— Ты хочешь быть истребителем вампиров, а не аниматором?
Я даже не пыталась скрыть удивления.
— Конечная цель такая.
— Зачем?
— А вы зачем это делаете?
Я покачала головой:
— Ответь на вопрос, Ларри.
— Чтобы приносить людям пользу.
— Тогда стань полисменом. Им нужны люди, разбирающиеся в противоестественных созданиях.
— Я думал, что сегодня действовал отлично.
— Так и было.
— Так что вам не нравится?
Я подумала, как вложить это в пятьдесят или меньше убедительных слов.
— Сегодня ночью — это было ужасно, но бывает куда хуже.
— Мы подъезжаем к Оливу, куда свернуть?
— Налево.
Машина выехала с шоссе в ряд для поворота. Мы встали у светофора, и мигал в темноте сигнал поворота.
— Ты не знаешь, во что ты рвешься, — сказала я.
— Так расскажите мне.
— Я сделаю лучше. Я тебе это покажу.
— Что вы имеете в виду?
— Сверни у третьего светофора направо.
Мы заехали на стоянку.
— Первый дом справа.
Ларри заехал на единственное свободное место. Мое место на стоянке. Никогда не вернется сюда моя маленькая «нова».
В темноте машины я сняла жакет.
— Включи верхний свет.
Он сделал, как я сказала. Вообще он лучше меня умел выполнять приказы. А поскольку приказы были мои, меня это устраивало.
Я показала ему шрамы у меня на руках.
— Крестообразный ожог я получила от слуги-человека, который думал, что это будет забавно. Бугор соединительной ткани на сгибе руки — вампир разорвал мне руку на куски. Физиотерапевт потом говорил, что возвращение полного объема движений было просто чудом. Вот еще четырнадцать швов от слуги-человека, и это только на руках.
— А есть еще? — Лицо его в свете салона было бледным и незнакомым.
— Один вампир воткнул мне в спину обломанный конец кола.
Он вздрогнул.
— И ключицу мне сломали, когда вампир жевал мою руку.
— Вы пытаетесь меня напугать?
— Разумеется, — сказала я.
— А меня не отпугнуть.
Сегодняшняя ночь должна была его отпугнуть и без демонстрации моих шрамов. Но не отпугнула. Черт возьми, он останется в нашем деле, если его раньше не убьют.
— Ладно, ты остаешься до конца семестра — отлично. Но пообещай, что не будешь охотиться на вампиров без меня.
— Но мистер Берк…
— Он помогает казнить вампиров, но не охотится на них в одиночку.
— А в чем разница между казнью и охотой?
— Казнь означает тело, которое надо проткнуть колом, то есть вампира упакованного и в цепях, который тихо ждет последнего удара.
— А охота?
— Когда я пойду по следу вампиров, которые нас сегодня чуть не убили, это будет охота.
— И вы не верите, что мистер Берк может научить меня охотиться?
— Я не верю, что мистер Берк сумеет сохранить тебя в живых. — У Ларри глаза полезли на лоб. — Я не имею в виду, что он намеренно тебя подставит под опасность. Я имею в виду, что не доверяю твою жизнь никому, кроме себя.
— Вы думаете, до этого дойдет?
— Уже чуть не дошло.
Он пару минут посидел тихо, глядя на свои руки, которые медленно поглаживали руль.
— Я обещаю не охотиться на вампиров ни с кем, кроме вас. — Он поглядел на меня, изучая голубыми глазами мое лицо. — И даже с мистером Родригесом? Мистер Вон мне сказал, что он был вашим учителем.
— Мэнни был моим учителем, но он больше не охотится на вампиров.
— А почему? — спросил он.
Я посмотрела ему прямо в глаза и сказала:
— Его жена слишком боится. И у него четверо детей.
— А вы и мистер Берк свободны, и детей у вас нет.
— Верно.
— И у меня тоже, — сказал он.
Я не могла не улыбнуться. Неужто я тоже была такой энтузиасткой? Да нет.
— Ларри, остряков никто не любит.
Он ухмыльнулся и выглядел при этом максимум на тринадцать лет. Господи, почему он не сбежал после этой ночи? А я почему? Ответов нет, по крайней мере осмысленных ответов. Зачем я этим занимаюсь? Напрашивается ответ: потому что я это умею. Может быть, Ларри тоже научится. Может быть. Или просто погибнет.
Я вылезла из машины и сказала:
— Езжай прямо домой, и если у тебя нет запасного креста, прямо завтра и купи.
— О’кей, — сказал он.
