— Лена, что происходит? Почему ты кричишь? Ты куришь?
Может, и стоило бы объяснить, но вряд ли мама захочет меня понять. Недавний разговор с ней многое объяснил мне. Я молча положила сигарету в пачку, а пачку в карман и пошла спать.
Глава 40
Утром я проснулась другим человеком. Не то чтобы сразу выздоровела, стала говорить и смеяться, нет, но у меня появилась надежда. Я могла ошибаться, мне, в моем состоянии, вообще могло померещиться все что угодно, но надежда уже жила, давала мне силы, толкала вперед. Конечно, он ничем не болел! И запах здорового мужчины выдавал это каждый день. Будь он обречен на долгое и мучительное умирание — я бы почуяла!
Я все еще подолгу сидела на одном месте, теряясь во времени и пространстве, сутулилась, чувствовала приступы сердцебиения, задыхалась. Доктор Мортон, после разговора с моей мамой, велел мне не покидать Париж еще две недели. Но теперь я и не собиралась. Где-то здесь Мир. И он недаром приходил под мои окна — он приходил ко мне. Просто почему-то обстоятельства сильнее его. Но мы будем вместе снова.
Почувствовав перемену во мне, Мишель бросилась развлекать меня своими, женскими методами. Она знала массу недорогих салонов красоты для работающих женщин, где можно было довольно быстро поухаживать за собой и не разориться. Ей были известны и магазинчики со сниженными ценами, распродажами и разными бонусами вроде хорошенького платочка в подарок каждой покупательнице. Как типичная парижанка, Мишель была практична и расчетлива, но любила красивые вещи и веселый отдых.
Вечерами мы бывали в барах под стать салонам и магазинам Мишель. Я согласилась ходить с ней, потому что теперь сама стремилась поскорее поправиться. Теперь я знала, для чего мне здоровье и силы! Я найду Мира, мы будем счастливы. Я не позволю ему отдалиться, я растоплю вечную мерзлоту в его холодной душе. Я добьюсь его любви. В больнице, когда думала, что он умирает, я поняла ценность времени. Каждая минута должна быть посвящена любимому, каждый удар сердца.
А среди веселых здоровых людей, отдыхающих в барах Мишель, невольно думалось о хорошем. Огни мелькали, музыка гремела, люди смеялись, целовались, напивались. Обычно я сидела за столиком и просто радовалась окружающей жизни. Сначала подруга пыталась меня вытащить потанцевать, но потом поняла, что это уже слишком, и оставляла меня одну вполне спокойно.
Дни летели за днями, деньги тоже уплывали в неизвестном направлении. Вскоре стало ясно, что Париж нам больше не по карману. Кроме того, нотариус вручил мне конверт, приготовленный Миром, в котором содержались инструкции по ликвидации российской части совместного предприятия моего мужа. Надо было отбывать.
Мама рассказала о ситуации Мишель, та — Полю, а он поставил в известность Сержа Дюваля. Банкир решил устроить прощальный обед в дорогом ресторане. Собственно, предполагалось два обеда. Один — в ресторане, со всеми французскими друзьями, а второй — в более интимной обстановке, на следующий день, вдвоем. Он и я.
Первый обед прошел чудесно. Мама была в полном восторге. Поль пришел с Сюзанной, Мишель — с новым кавалером, которого подцепила накануне в баре. Серж галантно ухаживал за мамой и за мной. Беседа касалась всяких неопасных для меня тем: война в Ираке, рост цен на нефть, распространение СПИДа, падение нравов, маньяк на окраинах парижских кварталов и все такое, совершенно невинное. Нам с мамой пожелали счастливого пути, но никто не спросил, чем я буду заниматься дома. Разъехались счастливые, веселые, сытые.
Интимный обед с Сержем Дювалем был не таким легким. Он повез меня в свою резиденцию в старинном районе Парижа. Из окон его огромной до неприличия квартиры был виден Лувр. Я постояла на балконе, любуясь зданием, овеянным легендами, и совсем расстроилась: расстаться с Парижем для меня было выше всяких сил. Здесь навсегда останется мое сердце. Вспоминая родной городок, я представляла себя на его улицах и не хотела верить, что буду ходить по разбитым тротуарам, обходя удивительно глубокие и грязные лужи, буду смотреть на обветшавшие трущобы, на маленькую площадь в центре города с типовым горкомовским зданием, буду дышать выбросами химического завода, а Париж останется в прошлом. Значит, и моя жизнь останется в прошлом. А как же Мир? Он же где-то здесь! Вдруг я никогда не дождусь его в России. Что же делать?
На балкон вышел Серж. Он принес мне мягкую красную шаль, обернул мои плечи и не убрал руки. Я не пыталась высвободиться, было тепло, уютно, свежий ветерок гладил наши волосы, ранний осенний сумрак опускался на город грез. Внизу прогуливались толпы туристов. Неожиданно я снова почувствовала чей-то взгляд из толпы. Не просто случайный взгляд. Меня рассматривали пристально, внимательно, причастно. Я завертела головой, перегнулась через каменный, весь в барельефах парапет балкона. Ничего. Серж спросил, что случилось, я небрежно махнула рукой. Настроение умиротворенности было безвозвратно потеряно. Я потянула Дюваля в комнату.
