Тот же взгляд, который он очень часто видел в зеркале.
Но когда он был с Тилли, – странно, ведь она была сестрой Гарри и так во многом на него похожа, так вот, когда он был с нею, Гарри уходил. Питер не забывал о нем, нет, но Гарри не нависал над ним как обвиняющий призрак, напоминая, что он, Питер, жив, а Гарри – нет, и так будет всю его оставшуюся жизнь.
Но до того как он встретил Тилли…
– Когда я вернулся в Англию, – начал он, голосом тихим и медленным, – прошло не так уж много времени после смерти Гарри. И не так уж много времени с момента гибели еще очень многих мужчин, – едко добавил он, – но именно Гарри был тем человеком, потерю которого я чувствовал наиболее остро.
Тилли кивнула, и он попытался не обращать внимания на подозрительно заблестевшие глаза девушки.
– Я не совсем понимаю, что случилось, – продолжил он. – Я не собирался вести себя подобным образом… Но казалось такой случайностью, что я остался жив, в то время как Гарри погиб. И однажды вечером, отправившись на встречу с друзьями, я внезапно почувствовал, что должен жить за нас обоих.
Он целый месяц не выходил из загула. Возможно, даже несколько дольше. Питер плохо помнил то время, будучи чаще пьян, чем трезв. Он проиграл все деньги, которые у него имелись, и только благодаря явной удаче не оказался в работном доме[10]. И, конечно же, были женщины. Не так много, как могло бы быть, но значительно больше, чем следовало бы. И теперь, глядя на Тилли, на женщину, которую он будет обожать до своего смертного часа, Питер чувствовал себя грубым и грязным, словно сделал предметом насмешки нечто весьма ценное и божественное.
– Почему вы замолчали? – спросила Тилли.
– Не знаю, – пожав плечами, ответил Питер. И он действительно не знал. Однажды ночью, находясь в игорном доме, в момент редкой трезвости он вдруг понял, что подобная «жизнь» не делала его счастливым. Он не жил за Гарри. Он даже не жил за самого себя. А просто бежал от своего будущего, выдвигая любую причину, чтобы не принимать решений и не двигаться вперед. Осознав все это, Питер тут же покинул это место, чтобы больше никогда туда не возвращаться. И сейчас он понял, что, должно быть, оказался несколько более осмотрительным в своей разгульной жизни, чем ему представлялось, поскольку до сих пор никто не вспоминал об этом. Даже леди Уислдаун.
– Я чувствовала то же самое, – тихо сказала Тилли, и ее глаза некоторое время сохраняли странную, рассеянную мягкость, словно она все еще была где–то в другом месте, и в другом времени.
– Что вы хотите этим сказать?
Она пожала плечами.
– Ну да, конечно, я не имею в виду выпивку и азартные игры, но после того, как нам сообщили о… – Она остановилась, откашлялась и отвела взгляд прежде, чем продолжила. – Кое–кто лично прибыл в наш дом, вы знали об этом?
Питер кивнул, хотя он и не был посвящен в эти подробности. Но Гарри происходил из одного из самых благородных домов Англии. Это означало, что армия сообщит семье Гарри о его гибели с личным посыльным.
– Это выглядело так, что я постоянно чувствовала, словно он находится рядом со мной, – сказала Тилли. – Полагаю, так оно и было. На все, что я видела или делала, я тут же задавала себе вопрос: «А что подумал бы Гарри?» Или: «О, да, Гарри понравился бы этот пудинг. Он съел бы двойную порцию, не оставив мне ни крошки.»
– И вы съедали больше или меньше?
Она моргнула.
– Что, прошу прощения?
– Пудинга, – пояснил Питер. – Когда думали, что Гарри захотел бы съесть и вашу порцию, вы съедали свою часть или оставляли ее?
– О! – Тилли остановилась, вспоминая об этом. – Думаю что, оставляла. После того, как проглатывала нескольких кусочков. Мне казалось неправильным наслаждаться им слишком долго.
Внезапно он взял ее за руку.
– Давайте пройдем еще немного, – необычно требовательным голосом предложил Питер.
Тилли улыбнулась его настойчивости и ускорила шаг, чтобы подладиться под него. Питер шел, широко шагая, и девушка поняла, что почти бежит за ним вприпрыжку.
– Куда мы идем?
– Куда–нибудь.
– Куда–нибудь? – ошеломленно спросила она. – В Гайд–парке?
– Куда–нибудь подальше отсюда, – пояснил он, – где за нами наблюдают около восьмисот человек.
– Восьмисот? – она не могла не улыбнуться. – Я вижу только четырех.
– Сотен?
– Нет, просто четверых человек.
Питер остановился, глядя на нее сверху вниз со слегка отеческим выражением лица.
– О, очень хорошо, – уступила Тилли, – возможно их восемь, если желаете сосчитать и собаку леди Бриджертон.
