Боже, какие деньги… И часть их может принадлежать ему! Для этого даже не понадобится никого убивать, он просто получит баксы, Нина сама даст их ему – добровольно, с радостью!
Но… сколько? Сколько он получит, если половину намерен забрать этот поганый тип с волчьим оскалом? И еще не факт, что он остановится на той сумме, которую заявил сейчас, ведь аппетит приходит во время еды! Сегодня это половина, завтра он запросит три четверти… И сколько тогда получит Дебрский? Не может же он запросить много, что-то все-таки должно остаться у Бармина и Нины для его дочери!
Черт, откуда Сибирцев выкопал этого серого волка с непомерными аппетитами? Как было бы чудесно, если бы он вдруг сейчас поскользнулся и…
И, неожиданно для себя самого, Дебрский вдруг рванулся вперед, вытянув руки, и что было силы толкнул Родиона Петровича в спину.
Тот качнулся, оскальзываясь на рыжей глине, – и плашмя грянулся в ближнюю яму, изо всей силы ударившись о ее край подбородком. А вслед за ним полетел и Антон, не удержавшийся на ногах.
* * *Нина вскрикнула, но тут же уткнулась всем лицом в грудь Николая, глуша крик. Он на мгновение прижал ее к себе, а затем осторожно отстранился и встревоженно поглядел на Бармина:
– Помогите мне.
Константин Сергеевич побледнел, однако за сердце не хватался, к оградке обморочно не приваливался. Шагнул к Николаю:
– Что надо сделать?
– Сейчас увидим.
Николай оперся о край могилы и прыгнул вниз, в рыжую жижу, где в странных, скомканных позах лежали двое. Он старался быть осторожнее, однако все-таки поскользнулся и задел неловко вывернутую руку Дебрского. Тот слабо застонал, закопошился, пытаясь подняться…
Николай подхватил его под мышки, вздернул:
– Вы как? Живы?
Антон помотал головой:
– Пока не понял. А он? О, зараза…
Родион Петрович лежал в странной, изломанной позе, неестественно вывернув голову и пристально уставившись в глиняную стену ямины полузакрытыми глазами.
Николай ощупал тело, долго пытался поймать пульс, уже заранее зная, что искал то, чего не было.
– М-да… – Он опустил веки на мертвые глаза. – Ну что ж, будем отсюда выбираться, Дебрский. Константин Сергеевич, протяните ему руку. Я подтолкну, а вы тяните.
С большим трудом, да еще и Нине пришлось помогать, они вытащили из могилы потрясенного Дебрского. Потом кое-как выбрался Николай. Мельком улыбнулся Нине, снял куртку и принялся вытирать ее о сырую траву. Скоро трава стала рыжей, но куртка выглядела получше. Потом он кое-как счистил с башмаков глиняные комья.
Бармин, Нина и Дебрский молча наблюдали за ним.
– Погодите-ка, – наконец сказал Константин Сергеевич. – А как же он? Я думал, мы его вытащим…
– Его зовут Родик Печерский, – пояснил Николай, стараясь не глядеть в суровые глаза старика. – Вам это имя ничего не говорит? Ну и слава богу. Помочь ему мы ничем не можем: он мертв. Но мы пока живы. Единственный шанс остаться в этом состоянии – уйти отсюда как можно скорее и сделать вид, будто нас тут и близко не было. Нам невероятно повезло, что Родик пришел сюда один, что считал разговор о вашем наследстве слишком деликатным делом. Наверное, опасался: дойдет весть об этой баснословной сумме до его «коллег» – и они сочтут себя такими же полноправными участниками дележки, как он. Поэтому давайте побыстрее, ладно? Вы ведь пришли с нижнего входа? Пойдемте туда, около центрального может быть какой-то народ, а нам сейчас надо быть понезаметнее.
Он подхватил под руку ошеломленную Нину и быстро повел ее между оградок. Бармин заспешил следом. Вдруг оглянулся:
– Антон! Ты чего стал?! Иди сюда!
Дебрский медленно двинулся по грязной траве, цепляясь за оградки. Ноги у него подгибались, в ушах звенело. Мысли плавали вяло, точно снулые рыбины.
