– Надо же: их Совет Князей крайне встревожен!.. – высокомерно кивнув в нашу сторону, с издевкой повторил на коротышкой комендант. Дружелюбия он к нам не питал, впрочем, открытой враждебности тоже не проявлял. Мы были для Эрлингсона не врагами, а всего лишь досадной проблемой, внезапно свалившейся ему на голову.
– Совершенно верно, – подтвердил Конрад, изобразив скупую дежурную улыбку. – И нам необходимо в кратчайший срок получить у вашего конунга официальное объяснение происходящему. С подробным указанием причин вашей внезапной интервенции в соседнее суверенное государство. Весьма прискорбно, что Торвальд Грингсон до сих пор так и не удосужился известить о своих намерениях Совет Российских Князей.
– Не понимаю, почему вас так встревожил этот конфликт. Он касается только нас и Ватикана, – холодно ответил форинг. – Поэтому мой конунг и не счел нужным поставить вас в известность. Не мы спровоцировали войну, а упрямство Гласа Господнего. У вас нет причин для беспокойства, как и оснований требовать от нас объяснений. Мы поступаем так, как должна поступать в подобном положении любая оскорбленная сторона!..
– Вы сейчас делаете заявление от имени своего конунга? Я могу занести ваши слова в протокол и передать их Совету Князей? О, было бы просто замечательно, если бы мы разрешили все наши противоречия, не сходя с этого места!.. – Фон Циммер склонил голову набок и пристально посмотрел на слегка перегнувшего палку Эрлингсона. Мне был знаком этот взгляд. Именно так отставной инквизитор смотрел когда-то на посетителей Комнаты Правды, которые порой заговаривались и начинали упрекать Божественных Судей в несправедливости. Если же кто-то из отступников игнорировал подобное недвусмысленное предостережение, ему давали осознать ошибку иными, более убедительными методами.
Инге Эрлингсон, конечно же, не ведал о славном боевом прошлом Конрада Фридриховича, однако намек бывшего инквизитора уловил сразу. Недовольство посла могучей державы могло повлечь за собой нежелательные последствия, и вряд ли коменданту Базеля хотелось нести за них ответственность. Наверняка форинг грубил посланнику без какой-либо задней мысли; видимо, Инге был просто несдержан на язык, к тому же слегка ошалел от обретенной власти над целым городом, пусть и небольшим.
– Забудьте о том, что я говорил, – это всего лишь моя собственная точка зрения, – понизив тон, пошел на попятную Эрлингсон. – Я просто немного погорячился. Делать заявление от лица моего конунга я, само собой, не уполномочен. Но мы действительно можем решить вашу проблему прямо здесь. У меня имеется прямая радиосвязь с конунгом. Если у него найдется время, он ответит на все ваши вопросы в течение ближайших двух-трех часов и выдаст мне в вашем присутствии доверенность для подписи под его заявлением. Думаю, Совет Князей удовлетворит моя печать под протоколом.
Да, в связи с нашим нелегальным нахождением в Святой Европе такая форма ответа Вороньего Когтя российскую сторону тоже вполне бы устроила. Вот действительно была бы удача, не обладай мы вторым, неофициальным, но куда более важным для нас поручением. Уже завтра мы бы сгребли все подписанные и проштампованные протоколы и без оглядки рванули обратно, к восточной границе…
Да, мечтать не вредно…
– Благодарю за содействие, однако вынужден настаивать на личной встрече с конунгом Торвальдом. – Заварившего всю эту кашу Конрада тоже не устраивал такой расклад, и потому фон Циммеру пришлось прибегнуть к отговоркам. – Совет Российских Князей обязал меня завизировать все документы только личной печатью конунга. Обычная бумажная формальность, но, сами понимаете, не я принимал эти законы.
– Ваше право, – пожал плечами Эрлингсон. – Только долго же вам придется догонять наши дружины – сегодня утром они вошли во Флоренцию.
– Что теперь поделать… – обреченно вздохнул коротышка. – Таков удел дипломата – нам, как и вам, воинам, не приходится выбирать для себя работу.
– К сожалению, не могу выделить для вас сопровождение, – добавил форинг. – Кругом враги, поэтому у меня каждый фьольменн на счету. Но любую другую посильную помощь окажу. Что вам требуется: провизия, горючее, теплые вещи?
– От горючего, конечно же, не откажемся, всего остального пока в достатке. – Конрад не стал преступать рамки приличия, но без подсказок смекнул, какую еще помощь, помимо предложенной, следует потребовать от коменданта Базеля. – Осмелюсь попросить вас еще об одной незначительной услуге. До нас дошли слухи, что Центральный Торговый Путь сильно разрушен. Если вас не затруднит, начертите, пожалуйста, нам карту наиболее безопасного маршрута. Ведь вы наверняка обладаете необходимой информацией на сей счет?
