— Смотри! Там цапли! — Тюлька ткнул Аксёна в бок. — Цапли!
Аксён выглянул в окно, но увидел только какие-то серые столбики, может, и на самом деле цапли.
— Заткнись, недоразвитый, — оторвался от телефона Чугун. — А то я сейчас из тебя самого цаплю сделаю!
Тюлька стал смотреть в окно молча, стоял на кресле, приложившись к вымытому по весне стеклу, и лбом и руками.
Дядя Гиляй нацепил на шею сумку, набрал воздуху и начал ровным механическим голосом:
— Уважаемые пассажиры! Вашему вниманию предлагается несколько уникальных товаров от ведущих фирм-производителей. Супер-тряпка! Стопроцентно удаляет грязь и жир! Гигроскопична! Долговечна — в два раза долговечнее обычной тряпки! Приобретая нашу новую тряпку, вы экономите, экономите и еще раз экономите! Супертряпка — выбор московских хозяек! Следите за демонстрацией!
Дядя Гиляй выхватил из сумки чумазую четвертинку сковородки и тут же ловко ее очистил супертряпкой.
— Всего за сорок рублей! Супертряпка за сорок рублей!
Аксён подумал, что дело дохлое. Во всяком случае, не в поезде «Буй-Шарья». Публика, путешествующая в подобных экспрессах, в качестве супертряпок использует старые трусы, за сорок рублей в этой местности убивают…
Дядя Гиляй продал первую тряпку. Аксён отвлекся от своих раздумий. Гиляй продал еще одну тряпку. Потом началось что-то вообще странное, дядя Гиляй продавал направо и налево, ножницы, тряпки и лампы уходили на ура, Аксён не верил глазам своим.
Чугун происходящим не интересовался, разглядывал свой телефон, давил эсэмэски, недовольно морщился.
Мать спала.
Тюлька продолжал смотреть в окно. Аксён глядел на брата и немного завидовал, Тюлька видел интересное: белых цапель в сухих камышах, дивные, цвета комариной крови, лотосы на болотах, темноликих идолов, выглядывающих из леса, леших, понуро вырастающих изо мха, много еще видел, то, что видят люди в детстве, да и то только в самом раннем.
Дядя Гиляй удалился во второй вагон, где-то сбоку уже щелкали суперножницами, гудел тепловоз, Чугун яростно эсэмэсил.
Справа пролетел разваленный лесозавод.
— Там обезьяна! — воскликнул Тюлька. — Обезьяна!
Аксён стрельнул на завод, что-то на самом деле сидело там, на решетчатой ферме, существо, то ли мохнатое, то ли в телогрейке, возможно, слесарь-станочник, а может и обезьяна. Один парень из окрестной деревни, кажется, из Сергеевки, держал в бане анаконду, она его тетку задушила. Менты хотели анаконду застрелить, но оказалось, что нельзя, оказалось, что она в красную книгу занесена. Чугун тогда очень смеялся, говорил, что теток всяких у нас хоть отчерпывай, а анаконды редки, надо их охранять.
— Обезьяна! — сообщил Тюлька всему вагону.
— Это ты отражение свое увидел, баран, — прокомментировал Чугун.
Он отвлекся от мобильника, стал тоже смотреть в окно и ругаться на пробегающие ландшафты благословенного разъезда Монако Во. Сегодня для Чугуна дышалось не так, дома были вонючими, редкие жители тупорылыми, вокзал просто дрянью, а само Монако настоящей дырой, и, по мнению Чугуна, просто служило ложной целью, выбросят сюда диверсантов, пойдут они искать в лесу ракеты, а наткнуться на Монако, да тут и сгинут.
— Речка точно такая же! — крикнул Тюлька повернулся к Аксёну. — Как у нас, точно, Номжа!
Аксён хотел ответить, что это не так, но за него сказал Чугун:
— Килька, а ты знаешь, что на свете самое одинаковое? Уроды!
