Добиться успеха смогут лидеры, которые имеют связи с зарубежной диаспорой и придерживаются некоей гибридной модели, то есть стремятся привлечь на свою сторону и виртуальный, и реальный электорат, обращаясь в равной степени к обоим и стараясь сбалансировать их масштабы. Завоевать симпатии сторонников обоих типов достаточно сложно, но жизненно важно для того, чтобы быть сильным лидером в цифровую эпоху.
После того как в будущем развернется серия неудачных революций, сторонники оппозиционеров потребуют от них не только ви́дения, но и детального плана построения новой страны. Особенно это коснется новых малоизвестных оппозиционных групп, которым придется доказывать обществу свою добросовестность. Естественно, это совпадет с новейшими технологическими тенденциями: с большей прозрачностью и свободным доступом к информации. А их потенциальные сторонники станут все больше напоминать потребителей: их начнут привлекать не столько политические идеалы, сколько маркетинг и сам продукт. Появится больше возможностей для того, чтобы стать лидером (как минимум на словах), но, поскольку кандидатов в лидеры будет много, а людей, действительно способных двигаться вперед, мало, избиратели будут даровать и отнимать свою лояльность с бесстрастной расчетливостью. Однако для оппозиционных движений конкуренция так же полезна, как и для компаний.
Недовольные режимом и готовые выйти на улицу люди вправе рассчитывать на то, что у всех серьезных оппозиционных групп есть онлайн-представительства, где они представят свое ви́дение будущего правительства: кто займет кресла министров, как будет организован аппарат государственной безопасности, каким образом станут распределяться товары и услуги. Сегодня оппозиционные лидеры часто делают неопределенные заявления, предлагая верить им на слово (особенно в странах, где медленно растет доступность интернета), но хорошо информированное общество будущего потребует от них деталей. Поскольку оппозиция формируется задолго до начала революции (неважно, внутри страны или за границей), ей следует быть готовой к предстоящим событиям и представить обществу не формальные планы, а детально разработанные проекты, которые станут основой новой государственной системы. Если какая-то оппозиционная группа не может или не хочет продемонстрировать такие проекты или неспособна их выполнить, можно сколько угодно превозносить ее организационные способности, но доверие к лидерским и управленческим качествам ее руководителей наверняка окажется под вопросом.
Но даже когда у оппозиционного движения есть надежный план, а также сильные и способные лидеры, остается множество других, не поддающихся контролю переменных, которые способны привести к провалу революции. Во многих обществах глубоко укоренились племенные, религиозные и этнические трения, представляющие собой настоящее минное поле, опасное даже для самого осторожного политического деятеля. Безопасность могут поставить под угрозу внутренние и внешние силы: террористические группы, вооруженная милиция, мятежники, иностранные войска. Нередко причиной революции становятся плохое состояние экономики или неудачная фискальная политика, и даже незначительная корректировка экономического поведения властей (неважно, с каким конечным результатом) может охладить пыл протестующих и скорректировать баланс сил в стране.
Кроме того, неизбежен громадный разрыв между ожиданиями и действительностью. Даже если революция заканчивается «успешно» – к власти приходят новые действующие лица, оптимизм общества зашкаливает, – мало какому правительству удается соответствовать ожиданиям и желаниям своих сограждан. Следствием широкомасштабных народных восстаний, в которых участвуют миллионы людей (не в последнюю очередь благодаря доступу в интернет), станет резкое разочарование многих из них после окончания революции, когда они почувствуют себя выключенными из политического процесса.
Мы столкнулись с этим в Ливии и в Тунисе, где встречались и с политическими активистами, и с министрами. Ни одна из групп не чувствовала ни полной удовлетворенности, ни признательности народа. После египетской революции столь многие были разочарованы действиями нового военного правительства страны, Высшего совета вооруженных сил, что площадь Тахрир – место, где началась революция, – демонстранты несколько раз оккупировали снова. А когда оказалось, что у египтян на первых после революции президентских выборах такой небогатый выбор: или Ахмед Шафик, символ армии, или Мохаммед Мурси, символ «Братьев-мусульман», разочарование и ощущение украденной победы только усилились. Из-за той степени вовлеченности, которую чувствуют люди благодаря доступу в сеть, ожидания оказываются слишком высокими.