Я закрыла дверь, глядя в его серьезное и задумчивое лицо. Потом пошла вверх по лестнице и не оглянулась. Я не стала смотреть, как он едет прочь, все еще живой, все еще полный энтузиазма после первой встречи с монстрами. Я была всего на четыре года старше. Четыре года, а ощущались они как столетия. Нет, такой желторотой я никогда не была. Моя мать умерла, когда мне было восемь. Потеря матери или отца стирает эту щенячью жизнерадостность.
Я все же собиралась отговорить Ларри стать истребителем вампиров, но если никак не выйдет, я буду работать с ним сама. Есть только два вида охотников на вампиров: хорошие и мертвые. Может быть, мне удастся сделать из Ларри хорошего. Это куда привлекательней альтернативы.
26
Было 3.34 утра в пятницу. Долгая была неделя. Ну а какая неделя в этом году не была долгой? Я просила Берта нанять кого-нибудь в помощь. Он нанял Ларри. Так чем я недовольна? Тем, что Ларри — просто жертва, ждущая своего монстра. О Господи, сохрани его, прошу Тебя. Сохрани. На моей совести и так больше невинных, чем она может выдержать.
Обычное чувство ночного коридора — тишина, спокойствие. Только шептали отдушины отопления, приглушенно звучали по ковру шаги моих кроссовок. Слишком было поздно, и мои живущие днем соседи давно уже спали, а вставать им было еще рано. За два часа до рассвета можно насладиться уединением.
Я открыла новый защищенный от взлома замок своей квартиры и шагнула в темень. Щелкнула выключателем и залила ярким светом белые стены, ковер, диван и кресло. Как бы ни было хорошо у тебя ночное зрение, а свет лучше. Все мы дети дневного света, чем бы ни зарабатывали себе на жизнь.
Жакет я сбросила на кухонный стол. Слишком он был грязный, чтобы кидать его на белый диван. Я вся была заляпана грязью и прилипшей травой, но крови было очень мало — ночь обернулась удачно.
Я уже снимала кобуру, когда почувствовала это. Движение воздушных потоков, будто кто-то их пересекал. Я просто поняла, что я не одна.
Рука моя легла уже на рукоять пистолета, когда из темноты спальни послышался голос Эдуарда:
— Анита, не надо.
Я остановилась, касаясь пальцами пистолета.
— А если я все же попробую?
— Я тебя застрелю, и ты это знаешь.
Это был спокойный, уверенный голос хищника. Я помню, когда он работал с огнеметом, его голос был таким же. Гладким и ровным, как дорога в Ад.
Я убрала руку от пистолета. Эдуард меня застрелит, если я его вынужу. И лучше его не вынуждать — пока что. Пока что.
Я положила руки на голову, не ожидая, пока он мне это прикажет. Может быть, готовность к сотрудничеству зачтется в мою пользу. Ой, вряд ли.
Эдуард вышел из темноты, как белокурый призрак. Он был весь в черном, кроме волос и бледного лица. Руки в черных перчатках держали девятимиллиметровую «беретту», твердо направленную мне в грудь.
— Новый пистолет? — спросила я.
По его губам скользнула тень улыбки.
— Да. Тебе нравится?
— «Беретта» — хороший пистолет, но ты же меня знаешь.
— Знаю, ты фанат браунинга, — сказал он.
Я улыбнулась. Два старых приятеля ведут профессиональный треп.
Он прижал ствол к моей груди и взял мой браунинг.
— Прислонись и расставь ноги, — сказал он.
Я оперлась на спинку дивана, а он меня ощупал. Искать было нечего, но Эдуард этого не знал, а неосторожным он никогда не был. Одна из причин, по которой он до сих пор жив. Это — и еще то, что он был очень, очень умелым.
— Ты говорил, что не можешь взломать мой замок, — сказала я.
— Я принес инструменты получше.
— Значит, он не защищен от взлома.
— От большинства людей — защищен.
— Но не от тебя.
Он посмотрел на меня глазами мертвыми, как зимнее небо.
— Я к большинству не принадлежу.
Я не могла не улыбнуться:
— Это ты можешь сказать с полным правом.
Он нахмурился:
— Дай мне имя Мастера, и нам не придется этого делать.
Его пистолет не шелохнулся. Мой браунинг торчал у него из-за пояса. Я надеялась, что он не забыл поставить его на предохранитель. Или, наоборот, забыл.
Я открыла рот, снова закрыла и просто смотрела на него. Я не могла выдать Эдуарду Жан-Клода. Я была — Истребительница, но Эдуарда вампиры называли — Смерть. И он это имя заслужил.
— Я думала, ты сегодня будешь за мной следить.
— Я поехал домой, когда ты подняла зомби. Наверное, мне следовало остаться поблизости. Кто тебе рот раскровянил?
— Я тебе ни черта не скажу, и ты это знаешь.
— Я тебе ни черта не скажу, и ты это знаешь.
