Командир Первого отряда Охотников был известен своей мнительностью, но сегодня он оказался поставленным в очень непростое положение. Разуверившемуся в победе Пророку позарез требовался этот мир, и ради него Глас Господень готов был согласиться на любые условия. Густав находился меж двух огней. Он не верил норманнам, и, будь его воля, никогда не впустил бы их в столицу, даже в качестве парламентеров. Но Пророк считал иначе. И если бы Грингсон расторг перемирие по причине того, что Ларсен отказался дать пропуск для траурной ладьи, или же из-за оскорбления чересчур мнительным Охотником норманнских традиций, Пророк содрал бы с Густава семь шкур, несмотря на все его прошлые заслуги. У Кувалды просто не было выхода. Он понимал, что рискует в обоих случаях. Однако, знай Ларсен, чем все это обернется, он бы, разумеется, предпочел пострадать от гнева Гласа Господнего, чем пасть жертвой гнева Вороньего Когтя и погибнуть вместе с тысячами ни в чем не повинных ватиканцев…
Наверное, с высоты птичьего полета Ватикан после столь чудовищного взрыва стал напоминать изрядно надкушенное яблоко. Солнечные ворота, прилегающий к ним большой участок стены и несколько близлежащих кварталов обратились в руины, похоронив под собой огромное количество народу. Заминированные мост и квартал-ловушка лишь усугубили трагедию. Обязанные взрываться поочередно, в строго рассчитанном порядке, мины детонировали разом, практически удвоив по мощности взрыв нитроглицериновой начинки «Хрингхорни». Превратив север столицы в огромное кладбище, ударная волна пронеслась по городу оглушительным ураганом, срывая крыши, разнося вдребезги окна и оставляя после себя множество новых человеческих жертв. Грандиозный оранжерейный купол дворца Гласа Господнего, и без того пострадавший при бомбардировках, полностью обрушился. Многие ветхие многоэтажные инсулы-общежития в квартале Паломников также рухнули, хотя и находились далеко от эпицентра взрыва.
А вот Стальной Крест выстоял, несмотря на то что скептики уже не раз предрекали ему скорый конец. Колосс дрогнул, загудел, завибрировал, его поперечные перекладины зашатались, но он не упал с Ватиканского холма, где возвышался уже без малого три века. Все это, бесспорно, можно было расценивать как знамение свыше, вот только пережившему взрыв Кресту все равно оставалось стоять на площади Святого Петра не больше суток…
Растерянность и шок охватили Божественную Цитадель. На севере столицы воцарился хаос. Пожарные и медики не могли пробиться к мосту Апостола Хоакима из-за завалов. Чудом выжившие в катастрофе контуженные и раненые горожане брели по улицам, волочили на себе других раненых, падали, обессиленные, прямо на мостовые. Кого-то из них подбирали кареты «Скорой помощи», но многие так и оставались лежать, истекая кровью. На улицах бушевала паника – едва успевшие отвыкнуть от бомбардировок, жители Ватикана вновь окунулись в атмосферу смертельного страха.
Единственные, кто мог более-менее внятно объяснить, что произошло, были Защитники Веры на южной части оборонительной стены. Наблюдая с высоты за плывущей по Тибру ладьей, караульные прекрасно видели, где находился эпицентр взрыва, и не пострадали от ударной волны, как их товарищи в северном, западном и восточном секторах периметра. Однако весь ужас охватившей город трагедии стал очевиден только тогда, когда дозорные заметили возникшие на горизонте клубы пыли. И хоть сейчас дымом и пылью была затянута почти вся столица, те далекие пылевые облака напугали Защитников гораздо сильнее…
Бронированная армада Вороньего Когтя неслась к Божественной Цитадели, как волчья стая к сломавшему ногу оленю. Грозные оленьи рога уже не пугали голодных и свирепых волков, готовых впиться жертве в глотку, безжалостно добить ее и обглодать до последней кости. Огромная брешь зияла теперь в защитном периметре, и перекрыть его уже нельзя было ничем. Разлетевшиеся от взрыва обломки стены накрыли ближайшие к ней укрепления Защитников, уничтожив орудия и засыпав окопы. Искореженные куски Солнечных ворот торчали из земли тут и там, словно могильные памятники.
С момента взрыва траурной ладьи не прошло и часа, а «башмачники» уже снова были у стен Вечного Города. Но на сей раз норманны и не помышляли о пассивной осаде. Сконцентрировав всю мощь своего бронированного кулака на ослабленном участке вражеской обороны, они стремительным натиском окончательно прорвали ее и, оттеснив еще не пришедших в себя после взрыва Защитников к побережью, ринулись через пролом в столицу, как вода сквозь пробоину в трюм судна. Никакого огня из города по захватчикам не велось. Взрывная волна снесла со стены у пролома всех стрелков.