Новые руководители постараются удовлетворить этот спрос на подотчетность и прозрачность власти путем реализации инициатив в рамках «открытого правительства», например начнут публиковать ежедневные планы министров и общаться с избирателями на онлайн-форумах, создадут систему максимально прямой связи с населением. Однако это удовлетворит не всех, и они станут основой онлайн-поддержки оставшихся не у дел представителей смещенной политической элиты. Самые разумные из лоялистов постараются воспользоваться разрывом между ожиданиями и действительностью, поддерживая отношения со своей аудиторией в интернете, подпитывая их обиды и готовя почву для попыток реставрации режима. В конечном счете они могут сформировать новое оппозиционное движение.
Виртуальные репрессии и виртуальное сдерживание
Сталкиваясь с самыми разными угрозами революции, власти будут искать быстрые решения этой проблемы. Им придется придумывать нестандартные ходы. По мере того как интернет становится все доступнее, теряют эффективность традиционные методы – физические репрессии и отключение связи. Старые как мир авторитарные приемы подавления восстания с помощью насилия и ликвидации лидеров плохо работают в эпоху виртуальных протестов, онлайн-активистов и распространения информации в режиме реального времени. В истории очень мало примеров (исключениями стали события на площади Тяньаньмэнь в 1989 году и резня в сирийской Хаме, 1982 год), когда репрессии удавалось сфотографировать или снять на видеопленку, тем более передать эти свидетельства за пределы страны. Если режим контролирует все каналы связи, СМИ и границы, распространение информации становится практически невозможным.
Когда протестующим стали доступны мобильные телефоны и интернет, правящие режимы скорректировали свою стратегию. Теперь они отключают сети связи. Вначале показалось, что это работает (тому есть несколько примеров; особенно это помогло иранскому режиму в ходе протестов 2009 года, начавшихся после выборов: тогда почти полное отключение связи действительно остановило набиравшее силу оппозиционное движение). У египетского президента Хосни Мубарака были все основания полагать, что виртуальные репрессии в состоянии прекратить революционную агитацию на площади Тахрир, развернутую всего два года спустя после иранских событий. Однако эта стратегия уже стала контрпродуктивной.
Ранним утром 28 января 2011 года руководство Египта, ожидая в этот день быстрый рост антиправительственной активности, отдало распоряжение отключить интернет и мобильную связь на всей территории страны. «Египет уходит из интернета» – гласил заголовок одного из первых постов в блоге, посвященных этому событию[31]. Доступ к социальным сетям и интернет-сервису BlackBerry был блокирован несколькими днями ранее, так что теперь отключение от глобальной сети стало полным[32]. Оно коснулось четырех основных национальных интернет-провайдеров: Link Egypt, Telecom Egypt, Etisalat Misr и Vodafone/Raya, а оказание услуг мобильной связи было приостановлено всеми тремя сотовыми операторами. Утром крупнейшая из телекоммуникационных компаний Vodafone Egypt выступила с заявлением: «Всем операторам сотовой связи было дано распоряжение прекратить оказание услуг в некоторых районах. В соответствии с законодательством Египта власти имеют право издавать подобные распоряжения, а мы обязаны выполнять их».
Учитывая, что правительство Египта уже контролировало немногие физические каналы связи с внешним миром, в частности оптоволоконные кабели, размещенные в одном из каирских зданий, для полного отключения связи было достаточно обратиться к крупным операторам связи и объявить им требование властей. Как выяснилось позже, компаниям вроде Vodafone ясно дали понять, что, если они не выполнят распоряжение, государственная компания Telecom Egypt физически отрежет их от телекоммуникационной инфраструктуры страны (что сделало бы невозможным оказание услуг, а на последующее восстановление работы понадобилось бы длительное время). До этого власти активно поддерживали планы развития сетей по всему Египту, поэтому у интернет-провайдеров и сотовых операторов не было плана действий на случай чрезвычайных обстоятельств. Эта угроза застала их врасплох. Вообще такой шаг не имел прецедентов в истории: бывало, что власти мешали интернет-провайдерам оказывать услуги населению, но никогда еще не проводили такого скоординированного и полного отключения страны.
Этот шаг привел к противоположным результатам. Как потом отмечали многие египетские и иностранные обозреватели, именно отключение связи спровоцировало протестное движение, поскольку на улицу выплеснулось огромное количество возмущенных людей. С этим согласен СЕО Vodafone Витторио Колао. «Правительство ударило по тому, что полагали важным 100 % жителей страны: люди посчитали себя ограбленными, и их реакция оказалась гораздо более резкой и негативной, чем предполагали власти», – сказал он нам. Это же подтверждают и многие египетские активисты: «Мне Мубарак не нравился, но это была не моя борьба. А потом Мубарак отнял у меня интернет, и это стало моей борьбой. Поэтому я пошел на площадь Тахрир». В результате такого шага властей движение получило мощный дополнительный импульс. Не будь его – вполне вероятно, что события в Египте развивались бы совсем иначе.
