– Я думал, ниндзя и самураи – это одно и то же, – покачал головой Максим, завороженно глядя на учителя.
– Нет! Наоборот, разница огромная, – Рощин даже удивился неведению парня. Ведь тренировался рядом с Коршуном... Неужели некому было разъяснить? – Самураи ненавидели ниндзя. Считали их хитрецами, бесчестными обманщиками. Ниндзя в их глазах – сброд, плебеи. А ниндзя и в самом деле, в отличие от самураев, были выходцами из самых низов. Но самураи в их оценке ошибались – ниндзя имели свой кодекс чести, мало похожий на кодекс европейского рыцарства, но весьма строгий и отличный и от самурайского бусидо.
Самураи служили своему феодалу, были по сути наемниками и, участвуя в феодальных войнах, пополняли свое состояние. Ниндзя же были всегда верны своему родовому клану и тем представлениям о справедливости, которые были этим кланом установлены. Самураи презирали и ненавидели ниндзя, потому что те зачастую были куда искусней их в бою, да и крестьянство больше поддерживало этих выходцев из низов...
За спиной самураев был феодал, богач, дававший им кров, статус и социальную поддержку, снабжавший их лучшими по тем временам доспехами и оружием. За спиной у ниндзя были такие же нищие сородичи, как и они сами, им неоткуда было взять хорошее оружие. И они научились противопоставлять железу искусство своего тела, силе – искусство интриги, искусство добычи информации и ее анализа, искусство выживания в самых немыслимых условиях.
Со временем эти искусства вошли в их генетический фонд, ведь им приходилось выживать, опережать в схватке самураев из поколения в поколение. И так получилось, что вскоре феодалы куда охотнее набирали в свое войско именно ниндзя...
– А вы... Вы ниндзя?
– Ниндзя больше нет. А я... Я просто занимаюсь искусством ниндзюцу, и не более того.
– А Коршунов?
– Коршунов... – Рощин тяжело вздохнул и сделал паузу. – Илья стал торговцем, причем грязным торговцем. Он стал продавать себя, свой талант и умение, которому я его обучил. А почему ты так стремишься к поединку с ним? – Рощин наконец задал свой главный вопрос.
– Он не только торговец, он... убил человека, и, возможно, не одного.
– Как это случилось? Ты это точно знаешь?
– Одного он убил на моих глазах...
Тогда Максим учился на дневном отделении авиационно-технологического института, а по ночам иногда подрабатывал охранником в одной фирме. В ту ночь он нес дежурство вместе со своим однокурсником Игорем. Тот также увлекался единоборствами, причем куда успешнее Максима – месяц назад выиграл первенство столицы по контактному карате. Студенты коротали ночь в караульном помещении. Неожиданно запертая изнутри дверь распахнулась, как будто чья-то стокилограммовая туша врезалась в нее с разбега. А четверо крепких, по-спортивному одетых ребят, появившихся на пороге, явились живым подтверждением этого.
– Спокойно, придурки! – заговорил один из ворвавшихся, самый высокий и тяжелый. – Даю пять минут, и чтобы вашего запаха здесь не было.
– В чем дело, мужики? – Игорь уже выбрал боевую позицию и не собирался отступать. – Максим, звони 02!
– Мужики, мля, на зоне, – усмехнулся тяжеловес. Судя по синим от татуировок пальцам, о том, что и кто имеется на зоне, он знал не понаслышке. – Брысь отсюда, я сказал! Ваш босс без понятий – не хочет делиться, поэтому мы сейчас запалим это место. Вместе с вами, если через три...
Договорить тяжеловес не успел – Игорь не терпел хамства и без долгих разговоров с разворота влепил знатоку зоновских понятий пяткой в солнечное сплетение. Тяжеловес рухнул на пол, беззвучно хватая ртом воздух. Максим успел снять трубку телефона и уже набрал 02, но бросившийся на него парень вырвал шнур из гнезда. Парень был примерно одной весовой категории с Максимом, и студент, бросив бесполезную трубку, схватил нападавшего за руку и взял ее на рычаг, заставив того взвыть от боли. Тем временем Игорь успешно вырубил и третьего, сперва ударив того по голени, а затем проведя нокаутирующий удар в челюсть. Казалось, наглецы наказаны, главарь наглухо отключен – нападение отбито, и впереди премиальные от хозяина.
Остался лишь четвертый. Это был худощавый, спортивный парень чуть выше среднего роста, внешне совсем не похожий на корчащихся на полу шкафоподобных приятелей. Он вовсе не торопился атаковать, стоял спокойно, опершись о покосившуюся дверь, со спокойным интересом взирая на поле битвы. Его поза была настолько расслабленной и отстраненной, что Игорь и Максим невольно замешкались – тот не провоцировал нападения, они и не напали.