Никаких слухов до нас пока не доходило, но мы обсуждали эту проблему сегодня утром, поскольку уже завтра она могла встать перед нами ребром. Фокси утверждал, что, хоть он и не был еще ни разу на Апеннинах, Оборотень подробно рассказывал ему обо всех потайных тропах. Безусловно, мы доверяли нашему проводнику, но раз уж фон Циммеру представился случай разжиться дополнительными сведениями, коротышка решил не упустить и его.
Инге Эрлингсон не стал отрицать, что получал радиограммы от конунга во время продвижения дружин через Альпы, и согласился снабдить нас схемой оптимального маршрута. А также пообещал известить конунга о скором (или не очень скором – как повезет) прибытии к нему российских дипломатов.
Это обнадеживало, поскольку всегда приятно осознавать, что тебя ждут, а особенно там, куда являться без приглашения попросту смертельно опасно. Хотя вряд ли Грингсон огорчится, если послы из России канут без вести где-нибудь по дороге. И вряд ли он будет распекать за это форинга Эрлингсона, отказавшего нам в эскорте, – невелика потеря; русские князья прекрасно понимали, какие напасти грозят их посланникам-нелегалам в Святой Европе. Ничего не поделаешь, законы военного времени. Вернее, полное беззаконие…
Мы предпочли провести ночь перед трудным путешествием через горы в нормальных кроватях. И хоть изучение на сон грядущий выданной нам маршрутной карты должно было напрочь отбить таковой – судя по данным коменданта, Центрального Торгового Пути теперь не существовало вовсе, – выспались мы на удивление хорошо и на следующее утро чувствовали себя свежими и отдохнувшими. Даже вечный брюзга Конрад глядел на заснеженные альпийские пики с оптимизмом в глазах.
Позавтракав и заправив джип, мы в сопровождении уже знакомой нам патрульной группы добрались до границы оборонительных рубежей Базеля. После чего были оставлены на произвол судьбы в незнакомом краю, где ныне царило запустение и власть Гласа Господнего не имела никакой силы. Последнее, однако, не должно было нас расслаблять. Нам предстояло двигаться в кильватере норманнских дружин и опасаться недобитых остатков армии Крестоносцев – некогда грозных вояк, что были озлоблены поражением и теперь мечтали только об отмщении. Отступник Хенриксон со товарищи послужили бы для любого из Защитников отменным утешительным призом…
Я все гадал, чье же терпение лопнет первым: мое или Михаила. И то, и другое когда-то обладали завидной крепостью, но с годами поизносились, как тормозные колодки, жаль только, что замене не подлежали… Сегодня испытанием для нашей выдержки служила патологическая скрытность Конрада Фридриховича, упорно не желавшего посвящать нас в свои планы касательно княжича Ярослава. От дружеских просьб раскрыть нам карты коротышка отшучивался, а от попыток вызвать его на серьезный разговор становился нелюдимым и замыкался в себе.
Я бы, конечно, не придавал этому значения, если бы был зачислен в группу на правах Фокси, – не хочет фон Циммер выдавать свои секреты, да и черт с ним; какое, в конце концов, мое собачье дело, чем он там планирует заниматься в лагере Грингсона? Но раз уж Конрад сам настоял на моем участии, значит, он просто обязан был быть со мной полностью откровенным. К тому же волнующая нас тема не являлась государственной тайной, да и фон Циммер отлично знал, что мы с Михаилом не болтуны. Чего же в таком случае Конрад опасался?
Я терпеливо выжидал, когда коротышка прекратит испытывать наше терпение и устроит если не лекцию, то хотя бы брифинг о том, как он намерен поступить с блудным сыном нашего князя. И если поначалу во всей этой таинственности была даже какая-то интрига, то чем дальше, тем сильнее я склонялся ко мнению, что интриган Конрад сознательно морочит нам мозги непонятно с какими целями.
Однажды, когда я пребывал в скверном настроении, мне в голову запала совсем уж жуткая ересь: а что, если фон Циммеру надоело жить в России и он захотел вернуться на родину и взяться за старое, а в качестве откупного преподнести Ордену Инквизиции нас с Михаилом? И что самое любопытное – мы прибудем в лапы Охотников, поджидающих нас где-то в засаде по дороге, добровольно, как почетный эскорт раскаявшегося магистра.