По словам Колао, когда в Vodafone получили распоряжение об отключении сети, прежде всего «убедились, что мы имеем дело с юридически обоснованным требованием. Оно могло быть спорным, но обязано было быть законным». Все операторы связи должны были выполнять условия лицензий, выданных государством, и поэтому, когда в компании выяснили, что требование было законным, у них не осталось выхода: «Оно могло нам не нравиться, но если бы мы его не выполнили, то нарушили бы закон».
Вскоре после того как в Египте были отключены интернет и мобильная связь, Vodafone пришлось пройти еще одно испытание: в компанию, как и к другим сотовым операторам страны, поступила просьба правительства централизованно разослать SMS всем своим абонентам. И тут, рассказывает Колао, Vodafone сыграла позитивную роль. Вначале, по его словам, тон правительства был вполне нейтральным: «Сегодня вводится комендантский час с шести до девяти». «Это была команда из тех, которые можешь выполнить», – считает Колао. Далее тон сообщений стал патриотическим: «Давайте будем дружить и любить свою страну». «Тоже прекрасно, – говорит Колао. – Но в какой-то момент сообщения стали чересчур политизированными, причем односторонними. Однако мы не могли сказать местным служащим Vodafone: “Не выполняйте требования египетских законов”. Мы обсудили этот вопрос с посольством Египта, с Хиллари Клинтон и правительством США, после чего Vodafone Group PLC, материнская компания, выступила с заявлением, в котором говорилось, что мы [отказываемся выполнять распоряжение властей]. После этого прекратилась передача SMS. Вообще голосовая связь не работала сутки, а передача SMS – четыре или пять дней. Они считали SMS угрозой».
Провал попытки отключить связь в Египте заставит и правительства, и операторов разных стран сделать нужные выводы. Это мобилизовало массы в самой стране и привело в ярость мировое сообщество. За несколько дней иностранные компании и активисты обеспечили египтян альтернативными способами связи, хотя и не во всех регионах. Французская неправительственная организация French Data Network организовала интернет-доступ по коммутируемым линиям (он был доступен всем, у кого имелся домашний телефон), а Google запустила услугу передачи твитов по телефону Speak2Tweet, которая позволяла, позвонив по одному из трех номеров, оставить голосовое сообщение, которое затем размещалось в Twitter.
Витторио Колао рассказал нам, что после событий в Египте руководители крупных операторов связи решили собраться и поговорить о том, как предотвратить повторение подобных случаев и какую совместную позицию занять, если они все же произойдут. В конечном счете, говорит Колао, «мы решили, что это нужно обсудить в рамках Международного союза электросвязи – агентства ООН, занимающегося вопросами связи, – и четко установить правила поведения». В будущем власти других стран наверняка учтут прецедент с отключением связи в Египте и по-новому оценят свои шансы на выживание в случае, если вдруг решат лишить население возможности общаться. Кроме того, поскольку все большую популярность набирают пиринговые и другие платформы, работающие вне рамок обычных сетей, отключение связи окажется гораздо менее эффективным. Конечно, недальновидные или запаниковавшие представители властей могут планировать чрезвычайные меры в виде буквальной изоляции страны от остального мира: отсоединение оптоволоконных кабелей, уничтожение вышек сотовой связи. Но этот сценарий привел бы к настолько серьезному экономическому ущербу для страны (прекратили бы работу все финансовые и валютные рынки, а также компании, использующие внешние данные), что вероятность его реализации ничтожно мала, каким бы ни был режим.
Впрочем, у репрессивных режимов нет недостатка в других средствах и, столкнувшись с недовольством населения и ростом революционных настроений, они вполне способны отыскать лазейки и воспользоваться ими. Власти придумают иные методы, более тонкие и коварные. Известная стратегия «не можешь победить – возглавь» может быть использована следующим образом: не пытайтесь ограничить доступ в интернет, лучше используйте его. Мы уже писали, что в результате революции данных у правительств есть перед гражданами колоссальное преимущество: они имеют доступ к огромному объему информации о них. Если власти страны будут обеспокоены ростом оппозиционных настроений, их агенты активизируют усилия по прочесыванию социальных сетей в поисках активистов-агитаторов; станут выдавать себя за диссидентов, увлекая «сторонников» в ложном направлении; взламывать известные сайты, где происходит мобилизация оппозиционеров, и вбрасывать дезинформацию; дистанционно включать веб-камеры ноутбуков и планшетных компьютеров без ведома их владельцев, чтобы шпионить за диссидентами; следить за денежными потоками, проходящими через электронные платежные системы, в надежде выявить иностранных спонсоров. Такое активное использование властями интернета на ранней стадии протестов может привести к тому, что они закончатся не национальным восстанием, а безобидными демонстрациями.