– Браво, – прервал минутное молчание парень голосом, лишенным эмоций, и вдруг взорвался: – А теперь оба – на коленях ко мне! – Он будто стал выше ростом, в низком голосе зазвучал металл, он молниеносно отсканировал глазами обоих охранников и остановил взгляд на Максиме. – Ты – первый!
Студенты снова оказались в замешательстве – этот парень совсем не походил на рэкетира средней руки, но стало ясно, что именно он, а не татуированный бугай был вожаком. Однако отступать было нельзя – Максим рванулся вперед, проводя свой коронный прием йоко-тоби-гири – боковой удар в прыжке. Произошло невероятное – Максим даже не уловил, блокировал ли его «коронку» противник или же просто уклонился, но сам студент-охранник оказался на полу, крайне неудачно подвернув при этом левую ногу, и в ту же секунду он почувствовал невыносимо острую, кинжальную боль в пояснице. Точно огненный хлыст ударил Максима по почкам. Завалившись на бок почти без сознания, сквозь окутывающую взор пелену Максим увидел продолжение схватки. Вожак рэкетиров тут же атаковал Игоря, словно продолжая серию, начатую ударом, свалившим Максима. Игорь успешно отбил атаку с помощью агэ-укэ[7] и решил провести свою сокрушительную «коронку» – маэтоби-гэри-кэкоми – прямой, в буквальном смысле протыкающий, удар в прыжке. Однако вожак успешно отбился, поставив джуджи-укэ, блок скрещенными руками, и тут же, сделав обманное движение правой ногой, пробил в печень сомкнутыми пальцами раскрытой ладони, словно мечом. Этот удар, запрещенный даже в боях без правил, оставлял человека калекой на всю жизнь, если не убивал на месте. Тренированный, прекрасно держащий удар Игорь согнулся пополам. Колено вожака тут же, словно рычаг робота, впечаталось в лицо Игоря.
– Ну что, козлы? Запалить вас здесь?
Победитель снова говорил спокойно, равнодушно, с едва заметной усмешкой. Снисходительной и брезгливой.
– Извинение на коленях попросите, выпущу. И... Я тут ботинки об вас испачкал. Ну-ка поработай языком, боец...
– Сука, бля, – услышал Максим над своим ухом чей-то хриплый голос и потерял сознание от удара в затылок. Поверженные отморозки пришли в себя и теперь брали реванш.
Максим с трудом разлепил веки. Дышать было почти невозможно – едкий удушливый дым лез в нос, горло, слепил глаза. На счастье, дверь он нашел до того, как снова потерял сознание, хотя искать ее пришлось на ощупь.
«Вчера поздней ночью сгорели офис и складские помещения фирмы „Гримайл ЛТД“. Оперативно-следственной группой был обнаружен труп охранника фирмы Игоря Борисова. Смерть наступила в результате отравления угарным газом. Экспертиза показала, что охранник находился в состоянии наркотического опьянения».
– Гады! – Максим ударил по выключателю, вырубая канал «Дорожного патруля». – Успели-таки еще и дозу вколоть!
В состоянии наркотического опьянения! Да Игорь не то что наркоту – даже спиртное-то употреблял лишь по праздникам. И то не всегда...
– Я скажу тебе, парень, как своему сыну – напрасные твои хлопоты! Брось ты это дело. Я, конечно, могу записать твои показания в протокол, но... Твоего друга этим не воскресить, а пытаться прижать бандитов – тебя подставить. Что я им смогу предъявить, кроме твоих слов? Ничего, ровным счетом. Они же на тебя еще и в суд подадут за моральный ущерб. А спустя время тебя собьет машина или сосулька с крыши...
Даме-следователю на вид лет сорок пять. Выкрашенные хной волосы, усталые глаза, складки у углов аккуратно подкрашенных губ. Она действительно говорит с ним как с собственным сыном.
– Милиция не сможет тебя защитить. Мы, прокуратура, тем более. За Коршуновым стоят такие люди... – Женщина впервые опустила глаза. – Вот этот, например, – она ткнула накрашенным ногтем в цветную фотографию на развороте какого-то толстого журнала, лежащего на краю стола. – Дядя Тенгиз, как его все называют. Меценат, бизнесмен, друг спортсменов и детей-сирот. В Кремль частенько захаживает, сейчас вот какой-то фонд содействия чему-то организовал, интервью давал по телевизору...
– Коршунов убийца... Подлый убийца! – сорвался Максим, не глядя ни на даму-следователя, ни на портрет друга детей и спортсменов.
– При всем желании я не смогу этого доказать. Никакой суд к производству не примет, а если по дурости примет – они наймут лучших адвокатов и дело развалят, поверь...