Отсутствие моста также не стало для дружинников преградой. Взрыв не хуже бульдозера срыл гранитные стены набережной по обоим берегам Тибра, сделав для норманнских бронемашин-амфибий вполне подходящий спуск к реке и выезд из нее.
Искушенные в преодолении водных преград, «башмачники» с ходу переправили через реку ударную дружину, которая немедленно расчистила плацдарм и закрепилась на левобережье. После этого в воду ринулись главные механизированные силы, и, как только большая часть из них очутилась на противоположном берегу, норманны принялись захватывать город согласно заранее разработанному плану.
Единственное, что препятствовало лавине «башмачников» мгновенно растечься по поверженному в шок Ватикану, – это завалы, в которые превратился почти весь северный район столицы. Разрушенные здания, разбитая техника и сотни устилающих набережную трупов преграждали захватчикам путь, но зато благодаря завалам войска Торвальда переправились через Тибр без потерь. Подразделения Защитников Веры, что стягивались к набережной со всего города, испытывали те же затруднения. Первые серьезные сражения разгорелись там, где подрывники Вороньего Когтя пробили в завалах коридоры для прохода бронетехники в другие районы Цитадели.
После прорыва норманнов в Ватикан Защитникам Веры стало уже нецелесообразно удерживать рубежи за его пределами. Поэтому все оставшиеся городские ворота были открыты и пригородные воинские части начали спешно занимать западные, южные и восточные районы, чтобы успеть локализовать уже отбитый противником север столицы. На улицах Божественной Цитадели закипели ожесточенные бои…
Почуявшие притягательный аромат победы, «башмачники» взялись остервенело рваться ко дворцу Гласа Господнего и Ватиканскому холму, на котором располагалась служебная резиденция Пророка и Апостолов. Блеск обещанного норманнам золота исходил именно из этих двух сокровищниц святоевропейской столицы. Грохот выстрелов и разрывов не смолкал ни на минуту…
Заплатив немалую цену, сегодня Вороний Коготь совершил-таки то, что до него не удавалось совершить еще никому. Грингсон расколол скорлупу самого крепкого ореха в мире и теперь не собирался бросать его до тех пор, пока содержимое лакомого плода не будет выскоблено подчистую. Торвальд не расторгал перемирие, поскольку для конунга оно и не начиналось. Благородство к врагу было у норманнов не в чести. Вороний Коготь вел войну теми методами, какие только он считал правильными, и собирался воевать до победного конца. Иных правил Грингсон на поле боя не признавал…
16
– Все целы? – поинтересовался Михаил, поднимаясь с пола и мотая головой, чтобы стряхнуть с шевелюры стеклянные осколки. Нам повезло, что гостиная в доме Джерома была усажена зеленью. Плющ, который вился в гостиной поверх окон и заменял занавески, обезопасил нас от потоков битого стекла, которые брызнули внутрь, когда над городом прогремел этот ужасающий гром. Мелкие осколки, что все-таки пролетели сквозь зеленые насаждения, были уже не так страшны. Вот сиди мы сейчас не в гостиной, а в столовой, нам бы точно не поздоровилось. Там стеклянная шрапнель шарахнула с такой силой, что несколько осколков даже вонзилось в стену, а обшивка на мягкой мебели превратилась в лохмотья.
– Что это было? – испуганно прогнусавил Джером, продолжая лежать на полу, где он очутился с помощью расторопного Михаила. Михалыч живо смекнул, как безопаснее всего переждать грозу, что разразилась вдруг посреди ясного неба. Что это была за гроза, мы пока не знали, однако уже догадались: она не относится к атмосферным явлениям. Гром больше напоминал внезапное извержение вулкана, но что-то подсказывало нам – неаполитанский старик Везувий здесь тоже ни при чем.
Я, Конрад и Ярослав попадали на пол вслед за Михаилом и Джеромом и чего только не успели передумать за следующие полминуты. Грохотать мог и разорвавшийся неподалеку норманнский снаряд, и граната, которую швырнула под окна аптеки группа Охотников, получившая приказ захватить нас живьем; перед штурмом такой способ психической атаки был бы весьма эффективен. Впрочем, последнюю версию пришлось сразу же отмести: никакого штурма после взрыва не последовало. Как и дальнейших взрывов. Мы слышали всего один внезапный оглушительный удар, от которого содрогнулись стены и заложило уши, потом – звон битого стекла и больше ничего…
– Что это было? – испуганно прогнусавил Джером, продолжая лежать на полу, где он очутился с помощью расторопного Михаила. Михалыч живо смекнул, как безопаснее всего переждать грозу, что разразилась вдруг посреди ясного неба. Что это была за гроза, мы пока не знали, однако уже догадались: она не относится к атмосферным явлениям. Гром больше напоминал внезапное извержение вулкана, но что-то подсказывало нам – неаполитанский старик Везувий здесь тоже ни при чем.