Но даже если изменится природа виртуального подавления оппозиции, набор физических карательных мер, входящих в арсенал спецслужб репрессивного государства, останется неизменным. На уличную жестокость технологии почти не влияют, как показывает страшный пример Сирии, где уже много лет не прекращаются силовые акции против инакомыслящих. Поначалу не верится, что международное сообщество способно стать бесчувственным к виду насилия, даже если с течением времени поток кошмарных видео– и фотоматериалов постоянно нарастает. Тем не менее для тех режимов, которые пытаются сохранить какое-то доверие к себе и отрицают свое участие в совершении подобных преступлений, проводить жестокие репрессии в цифровую эпоху – довольно рискованное дело. Благодаря глобальным онлайн-платформам прозрачность жизни повысилась. Это уже сегодня защищает людей, а будет, мы надеемся, защищать еще больше, когда удастся усовершенствовать такие инструменты, как средства распознавания лиц. Любой офицер правительственной армии постарается сдерживать себя или даже решится перейти на сторону восставших, зная, что всего лишь один сделанный чьим-то мобильным телефоном снимок поможет идентифицировать его и «прославить» на весь мир – или заставит власти отдать команду о его устранении. То же самое касается и членов подразделений неформальной «милиции», участвующей в акциях насилия на стороне правительства, таких как банды сторонников партии ЗАНУ-ПФ Роберта Мугабе, орудующие в Зимбабве.
Вместо активного использования интернета в своих целях (или по крайней мере вместе с ним) от властей некоторых стран можно ожидать действий в рамках стратегии, которую мы называем «виртуальным сдерживанием». Чтобы «сбросить пар» и успокоить возбужденное, хорошо информированное общество, они могут вместо полного отключения связи создать некую отдушину, которая позволит людям выплескивать свое недовольство в интернете. Но (и это важно!) только в строго определенных рамках. То есть репрессивные режимы будущего могут позволить некоторое онлайн-инакомыслие или смягчив жесткие законы, или просто не применяя их, когда оппозиция высказывается, используя контролируемые властью информационные каналы, причем на ее условиях. В конце концов, если дать возможность боливийским защитникам окружающей среды публично предупреждать об опасности ликвидации лесов, это вряд ли станет серьезной угрозой правящему режиму.
На первый взгляд, создание виртуального инструмента для «выпускания пара» кажется выгодным всем: жители страны обретают новую степень свободы и чувствуют причастность к большой политике, а власти набирают очки за проведение реформ (при этом полностью снимая или как минимум снижая риск открытой конфронтации). Наверное, какие-то авторитарные правители действительно осозна́ют ценность реформирования страны и решатся изменить свою политику. Однако в большинстве случаев создание оппозиционной площадки под эгидой властей будет не только неискренним жестом (потому что они не заинтересованы в обратной связи). Усилится опасность того, что с ее помощью спецслужбы будут собирать информацию. Репрессивные режимы уже понимают, насколько стратегически правильно разрешать онлайн-активность, которая может привести к арестам. Еще десять лет назад египетская полиция нравов использовала троллей в чатах и форумах, чтобы заманивать в ловушку гомосексуалистов: им назначали встречу в одном из каирских кафе McDonalds, где устраивали засаду и задерживали[33]. В 2011 году, после тунисской революции, несколько китайских оппозиционеров выступили с онлайн-призывом присоединиться к китайской версии акции протеста, которую планировалось провести у заведений известных американских сетей вроде Starbucks. Этот призыв распространялся по китайским социальным сетям и в микроблогах, поэтому о нем стало известно полиции. Когда активисты собрались в назначенном месте, то столкнулись с невероятным количеством полицейских, которые тут же начали задержания. А ведь если бы власти пресекли онлайн-активность, как только узнали о ней, полиция не смогла бы следить за действиями диссидентов в виртуальном пространстве, чтобы затем задержать их в реальном.