Чугун принялся описывать всех уродов, каких он встречал на своем жизненном пути, Аксён подумал, что неплохо бы завести шлем. Хороший такой, мотоциклетный. Закрыться и сидеть. Звукоизоляция, и забрало темное. Не видеть Чугуна, не слышать Чугуна, музыку бы какую-нибудь.
— … А еще я знал одного чувака, который умел курить ушами! — восторженно выдохнул Чугун. — У него была какая-то ненормальность в ушном канале, он вставлял в ухо «беломорину» и дымил, как паровоз! Но только одним, другим у него не получалось. А еще один человек…
Дверь вагона хлопнула и появился дядя Гиляй. Довольный. Устроился рядом с семейством, весело подмигнул, ткнул в бок мать.
— Любка!
Мать разлепила глаза.
— Любка, давай научу тебя в вагонах торговать, а?
Мать послала. Дядя не обиделся, достал деньги.
— Лохи! Какие все-таки лохи! — веселился дядя Гиляй, подсчитывая прибыль. — Жрать нечего, а супертряпку им подавай! Все хотят жить как в Москве!
Дядя Гиляй понюхал деньги, закрыл от удовольствия глаза.
— Вообще-то это идея… — он спрятал деньги в карман. — Я гляжу, провинция совсем не охвачена агрессивным маркетингом, этим надо воспользоваться. Я думаю так…
— В прошлом месяце в Чухломе двух человек поймали, — перебил Аксён. — Ходили по старухам, продавали им чайники. Самые дешевые, но по полторы тысячи. Типа, не просто кипятили, но и фильтровали. Старухи глупые, все покупали. Ну, мужики этих продавцов поймали, воды в чайниках накипятили и полили немножечко.
Дядя немного сник, но потом воспрял вновь.
— Надо не по деревням торговать, а по поездам, — сказал он. — Тогда все будет в порядке. Как меня в поезде поймаешь? Особенно в пригородном? Правда, немые могут напасть, но от них мы отобьемся. А если создать сеть…
Дядя принялся рассуждать о прелестях сетевых структур, но тут поезд изволил прибыть. Резко так, Тюлька проснулся, Чугун пожелал машинисту быть перееханным собственным локомотивом.
Они выгрузились. Бабушка жила через дорогу от вокзала, долго добираться не пришлось. Аксён отметил, что бабушкин домик вылинял за зиму, краска потрескалась, и строение стало похоже на ящерицу. Скучно.
Бабушка встречала всех на крыльце, с тросточкой, с глаукомными очками, с сумкой на коленях, как всегда. Улыбалась. Издали пахло пирогами, морсом и чем-то жареным.
— Закусь есть, — довольно пробормотал Чугун. — Главное, чтобы водка у бабки нашлась, чего впустую жрать?
— Пасть бы захлопнул, — посоветовал Аксён.
— Хочешь омрачить бабушкин юбилей дракой? — ухмыльнулся Чугун.
— Прекратите! — оборвала их мать.
Аксён замолчал. Чугун тоже.
— Ну вот, и семья пожаловала, — громко сказала бабушка.
— Здравствуй, ма.
— Здравствуй, Любовь.
Они неловко поцеловались.
Затем бабушка на ощупь поцеловала Аксёна, похлопала по плечу Чугуна, а Тюльку прижала к себе и не отпускала долго, сюсюкала и тискала, так что он покраснел от смущения.
Дядя Гиляй от объятий скромно увернулся, проследовал в комнату.
Остальные за ним.
Кроме семьи присутствовали еще бабушкины подружки — активистки хора ветеранов, женщины одинаковые, в синих костюмах, многие с медалями за трудовую доблесть. Сидели за столом, пристойно переглядываясь.
Стол. Салат из крабовых палочек, жареная щука, крайне деликатесный по весне свежий огурец, порезанный на прозрачные кружочки, шпроты в банках, картошка. Аксён устроился с краешку, посадил рядом Тюльку, остальные расположились кто как. Бабушка во главе стола.
Дни рождения бабушки проходили всегда по одному и тому же сценарию — обед, песни, посиделки. Перед обедом обязательно вручались подарки.