– Вы когда–нибудь состязались в ходьбе?
– С вами? – округлив глаза от удивления, спросила Тилли. Он вел себя очень странно. Но это вовсе не беспокоило ее, а лишь забавляло.
– Я дам вам фору.
– Учитывая мои более короткие ноги?
– Нет, учитывая вашу слабую конституцию, – сказал он, провоцируя ее.
И это сработало.
– О, но это – ложь!
– Вы так полагаете?
– Я это знаю.
Питер прислонился к дереву, сложив руки на груди в раздражающе снисходительной манере.
– Придется доказать.
– В присутствии восьми сотен зрителей?
Он выгнул бровь.
– Я вижу четверых. Пятерых, если считать собаку.
– Для человека, которому не нравится привлекать внимание, вы сейчас чересчур активны.
– Ерунда. Все заняты своими собственными делами. И, кроме того, все они слишком сильно радуются солнышку, чтобы обращать внимание на что–либо еще.
Тилли оглянулась. В этом был смысл. Другие люди, находившиеся в парке, – а их число было значительно больше восьми, хотя и не доходило до сотен, как жаловался Питер, – смеялись и поддразнивали друг друга и, в целом, действовали в самой предосудительной манере. Виновато солнце, поняла она. Именно оно! Казалось, пасмурная погода тянулась годы, но сегодня случился один из тех замечательных ясных деньков, когда яркое солнце прорисовало четче каждый листик на дереве и раскрасило ярче каждый цветок. Если и существовали правила, которым необходимо было следовать, – а они определенно были; их вдалбливали в Тилли со дня ее рождения, – то казалось, что представители высшего общества, забыли о них в этот полдень, по крайней мере, о правилах уравновешенного поведения в этот солнечный денек.
– Хорошо, – храбро сказала Тилли. – Я принимаю ваш вызов. Какой ориентир будет нашей конечной целью?
Питер указал на группу высоких деревьев, находившихся на небольшом расстоянии от них.
– Вон до того дерева.
– Того, что ближе или дальше?
– Того, что посередине, – явно из простого противоречия сказал Питер.
– И какую фору я получу?
– Пять секунд.
– Будете замерять время по часам или сосчитаете мысленно?
– О господи, женщина, вы похожи на арбитра!
– Я выросла с двумя братьями, – сказала она, подтверждая слова уверенным взглядом. – Мне пришлось им стать.
– Буду считать мысленно, – сказал Питер. – В любом случае, у меня нет с собой часов.
Тилли открыла рот, но прежде, чем она успела что–либо возразить, Питер ее опередил:
– Медленно. Я буду считать медленно в своей голове. У меня тоже есть брат, как вам известно.
– Я знаю, а он когда–либо позволял вам выиграть?
– Ни разу.
Ее глаза сузились.
– Вы собираетесь позволить выиграть мне?
Он улыбнулся, медленно, словно кошка.
– Возможно.
– Возможно?
– Это зависит…
– От чего?
– От того, что за приз я получу, если проиграю.
– Разве призы получают не за то, что выигрывают?
– Не тогда, когда кто–то намеренно проигрывает.
Она задохнулась от возмущения, а затем парировала:
– Вы ничего не получите, играя в поддавки, Питер Томпсон. До встречи на финише!
И затем, прежде чем он успел подготовиться, Тилли рванула с места столь резво, что это ей непременно припомнят на следующий день, когда у них дома соберутся подруги ее матери на ежедневное чаепитие и обсуждение текущих сплетен.
Но прямо сейчас, когда солнце согревало ее лицо, а мужчина ее мечты следовал за ней попятам, Тилли Ховард не могла заставить себя задуматься над этим.
Она бежала довольно быстро; она всегда была быстрой. Бежала и смеялась. Одна рука вытянута вперед, другая удерживает подол ее юбки в нескольких дюймах от земли. Тилли услышала позади себя Питера и рассмеялась, когда его шаги загрохотали где–то совсем близко. Она собиралась выиграть и не сомневалась в своей победе. Либо она выиграет честно и справедливо, либо Питер поддастся ей и потом будет вечно ее этим шантажировать, но сейчас все это было неважно.
Выигрыш есть выигрыш, и в данный момент Тилли чувствовала себя непобедимой.
– Поймайте меня, если сможете! – поддразнивала она, оглядываясь через плечо, чтобы оценить местонахождение Питера. – Вам никогда меня не догнать! Пошевеливайтесь!
И вдруг ее дыхание прервалось, и прежде, чем Тилли смогла издать хоть какой–то звук, она оказалась лежащей на траве рядом с кем–то еще, слава Богу, с другой женщиной.
– Шарлотта! – выдохнула Тилли, узнав свою подругу Шарлотту Берлинг. – Мне так жаль!