– Следы, – пробормотал он, – там наши следы. Никто не поверит, что он сам…
– Следы при такой сырости через час затекут, – резко ответил Бармин, протягивая ему руку и помогая перебраться через скользкую глину. – Моросит все сильнее! К тому же эти следы могли оставить могильщики, которые работали здесь с раннего утра. Кстати, нанимал их я, Родиона Петровича в то время здесь не было, его никто не видел. Ну а потом он зачем-то сюда пришел, поскользнулся, упал в яму… Все очень натурально.
Прошел несколько шагов и сказал изумленно:
– Все-таки поразительно, что с нами делает жизнь! Мы все здесь не только жертвы, но и преступники, однако не чувствуем при этом никаких угрызений совести, а оперативно думаем, как бы замести следы. Или правда, что с волками жить – по-волчьи выть?
Антон молчал, думая сейчас только о том, чтобы не упасть.
Он шел с огромным трудом. Вообще с ним творилось что-то странное. Тела почти не чувствовал, но голова болела так, что каждый шаг отдавался в ней мучительным толчком. Все, чего хотелось сейчас, это лечь – где угодно, пусть и на сырой траве, – и полежать с полчасика. Однако Сибирцев и Бармин, конечно, правы: с кладбища следовало смыться как можно скорей.
«Возьму такси и поеду домой, – подумал он, ощущая, что засыпает на ходу. – А Нина? Ну, она, наверное, поедет к этому, к своему… И на здоровье».
Они уже поднимались в гору. Дебрский еле передвигал ноги, поэтому Бармин тащил его с одной стороны, а Николай – с другой. Нина шла чуть впереди, то и дело оглядываясь на Антона с умоляющим выражением, словно говоря: «Ну пожалуйста, ну скорее!»
А он был бы и рад идти быстрей, но ничего не мог с собой поделать.
– Машина! – воскликнула Нина. – Давайте попросим нас подвезти.
– Здесь нельзя, – ответил Николай, вглядываясь в темно-зеленый джип, который появился на склоне, метрах в двадцати выше их. – Лучше на какой-нибудь оживленной…
Он не договорил. Взревев мотором, джип рванулся к ним.
Антон увидел, как Бармин метнулся на обочину. В другую сторону отпрянул Николай, прижимая к себе Нину. А он так и стоял, уставившись в тупую морду джипа.
Автомобиль приближался медленно, странно медленно, и в тот момент, когда тяжелый металл ударил Дебрского, он увидел за стеклом знакомое лицо с безумными от ужаса глазами – и почувствовал не боль, а невероятное облегчение, потому что вспомнил наконец все.
Он еще хотел улыбнуться Кошке, но не успел.
Сбив Дебрского, джип пролетел еще несколько метров по скользкой дороге, кренясь влево, влево, к обочине, а потом с такой силой врезался в тополь, что дерево не выдержало удара, переломилось пополам и всей тяжестью накрыло сплющенную кабину.
* * *Николай вздрогнул – и чуть не свалился со стула. Неужели он задремал?
Встряхнулся, потер лицо и с опаской поглядел на неподвижное, обмотанное бинтами тело, распростертое на кровати.
Кто-то тронул его за плечо. Николай оглянулся. Это врач из реанимации, Николай его знает, только не может вспомнить имени. Он ведь много кого знает тут, в Пятой градской, потому ему и позволили сидеть около умирающего.
Нина порывалась, но он ее не пустил, потому что деду стало плохо, его тоже нельзя было оставить… Или дело было не в Бармине? Или Николай просто не хотел, чтобы она сидела тут, смотрела на полуживого человека, вспоминая, как это всегда бывает в таких случаях, только самое лучшее?
«Считай лишь солнечные часы…» Кто это сказал?
– Что? – тупо переспросил он, наконец-то сообразив, что врач ему что-то говорит.
– Тебе просили передать, что Константину Сергеевичу стало получше.
– А-а… Хорошо. Спасибо.
– Не за что, – ответил реаниматор. Наклонился над Дебрским – и отошел, пожав плечами.
Очень выразительно. Без слов понятно: доктор недоумевает, почему раненый еще жив.
Да уж. Сейчас это дело не часов, а скорее минут. Николай только надеялся, что изломанное тело Дебрского не чувствует боли. Все-таки позвоночник сломан в двух местах…
Его вдруг словно толкнуло что-то. О господи! Дебрский открыл глаза!
Николай вскочил, наклонился над ним. Что это? Судорожное сокращение мышц или он очнулся?
Взгляд затуманен, устремлен в никуда. Нет, беспамятство не отступает.
– И… Ин… – прошелестели сухие губы.