Аксён запасся подарком еще давно, чтобы не забыть. Радио. Не новый приемник с мелкими китайскими переключателями и неровными колесиками — такой он подарил в прошлом году и почти сразу понял ошибку — настройки сбивались, а сама бабушка звук наладить уже не могла, — а старый, верный трехпрограммник — воткнул в розетку и слушай.
Он его сразу бабушке и вручил. И тут же подключил, и сразу же заиграло, правда, совсем не деньрожденное — про вырождение в костромских деревнях. Но никто особого внимания не обращал.
Принялись вручать подарки и остальные. Мать подарила постельное белье, как и в прошлом году. Чугун подарил армейские валенки, видимо, с одного из разграбленных эшелонов. Тюлька клееную коробку с неизвестным содержимым.
Хор ветеранов тоже дарил — термос, носки из собачьей шерсти, шампунь, сборник народных песен и другие полезные в жизни вещи.
— Примите и от меня! — рядом с бабушкой возник дядя Гиляй. — Лучший подарок для домашней волшебницы! Супертряпка, суперножницы и мегалампа! Экономят силы! Экономят средства! Экономят нервы!
— Спасибо!
Бабушка еще договаривала «спасибо», а дядя Гиляй уже сидел за столом и тянул к себе миску с селедкой.
— А вы кто? — бабушка пыталась разглядеть дядю сквозь зеленые линзы.
— Это брат Василия, — ответила мать за дядю.
— Брат… — покачала головой бабушка. — А голос точь-в-точь…
— Мы близнецы, — сказал дядя. — У нас все одинаковое, нас даже мама в детстве путала. Идем, бывалочи, в баню…
— Ладно, хватит, — оборвала его мать. — Поздравили, сто лет тебе еще мама, давайте веселиться!
— Давайте! — согласилась бабушка.
— Между первой и второй — перерывчик небольшой, — изрек Чугун и потянулся к ближайшей бутылке.
— Ладно, хватит, — оборвала его мать. — Поздравили, сто лет тебе еще мама, давайте веселиться!
— Давайте! — согласилась бабушка.
— Между первой и второй — перерывчик небольшой, — изрек Чугун и потянулся к ближайшей бутылке.
— Еще первой не было, — поправил знающий Тюлька.
Аксён ткнул его в бок и придвинул тарелку со щукой. Надо было быстро поесть, кто долго ест, тот получает салатом по глазам.
— Жуй быстрее, — посоветовал он Тюльке. — А то настроение кончится.
И они стали есть. Быстро. Бабушка смотрела и улыбалась, и Аксёну казалось, что она их видит. Поэтому он улыбался в ответ.
Остальные тоже ели. И пили. И скоро Чугун стал рассказывать, как его зовут работать на «Норильский Никель» в охранное предприятие, но ему влом, он меньше чем за стольник не пойдет, а дядя глубокомысленно рассуждал о политической ситуации на Балканах, старушки привычно жаловались на болезни, а мать ничего не говорила, знай себе наливала.
Аксён сосредоточился на картошке, щуке и маринованных маслятах, все было вкусно, не то, что дома. Вкуснее готовили только у Семиволковых.
— Я больше не могу, — прошептал сбоку Тюлька. — Лопну сейчас.
— Ешь давай, — велел Аксён. — Когда еще так получится.
— Через год.
Они поели еще, и еще, Аксён начал уже соловеть, и обнаружил, что Тюльки рядом уже нет. Подружки бабушки затянули «Шел отряд по бережку, шел издалека…», красиво, однако, дядя Гиляй немедленно заявил, что это махровый декаданс.
— Вы же все члены партии, — произнес он. — Люди из стали… Давайте вот это… Как там… «И вновь продолжается бой, и сердцу тревожно в груди…» Подпевайте!
И завыл под Иосифа Кобзона:
Будут новые победы, встанут новые бойцы…
Мать хлопала в ладоши. Бабушка разговаривала в уголке с самой орденоносной старушкой, Аксён подумал, что бабушка, наверное, счастлива.
