– Достали вы меня! – Михаил махнул на нас рукой, после чего отошел к обочине и, обиженно нахохлившись, уселся на придорожный камень. – Все, бродяги, – перекур!
Курящих в нашем коллективе не было, да и сам Михаил отродясь не смолил себе легкие табачным дымом. Но, познакомившись поближе с русскими традициями, я усвоил, что предложение устроить перекур в России всегда означает нечто большее, чем просто выкурить за компанию по сигарете. В данный момент инициатива Михалыча подразумевала, что всем нам срочно требуется присесть и успокоиться – путь предстоял неблизкий, а если еще начать ссориться на каждом перевале, тогда можно и вовсе не торопиться. Пока наша компания склочников пересечет Альпы, Вороний Коготь успеет не только взять Божественную Цитадель, но и благополучно отбыть на родину.
Предложение контрразведчика было принято при общем молчаливом согласии. Насупившийся Конрад устало плюхнулся на грязную подножку джипа; Фокси высунулся из кабины и щурился раскосыми глазами на по-весеннему теплое солнышко; один я остался на ногах, подошел к краю откоса и задумчиво уставился вдаль. Лучшего способа успокоить нервы, чем созерцание альпийских красот, придумать было нельзя.
Несколько минут все хранили молчание. От непривычной тишины у меня зазвенело в ушах; были слышны лишь клекот парившего над нами орла, треск тающего льда и дробный стук катящегося по каменистому склону булыжника. Идиллия, да и только. Трудно поверить, что четыре дня назад здесь прошла ревущая моторами бронированная армия северян, от грохота пушек которой не сегодня-завтра содрогнутся стены Ватикана.
– Давно хочу тебя кое о чем спросить, испано-скандинав… – В отличие от меня, Михаил решил успокоиться, переключив разговор на отвлеченную тему. Не спорю, идея хорошая. Однако, зная излюбленные темы Михалыча для досужих бесед, я мог уверенно сказать, что сейчас лишь он один получит окончательное успокоение. – Я прекрасно понимаю, почему ты так быстро согласился участвовать в авантюре Конрада Фридриховича, – за тобой и не такое безрассудство числится. Не понимаю только одного: как тебе удалось отпроситься на эту прогулку у твоей грозной женушки. Нет, я, конечно, не настаиваю на ответе, но ты же меня знаешь – если дядя Миша захотел узнать правду, он своего все равно добьется.
Ну вот, началось! Впрочем, удивительно, как Михалыч не завел об этом речь раньше. Подначивать меня насчет наших… скажем так, непростых взаимоотношений с Кэтрин переросло для Михаила в своего рода традицию. Разумеется, можно было просто по-человечески попросить его больше никогда не затрагивать этот вопрос, и Михаил бы послушался. Только вряд ли я был бы окончательно оставлен в покое – старый зубоскал был неисправим и быстро нашел бы себе новый повод для нападок. В этом плане мой русский друг напоминал пиявку: ему было просто жизненно необходимо к чему-то цепляться, будь то мои разногласия с горячей беженкой-ирландкой или что-либо еще, казавшееся Михалычу забавным.
– Кэтрин понятия не имеет, где мы сейчас находимся, – честно признался я, не сводя взгляда с заснеженных горных вершин. – Я решил не рассказывать жене, во что ввязался. Ей хватило легенды о том, что меня отправили на полтора месяца по обмену опытом в Мурманское княжество вести стрелковые курсы. Ты, кстати, дядя Миша, уехал туда же, так что запомни на будущее.
– Ага, значит, ты просто взял да сбежал из дома! – оживился Михаил. – Клянусь моими обожженными усами, я не сомневался, что именно так ты и поступишь. Вы только подумайте: человек, который не побоялся сунуть дулю под нос Пророку, до смерти боится своей благоверной! Ты не параноик, Эрик, ты – женофоб!
– Может, напомнить, как ты бегал от своих бывших жен? – парировал я.