— Любого можно сломать, Анита. Любого.
— Даже тебя?
Снова эта тень улыбки:
— Даже меня.
— Кто-то превзошел Смерть? А ну-ка расскажи.
Улыбка стала шире.
— В другой раз как-нибудь.
— Приятно слышать, что будет другой раз.
— Я здесь не для того, чтобы тебя убивать.
— А только запугиванием или пыткой заставить меня назвать имя Мастера?
— Да, — ответил он тихим и спокойным тоном.
— А я-то надеялась, что ты скажешь «нет».
— Дай мне имя Мастера этого города, Анита, и я уйду.
— Ты знаешь, что я не могу этого сделать.
— Я знаю, что ты должна это сделать, иначе нас ждет очень долгая ночь.
— Значит, нас ждет очень долгая ночь, потому что ни хрена я тебе говорить не собираюсь.
— Ты не хочешь дать себя запугать.
— Ага.
Он покачал головой.
— Повернись, обопрись грудью на диван и сцепи руки за спиной.
— Зачем?
— Делай, что я сказал.
— Чтобы ты мне руки связал?
— Выполняй.
— Что-то не хочется.
Он снова нахмурился:
— Ты хочешь, чтобы я тебя застрелил?
— Нет, но стоять столбом, пока ты будешь меня связывать, мне тоже не хочется.
— Связывать — это не больно.
— Меня беспокоит то, что будет потом.
— Ты знаешь, что я сделаю, если ты будешь упираться.
— Тогда делай.
— Ты не хочешь мне помочь.
— Уж извини.
— Анита, Анита!
— Я просто не привыкла помогать людям, которые собираются меня пытать. Хотя я не вижу бамбуковых щепок. А как можно кого-то пытать без бамбуковых щепок?
— Перестань!
Он начинал злиться.
— Что перестать?
Я выкатила глаза и постаралась придать себе вид невинный и безобидный — просто не я, а лягушка Кермит.
Эдуард рассмеялся — легким смешком, который все рос и рос, пока Эдуард не присел на пол, свободно держа пистолет и глядя на меня сияющими глазами.
— Ну как я могу тебя пытать, когда ты меня смешишь?
— Не можешь, так и было задумано.
Он покачал головой:
— Нет, не было. Ты просто острила. Ты всегда остришь, Анита.
— Приятно, что ты это заметил.
Он поднял руку:
— Анита, хватит.
— Я буду тебя смешить, пока ты пощады не запросишь.
— Просто скажи мне это дурацкое имя, Анита. Прошу тебя, помоги мне. — Смех исчез из его глаз, как уходит с неба солнце. Ушли доброжелательность и человечность, и глаза его стали холодны и пусты, как у куклы — Не заставляй меня делать тебе больно.
Я была единственным другом Эдуарда, но это не помешает ему меня пытать. Было у Эдуарда одно правило: сделай все, что нужно, чтобы закончить работу. Если он будет вынужден меня пытать, он это сделает, но ему этого не хотелось.
— Теперь, когда ты заговорил вежливо, попробуй снова задать первый вопрос, — сказала я.
Его глаза прищурились, потом он спросил:
— Кто ударил тебя в рот?
— Один Мастер вампиров, — сказала я спокойно.
— Расскажи мне, что произошло.
Эта просьба слишком на мой вкус отдавала приказом, но оба пистолета были у него в руках.
Я рассказала ему обо всем. Все о вампире Алехандро. О том, которого я ощущала у себя в голове таким старым, что у меня кости заныли. И я добавила только одну крохотную ложь, которая утонула в потоке правды. Я ему сказала, что Алехандро — Мастер города. Правда, одна из лучших моих находок?
— Ты и в самом деле не знаешь места его дневного отдыха?
Я покачала головой:
— Если бы знала, я бы тебе его выдала.
— Почему такая перемена настроения?
— Он сегодня пытался меня убить. Все обязательства отменяются.
— Не верю.
Это была слишком хорошая ложь, чтобы ей зря пропадать, и потому я попыталась ее спасти.
— Он тоже одичал. Это он и его прихвостни убивают невинных граждан.
При слове «невинные» Эдуард скривился, но придираться не стал.
— Альтруистический мотив — в это я верю. Не будь ты так чертовски мягкосердечна, ты была бы опасна.
— Я свою долю гадов истребляю, Эдуард.
Он смотрел на меня пустыми синими глазами, потом кивнул:
— Правда.
И отдал мне мой пистолет рукояткой вперед. Судорога в животе отпустила меня. Я смогла испустить глубокий, долгий вздох облегчения.
— Если я найду, где этот Алехандро, ты хочешь принять участие?
