильмов про войну Севера и Юга и помещики из неудобочитаемой русской классики. После чего отряхнулся и стал говорить. Лениво, с легким пренебрежением и глядя в сторону. Как полагалось говорить настоящему сюзерену, пусть даже и мокрому.