Максим в сердцах хлопнул дверью следственной части. Охраняющий контору мент кинул на него неодобрительный взгляд, но промолчал. Максим ненавидел весь мир – эту трусливую бабу-следачку, ментов, своего хозяина-работодателя, отказавшегося от дачи показаний, бандюг-рэкетиров, меценатов-бизнесменов, которые делают добро по телевизору и у которых даже в Кремле – свои люди... Это они, они все убивали Игоря. Все скопом. Каждый внес свою лепту. Один выбрал их контору в качестве жертвы, другой оплатил налет, третий бил, четвертый и пятый жгли... Сожгли еще дышавшего, а теперь выставляют наркоманом.
...Но имя главного, непосредственного убийцы он запомнит – Илья Коршунов. Известное в мире боевых искусств имя, между прочим. Илья Коршунов, чемпион прошлогоднего турнира по боям без правил. Начальник личной охраны и самое доверенное лицо в свите Тенгиза Прангишвили, того самого мецената-бизнесмена. Следачка та, конечно, была права – такого сосулькой не остановишь и судом не испугаешь. Единственное, что он, Максим, может противопоставить мастеру боевых искусств, – это боевое искусство...
– Я тебя понимаю, Максим. Но Илья... Не ожидал я этого от Ильи.
– Неужели вы впервые об этом слышите?
Рощин не ответил, он закрыл глаза и уперся затылком в стенку. Нет, об этом он слышал не впервые, но вот поверил только сейчас.
И опять воспоминания, на сей раз десятилетней давности. Как ни странно, тот разговор произошел здесь же, в этом доме – Илья был тогда самым частым гостем в этих стенах.
– Михаил Петрович, а почему вы все время отказываетесь от предложений Тенгиза?
Рощин молча оборачивается и смотрит на Илью. Задал-таки парень этот вопрос. Знал ведь, каким будет ответ, но все же задал. И еще добавил, чтобы затруднить этот ответ для Наставника:
– Тенгиз Георгич ведь обещал большие деньги... И мы с вами могли бы организовать Академию ниндзюцу. И тогда...
– И тогда мы могли бы заработать еще бо?льшие деньги, – продолжает за Илью Рощин. – И поставлять бандитскую гвардию для Тенгиза. Так, да?
– Ну почему же бандитскую... Тенгиз содержит частное охранное предприятие, у него клуб, где тренируются бойцы... Он выставляет команду на соревнования и сам иногда организует бои... Все по закону, все чисто. Я знаю – вы сами говорили, – что у вас тоже есть кое-какие деньги, но ведь их мало, на Академию не хватит...
– Ты прав, у меня на Академию не хватит. Я читал лекции, тренировал ребят для спецподразделений, а эта деятельность малоприбыльна, особенно в последнее время. Но это то, что я умею и что считаю... достойным, приемлемым для себя, скажем так. Это – моя профессия. И тебе советую, пока ты еще молод – овладей профессией. Ты же собирался в медицинский?
– Медицинский... – Илья не смог сдержать кривой усмешки. – Сколько сейчас получают врачи... Вот вы всегда говорили, что главное – это победа. А какая это будет победа? Шесть лет потей, зубри, и потом до конца жизни вытягивайся за зарплату, на которую приличных кроссовок и кимоно не купишь! Если это – победа, то что тогда – поражение?
– Я знаю, тебе нравится побеждать, Илья. И это хорошо. Но ты не понял или забыл, какую победу я считал – и считаю – главной. Так вот запомни – главную свою победу человек должен одержать над самим собой! Над собственной низостью и слабостью, над тем нечистым началом, что заложено и дремлет в каждом человеке...
Коршунов не отводит взгляда, но углы его рта дергаются. Все парень понимает. И молчит. Как тогда на пороге спортзала, в самую первую их встречу, когда пацан Илюша на турнике одиннадцать раз из последних сил подтянулся.
– Это все, что я могу тебе сказать, Илья.
Коршунов кивает головой, вежливо прощается и аккуратно закрывает за собой дверь.
Больше его нога ни разу не переступила этот порог.
И путь Ильи от одного порога до другого был недолог – на него хватило одного дня.
– Здравствуй, здравствуй, дорогой! Рад тебя видеть. Я знал, что ты придешь ко мне! Ты умный мальчик, Илья, и у тебя должно быть большое будущее. Совсем не такое, как жизнь твоего наставника, – при последних словах Тенгиз Георгиевич брезгливо скривился. Затем выдержал паузу, наблюдая реакцию Коршунова. Илья был невозмутим и спокоен, как тогда, на пустыре. – Я очень уважаю Мишу, но... – Тенгиз вновь скривился, но уже без брезгливого выражения. – Чего он добился в этой жизни? Начинал как боксер, потом карате и это ниндзюцу... Усиленные тренировки с четырнадцати лет, годы непонимания и борьбы с системой. Затем тюрьма, зона. Во имя чего? Он вдалбливает вам какие-то понятные лишь ему одному истины... Но ведь все ученики бросили его, что, не так? Молчишь... Умение, талант не должны гнить без применения, взаперти. А он призывает учеников к затворничеству!
