На мгновение Питер замер, способный лишь смотреть на нее. Она не знала. Как она могла не знать? Все это время он безумно мучился, а она даже не догадывалась.
– Я не могу вас обеспечить, – объяснил он. – Вы должны это знать.
– Не глупите, – сказала Тилли, облегченно улыбаясь. – Существует мое приданое, и…
– Я не собираюсь жить за счет вашего приданого, – огрызнулся он.
– Почему нет?
– Поскольку у меня еще осталось немного гордости, – натянуто ответил он.
– Но вы приехали в Лондон, чтобы жениться ради денег, – возразила она. – Вы сами мне это сказали.
Его челюсть сжалась в решительную линию.
– Я не женюсь на вас ради денег.
– Но вы ведь и не собирались жениться на мне ради денег, – мягко сказала она. – Ведь так?
– Конечно, нет. Тилли, вы же знаете, насколько вы мне дороги…
Ее голос стал более резким.
– Тогда не просите, чтобы я ждала.
– Вы заслуживаете лучшего мужчину, чем я.
– Позвольте мне самой быть судьей в этом вопросе, – прошипела она, и Питер понял, что она рассердилась. Она была не раздосадована, не раздражена. Тилли пришла в настоящую ярость.
Но она так наивна. Наивна настолько, насколько может быть человек, никогда не сталкивавшийся с трудностями. Она не знала ничего, кроме безоговорочного восхищения со стороны высшего общества. Для всех она была праздником, ее все обожали, восхищались и любили, и она не могла даже представить, что где–то может существовать мир, в котором люди будут шептаться за ее спиной или смотреть свысока, задирая перед ней нос.
И, уж конечно, ее родители никогда ни в чем ей не отказывали.
Но сейчас они точно ей откажут, и со всей определенностью можно сказать, что они откажут ему. В этом Питер был совершенно уверен. Не было никакого способа, который бы позволил добиться у них разрешения на его брак с Тилли, не в его нынешнем положении.
– Хорошо, – наконец сказала она, поскольку молчание между ними тянулось уже слишком долго, – если вы не хотите брать мое приданое, пусть так и будет. Мне нужно очень немного.
– О, в самом деле? – спросил он. Питер не собирался смеяться над нею, но слова вышли определенно насмешливыми.
– Нет, – подтвердила Тилли, – мне много не надо. Предпочитаю быть бедной и счастливой, нежели богатой и несчастной.
– Тилли, вам знакома лишь ситуация, когда вы богаты и счастливы, а потому я сомневаюсь, что вы понимаете, что значит быть бедным…
– Не смотрите на меня свысока, – предупредила она. – Вы можете отказать мне, можете бросить меня, но вы не смеете смотреть на меня снисходительно.
– Я не стану просить вас жить на мой доход, – отчетливо произнося каждый слог, сказал Питер. – Сомневаюсь, что мое обещание Гарри включает в себя принуждение вас жить в бедности.
Она задохнулась от возмущения.
– О чем это вы? При чем здесь Гарри?
– Что, черт возьми, вы…
– Все это было только поэтому? Из–за какого–то глупого предсмертного обещания, данного моему брату?
– Тилли, нет…
– Нет, теперь уж вы позвольте мне закончить. – Ее глаза вспыхнули, ее плечи дрожали, но она выглядела великолепно. Вот только его сердце разбилось.
– Никогда больше не говорите мне, что вы заботитесь обо мне, – продолжила Тилли. – Если бы вы это делали, то попытались понять мое состояние и больше думали бы о моих чувствах, а не о Гарри. Он мертв, Питер. Мертв.
– Я знаю это лучше, чем кто–либо другой, – тихим голосом произнес Питер.
– Не думаю, что вы даже знаете, кто я, – сказала она. Все ее тело дрожало от эмоций. – Для вас я – всего лишь сестра Гарри. Глупая маленькая сестренка Гарри, о которой вы поклялись заботиться.
– Тилли…
– Нет, – яростно выкрикнула она. – Не называйте меня по имени. Даже не говорите со мной, пока не узнаете, кто я такая.
Питер открыл было рот, но его губы ничего не произнесли. Мгновение они действительно смотрели друг на друга в странном, безмолвном ужасе. Они не двигались, возможно, надеясь, что все это было ошибкой, что, если они останутся там хоть на секунду дольше, все произошедшее растает, и они останутся прежними.
Но, конечно, этого не произошло, и пока Питер стоял там, онемевший и беспомощный, Тилли развернулась и ушла, ее походка была мучительным сочетанием прогулочного шага и бега.
Спустя несколько минут появился грум Тилли с лошадью Питера и, молча, вручил ему поводья.