Не исключено, что мелкий прыщ давно вынашивал эту гадкую идею, только не знал, как реализовать ее на практике. Но приключившаяся с князем Сергеем беда сыграла на руку бессердечному Конраду, и он решил-таки дерзнуть: обмозговал более или менее логичную стратегию, убедил всех в ее беспроигрышности и взялся за осуществление задуманного. Вот только успех военной кампании конунга Торвальда спутал фон Циммеру все планы, и Охотники, что уже давно обязаны были нас схомутать, куда-то запропастились. Поэтому Конрад продолжал играть роль благородного дипломата, поскольку ему просто некуда было деваться.
Сегодня все надежды коротышки были связаны с Ватиканом, у стен которого даже в такое смутное время мог отыскаться покупатель на наши ценные головы. Тот же Вороний Коготь, к примеру. Почему бы Грингсону не взять нас в плен и не попробовать предложить Пророку пленников в обмен на Гьяллахорн? Попытка – не пытка; чем черт не шутит, а вдруг Его Наисвятейшество возьмет да согласится?
От этой догадки мне стало не по себе. Усугубленные хронической паранойей, мои подозрения к Конраду крепли день ото дня. А фон Циммер лишь подпитывал их своей скрытностью. Проклятие, а ведь он был к тому же еще и вооружен!..
Я поймал себя на мысли, что с некоторых пор стараюсь не выпускать коротышку из поля зрения. На чем я собирался его подловить, неизвестно – кроме скрытности, иных странностей за ним не наблюдалось. Разве только сонное бормотание фон Циммера могло выдать нам его истинную сущность. Но разобрать, что он бухтит во сне вперемешку с храпом, было очень трудно. Мне даже не удавалось определить, на каком языке Конрад в это время разговаривает сам с собой. По-моему, такого тарабарского языка просто не существовало в природе.
Помочь мне докопаться до истины мог только хороший специалист по провокациям. На мою удачу, такой среди нас присутствовал. Михал Михалыча вообще не надо было упрашивать подстроить в отношении фон Циммера подлянку, поскольку мой друг давно точил на него зуб. Стоит лишь намекнуть Михаилу о моих подозрениях, и уже через пять минут у него будет разработан сценарий, как вывести злоумышленника на чистую воду. Правда, не следовало забывать, что Конрад Фридрихович тоже был не лыком шит и прошел отличную инквизиционную школу, поэтому наверняка давно подготовился к любым провокациям.
Впрочем, Михаил так и не узнал о моих намерениях. И это было к лучшему, поскольку, как выяснилось, я напрасно подозревал фон Циммера в предательстве. Заверения в дружбе, данные мне магистром Конрадом семь лет назад, до сих пор оставались в силе. Другой вопрос, как сам коротышка относился к этим заверениям. А понятия о дружбе у него были, мягко говоря, весьма своеобразные…
Несмотря на то что Михаил служил в контрразведке и, по идее, обладал более сильной выдержкой, чем я, он первым утратил терпение из-за недомолвок Конрада Фридриховича. Случилось это на одном альпийском перевале, раскисшем из-за внезапной оттепели. Грингсону повезло, что он успел проскочить горы по морозцу, иначе «башмачники» потеряли бы гораздо больше техники, чем то количество брошенных и раскуроченных автомобилей, на которые мы вдоволь насмотрелись за двое суток пути. Не проходило и часа, чтобы наш внедорожник не начинал шлифовать колесами скользкую грязь на каком-нибудь подъеме. Это было весьма рискованно, поскольку такое ерзанье на горных склонах неминуемо стягивало буксующий автомобиль с дороги, что зачастую могло закончиться падением в пропасть. Поэтому, когда Фокси вновь попадал в подобную неприятность, мы поспешно выпрыгивали из салона и усердно начинали выталкивать строптивый джип из грязи.
Михаил и Конрад сцепились по поводу того, что во время очередного такого суетливого выталкивания первый «толкач» отдавил второму ногу. Фон Циммер, и без того вымотанный и издергавшийся, разразился потоком ругательств, которые коротышка, в отличие от множества других слов русского языка, усвоил накрепко. Михалыч, понятное дело, в долгу не остался. Вместо извинений он ответил Конраду Фридриховичу такими же словами, коих русский по происхождению контрразведчик знал на порядок больше, так как вызубрил их чуть ли не с пеленок.
Но нашла коса на камень! Оскорбленный взвился и ринулся на оскорбителя в яростную словесную атаку. Недостаток бранного лексикона коротышка с лихвой компенсировал эмоциональностью речи, топаньем и выразительной мимикой. У меня от удивления отвисла челюсть: я впервые видел Конрада Фридриховича в таком возбужденном состоянии. Михаила это тоже явно шокировало, что, однако, не мешало ему не только успешно парировать нападки фон Циммера, но и не менее успешно контратаковать. Скандалисты в момент позабыли про забуксовавший внедорожник, который, будучи уже почти вытолканным из промоины, тут же опять съехал в нее и утопил задние колеса. Все результаты нашего кропотливого совместного труда пошли прахом – в одиночку я был для Фокси уже не помощник.