– Нет, ну ты и скажешь! Разве можно вообще равнять такую святую женщину, как твоя Екатерина, с теми мегерами, которые охотятся за мной сегодня по всему Петербургу, – увильнул от контрудара Михал Михалыч. – Тебя бы они, к примеру, и вовсе живьем сожрали. К тому же ты в корне не прав: я не бегаю от них, а скрываюсь, сиречь повышаю свое профессиональное мастерство – для разведчика это хорошая тренировка. Эх, жаль, ты ни разу не видел, как иногда потехи ради я своим любимым фуриям устраиваю очные ставки. Вот это зрелище! Только клочки волос во все стороны летят. А месяц назад и вовсе было побоище, когда все мои жены случайно встретились у меня на квартире…
Неужели отбился? Даже не верится, что Михаил так быстро оставил нас с Кэтрин в покое. А ведь утверждают, что атакующая акула просто физически не способна пойти на попятную – слепой инстинкт убийцы или что-то в этом роде…
– А вы не только грубиян, милейший, но еще и на редкость бессердечный человек, – осуждающе покачав головой, заметил Конрад Михаилу. За них можно было уже не волноваться – запал у обоих прогорел, а проскакивающие между ними искры являлись лишь безобидными статическими разрядами. – Вам нравится играть на чувствах бедных женщин и причинять им страдания. Знаете, в вашем возрасте пора бы и остепениться.
– Оставьте в покое моих пассий, ваша честь, – отмахнулся Михаил. – Никакие они не бедные – в наших с ними разборках я всегда остаюсь пострадавшей стороной… Но, в отличие от вас, у меня, по крайней мере, хватает совести вести себя честно с друзьями.
– На что вы намекаете? – набычился Конрад Фридрихович. – Когда это, разлюбезнейшие, я кого-либо из вас обманывал?
– Пока вроде бы не обманывали. Но, сдается мне, все именно к этому и идет, – ответил контрразведчик. – Даже такой маститый дипломат, как Севастьян Сомов, не сумел уговорить Ярослава вернуться домой. Вы же, зная об этом факте, тем не менее беретесь за заведомо проигрышное дело. Извините за прямоту, ваша честь, но раньше я считал вас вполне трезвомыслящим человеком. Однако сегодня я все больше убеждаюсь, что это не так. Мы с Эриком давно уяснили, что вы взялись за работу, не имея за душой даже минимального плана!
– На каком основании вы так считаете? – Коротышка в негодовании даже привстал с подножки джипа. – У меня есть план! И причем, смею доложить, очень хороший, проработанный план!
– Ну так сделайте одолжение, поделитесь с нами вашим гениальным планом! – настоятельно попросил Михалыч. – Сколько можно в молчанку играть? Кто мы, по-вашему? Проходимцы, которым нельзя доверять?
– Вы – милейшие и надежнейшие товарищи, – поспешил заверить нас Конрад Фридрихович, – на которых всегда можно положиться. Если бы не вы…
– Эй, не уходите от темы! – перебил его Михаил. – Клянусь, что не тронусь с этого места, пока не выслушаю все ваши секретные замыслы!
Коротышка замешкался и смутился. Было заметно, что ему не слишком хочется откровенничать. Но «товарищи» сверлили его взглядами, требуя объяснений. Конрада приперли к стенке, и ему нужно было или спешно придумывать убедительную отговорку, или сознаваться в собственной несостоятельности как дипломата. Отсутствие у коротышки гениальных планов стало уже всем очевидно.
Но я ошибался в Конраде. У него действительно имелся план, однако знай я заранее, что этот план из себя представляет, вряд ли согласился бы помогать фон Циммеру, даже по старой дружбе. Мыслимое ли дело, какие задачи коротышка отвел нам с Михаилом в своей стратегии!