И как только Питер взял их, он почувствовал, что действие обрело свой финал, словно ему сказали: «Бери их и уходи. Уходи».
И он с удивлением понял, что худшего мгновения в его жизни не было.
Глава 6
Бедный мистер Томпсон! Бедный, бедный мистер Томпсон.
Не правда ли, теперь эти слова приобретают совсем иное значение?
«Светская хроника леди Уислдаун», 17 июня 1816 годаЕму не следовало сюда приходить.
Питер был совершенно уверен, что не желает видеть реконструкцию сражения при Ватерлоо. Ему вполне хватило участия в настоящем сражении, весьма похожем на ад. И хотя он не думал, что версия Принни, в настоящее время бушевавшая слева от него, столь же устрашающая и точная, его вдруг повергло в шок осознание того, что сцена такого количества смертей и разрушений превратилась в развлечение для добропорядочных жителей Лондона.
Развлечение? Питер с отвращением покачал головой, наблюдая за лондонцами из всех социальных слоев общества, со смехом и весельем прогуливающихся по Воксхолл Гарденс. Большинство из них даже не обращало внимания на разворачивающееся сражение. Разве они не знали, сколько людей погибло в битве под Ватерлоо? Достойных людей. Молодых.
Пятнадцать тысяч человек! И это не считая солдат неприятеля.
Но, несмотря на все дурные предчувствия, он все–таки пришел. Питер заплатил свои два шиллинга и прошел в сады не для того, чтобы наблюдать за этой насмешкой над настоящим сражением, или посмотреть на впечатляющее газовое освещение, и даже не для того, чтобы полюбоваться фейерверком, который, как ему сказали, обещает стать самым замечательным фейерверком за всю историю Британии.
Нет, он приехал, чтобы увидеть Тилли. Ведь изначально именно он должен был сопровождать ее, и он очень сомневался, что Тилли отменила свои планы только потому, что они больше не разговаривали друг с другом. Она ведь сказала, что должна увидеть эту реконструкцию, чтобы, наконец, проститься со своим братом. Тилли должна быть здесь. В этом Питер был уверен. В чем он был менее уверен, так это в том, что ему удастся определить ее местонахождение. Уже тысячи людей наводнили Воксхолл Гарденс, и публика все продолжала прибывать. Дорожки были переполнены гуляющими, и Питеру пришло на ум, что имелось одно обстоятельство, делавшее эту ночь точной реконструкцией битвы – запах. Тут не было запаха крови и смерти, но воздух был наполнен зловонием, неизменно возникающем при столь большом скоплении людей на относительно малом пространстве.
«Большинство из них, – подумал Питер, сворачивая на тропинку, чтобы избежать встречи с приближавшейся группой людей весьма подозрительного вида, – должно быть, не мылись месяцами».
И кто сказал, что, уходя в отставку, человек должен распрощаться со всеми «радостями» армейской жизни?
Питер не знал, что он скажет Тилли, при условии, если он вообще ее найдет. Он даже не знал, скажет ли он вообще хоть что–нибудь. Ему всего лишь хотелось увидеть ее, сколь бы душераздирающе это не звучало. Она отклонила все его попытки к сближению после той злосчастной прогулки в Гайд–парке, с которой прошла уже неделя. Питер дважды приезжал к Тилли с визитом, но оба раза ему сообщали, что ее «нет дома». Его записки возвращались нераспечатанными. И, наконец, Тилли сама прислала ему письмо, в котором заявляла, что если он пока еще не готов задать ей совершенно конкретный вопрос, то ему не следует искать новых встреч с нею.
Тилли высказалась прямо, без обиняков.
До Питера дошли слухи, что большая часть высшего общества планировала собраться на северной стороне луга, где Принни устроил смотровую площадку для лучшего наблюдения за разворачивающимся сражением. Таким образом, Питеру пришлось обойти поле по периметру, держась на достаточном расстоянии от солдат. Питер полагал, что вряд ли все они проявили достаточную осмотрительность, удостоверившись, что их оружие не заряжено настоящими пулями. Он пробирался сквозь толпу, бормоча проклятия на всем протяжении пути до северной стороны луга. Питер любил быструю ходьбу широким шагом, и толчея в Воксхолле казалась ему версией ада на земле. Кто–то наступил ему на ногу, кто–то толкнул в плечо. А третьего Питер шлепнул по руке, предотвратив попытку, залезть к нему в карман.
Наконец, после почти получасовой борьбы с толпой, Питер выбрался на относительно свободный участок. Очевидно, слуги Принни удалили отсюда всех, кроме самых знатный гостей, дабы принц мог беспрепятственно наблюдать за представлением, которое, с радостью отметил Питер, похоже близилось к завершению.