Чугун наливал соседней пенсионерке, и предлагал ей вспомнить молодость и станцевать кадриль. Еще три стопки — и согласится, подумал Аксён и вышел.
Тюлька сидел на скамейке и собирал конструктор. Трансформера. Превращается в мотоцикл и обратно. Бабушка подарила. Аксён сел рядом.
— Пойдем домой, а? — предложил Тюлька.
— Бабушка обидится, нельзя.
— Не, не обидится, я у нее отпросился. Она понимает все. Мне тут надоело. А дома сейчас как раз, спокойно…
— А торт?
— С собой возьмем. Бабушка нам завернула уже… Слушай, а давай к Семиволковым сходим, а?
— Сейчас?
— А что? Поезд еще нескоро, а тут недалеко.
— А ты помнишь куда?
— Ну, да, конечно помню. Надо идти от вокзала, потом на улицу Кирова, потом…
Два квартала вверх.
— А там водокачка будет… Дальше до моста.
Четыреста двадцать семь шагов, это если считать от колонки.
— Посмотрели бы как раз, если уж в городе. Ты ведь с зимы не ходил к ней?
— Ну да… Знаешь, Тюлька, их ведь дома нет скорее всего…
— Почему?
— Ну, если они уже не приехали, то это значит, что они к тетке отправились. На море.
— А может, они уже вернулись?
Аксён ощутил тепло под коленками.
— Они ведь вполне могли уже и вернуться?
— Могли…
— Давай тогда посмотрим!
Тюлька схватил Аксёна за палец и потащил в сторону улицы Кирова, но уже возле водокачки Аксён остановился, потому что…
Потому что остановился. И дальше Тюлька отправился один, по Кирова, сначала посередине улицы, затем сбился к забору и уже вдоль забора, озираясь и вздрагивая, потрусил дальше. Аксён остался ждать, но это было даже не ожидание, так, легкий отдых, незаметный. Мимо шагали какие-то пацаны в рабочей форме, пэтэушники следовали на практику. Они поглядывали на Аксёна хмуро и неодобрительно, видимо, узнавали. Аксён тоже узнал нескольких, тех, которых он раньше колачивал, но не испытал ни злобы, ни торжества, скорее напротив, ему приятно было видеть знакомых. Он даже кивнул им, но в ответ пэтэушники гордо отворачивались.
Тюлька не возвращался. Можно уже сходить и вернуться, и еще раз сходить и вернуться, Аксён стал думать — почему так и ответ ему представлялся только один — Семиволковы дома. И Тюльку уже угостили мороженым, и Петька уже показал ему свои новые игрушки, а сейчас они подключили «Соньку», устроились на диване и с радостными визгами расправляются с электронными монстрами.
Аксён закурил.
Тюлька и Петька сражаются в «Сони», а Ульяна спрашивает почему брат не пришел, а Тюлька отвечает, что брат испугался и стоит ждет, сейчас, он расстреляет вон того рогатого с четырьмя руками и сбегает, позовет…
Аксён покраснел. Глупо так стоять, на самом деле могут ведь подумать, что он испугался. Или что стесняется.
Он вдруг на самом деле понял, что стесняется. Они очень давно не виделись, и она изменилась. И он тоже. Разные люди, и даже, может быть, уже немного чужие.
— Я тут, — сказал Тюлька за спиной.
Аксён повернулся.
Тюлька как Тюлька. Мрачный.
— Пацанов пэтэушных увидел — прятался, поэтому и долго, — пояснил Тюлька. — А потом обходил еще, думал, за мной побегут…
— Ну и что? — нетерпеливо перебил Аксён.
— Закрыто. Свет не горит, никого не видно.
— Я же тебе говорил…
— Они что, насовсем уехали? — опередил Тюлька.
— Да нет, я же тебе говорил. Они на море сейчас… Они приедут. Петька тебе раковину привезет.
— Какую еще раковину, у нас есть…
— Не ту, где руки моют, а ту, в которую дудят. Как в трубу.
— Да зачем мне раковина, он «Сони» хотел…
Тюлька вздохнул.
