Собеседник улыбнулся:
— У вас потрясающая профессия. А меня зовут Андрей (можно без отчества) Чистяков, я, как вы уже знаете, генеральный директор этого заведения. Так что же стряслось с Тианой? Она очень ценный работник, и не в правилах фирмы бросать человека в беде. Да и, честно говоря, я отношусь к ней с глубокой симпатией.
Андрей потянулся за сигаретой и, закурив, откинулся в кресле, пристально глядя на меня.
— Она попала в жуткую передрягу, — сказала я.
— Финансового характера?
— Увы, нет, это было бы намного проще.
— Криминального?
— Скажем так, но ее вины здесь никакой нет, Тиана выступает в роли жертвы.
Я побарабанила пальцами по столу, тоже закурила и продолжала, глядя в темные глаза собеседника:
— Она оказалась владелицей одной вещи, которая принадлежит ее бывшему любовнику. Этот любовник ее предал и обокрал. Тиана поклялась отомстить этому человеку. И он думает, что именно данная вещь его погубит.
Андрей опять улыбнулся и мягко заметил:
— Татьяна, вы говорите не то чтоб загадками, но слишком туманно. Возможно, это элемент вашей профессии… Однако если уж мы договариваемся о сотрудничестве ради спасения Тианы, хотелось бы знать, что это за такая важная вещь?
— Это видеокассета…
— …и там записано… э-э… любительское порно, которым она может навредить своему бывшему любовнику?
Я с досадой махнула рукой и поморщилась. Вечно у всех на уме одно и то же.
— Да если бы такая ерунда! Там кое-что похуже…
У Андрея как-то искривился рот, и он протянул:
— Поху-же? Что же там может быть? У меня что-то фантазия отказывает.
— Это и вправду трудно вообразить, но факт есть факт. Так вот, вчера этот человек похитил Тиану из-за этой кассеты, и, боюсь, дело может кончиться плохо.
Андрей резким движением потушил сигарету в пепельнице, вскочил с кресла и нервно прошелся по кабинету:
— Хорошо, давайте говорить конкретно. Чем я могу помочь? Дать деньги на выкуп? Что-нибудь еще?
— Мне нужны не деньги, а информация.
— Пожалуйста, предоставлю любую, кроме закрытой, сугубо коммерческой.
— Недавно Тиана занималась сделкой по продаже или покупке четырехкомнатной квартиры в районе Ильичевской площади. В этой квартире, как я догадываюсь, раньше жил человек, похитивший ее, но продавала жилплощадь его мать, по фамилии Алексеевская. У вас наверняка все эти сделки регистрируются. Так вот, мне нужен адрес квартиры.
— Вы думаете, Тиану прячут там? Но ведь жилье уже продано другим лицам.
— Нет, там я надеюсь получить зацепку, в каком направлении вести поиски дальше.
— Понятно, нет проблем.
Андрей вызвал секретаршу и велел ей принести реестр сделок за последние два месяца. Затем, порывшись некоторое время в толстом гроссбухе, он сказал:
— Вот, нашел. Месяц назад дилером Лопатиной квартира по адресу: ул. Тамбовская, дом 8, кв. 112 была оформлена и подготовлена к продаже гражданину Шумскому В.П.
Я чуть не расцеловала Андрея от радости. Итак, бывшее жилище Алексеевского найдено. Остается отыскать теперешнее.
— Огромное вам спасибо, Андрей, вы мне очень помогли!
— Да что вы, ничего не стоит. Если понадобится помощь деньгами или людьми — у нас отличная служба безопасности, — звоните.
Он протянул мне золотистую визитку. Я в свою очередь дала мой телефон:
— Благодарю, не исключено, что вскоре воспользуюсь вашим предложением.
Я откланялась и уже стояла в дверях, когда Андрей задал мне вопрос:
— А этот похититель…как его… Алексеевский, он — кто? Чем занимается сейчас?
— Уверена, что он сменил фамилию, по вполне веским основаниям. Как-нибудь я вам все расскажу, а сейчас, извините, спешу.
Оказавшись на улице, я быстренько поймала машину и назвала только что полученный мной адрес. Через пятнадцать минут я уже входила в подъезд большой шестнадцатиэтажной «свечки».
Заветная сто двенадцатая квартира на мои настырные звонки в дверь отвечала равнодушным молчанием. Там либо категорически не хотели открывать, либо просто никого не было.
Уже собравшись уходить и в сердцах выругавшись, я пришла к простой мысли (вот что значит после вчерашней аварии голова не в порядке!) позвонить соседям. Уж если новый хозяин нужной мне 112-й, скажем, пребывает на службе или в отъезде (а это хуже!), то среди соседей вполне может обнаружиться такая «старушка — ушки на макушке», которая знает все не хуже следователя.