– Чем это ты занимаешься? – требовательно спросила Шарлотта, поправляя сбившуюся набок шляпку.
– Просто состязание по ходьбе, – пробормотала Тилли. – Только не говори моей матери.
– Хорошо, не скажу, – ответила Шарлотта. – Но если ты думаешь, что она об этом не услышит…
– Да, знаю я, знаю, – вздохнула Тилли. – Надеюсь, что она отнесет это на счет последствий солнечного удара.
– Или, возможно, солнечного безумия? – вмешался мужской голос. Тилли взглянула вверх и увидела высокого, рыжеволосого мужчину, который был ей незнаком. Она повернулась к Шарлотте, и та тут же представила их друг другу: – Леди Матильда, – сказала Шарлотта, поднимаясь на ноги с помощью незнакомца: – А это – граф Матсон[11].
Тилли пробормотала слова приветствия как раз в тот момент, когда Питер остановился возле нее.
– Тилли, с вами все в порядке? – обеспокоено спросил он.
– Все хорошо. Может, мое платье немного и пострадало, но все остальное в полном порядке. – Она приняла его протянутую руку и встала.
– Вы уже знакомы с мисс Берлинг?
Питер отрицательно качнул головой, и Тилли их представила. Но когда она повернулась, чтобы представить его графу, Питер кивнул и произнес:
– Матсон.
– Вы уже знакомы друг с другом? – спросила Тилли.
– По армии, – подтвердил Матсон.
– О! – Глаза Тилли расширились от удивления. – Тогда вы знали и моего брата? Гарри Ховарда?
– Он был прекрасным товарищем, – ответил Матсон. – И всем нам очень нравился.
– Да, – подтвердила Тилли, – Гарри нравился всем. Он был необыкновенным.
Матсон кивнул, соглашаясь.
– Я сочувствую вашей потере.
– Как и все мы. Благодарю вас за добрые слова.
– Вы служили в одном полку? – спросила Шарлотта, переводя взгляд с графа на Питера.
– Да, в одном, – ответил Матсон, – хотя Томпсон оказался более удачлив, оставшись в нем во время битвы.
– Вас не было под Ватерлоо? – спросила Тилли.
– Нет. Меня вызвали домой по семейным обстоятельствам.
– Мне жаль, – пробормотала Тилли.
– Кстати о Ватерлоо, – вспомнила Шарлотта, – вы собираетесь посетить реконструкцию битвы на следующей неделе? Лорд Матсон жаловался, что пропустил отличную забаву.
– Я едва ли назвал бы это забавой, – пробормотал Питер.
– В самом деле, – преувеличенно живо воскликнула Тилли, стараясь избежать неприятного столкновения. Ей было известно, что Питер презирал прославление войны, и Тилли была уверена, что он не сможет оставаться вежливым по отношению к тому, кто заявляет, что сожалеет о пропущенной сцене смерти и разрушения. – Реконструкция Принни[12]!
– Через неделю, – подтвердила Шарлотта. – На годовщину Ватерлоо. Я слышала, что Принни с большим волнением ожидает это событие. Там еще будет фейерверк.
– Ну разумеется, если мы хотим, чтобы это выглядело точной копией военных действий, – огрызнулся Питер.
– Или, во всяком случае, точным исполнением идеи Принни, – значительно более прохладным тоном сказал граф Матсон.
– Возможно, это задумано для того, чтобы сымитировать орудийный огонь, – быстро сказала Тилли. – Вы пойдете, мистер Томпсон? Я была бы признательна, если бы вы стали моим сопровождающим.
Мгновение он молчал, и Тилли была абсолютно уверена, что идти ему не хочется. Но, будучи не в силах преодолеть свое эгоистичное желание, она попросила:
– Пожалуйста. Мне хочется увидеть то, что видел Гарри.
– Гарри не видел… – Он остановился и закашлялся. – Вы не увидите того, что видел Гарри.
– Я понимаю, но, тем не менее, будет так похоже, что я непременно должна пойти. Пожалуйста, скажите, что вы согласны стать моим сопровождающим.
Его губы сжались, но он произнес:
– Да, конечно.
Она просияла.
– Спасибо. Это очень любезно с вашей стороны, особенно потому… – Она прервала себя. Не было необходимости сообщать Шарлотте и графу, что Питер не желает этого видеть. Возможно, они и сами пришли к такому выводу, но Тилли не должна была произносить этого вслух.
– Что ж, нам пора идти, – сказала Шарлотта, – э–э, прежде чем кто–либо…
– Мы должны продолжить наш путь, – сказал граф учтиво.
– Ужасно жаль, что так получилось с состязанием по ходьбе, – сказала Тилли, пожимая руку Шарлотты.
– Не переживай, – ответила Шарлотта. – Притворись, что я – финишная черта, и, значит, ты победила.