— Да будет у тебя «Сонька» твоя…
— Когда?! — подпрыгнул Тюлька.
— Потом. Заработаешь и будет.
— Ага, — Тюлька хмыкнул, — потом… Зачем мне оно надо будет — потом. Я вырасту уже…
— Ну, «Соньку» надо заслужить…
— А почему я не заслужил? — обиженно всхлипнул Тюлька. — Петька заслужил, а я нет? Мы оба маленькие, мы еще ничего не заслужили… А у него есть…
Аксён не знал почему.
— Давай домой, — сказал Аксён. — К бабушке то есть. Там, наверное, все уже готовы.
— Пойдем домой лучше, к нам. Я дойду, честное слово! А эти пусть тут остаются, я не хочу их тащить…
— Да ты не будешь их тащить, не волнуйся…
— Давай домой! — ныл Тюлька. — Я не хочу как в прошлом году чтобы…
«Я тоже не хочу!» — хотел крикнуть Аксён.
Не хочу их тащить! Пьяного Чугуна, пьяную мать…
Было бабушку жаль. Ей придется на это смотреть. Нет, конечно, она ничего не видит… хотя такое и видеть нечего, лучше не видеть. Придется их тащить.
— Если дядя Гиляй сильно напьется — можно будет его ограбить, — сказал Аксён. — У него наверняка куча бабок.
— Да он не напивается никогда, его не ограбить. Давай побежим домой…
Тюлька принялся ныть громче, но Аксён его уже не слушал, схватил его за руку и рванул вперед.
— Что это? — удивился Тюлька в районе вокзала.
— Поют, кажется… — Аксён остановился. — Точно поют.
— Я же говорил — лучше домой, мне их эти песни…
— Поздно, — сказал Аксён. — Уже поздно…
Не поздно, но бабушка была человеком.
— Пойдем.
Дядя Гиляй, развалившись на скамейке, рвал баян, орал про в нашей деревне огни не погашены, ты мне тоску не пророчь. Хор ветеранов труда подтягивал из последних старческих сил. В конце улицы выли собаки.
— Сейчас бы их… — Тюлька скрежетнул зубами.
Мать лежала головой на столе, держалась за апельсин. Бабушка убирала посуду. Чугуна не видно.
— Ба, тебе помочь? — спросил Аксён.
— Да чего тут помогать, я уж сама привыкла.
— Ладно…
Он хотел сказать, что сейчас он ее уберет, мать то есть, но решил, что усугублять не стоит.
— Переезжайте ко мне, — предложила бабушка. — Летом. Славику в школу надо ходить. Да и тебе… Надо как-то жить.
— Надо, — согласился Аксён. — Переедем. Обязательно.
— Вот и хорошо. Я вам там собрала, не забудь…
Аксён вдруг понял. Что бабушке стыдно. Стыдно перед ними, что все так получилось. Не сейчас получилось, а вообще. И что она уже ничего исправить не может, за это ей тоже стыдно.
— Мы приедем, — сказал он, — в июне.
— Вот и хорошо.
Аксён подсел к матери, пощипал ее за руку.
— Ма, пора уже.
— Пора-пора-пора-пора… — пробормотала мать и поднялась.
Поглядела на Аксёна неузнавающим взглядом.
— Ма, поезд скоро…
— Поезд на Нансельбукен прибывает в девятнадцать часов, — выдала мать. — Все билеты проданы, юноша, и нечего так на меня смотреть!
— Пойдем…
— Пойдем. Поезд не будет ждать…
Она сделала шаг, и Аксён подхватил ее под локоть.
Бабушка загремела посудой.
— А это кто? — мать уставилась на бабушку. — Кондуктор…
Заглянул Тюлька. Поморщился.
— Еще один кондуктор… — мать указала на Тюльку. — Я вспомнила, какой сегодня праздник — День Кондуктора… А ты знаешь, как по-английски «полупроводник»? Семикондуктор! У нас «полу», а у них «семи», в четырнадцать раз лучше… Поэтому так и живем…