– Я не хотел раскрывать вам раньше времени все детали, – проговорил Конрад после протяжного сожалеющего вздоха. – Честно признаюсь, боялся, что вы неправильно истолкуете свою роль в этом, бесспорно непростом деле… В общем, по моему замыслу, все должно произойти следующим образом. После того как я улажу с Грингсоном все политические проблемы, мне предстоит выдумать предлог, чтобы выманить Ярослава в уединенное место якобы для того, чтобы передать ему послание от отца. Полагаю, княжич клюнет на это, ведь я не буду читать ему нотации, а просто вручу письмо и потребую, чтобы он черкнул отцу пару строк в ответ. А дальше, как только Ярослав явится на нашу встречу, вы, милейшие, схватите его, погрузите в наш автомобиль, и… – Коротышка в возбуждении прищелкнул пальцами: – Только Грингсон нас и видел! Думаете, будет погоня? Маловероятно: у конунга под Ватиканом других забот хватает, чтобы отвлекаться на такие мелочи. Как видите, все элементарно. Ну а уже в пути у меня будет масса времени потолковать с Ярославом по душам и переменить его убеждения на правильные. Вот увидите: когда мы привезем его в Петербург, он станет у нас как шелковый. Теперь-то вы понимаете, что, кроме вас, мне просто не на кого было положиться.
– Великолепный план! – Михаил поднялся с камня и, поклонившись, зааплодировал Конраду Фридриховичу. – Я в восхищении! Вы сразили меня наповал!
– Правда? – расплылся в улыбке фон Циммер. – Огромное спасибо, а я уж было решил, что вам не понравится…
– И правильно решили! – Михал Михалыч в мгновение ока переменил наигранный восторг на отнюдь не наигранный гнев. – Да вы рехнулись, ваша честь! Вы хоть представляете, что это такое – похищение человека из лагеря «башмачников»?! Да у них последняя полковая шлюха таскает при себе автомат! Стоит только подняться тревоге…
– И правильно решили! – Михал Михалыч в мгновение ока переменил наигранный восторг на отнюдь не наигранный гнев. – Да вы рехнулись, ваша честь! Вы хоть представляете, что это такое – похищение человека из лагеря «башмачников»?! Да у них последняя полковая шлюха таскает при себе автомат! Стоит только подняться тревоге…
– Уверяю вас, шума не будет! – замотал головой коротышка. – Для этого я специально захватил с собой флакон хлороформа!..
– Да неужели?! – Контрразведчика такой аргумент явно не переубедил. – Знаете, что я вам скажу: возьмите ваш хлороформ и сами надышитесь им как следует, потому что спящий вы мне нравитесь гораздо больше! Господи боже, с кем мы связались! А ты… – Михаил гневно указал на меня пальцем. – Даже не вздумай отрицать, что я не предупреждал тебя, в какую глубокую задницу мы лезем по милости этого… этого… «милейшего и надежнейшего товарища», тьфу на него вместе с его планами и хлороформом!
– И что ты теперь предлагаешь? Бросить все и возвращаться в Петербург? – спросил я.
Меня замыслы Конрада огорчили не меньше, но спускать собак на гениального стратега мне почему-то не хотелось. Наверное, потому что безумие предложенной авантюры как раз и разубедило меня в том, что Конрад Фридрихович – скрытый предатель. Да, такой план был вполне в духе фон Циммера. Задумай коротышка недоброе, он не стал бы предлагать нам стратегию, от которой мы можем с чистой совестью отказаться и повернуть в обратном направлении. Претворять в жизнь тактический сценарий фон Циммера было сущим самоубийством, однако возвращаться в Петербург, так ничего и не предприняв ради сына нашего благодетеля, было бы весьма некрасивым поступком. Я надеялся, что Михаил это тоже осознавал.