Я, Конрад и Ярослав попадали на пол вслед за Михаилом и Джеромом и чего только не успели передумать за следующие полминуты. Грохотать мог и разорвавшийся неподалеку норманнский снаряд, и граната, которую швырнула под окна аптеки группа Охотников, получившая приказ захватить нас живьем; перед штурмом такой способ психической атаки был бы весьма эффективен. Впрочем, последнюю версию пришлось сразу же отмести: никакого штурма после взрыва не последовало. Как и дальнейших взрывов. Мы слышали всего один внезапный оглушительный удар, от которого содрогнулись стены и заложило уши, потом – звон битого стекла и больше ничего…
– Мать честная, да вы только гляньте! – присвистнул Михаил, глядя на улицу через раздвинутые стебли плюща. – Клянусь моими обожженными усами, вот это дьявольщина!..
Нам тоже не терпелось узнать, что там происходит. Мы столпились у окна и, подобно Михаилу, стали утолять любопытство, пялясь наружу через щели в зеленом заграждении. Выглядели мы при этом, как компания юных охламонов, подглядывающая из кустов за купающимися девками. Один Джером не захотел толкаться и ушел к окну в столовой – ему, в отличие от нас, не было нужды таиться от посторонних глаз.
Окна во всех соседних домах также были выбиты. Где-то поблизости, в подворотне жалобно скулила собака, которая до этого тявкала на прохожих, практически не переставая. В данную минуту прохожие совершенно не беспокоили напуганного пса, хотя теперь они бегали возле него с громкими взволнованными криками.
Горожанам и впрямь было с какого перепуга кричать. Плотное грибовидное облако пыли и дыма вздымалось к небесам откуда-то из района Солнечных ворот. Огромное и зловещее, оно действительно напоминало те облака, что выбрасываются в атмосферу при извержении вулканов (я видел, как они выглядят на фотографии в одной древней книге). Шляпка этого колоссального гриба разрасталась на глазах, поднимаясь все выше и выше. Бушевавшие вокруг облака воздушные турбулентные потоки закручивали его в совершенно невероятную форму. Словно сам Дьявол решил поразвлечься с небесными стихиями и вылепить с их помощью из дыма и пыли одному ему ведомое произведение искусства, которое явно должно было соперничать по грандиозности со Стальным Крестом. И оно не только соперничало, а уже почти в два раза превзошло тот по размеру.
Мы – гости – были, конечно, ребятами выдержанными и потому восприняли увиденное без криков и истерик. Лишь Ярослав выразил согласие с Михаилом, произнеся лаконичное и емкое «Едит твою мать!». А вот на Джерома дьявольский гриб произвел довольно сильное впечатление. Аптекарь выпучил глаза и, уподобившись тем паникерам, что блажили на улице, тоже закричал от испуга. Что привиделось бедолаге в этот момент, сказать было трудно, но уж точно не божественное знамение.
Джером стоял как окаменевший, пялился на облако-гриб и кричал, будучи не в силах взять себя в руки. Михаил недовольно оторвался от созерцания диковинного явления, прошел в столовую и, стараясь не маячить перед окном, схватил медика за руку, после чего притащил его обратно в гостиную и насильно усадил в кресло.
– Не ори! – приказал Михал Михалыч, отвесив Джерому легкую успокоительную затрещину. – Всем страшно! Но это всего лишь обычный взрыв, и он, слава богу, уже отгремел. Хотя, признаться, таких взрывов мне пока видеть не приходилось… Итак, у кого есть на сей счет здравые соображения? Убедительная просьба: версии о Конце Света не предлагать.
– Отец рассказывал, что у Древних были большие бомбы, предназначенные для уничтожения целых городов, – ответил Ярослав. – Грингсон мог найти такую бомбу и подложить ее под стену. Или… – Княжич осекся. – Или спрятать ее на траурной ладье Лотара.
– Маловероятно, – не согласился Михаил. – Эрик рассказывал мне про эти бомбы, которые взрывались за счет какой-то страшной ядовитой энергии. Умудрись Вороний Коготь воссоздать такую бомбу, обманом протащить ее в Ватикан и взорвать, мы все бы уже обратились в пар и летели с попутным ветром в Африку. К тому же при взрывах этих бомб всегда происходила очень яркая, как солнце, вспышка. Кто-нибудь из вас видел вспышку?
Все, в том числе и я, помотали головами: грохот был еще тот, но без вспышки – это точно.