И я, к счастью, не ошиблась. Если соседняя сто десятая квартира отозвалась только лаем пса, оставленного дома бессердечными хозяевами, то сто одиннадцатая повела себя иначе.
Сначала после трели звонка из-за двери раздался вполне законный вопрос:
— Кто это?
Затем — на мой естественный ответ:
— Работник службы безопасности (для бабули этого достаточно, а голос был явно старушечий), — дверь на цепочке осторожно приоткрылась, внимательные глаза оглядели меня и, удостоверившись в моей хотя бы внешней безобидности, приняли решение: впустить!
Дверь открылась, и на пороге нарисовалась фигура старушки вроде той, с которой судьба свела меня вчера в больнице.
— Вы, наверное, по делу?
Бабуля посторонилась и позволила мне войти в коридор.
— Конечно, конечно!
Я достала старое эмвэдэшное удостоверение и для убедительности помахала им в раскрытом виде перед старушкиным носом:
— Лейтенант Татьяна Иванова! А вы у нас будете?..
— Лидия Васильевна Скачкова, пенсионерка, уже пятнадцать годочков.
Я прикинула, что бабуле лет семьдесят и она должна еще более-менее здраво соображать.
— У меня к вам, Лидия Васильевна, огромная просьба… — начала я.
— Пожалуйста, пожалуйста, сейчас табуретку с кухни принесу, присядете…
И бабуля зашаркала на кухню. Вернулась быстро и подсунула под меня крашеную табуретку времен, наверное, еще ее деда.
— Так вот, — продолжила я, — меня интересует ваша соседка из сто двенадцатой квартиры…
— Это бывшая соседка, что ли, Клавдия?
— Да, да, она самая.
— Что же это она натворила?
Старушка даже приоткрыла рот, приготовившись выслушать страшную историю о Клавиных злодеяниях. Но мне пришлось ее разочаровать.
— Ничего не натворила. Хотелось бы просто знать, куда она съехала, потому что в той квартире никого нет.
Бабуля шмыгнула носом, посмотрела в сторону и сказала:
— Точно, нет. Они вечером приходят, новые эти, то ль с работы, то ли с кабаку — вечно пьяные!
Я начинала терять терпение:
— Так, а Клавдия эта…
— А что Клава? Ну, похоронила она сыночка своего…
Тут меня осенило, что я ведь так и не выяснила до сих пор причину (пусть и мнимой) смерти Алексеевского.
— Простите, Лидия Васильевна, а от чего он умер, молодой ведь, наверное, был?
— Как же, да в самолете разбился, там все разбились, ну и он, известное дело. Зимой, еще в прошлом году…
Старушка недоуменно смотрела на меня, а я соображала:
«Действительно, недалеко от Тарасова разбился „Ил-62“. Все погибли. Но как же мог уцелеть, это же нереально? Может, Тиана что-то путает? Ладно, разберемся позже».
— …Ну и Димку-то ее привезли в закрытом гробу, — продолжала монотонно бубнить старушка, — и народу-то на похороны немного пришло, он нелюдимый был. А Клава-то как все убивалась, ведь она совсем одна, горемычная, осталась, мужа-то давно схоронила…
Я решила направить поток бабкиных воспоминаний в нужное русло:
— Лидия Васильевна, а Клавдия не говорила, куда она переезжает?
Бабулька пожевала бесцветными губами и ответила:
— Как же, рассказывала, заходила ко мне частенько чайку попить. У ней тут история с дачей приключилась. Сынок-то Димка года два назад ее продал… Как уж мать ни плакала — он ни в какую! За границу, говорит, поеду пожить, деньги нужны. И продал. А как в прошлом-то году объявился — вот те раз, — обратно купил. Уговорил мать эту квартиру продать и жить на даче, у них там все удобства…
— Так, значит, она туда переехала?
Кто бы знал, как я обрадовалась, но старушке не показала и виду.
— А как же, и мебель свезла. Сказала, что ей там хорошо будет, а денег от квартиры по гроб жизни хватит и еще останется.
Бабулька завистливо вздохнула.
— Лидия Васильевна, а вы случайно не знаете, как эту дачу отыскать, мне бы повидаться надо с Клавдией…
— …Петровной.
— Да, да, с Клавдией Петровной.
— Нет, дочка, знаю только примерно. Она говорит, что на 85-м автобусе ехать от конечной десять остановок… Речушка там есть неподалеку… Да поищешь — найдешь! А что у тебя за дело-то такое?
Я решила не удовлетворять бабулино любопытство и сказала:
— Не имею права говорить. Служба.
— А-а, — протянула старушка, — понятно. Ну, дай Бог тебе удачи, дочка.