У меня оставалось два выхода: либо тоже встревать в скандал – настроение для этого было вполне подходящее, либо прикусить язык и начать разнимать сцепившуюся парочку. Я выбрал второй вариант – просто не хотелось терять лицо и устраивать перед Фокси бесплатное представление. А он и так уже прекратил газовать, поставил джип на ручник и, развесив уши, слушал, как легендарный Черпак вновь и вновь посылает не менее легендарного Михаила к его легендарной матери. Действительно, ради такого зрелища не жалко было и автомобиль в грязи утопить.
– А ну, р-р-разойдись!!! – проорал я, вспоминая, как отдавал приказы, будучи командиром отряда Охотников. В те времена повышать голос на бойцов приходилось практически ежедневно. – Да уймитесь вы, черт побери! Михаил! Ваша честь! Что на вас нашло?!
Охотники Одиннадцатого отряда в таких случаях мне всегда подчинялись. И хоть для этих бывших членов Инквизиционного Корпуса Эрик Хенриксон обладал кое-каким авторитетом, сегодня его оказалось явно недостаточно, чтобы погасить конфликт. Но прекращать его требовалось немедленно, поскольку в воздухе уже попахивало дракой.
Фокси позабыл про увязший в грязи джип, заглушил двигатель и сейчас с любопытством следил за бранившимися пассажирами. Наверное, в глубине души байкер хотел, чтобы дело дошло до потасовки, дабы потом Фокси было о чем рассказать Оборотню и остальным друзьям. Да и я тоже был бы не прочь из чисто спортивного интереса посмотреть, чья возьмет в экстравагантном поединке «хромой против коротышки», и, вероятно, даже не стал бы вмешиваться, произойди сей мордобой где-нибудь в Петербурге. Только, в отличие от Михаила и Конрада, я пока не забыл, где мы находимся.
Оба скандалиста вздрогнули и вмиг умолкли, когда я, больше не полагаясь на словесные увещевания, вытащил «глок» и пальнул в воздух. Михалыч в это время уже сжал кулаки, а фон Циммер занес ногу, чтобы обрызгать противника грязью. И когда прогремел выстрел, они так и замерли в этих агрессивных позах: ни дать ни взять, натурщики – хоть батальное полотно с них пиши!
– …твою за ногу! – успел все-таки закончить ругательство Михаил, после чего возмущенно обратился ко мне: – Испано-скандинав, ты что, ополоумел?!
– Уже пять минут задаю вам обоим тот же вопрос, но до вас не докричишься! – со сдержанной злостью отозвался я. – Ну теперь-то, надеюсь, вы остыли?
– Я-то – да, а вот этот… – Михаил несколько секунд беззвучно, но выразительно шевелил губами, пытаясь подобрать для Конрада приличное сравнение, но так и не подобрал. – …Сомневаюсь, что с ним все в порядке! Как с цепи сорвался, честное слово!
– Чья бы корова мычала! – насупившись, огрызнулся фон Циммер, но пыл его заметно угас. – Грубиян! Ногу мне отдавил, нахамил, и я же еще виноват остался!
– Спокойнее, джентльмены! – попросил я, пряча пистолет в кобуру. – Держите себя в руках! И не стыдно – ведь взрослые люди! Что, интересно, о вас подумал этот юноша?
Я кивнул на Фокси, который деликатно отвернулся и, взяв ветошь, делал вид, что занят протиркой приборной панели.
– Юноше следует подучиться водить автомобиль, – раздраженно бросил Михаил. – Это по его милости мы третий раз за утро грязь месим!
– Очень правильное замечание! – внезапно поддержал Михалыча его бывший оппонент. – Молодой человек, наверное, полагает, что нам доставляет удовольствие толкать его машину на каждом подъеме!
«Час от часу не легче! – мысленно взмолился я. – Этак они сейчас еще бедолагу Фокси крайним оставят!»
– А я здесь при чем?! – мгновенно отреагировал байкер на столь возмутительные и беспочвенные обвинения. – Будто сами не видите, что на дороге творится!..
– Помолчи! – осадил я Фокси, и тот покорно притих. Отрадно было видеть, что хоть для кого-то мое слово пока имело вес.
– Достали вы меня! – Михаил махнул на нас рукой, после чего отошел к обочине и, обиженно нахохлившись, уселся на придорожный камень. – Все, бродяги, – перекур!