– А ты что скажешь, испано-скандинав? – обратился ко мне председатель «следственной комиссии». – Я, конечно, понимаю, что намедни ты крепко стукнулся башкой о ворота Магистрата, но разве такое мелкое недоразумение способно отшибить тебе память? Ну-ка поскрипи извилинами, не сочти за труд.
– Скорее всего Грингсон все-таки взорвал траурную ладью сына, – сказал я, потерев повязку на лбу. – Что за бомбу использовал Торвальд и каким образом он провез ее в ладье, которую наверняка обыскивали, не суть важно. Для нас главное – узнать, являлось ли это лишь показательной акцией возмездия или взрыв был направлен на снос ворот. Определить это очень просто. Будь взрыв демонстрацией, он прогремел бы непосредственно у дворца Гласа Господнего – Тибр протекает аккурат у его стен. Но если я правильно определил, дым поднимается из района Солнечных ворот.
– Ежу понятно, что эта хренотень имеет прямое отношение к плавучему катафалку «башмачников», – заметил Михаил. – И возмездием здесь точно не пахнет. Вороний Коготь не станет тратить такую серьезную бомбу, чтобы только выплеснуть накопившуюся злобу. Не в его стиле. Полагаю, очень скоро мы узнаем всю правду…
Правда не заставила себя долго ждать. Уже через пять минут возле аптеки остановился автофургон с красным крестом и принялся призывно сигналить. Джером украдкой выглянул на улицу, а потом растерянно посмотрел на нас.
– Выйди, – распорядился Михаил. – Соседи наверняка видели, что ты дома.
Пока медик узнавал, что стряслось, мы от греха подальше перешли в спальню. Джером вернулся уже через минуту, а фургон так и остался стоять под окнами с работающим двигателем.
– Медицинская Академия срочно собирает всех медиков, – сообщил нам аптекарь с виноватым видом. – Вы были правы: норманны взорвали свою лодку, снесли несколько кварталов и пробили городскую стену. Больницы переполнены ранеными, и если я не поеду…
– Ты поедешь, – перебил я его. – И мы тоже уходим. Спасибо тебе за помощь, Джером. Конрад Фридрихович, заплатите хозяину, сколько мы еще должны ему за кров и лечение.
– Бросьте, парни, ничего вы мне больше не должны… – запротестовал было смущенный Джером, но Конрад подошел к нему и без разговоров вложил ему в руку оставшуюся сумму.
– Припрячь это хорошенько, – посоветовал Джерому Михаил. – И не геройствуй перед «башмачниками». Этим ребятам тоже скоро потребуется много медиков, так что тебя они не тронут. Удачи, дядюшка!..
Известие о разрушенной взрывом стене окончательно прояснило нам планы норманнов. Мы пришли к единодушному мнению, что теперь Вороний Коготь не отступится и пробьется в Божественную Цитадель любой ценой. А раз так, значит, нам следовало к этому заблаговременно подготовиться.
На наше счастье, Охотники пока не обнаружили «Хантер», брошенный Михаилом в развалинах неподалеку. Охотничьи плащи и береты тоже находились на месте, в кузовке. Правда, плащ, который я надевал при налете на Магистрат, был продырявлен и заляпан кровью, но это можно было скрыть, прислонившись к спинке сиденья. Впрочем, я предпочел не рисковать, привлекая внимание своей слишком помятой физиономией, и заставил перевоплотиться в Охотника Ярослава. Сам же уселся с Конрадом на заднее сиденье, подальше от чересчур внимательных глаз.
Когда мы добрались до «Хантера», на севере столицы вовсю гремела канонада. Норманны шли на прорыв и уже пересекли черту города. Небо над районом Солнечных ворот вновь затянули дым и пыль, которые едва успели рассеяться после взрыва траурной ладьи. А на улицах нашего района с каждой минутой становилось все больше Защитников Веры. Колонны грузовиков с солдатами шли в северном направлении, волоча на прицепе легкие орудия. Часть подразделений передвигалась пешим ходом, гремя по мостовой сапогами.
– Подкрепление из пригорода! – смекнул сидевший за рулем Михаил. – Защитники собирают в столице силы для решающего боя. Зуб даю, что все уцелевшие ворота сейчас стоят нараспашку. Рискнем? Никто не возражает?
Кто бы возражал! Момент для бегства из города выдался самый что ни на есть подходящий. Вряд ли кто-то будет присматриваться в этой суете к снующему по улицам охотничьему «Хантеру». В крайнем случае Михалыч мог состроить морду тяпкой и затеять скандал с каким-нибудь слишком ретивым проверяющим, которому вдруг захочется нас остановить. Только у кого из Защитников найдется сейчас время для скандалов? В общем, перефразируя русскую поговорку, в нашем случае можно было сказать, что смелость не только города берет, но и помогает скрыться от тех, кто это делает.