Наконец, после почти получасовой борьбы с толпой, Питер выбрался на относительно свободный участок. Очевидно, слуги Принни удалили отсюда всех, кроме самых знатный гостей, дабы принц мог беспрепятственно наблюдать за представлением, которое, с радостью отметил Питер, похоже близилось к завершению.
Он пристально вглядывался в толпу в поисках знакомого проблеска рыжих волос. Ничего. Возможно, она передумала и не пришла?
Возле его уха громыхнула пушка. Питер вздрогнул.
Где же, черт возьми, Тилли?
Еще один заключительный взрыв, а затем… Бог ты мой, неужели это Гендель[13]?
Питер с отвращением посмотрел налево. И действительно, около сотни музыкантов из оркестра подняли свои инструменты и заиграли.
Куда же, черт побери, подевалась Тилли?
Шум начинал действовать на нервы. Публика ревела, солдаты смеялись, а музыка – какого дьявола здесь играет музыка?
И в этот миг, посреди всего этого хаоса, Питер увидел Тилли и мог бы поклясться, что тут же все стихло.
Он увидел Тилли, и для него больше ничего не существовало.
***
Тилли сожалела, что приехала сюда. Она не собиралась наслаждаться представлением, но думала, что сможет… о, она не знала точно… возможно, она сможет что–то понять. Почувствует связь с Гарри.
Не каждой сестре выпадает шанс увидеть реконструкцию сцены смерти брата.
Но вместо этого она испытывала лишь сожаление, что не прихватила с собой вату, чтобы заткнуть уши. Битва была оглушающей, и что еще хуже, девушке пришлось стоять рядом с Робертом Данлопом, который, очевидно, решил, что в его обязанности входит подробно комментировать все происходящее на сцене.
А единственное, о чем могла в этот момент думать Тилли, было: «На его месте должен был находиться Питер». Это Питеру следовало находиться рядом с нею, объясняя значение всех маневров на поле битвы и предупреждая Тилли о том, что следует прикрывать уши, когда звуки сражения становятся слишком громкими.
Если бы она была с Питером, то могла бы осторожно держаться за его руку, иногда сжимая ее, когда сражение становилось слишком напряженным. К Питеру ей было бы легче обратиться, чтобы спросить: в какой момент погиб Гарри?
Но вместо этого, рядом с нею находился Робби, который считал все происходящее грандиозным приключением. Вот и сейчас, наклонившись к Тилли, он выкрикнул:
– Великолепная забава? А?
Теперь, по окончании сражения, Робби все еще продолжал болтать, но уже о жилетах, лошадях и о чем–то еще в том же духе.
Что–либо понять было почти невозможно. Музыка гремела и, откровенно говоря, за ходом мысли Робби всегда было несколько трудновато уследить.
И тут, когда музыка немного стихла, он наклонился к Тилли и произнес:
– Гарри бы это понравилось.
Понравилось? Это заявление встревожило Тилли. Если бы Гарри суждено было выжить, то, несомненно, он вернулся бы другим человеком. Ей было горько оттого, что она никогда не узнает, каким человеком он был в свои последние дни.
Но Робби не имел в виду ничего дурного, и сердце у него было доброе, поэтому Тилли лишь улыбнулась и кивнула ему.
– Как досадно, что он умер, — произнес Робби.
– Да, – ответила Тилли, потому как, что еще можно было на это ответить?
– И так бессмысленно.
Она повернулась и посмотрела на него. Утверждение Робби показалось ей очень странным, ведь ему не были свойственны деликатность и проницательность.
– Любая война – бессмысленна, – медленно проговорила Тилли. – Разве не так?
– Ну, да, конечно, – ответил Робби, – хотя кто–то должен был отправиться туда, чтобы остановить Бони. Но не думаю, если хотите знать, что он добился бы своей цели.
Тилли решила, что это была самая законченная мысль, которую она когда–либо слышала от Робби. И она задалась вопросом, а может Робби был не так прост, как ей изначально показалось, когда внезапно она… почувствовала.
Нет, она ничего не услышала и не увидела. Она просто вдруг осознала, что он появился, и потому, посмотрев направо, Тилли увидела его.
Питера. Рядом с нею. Казалось поразительным, что она не ощутила его присутствия раньше.
– Мистер Томпсон, – прохладно сказала она. Или, по крайней мере, попыталась вложить в свой голос ледяные нотки. Но Тилли очень сомневалась, что преуспела в этом; столь сильным было ее облегчение при виде Питера.
Конечно же, она все еще сердилась на него и вовсе не была уверена, что хочет разговаривать с ним, но этой ночью она чувствовала себя настолько странно… Да и сражение вызывало неприятное чувство дискомфорта, поэтому серьезное лицо Питера было подобно спасательному кругу, не дающему потерять рассудок.