— А-а, — протянула старушка, — понятно. Ну, дай Бог тебе удачи, дочка.
— И вам дай Бог здоровья и долголетия. Вы мне очень помогли.
Пообещав, что передам привет Клавдии Петровне, я быстренько откланялась.
Оказавшись на улице, я зашла в ближайшую кафешку перекусить и привести мысли в порядок.
Итак, первое. Вряд ли он (они) держит Тиану на даче, где проживает старушка-мать. Но тогда где? Хотя на дачу наведаться обязательно стоит.
Второе. Желательно бы узнать теперешнюю фамилию Алексеевского. В том, что он ее сменил, я не сомневалась. В его положении было бы естественно сделать пластическую операцию. При его-то данных и поездках за границу.
Третье. Что нужно моему противнику? Ему нужна кассета. Так что вряд ли Тиане грозит смерть. А обо мне он пока и вообще не знает, что к лучшему.
Короче, появившись на даче под любым благовидным предлогом, я ни у кого не должна вызвать подозрений.
Решено, еду туда!
Я более-менее помнила описание этого места из «лирических отступлений» на кассете Алексеевского. Но чувствовала, что придется побродить-попотеть, прежде чем найду бунгало своего противника (а интересно, кстати, знает ли проживающая там мамаша, что ее сыночек жив?).
…На остановке 85-го автобуса бурлила дачная публика. Летняя суббота, что поделаешь! А мне надо ехать именно на автобусе, чтобы посчитать остановки и выйти на десятой. Заодно пообщаюсь с народом, может, что интересного услышу.
Услышала я, внесенная приливом энтузиазма в салон подошедшего автобуса, очень много популярных выражений народной любви к своим правителям как местного, так и столичного разлива. Обсуждались наглые цены, отсутствие пенсий, футбол, муж-алкаш, дети-балбесы…
Короче, повиснув на поручне, я чуть не начала дремать, машинально отсчитывая остановки: шесть, семь… Но тут из гомона вырвалась фраза: «…Клава-то теперь совсем сюда переселилась…»
Я встрепенулась и поглядела на сидящих передо мной пожилых женщин, которые явно обсуждали интересующий меня вопрос. Но они уже переключились на базарные цены.
Однако когда дачные подвижницы вышли вместе со мной на десятой остановке, я, не раздумывая, двинулась следом за ними.
Женщины миновали несколько поворотов в замысловатых переплетениях улочек дачного массива, и одна из них остановилась у своей калитки попрощаться с собеседницей.
Я резко нагнала их и с ходу выпалила:
— Извините, вы случайно не подскажете, где тут дача Клавдии Петровны Алексеевской?
Женщина, которая собиралась идти дальше (по габаритам и манерам чем-то напоминающая Нонну Мордюкову), без стеснения оглядела меня с ног до головы и спросила:
— А ты, девушка, кто ей будешь-то? Тут ведь много разных бродит, а времена суровые…
Я решила вести себя миролюбиво, как пай-девочка:
— Да племянница ее, из Баронска приехала, а вот в квартире не застала. Тетя Клава, оказывается, ее продала, и соседи сказали, что она теперь поселилась на даче.
Поскольку моя информация подтверждала ту, которой владела «Мордюкова», она явно смягчилась и сказала:
— Тебе повезло. Я ее соседка как раз, хоть у нее и гектар земли, а у меня шесть соток. Пойдем со мной, покажу. Тебя как звать-то?
— Таня.
— А меня зови тетя Люба. Я не злая, ты не думай, только недоверчивая.
Вскоре мы уже шли через лесок, и я чувствовала особую прохладу, которая может веять только от протекающей неподалеку речки.
Минут через десять мы вышли на бескрайнее поле, где тут и там виднелись разного калибра постройки: от замка до сарая.
Тетя Люба повела меня по тропинке, ведущей к ограде, за которой рисовался красивый двухэтажный дом.
— Вон там обосновалась твоя любимая тетя Клава. Живет не тужит, только куда ей одной столько?
Женщина вздохнула, махнула рукой и, кивнув мне на прощанье, свернула по ответвлению тропинки к невзрачному одноэтажному домику.
«Нет, никогда не иссякнет у наших людей тяга к классовой справедливости! Если у тебя три этажа, а у меня один, то надо порушить все и из обломков соорудить два по два», — размышляла я, пыля тропинкой по направлению к искомому объекту. Хотя думать следовало бы о другом!
Я резко остановилась, закурила и вслух обругала себя: «Эх, дура, совсем на жаре мозги размягчились! Сейчас ты придешь и скажешь хозяйке, что привет, мол, тетя, я ваша племяшка из Баронска? Да она на тебя собак спустит и правильно сделает. Тем более если вдруг там тусуется ее восставший из преисподней сыночек».