Николай схватил чашу с водой, стоящую на столике, кусочком ватки смочил губы раненого и позволил нескольким каплям попасть в его рот.
Ресницы дрогнули, взгляд переместился, и Николай встал, чтобы Дебрский мог его видеть, не поворачивая головы. Тем более что он все равно не мог этого сделать.
– Ин-на где? – выдохнул Дебрский.
Николай качнул головой. Он не знал, что ответить. Правду: в морге – невозможно. Соврать, что ждет в коридоре? А вдруг он позовет ее?
– Ясно… Скоро встретимся…
В глазах – спокойное понимание. Наверное, он все-таки не ощущает боли. И чудо, что еще говорит. Прогрессирует отек легких, скоро он дышать не сможет без аппарата. Но это продлится недолго.
– А Нина?
– Она в коридоре. Там у Константина Сергеевича прихватило сердце, она с ним.
– А Нина?
– Она в коридоре. Там у Константина Сергеевича прихватило сердце, она с ним.
– Позови… – Глаза ожили, но тут же померкли: – Нет. Не надо… не простит.
– Ну что ты! – растерянно пробормотал Николай. – Конечно, простит.
– Не-ет… Нельзя такое… – Он с трудом перевел дыхание. – С Кошкой мы там встретимся и помиримся. Я на нее не сержусь. Она тоже… А Нина меня не простит.
Николай выпрямился. Не хотелось, чтобы Дебрский видел сейчас его лицо. Он бы отошел, да как отойдешь от умирающего?
– Все вспомнил. – В голосе слабо-слабо, точно трава под легким ветерком, шелестело торжество. – Риту, Лапку… Нину…
В горле у него громко булькнуло, в глазах плеснулся страх, и Николай оглянулся, чтобы позвать врача, но палата была пуста.
Однако Дебрский смог вздохнуть снова.
– Нину… позови.
Николай опустил голову, ощутив прилив такой ненависти к этому человеку, что стало страшно самого себя.
Этот Дебрский… расчетливый убийца! Мало он измучил эту женщину? Нет, хочет причинить ей новую боль зрелищем своего умирания. Вымолить, вырвать у нее прощение, словно входной билет, дающий право занять на небесах местечко поудобнее!
– Попроси ее, пусть простит меня, – слабо зашелестело внизу, и Николай снова увидел глаза умирающего. – Ты теперь останешься с ней…
С Ниной? Значит, это о ней говорит Дебрский с такой завистью? Или… о жизни, в которой остается Николай, в то время как мертвый ляжет в могилу?
Он согнулся под тяжестью внезапно навалившегося раскаяния перед этим человеком, который причинял всем только зло. Легко судить живых! Но что он знает о смерти, которую видел не раз? Видел, но ничего в ней не понимал. А если и правда невозможно подняться в те выси и опуститься в те бездны без одного короткого «прости»?
Он торопливо проговорил, готовый сейчас на что угодно, только бы не чувствовать потом своей вины перед умирающим:
– Нина простит. Я знаю, что нужно сделать! Ты ей скажи: «Это был я. Тогда, в машине, был я!» Все, больше ничего.
– Что? – слабо выдохнул Антон. – Не помню… не понимаю…
– Неважно. Зато она тебя простит.
И Николай выскочил из палаты, понесся по коридору к двум фигурам, замершим у окна. Константин Сергеевич сидел на стуле, а Нина, завидев его, соскочила с подоконника, стиснула руки:
– Что? Ну что он?
– Скорее иди к нему. Может, успеешь, – хрипло сказал Николай и отвернулся, чтобы не видеть ее внезапно побледневшего лица.
Но шаги он слышал, удаляющиеся шаги… уходящие.
Она сперва шла медленно, потом побежала.
Николай оперся о подоконник и приткнулся лбом к стеклу. До него только сейчас начало доходить, что же он сделал. Сам. Своими руками отдал этому… ну и дурак!
– О господи, – прошелестел рядом Бармин. – Может, и мне к нему пойти?
– Не надо. Он хотел видеть только ее.
– О господи! Вот несчастье, а? Я тут Нине говорил недавно: в старину верили, будто есть такая болезнь, напущенная на людей дьяволом, – полуночный лихач. Что Антон, что Инна – они были одержимы этой порчей! Деньги… – Он издал какой-то странный звук, словно бы сдавленное рыдание. – Будь они неладны! Отказаться, что ли, от этого паршивого наследства?