– Ты меня знаешь: куда ты, туда и я, – ответил Михалыч, раздраженно пнув увязшее в грязи колесо джипа. – Желаешь вернуться к Кэтрин и детям – я без тебя в это пекло не полезу; пусть Конрад Фридрихович сам выкручивается. Поедешь к «башмачникам» и будешь плясать под дудку этого безумца – ради бога, но одного я тебя там не оставлю, и не мечтай. Если нас с тобой когда-нибудь вздернут, то только на одной виселице! Однако очень хотелось бы, чтобы рядом с нами болталось и это неудачливое божье создание.
Михаил кивнул на нервно притопывающего ботинком коротышку.
– Давай не будем пессимистами, – попросил я. – На виселицу мы всегда успеем. Надо сначала добраться до Грингсона, а там уже поглядим, травить Ярослава хлороформом или убалтывать на словах. Возможно, получится уговорить княжича по-хорошему.
– …Но флакончик все равно лучше держать наготове, – вставил Конрад Фридрихович. – Не волнуйтесь, разлюбезнейшие, я тоже рискую наравне с вами. А возможно, даже и больше – с конунгом, как-никак, мне предстоит беседовать. И если вдруг случится, что я допущу ошибку… – Фон Циммер выдержал драматическую паузу. – Не надо из-за меня рисковать своими жизнями. Забудьте обо мне и спасайтесь сами. Вы ведь еще так молоды…
– Пожалуй, это я вам могу пообещать, – хмыкнул Михаил, ничуть не растроганный благородством коротышки. – Только чует мое сердце, Эрик со мной не согласится и сочтет спасение вашей драгоценной жизни своим долгом. Так что, выходит, мы с вами крепко повязаны, ваша честь… Одно лишь не возьму в толк: в чем заключается ваша выгода от этого предприятия? Или вы будете уверять меня, что вызвались добровольцем из сугубо благородных побуждений? Если это так, тогда уж лучше я признаю, что ваш план – непревзойденный шедевр, достойный увековечения в энциклопедиях и учебниках дипломатии.
Фон Циммер кряхтя поднялся с подножки автомобиля, смущенно посмотрел сначала на меня, затем на Михаила, покосился на Фокси, после чего с неохотой признался:
– Вы правы, разлюбезнейший. Целиком и полностью правы. Действительно, если бы не крайние обстоятельства, разве старик Конрад вернулся бы по собственной воле в эту проклятую страну? Все из-за денег. Только из-за них я прибыл сюда, чтобы вырвать из когтей бешеных демонов несмышленого юношу.
– Проигрались в карты? – с сочувствием полюбопытствовал Михаил. – Ай-яй-яй, ваша честь! Как же так: вы – умудренный жизнью человек, а садитесь играть с бессовестными подонками вроде меня!
– Нет-нет, что вы, карты здесь ни при чем, – возразил коротышка. – В последний раз я садился за карточный стол в далекой молодости. Сегодня я уже и названия мастей с трудом припоминаю… Проблема в моем доме. Никто из вас не видел мой новый дом, милейшие?
– Я видел, – признался я. – Особняк что надо. Не дом, а настоящий дворец. У вас на диво превосходный вкус, ваша честь.
– …И порядком истощившийся кошелек, – печально закончил Конрад. – Полгода назад наконец-то сбылась моя мечта: на склоне лет я купил себе дом, о котором мечтал всю жизнь. Надеюсь, вы понимаете, что значило для такого старика, как я, обрести покой под крышей дома своей мечты?
– И вы влезли в долги, – догадался Михаил.
– Причем в немалые, – признался фон Циммер. – Взял ссуду, назанимал у коллег по службе… Чем тогда думал, ума не приложу. Но едва я впервые увидел свой дом, то сразу сказал себе, что куплю его, пусть даже ради этого придется душу Дьяволу продать.
– Все с вами ясно, – покачал головой контрразведчик. – Продажа души Лукавому не состоялась, а кредиторы попались хуже дьяволов… Знакомая ситуация. Доводилось мне играть в карты с подобными вам старыми сумасбродами. За шанс отыграться они готовы себя в рабство продать. Ваша страсть из той же оперы, так что не отпирайтесь. И много вы затребовали с князя Сергея в случае успеха мероприятия? Мне это из чистого любопытства – просто хочу понять, кто из нас двоих более бессовестный человек.