– Мы только что говорили о Гарри, – весело заявил Робби.
Питер кивнул.
– Так неудачно, что он пропустил сражение, – продолжал Робби. – Я хочу сказать, что несправедливо находиться все это время в армии, а затем вдруг пропустить сражение. – Он покачал головой. – Такая досада, не правда ли?
Тилли в смятении уставилась на него.
– Что вы имеете в виду, заявляя, что он пропустил сражение?
Она повернулась к Питеру как раз вовремя, чтобы увидеть, как он отчаянно машет головой Робби, который громко переспросил:
– А? Что?
– Что вы имеете в виду, – громче повторила Тилли, – заявляя, что он пропустил сражение?
– Тилли, – вставил Питер, – вы должны понять…
– Мне сказали, что он погиб в битве при Ватерлоо. – Тилли переводила взгляд с одного мужчины на другого, вглядываясь в их лица. – Они пришли к нам в дом и сказали, что он погиб в битве при Ватерлоо.
Ее голос стал пронзительным и испуганным. Питер не знал, что предпринять. Он был готов убить Робби; у этого болвана, что, совсем нет мозгов?
– Тилли, – он вновь произнес ее имя, пытаясь выиграть время.
– Как он умер? – настойчиво повторила Тилли. – Я хочу, чтобы вы рассказали мне это прямо сейчас.
Питер посмотрел на нее; девушку начинала бить дрожь.
– Скажите мне, как он умер.
– Тилли, я…
– Скажите…
БУМ!
Все трое подскочили, поскольку взрыв фейерверка произошел всего в двадцати ярдах от того места, где они стояли.
– Потрясающе хорошее шоу! – завопил Робби, поднимая лицо к небу.
Питер бросил взгляд на фейерверк; было невозможно не смотреть. Розовые, синие, зеленые звезды в небе трещали, распадались и проливались искрящимся душем на землю.
– Питер, – позвала Тилли, дернув его за рукав, – скажите мне. Скажите мне сейчас же.
Питер открыл было рот, чтобы заговорить, зная, что сейчас ему следует уделить ей все свое внимание, но, как ни старался, не смог оторвать взгляда от фейерверка. Он посмотрел на Тилли, а затем – на небо, и снова на нее…
– Питер! – она почти кричала.
– Это была повозка, – внезапно произнес Робби, повернувшись к Тилли в момент затишья в запуске пиротехнических зарядов. – Она придавила его.
– Он был раздавлен повозкой?
– На самом деле, фургоном, – произнес Робби, поправляя себя. – Он был…
БУМ!
– Ух, ты! – завопил Робби. – Посмотрите вот на этот!
– Питер, – взмолилась Тилли.
– Это произошло так нелепо, – сказал Питер, оторвав, наконец, взгляд от неба. – Нелепо, ужасно и непростительно. Ее следовало пустить на дрова еще за несколько недель до этого.
– Что же случилось? – прошептала Тилли.
И он рассказал ей. Не все, опуская ужасные детали; здесь было не место и не время для этого. Но в общих чертах Питер обрисовал, что произошло, вполне достаточно для того, чтобы Тилли поняла правду. Гарри был героем, но умер он не смертью героя; по крайней мере, не той смертью, которую большинство англичан сочли бы героической.
Конечно, это не должно было иметь никакого значения, но по ее лицу Питер видел, что для нее это было важно.
– Почему вы не сказали мне? – низким дрожащим голосом спросила она. – Вы солгали мне. Как вы посмели мне лгать?
– Тилли, я…
– Вы лгали мне. Вы сказали мне, что он умер в сражении.
– Я никогда…
– Вы позволяли мне верить в это, – выкрикнула она. – Как вы могли?
– Тилли, – в отчаянии произнес Питер. – Я…
БУМ!
Машинально они оба посмотрели наверх.
– Я не знаю, почему они вам солгали, – сказал Питер, как только вспышка распалась на струящиеся зеленые искры. – Я не догадывался, что вы не знаете правды до званого обеда у леди Нили. И не знал, что сказать. Я не…
– Перестаньте, – сбивчиво прервала она, – не пытайтесь оправдаться.
Но ведь она сама только что просила, чтобы он объяснил.
– Тилли…
– Завтра, – сдавленно произнесла она. – Поговорим завтра. А сейчас я… сейчас…
БУМ!
И когда розовые искры дождем полились сверху, она подхватила свои юбки и без оглядки бросилась через единственный просвет в толпе, находившийся сразу за Принни и оркестром.
Прочь из его жизни.
– Ты идиот! – прошипел Питер Робби.
– Что? – Робби был слишком занят, вглядываясь в небо.