– Превосходная идея. Я подумаю об этом.
– Я знал, что вы найдете способ победить, – пробормотал Питер, когда Шарлотта и граф побрели дальше.
– А вы сомневались? – поддразнила Тилли.
Питер медленно покачал головой, не отрывая взгляда от ее лица. Он наблюдал за Тилли со странным напряжением, и внезапно она осознала, что ее сердце забилось быстрее, а кожу начало покалывать, и…
– Что это? – спросила девушка, совершенно уверенная, что если бы она не заговорила, то забыла бы вдохнуть.
Что–то изменилось за последнюю минуту; изменилось в самом Питере. И у нее возникло чувство, что, чтобы это ни было, это изменит и ее жизнь тоже.
– Я должен задать вам вопрос, – произнес Питер. Ее сердце воспарило. О, да, да, да! Это могло касаться только одного. Вся неделя подводила их к этому, и Тилли была уверена, что ее чувства к этому мужчине не остались без ответа. Она кивнула, зная, что в ее глазах отражаются все ее чувства.
– Я… – Питер остановился и откашлялся. – Вы должны знать, что вы мне очень нравитесь.
Тилли кивнула.
– Я надеюсь на это, – прошептала она.
– Могу ли я быть уверен, что вы отвечаете мне взаимностью? – Он произнес это в виде вопроса, который она нашла до смешного нелепым.
А потому просто снова кивнула, но затем, отбросив всякую осмотрительность, добавила:
– Очень даже можете.
– Но при этом вы должны понимать, что наш брак, вне всякого сомнения, – это не совсем то, чего ожидает ваша семья.
– Вы правы, – осторожно подтвердила Тилли, не совсем понимая, куда он клонит. – Но я не в состоянии понять…
– Пожалуйста, – сказал Питер, прерывая ее, – разрешите мне закончить.
Тилли замолчала, но понимание того, что все не так уж гладко, заставило ее взметнувшееся было к звездам настроение безжалостно рухнуть обратно на землю.
– Я хочу, чтобы вы меня дождались, – сказал он.
Она моргнула, неуверенная в том, что правильно его поняла.
– Что вы хотите этим сказать?
– Я хочу жениться на вас, Тилли, – продолжил Питер невыносимо торжественным голосом. – Но я не могу. Не сейчас.
– А когда? – прошептала она, надеясь на две недели, или два месяца, или даже на два года, или хотя бы на то, что он назначит дату где–то в эти сроки.
Но все, что он сказал, было:
– Я не знаю.
И все, что она могла сделать – это уставиться на него. Удивляясь – почему. Удивляясь – когда. Удивляясь… и удивляясь… и…
– Тилли?
Она покачала головой.
– Тилли, я…
– Нет.
– Нет… что?
– Я не знаю. – В ее голосе звучали отчаяние и страдание, которые словно нож пронзили Питера.
Он мог бы сказать, что она не понимает, о чем он просит. И это было правдой, в чем Питер нисколько не сомневался. Он не планировал этот разговор. Должна была состояться простая прогулка в парке, всего лишь очередная встреча в ряду других похожих встреч, которые составляли его тщетное ухаживание за Тилли Ховард. Брак с нею не входил в число тех вещей, над которыми он задумывался.
Но вдруг что–то случилось; и Питер не знал что. Он посмотрел на нее, и Тилли улыбнулась в ответ, или, возможно, не улыбнулась, а всего лишь сложила губки в своей неповторимой очаровательной манере, и тут это случилось. Похоже, он был сражен Купидоном, поэтому и задал ей вопрос – смелые слова, принадлежащие непрактичному мечтателю, живущему в его душе, сорвались с губ. И он не смог себя остановить, хотя прекрасно понимал, что поступает неправильно.
Но, может быть, это не так уж и невозможно. И у них есть надежда. Существовал способ, благодаря которому все могло бы получиться. Если бы он смог заставить ее понять….
– Мне необходимо некоторое время, чтобы утвердиться, – попытался объяснить Питер. – Сейчас у меня почти ничего нет, в самом деле, но как только я продам свой военный патент, у меня появится небольшая сумма, которую можно будет вложить как капитал.
– О чем вы говорите? – спросила она.
– Мне необходимо, чтобы вы подождали несколько лет. Дайте мне некоторое время, чтобы заработать более надежное состояние прежде, чем мы поженимся.
– Почему я должна ждать? – спросила она.
У него сжалось сердце.
– Потому что вы любите меня.
Она молчала; он почти не дышал.
– Ведь так? – прошептал он.
– Конечно, люблю. Я только что об этом вам сказала. – Она слегка тряхнула головой, словно пытаясь подтолкнуть свои мысли, вынудить их соединиться во что–то, что имело бы смысл. – Но почему я должна ждать? Почему мы не можем пожениться уже теперь?