– Мы не вели с князем речь об оплате! – обиженно сверкнул глазами коротышка. – Да, я действительно взялся за это дело из-за щедрого вознаграждения, но я же не столь отпетый циник, как вы решили! Если удача нам улыбнется, я попрошу князя помочь мне покрыть хотя бы основную часть моих долгов. Ну а если мы вернемся ни с чем… Что ж, тогда пусть правитель сам решает, какой награды мы достойны. В этом случае я слова поперек не скажу, если князь не выплатит нам ни копейки. И вы, милейший, напрасно заклеймили меня тавром беспринципного наймита – я не меньше вас переживаю о судьбе несчастного княжеского сына!
– Никто вас ничем не клеймил, – открестился от упреков Михаил. – Пошутил дядя Миша, не ясно, что ли? Нрав у меня такой отвратительный, что тут поделаешь? Наоборот, я всегда уважал вас за вашу принципиальность. По гроб жизни не забуду, как храбро вы обороняли бок о бок с нами ту пограничную заставу. Но признайте: иногда вы бываете просто невыносимым человеком.
– Как и вы, разлюбезнейший, – примирительно улыбнулся Конрад. – Поражаюсь, как Эрик до сих пор нас терпит?
– А куда ему деваться? – пожал плечами контрразведчик. – Если зреть в корень, это ведь благодаря Эрику, а не вам мы здесь очутились. Так что с него и спрос…
Вот она, великая сплачивающая сила русского перекура! Отдохнув, успокоившись и не спеша обсудив все волнующие вопросы, мы вернулись к прерванной работе и буквально с первой попытки вырвали внедорожник из коварной грязи. Удалось бы нам это, возьмись мы за дело, не «перекурив»? Маловероятно. Так и продолжали бы браниться и искать виноватого во всех свалившихся на нас неприятностях. Воистину, мудрым был народ, что изобрел традицию, исполненную столь глубокого смысла. Поэтому следовало обязательно учесть на будущее: перед тем как планировать в отношении Ярослава какие-либо действия, нам непременно потребуется большой спокойный перекур. Авось после него и план отчаянного Конрада Фридриховича не покажется таким уж безрассудным…
8
– Приветствую тебя, новый Миклагард! – прокричал Торвальд Грингсон, когда на утро третьего дня победоносного шествия норманнов по Ватиканской епархии Божественная Цитадель наконец-то предстала перед ними во всем своем монументальном великолепии. – Мы проделали долгий путь, чтобы узнать, так ли ты могуч, как о тебе говорят. Что ж, я не разочарован – ты и впрямь самый грандиозный город из всех, что я видел. Но почему ты считаешься неприступным? Неужели только из-за того, что еще никто не пытался взять тебя штурмом? Да выйди на твою защиту хоть само ангельское воинство, ему не остановить нас! Пришла пора доказать жителям Мидгарда, что неприступных городов не бывает!
Норманны, восхищенные видом Вечного Города не меньше конунга, поддержали его слова дружным ликующим ревом, продолжавшимся несколько минут кряду. Яростный рев дружинников перекрыл рокотание моторов, и дай в этот момент Вороний Коготь команду к атаке, его войско бросилось бы на Ватикан не раздумывая.
Зараженный общим восторгом, Ярослав тоже ликовал вместе со всеми. Он еще не видел в своей жизни более величественного зрелища, чем ватиканские стены. Рукотворные горы, окаменевшие океанские валы пятидесятиметровой высоты или, что было для видариста ближе всего, – стены Асгарда, отделяющие его от мира великанов Йотунхейма, – таковы были самые подходящие сравнения для этих титанических сооружений – второго по величине мемориала, оставленного в память о себе Великим Пророком Витторио.