Николай отклеился от стекла, взглянул на старика с надеждой.
Тот отвел глаза:
– Но, с другой стороны, сколько можно было бы сделать на них, правда? Школу отремонтировать. Открыть музей исторической живописи. Но сначала поставить памятник солдату… – Он перекрестился.
– Да, – уныло вымолвил Николай. – Конечно.
В конце коридора открылась дверь. Вышла Нина.
Бармин встал.
Нина подошла, кивнула, не поднимая глаз.
Бармин опять перекрестился. Николай тоже.
– Царство небесное, – пробормотал Константин Сергеевич. – Господи, прими душу раба… – Он махнул рукой и пошел к реанимации: – Попрощаюсь. И спрошу, как нам с ним теперь.
Нина молча смотрела в окно. Лицо у нее было – как снег. Такое же белое и такое же холодное.
– Он успел… – начал Николай, но осекся. – Ты его простила?
Она кивнула.
– Я пойду, побуду с Константином Сергеевичем, – с трудом выдавил Николай. – Вдруг ему станет плохо или что-нибудь еще.
– Погоди, – сказала Нина, не поворачиваясь и все так же пристально глядя в окно. – Погоди. Значит, это ты был тогда?
– Почему? – глупо спросил Николай, не соображая, что говорит, и даже не слыша своего голоса.
– Ну, понимаешь… – Она вздохнула. – О том случае знали только двое, я и… Но это не мог быть Антон. Ведь все случилось в тот вечер, когда Инна уехала в Москву. А уехала она вместе с Антоном. Так что… это был ты, правда же?
– Ну да.
– А почему раньше не сказал?
– Боялся.
– Чего? – Она наконец-то поглядела на Николая.
– Боялся, что ты все забыла. И спросишь: кто, мол? Где? Когда?
Нина слабо улыбнулась:
– Да нет, я не забыла. А ты меня когда узнал?
– Почти сразу. Ну, в смысле, сразу после того… вечера. Я тебя искал.
Николай сунул руки в карманы: почему-то ужасно глупым казалось каждое слово.
– Ты ведь жила в Первом микрорайоне, а это практически рядом с Лапшихой. Ходил, смотрел… увидел. Я мимо тебя сто раз проходил, а ты меня даже не замечала. Ну, думаю, ничего себе… Ну и не надо, думаю. И уехал на Дальний Восток. Меня друг сманил. Хорошие края… Потом вернулся, но тебя никак не мог встретить. Долго. И вдруг встретил – с девочкой. Ей было как раз столько лет, сколько бы… – Он прокашлялся. – Думал, моя дочь. Потом увидел рядом с тобой мужчину и понял, что ты вышла замуж. Ну и решил, зачем я буду лезть?
– Понятно. – Нина опять уставилась в окно. – Интересно, правда?
– Да уж…
– Слушай, – она осторожно поцарапала его рукав, – сейчас дед вернется, и мы поедем в Карабасиху за Лапкой. Ты не мог бы… я не хочу возвращаться в ту квартиру. Я ее теперь боюсь. Можно, мы у тебя немножко поживем, пока я квартиру не продам и не найду что-то другое?
Николай резко перевел дыхание.
– Да. Да. Только, если ты не против, я тоже поеду с вами в Карабасиху. Эта дорога, понимаешь…
– Хорошо. Возьмем такси и поедем.
– Не надо такси. У нас с братом есть машина на двоих, ничего, денек он как-нибудь обойдется. Конечно, там не бог весть что, старенький такой белый «москвичок», довольно облезлый, но еще очень быстро бегает.
Нина смотрела на него изумленными глазами.
– Ты что? – спросил Николай.
Она медленно качала головой:
– «Москвичок»? Белый? Тот самый?..
– Ну да.
– Нет, знаешь ли, – сердито сказала Нина. – Мы его у твоего брата выкупим. Это все-таки семейная реликвия, а не что-нибудь… а не так себе!
Она решительно пошла по коридору, но вдруг оглянулась:
– Да, кстати! Я давно хотела спросить, еще в первый вечер у тебя дома… Как назывались сигареты, которые ты тогда курил?
Примечания
1
Берсерко м викинги называли воина, обладавшего сверхчеловеческой силой, беззаветно храброго, кого бой опьянял, приводил в неистовство и делал непобедимым.
2
«Остров Крым» – старинное татарское название Крыма.
3
«Поездка Скобелева. 1881». Стихи Юрия Кузнецова.