Я на минуту задумалась. Хочу ли я охотиться на пятерку одичавших вампиров, из которых двое старше пятисот лет? Нет, не хочу. Хочу ли я посылать Эдуарда против них одного? Нет, не хочу. Значит…
— Ага, чтобы получить свою долю.
Эдуард улыбнулся широкой сияющей улыбкой:
— Ну люблю я свою работу.
— Я тоже, — улыбнулась я в ответ.
27
Жан-Клод лежал посреди белой кровати с балдахином. Кожа его была только чуть белее простыней. Он был одет в ночную сорочку. Кружева сбегали по ее воротнику, образуя окно на груди. Они струились по рукавам, почти полностью скрывая кисти рук. Это должно было выглядеть женственным, но на Жан-Клоде этот наряд смотрелся исключительно мужественно. Как может человек не выглядеть глупо в белой кружевной рубашке? Правда, он не был человеком — наверное, в этом все дело.
В разрезе кружевного воротника вились черные волосы. Которых так легко коснуться. Я покачала головой. Нет, даже во сне нет.
Я была одета во что-то длинное и шелковое. Такого же синего оттенка, как темнота его глаз. И мои руки казались на этом фоне до невозможности белыми. Жан-Клод встал на колени и протянул ко мне руку. Приглашение.
Я покачала головой.
— Это ведь только сон, ma petite. Неужели даже здесь вы не придете ко мне?
— С вами никогда не бывает просто снов. Они всегда значат больше.
Его рука упала на простыню, пальцы коснулись ткани.
— Что вы пытаетесь со мной сделать, Жан-Клод?
Он посмотрел на меня в упор.
— Соблазнить вас, конечно.
Конечно. Дура я.
Рядом с кроватью зазвонил телефон. Из этих белых аппаратов с кучей золота. Секунду назад здесь телефона не было. Он снова зазвонил, и сон рассыпался вдребезги. Я проснулась, хватая трубку.
— Алло!
— Привет, я тебя разбудил? — спросил Ирвинг Гризволд.
Я заморгала:
— Который сейчас час?
— Десять. Я знаю, что раньше звонить не надо.
— Чего тебе надо, Ирвинг?
— Грубо.
— Я поздно вернулась. Можно обойтись без комментариев?
— Ладно, я, твой верный репортер, прощу тебе грубость, если ты мне ответишь на несколько вопросов.
— Вопросов? — Я села в кровати, прижав к себе аппарат. — О чем это ты?
— Правда ли, что ребята из «Человек превыше всего» сегодня тебя спасли, как они заявляют?
— Заявляют? Ирвинг, ты не мог бы говорить законченными фразами?
— В утренних новостях показали Джереми Рубенса. По пятому каналу. Он заявил, что он и группа «Человек превыше всего» этой ночью спасли тебе жизнь. Спасли от Старейшего вампира города.
— Этого не было.
— Я могу на тебя сослаться?
Я задумалась на минуту.
— Нет.
— Для статьи мне нужна на тебя ссылка. Я пытаюсь дать шанс для контрутверждений.
— Контрутверждений? Что это еще за слово?
— У меня большой запас слов. Диплом по филологии.
— Это многое объясняет.
— Ты мне можешь дать свою версию истории?
Я задумалась еще на минуту. Ирвинг — мой друг и хороший репортер. Если Рубенс уже был показан в утренних новостях, мне надо было изложить свою версию.
— Дашь мне пятнадцать минут сделать кофе и одеться?
— За эксклюзив — непременно.
— Ладно, тогда и поговорим.
Я повесила трубку и сразу пошла к кофеварке. Я была одета в спортивные носки, джинсы и футболку большого размера, в которой сплю, когда Ирвинг позвонил снова. Рядом с телефоном у меня стояла дымящаяся чашка кофе. Коричный кофе из магазина «Ви-Джей, чай и пряности» в Оливе. Утром ничего лучше и быть не может.
— Ладно, выкладывай.
— Ирвинг, так грубо, сразу в койку без предисловий?
— Давай, Блейк, меня сроки поджимают.
Я ему рассказала все. Мне пришлось признать, что парни из «Человек превыше всего» меня спасли. Черт бы их драл.
— Но я не могу подтвердить, что вампир, которого они прогнали, и есть Мастер города.
— Так я же знаю, что Мастер — это Жан-Клод. Я же брал у него интервью, ты помнишь?
— Помню.
— И я знаю, что этот индеец — не Жан-Клод.
— Но «Человек превыше всего» этого не знают.
— Ух ты! Двойной эксклюзив!
— Но я же не сказала, что Алехандро — не Мастер.
— То есть?
— На твоем месте я бы прежде всего выяснила вопрос у Жан-Клода.
Он прокашлялся:
— У Жан-Клода? Неплохая мысль.
Но сказал он это как-то нервно.