– К самоограничению, – негромким, вежливым голосом поправил Илья. Впервые за все время беседы.
– Один черт... Самоограничение! Идиотские слова, – зло усмехнулся Тенгиз. – Миша – большой талант. Точнее, у него талантливое тело. Руки, ноги... Он в свое время не знал поражений ни на ковре, ни в подворотне. А в жизни, как видишь, потерпел полный крах. Жена ушла, карьера как таковая не сложилась. Недавно вот, я слышал, машину купил, я думал, нормальную тачку, порадовался за него – наконец-то как человек будет, а оказалось – какие-то подержанные «Жигули»... Ладно, не буду больше говорить с тобой о нем, ты и сам все отлично понимаешь, раз пришел ко мне.
Тенгиз, пряча глаза в щелках век, остро поглядывал на Илью: а понимает ли? Но тот стоял молча, вежливо слушал, поза безмятежная, лицо непроницаемое... Прямо сфинкс, а не человек. Нет, надо его толкнуть на решительный шаг. Сделает он этот шаг – и все, назад дороги не будет.
– Значит, так, Илья. В эту субботу ты будешь драться! Не просто так, а за деньги. Причем за действительно большие деньги, – Тенгиз Георгиевич неторопливо подошел к Илье и отечески обнял его за плечи.
Несмотря на отсутствие жестких правил и железную сетку за спиной, это был все-таки спорт. Не БОЙ, а состязание. Противник, видимо кикбоксер в тяжелом весе, явно недооценивал более легкого Илью. Коршунов демонстрировал виртуозное владение тай-собакэ, а кикбоксер – всесокрушающую наступательную мощь. Со стороны он смотрелся великолепно, ну прямо древнеримский гладиатор. Честно и открыто атакуя, гладиатор гоняет по рингу испуганного, но увертливого мальчишку с душонкой подлого раба, который доживает свои последние минуты...
И только очень опытный зритель мог увидеть, что могучие кулаки гладиатора впустую молотят воздух.
Так прошло три раунда, и из небольшого зала, заполненного хорошо одетыми и еще более хорошо поддавшими мужиками, уже слышались громкие голоса, требовавшие кончать засранца, который не хочет или не может принять бой. Как ни странно, голоса были в основном женские – наряду с поддавшими мужиками в зале были и столь же хорошо поддавшие, истерически вопившие дамы – они хотели видеть кровь.
И вдруг зал тихо охнул – у гладиатора дернулась голова и подкосились ноги, и он мягко, как ворох тряпья, упал ничком. Как будто бык, которому казалось, что он гоняет тореадора, напоролся на мулету и умер прежде, чем упал.
Лишь немногие поняли, что произошло: гладиатор, как тот бык, наткнулся на молниеносный, ювелирно точный крюк в подбородок, от которого он не умер, но отключился полностью через мгновение после удара. А стоящий над ним «увертливый мальчишка» тремя медленными кивками, достойными великого Нуреева – одним подбородком, влево, вправо, вперед, – поприветствовал затаившую дыхание публику, так же медленно повернулся и спокойно сошел с ринга, не обращая ни малейшего внимания на противника – как будто тот и впрямь был мертв.
– Ну что, Илья? Теперь, даже не подсчитывая, можно сказать, что ты заработал на приличную иномарку. Любишь автомобили?
– Автомобили? Конечно... – Илья впервые выказал смущение, прятал глаза, хотя, казалось бы, должен был чувствовать себя хозяином положения – бой был выигран досрочно, блестящей, безусловной победой.
Нет, это была даже не просто победа, это был настоящий триумф!
– Все эти бойцы должны быть в моих бригадах, понимаешь, Илья? И ты должен мне в этом помочь.
Они сидели вдвоем перед видеомагнитофоном и отсматривали лучших «файтеров»[8] .
– Каким образом, Тенгиз Георгиевич? – поинтересовался Илья.
– Ты должен их побеждать. Одного за другим. А потом – похвалить, даже повосхищаться. Понимаешь? А потом – протянуть каждому руку... «товарищеской помощи». – Тенгиз оскалился, точно ему стало смешно от собственных слов. – Ты вот владеешь боевым искусством, а среди многих искусств есть еще и искусство привлекать к себе людей, влиять на них так, чтобы они шли за тобой без принуждения, чтобы они считали за честь тебе служить. Это непросто, это требует особого таланта. У одних этот талант врожденный, другим приходится в себе его развивать.