Я начала лихорадочно перебирать варианты легенды. Морю крыс и тараканов? Починяю примусы? Шпаклюю веранду?
Нет, чушь, смешно! А вот это — элементарно! Хожу присматриваю дачку для покупки.
Не продаете? Жаль!
Но какая она у вас красивая, как ухожена! Не разрешите посмотреть? Ой, спасибо большое!
Вооружившись этой немудреной ложью и зная, что на всякий случай у меня в сумочке лежит моя верная газовая «беретта», я более уверенно направилась к дому.
…Дачная картина, которая развернулась передо мной вблизи, была достойна режиссера рангом не меньше, чем Никита Михалков.
Перед входом в особняк разбита огромная клумба, засаженная всевозможными цветами. Клумбу обрамляют классические парковые лавочки. Справа и слева грядки, засаженные Бог весть чем, но геометрические их формы были безукоризненны.
На одной из лавочек, находившейся у входа в «фазенду», под большой шляпой типа сомбреро сидела женщина, годочков за пятьдесят, но стройная, и, томно щурясь в мою сторону, курила нечто длинное в мундштуке.
Вряд ли она готовилась к моему приходу. Однако, завидев еще издалека на тропинке одинокую человеческую фигуру, женщина явно решила произвести впечатление на внезапного гостя.
При ближайшем рассмотрении гость оказался гостьей, и, очевидно, это не слишком понравилось Клавдии Петровне (у меня не было сомнений, что передо мной мама негодяя Димы).
Она встала, гордо выпрямившись, бросила незатушенную сигарету вместе с мундштуком в клумбу и театрально вопросила:
— Что вам угодно, милочка?
Я тут же приняла аналогичную манеру общения:
— Мне было бы угодно узнать у вас, сударыня, не продается ли случайно эта великолепная дача?
Женщина сменила тон на более деловой:
— С чего вы это взяли, кто вам сказал и вообще, кто вы такая?
На такие серьезные вопросы я решила отвечать последовательно и не менее серьезно:
— Во-первых, здесь в округе, по моим сведениям, продается чуть ли не каждая вторая дача. Об этом мне сказали как объявления в газетах, так и некоторые частные лица. Во-вторых, я получила хорошее наследство от дедушки, бывшего министра — фамилия моя Путилова, — и вот присматриваю в этом райском уголке себе что-нибудь подходящее, не доверяя разным проходимцам-посредникам. А поскольку ваша дача является образцом архитектуры и, я бы не побоялась сказать — подлинным произведением искусства, то на нее я и обратила внимание в первую очередь.
Закончив этот длинный монолог, я (хоть и внучка министра) по-простецки вытерла тыльной стороной ладони пот со лба.
Дамочка явно купилась на дешевую лесть, стала более приветливой и словоохотливой:
— Увы, девушка…
— Татьяна.
— Да, Танечка, эта дача больше никогда продаваться не будет. Хватит. Я тут живу, как говорится, до последнего часа. Жаль, что совсем одна. Муж давно умер, а сыночек разбился в самолете в прошлом году…
Хозяйка особняка даже всхлипнула. Знает эта молодящаяся ведьма, что ее подонок-сын жив, или нет? А главное, кто у нее в доме?
— Простите, Клавдия Петровна…
Она вдруг ясно и пристально глянула мне в глаза:
— Откуда ты знаешь, как меня зовут?
Я простодушно промямлила:
— Да вот, к соседям вашим заглядывала… к этой… тете Любе, она и сказала.
— А, понятно.
Судя по всему, мамочка окончательно успокоилась на мой счет и, видя, как я открыто, с восхищением разглядываю принадлежащее ей строение, заявила:
— Ну, если хочешь, покажу тебе дом. Тут вот во всей округе такой не найдешь. Чтобы знала, к чему и как приценяться…
Я изобразила смущение:
— Если, конечно, вас это не затруднит…
— Что ты! Мне тут скучно одной. — И она махнула рукой, приглашая следовать за собою.
Мы бродили с Клавдией Петровной, как по музею. И не в смысле ценных экспонатов (дача была загружена мебелью и всяким барахлом, в основном хрущевско-брежневских времен), а в смысле того, что буквально у каждого стула или лежащей на столе вилки она останавливалась и рассказывала душещипательную историю из совместной жизни с супругом. И история эта была обязательно привязана к драгоценному предмету.
Через час я проклинала все на свете и в первую очередь себя за то, что меня потянуло в этот пыльный архив воспоминаний. Тем более что стало ясно — Тианы здесь нет и быть не может. Ведь мы заглянули даже в чуланы.