Обед был великолепен. Нежное жаркое, изысканные трюфели под каким-то там соусом, модный в этом сезоне салат из свеклы, запеченная рыба, зелень, мороженое, кофе, сыр. Я как обычно кусочничала, и хозяин хмурился, когда я приступала к следующему блюду, не доев предыдущего. Он искренне беспокоился о моем здоровье.
— Милая, не пейте так много вина, берегите сердце. Родная, зачем вы курите? Это вредит вам. Попробуйте зелень — очень полезно. Давайте заменим кофе соками. Думаю, вам необходимо принимать витамины.
Я кивала, улыбалась и делала все, как хочу. Пила вино, потом коньяк, курила после каждой перемены блюд, выковыривала зелень вилкой из салата и складывала на краешке тарелки, пила крепчайший кофе. После ужина встала, подошла к Сержу и со вкусом поцеловала его в губы. Я здорово опьянела и была очень благодарна ему за то, что он предоставил мне такую возможность. Потом отправилась курить на балкон.
Через несколько минут рядом возникла фигура Сержа. В его тонких и сильных пальцах дымилась сигарета. Вот они — все эти разговоры о полезном! Мы молчали, глядя на ночной город. Через несколько минут лицемер выбросил окурок и привлек меня к себе.
— Дорогая Элен! Вот уже больше года мое сердце занято вами. Та ночь, что вы мне подарили, навсегда изменила мою жизнь. Простите за откровенность, но мое положение обязывало меня с особым тщанием отнестись к выбору законной супруги. До недавнего времени я думал, что коль вы недоступны для меня, то я смогу хотя бы оправдать ожидания своей семьи. Но сейчас я понимаю, что если сделаю так, как намечалось с самого моего рождения, то буду несчастен. Мое счастье зависит только от вас, от вашего решения. Мы созданы друг для друга. Станьте моей женой.
Сначала я глубоко погрязла в витиеватой речи аристократа и никак не могла уловить суть. Только последняя фраза оказалась достаточно понятной. Благодаря ей мне удалось расставить все точки над i. Разобравшись со смыслом спича, мой мозг впал в ступор. Что можно ответить на такое? Я люблю другого мужчину. Я думаю только о нем. Я знаю, что он жив и что он в Париже. Эта мысль заставила меня по-другому посмотреть на ситуацию. Мир в Париже, но я-то должна уехать! И если я уеду, то не вернусь никогда. У меня просто нет денег, чтобы жить в этом городе. Однако если я уеду в Россию, чтобы решить все дела, порученные мне Миром, в качестве невесты Сержа Дюваля, то возвращение будет вполне возможным и даже необходимым, и естественным, и правильным! В тот момент я и не подумала о самом Серже Дювале, о его чувствах. Такова была школа моего мужа.
Тем временем Серж продолжал:
— Я сделаю все, чтобы вы поправились, а потом у нас будут дети, и мы будем счастливы.
Интересно было бы посмотреть на этих детей, затянутых в кожу и играющих с хлыстами.
Немного отстранившись, Дюваль полез в карман пиджака и достал бархатную коробочку. Он открыл ее перед моим лицом, и я невольно ахнула. Маленький чистый лучик бил мне прямо в глаза.
— Это кольцо — мой подарок вам, вне зависимости от вашего решения, Элен. Я вас люблю.
На пальце бриллиант смотрелся как звезда, спустившаяся с неба. Кольцо так заворожило меня, что я не обратила никакого внимания на слова Сержа. «Я вас люблю». Надо же! Я потратила добрых семь лет жизни на мужчину, которого боготворила, и он ни разу не сказал мне такого. Я молилась на него, отдавалась ему, лгала для него, работала на него, убила ради него человека, получила из-за него настоящий инфаркт в тридцать лет — и все бесполезно! Он не полюбил меня. А передо мной человек, который любит меня ни за что, и я готова использовать его, чтобы снова быть вместе с тем, кого люблю. Все это так, все это не имеет значения. В любом случае я выберу единственно возможный для себя вариант. Тот вариант, который приблизит меня к Миру. Пока эти мысли вертелись у меня в голове, Дюваль смотрел на меня сверху вниз и ласково поглаживал плечи. Он неверно истолковал мои сомнения, потому что, как все любящие, наделял предмет страсти несуществующими чертами, в данном случае — благородством. Серж мягко произнес:
— Элен, милая, я понимаю, вы в трауре. Я глубоко уважал вашего мужа. Он был необыкновенный человек. Но я постараюсь излечить ваши раны. И только тогда мы сыграем свадьбу.
Я опустила голову в знак согласия. Дюваль склонился над моей рукой, как когда-то, в день нашего знакомства, спровоцированного интриганом — Миром. Снова вспомнив мужа, я застонала. Через полчаса Дюваль отвез меня домой.
Глава 41
Он пришел на следующий день — официально просить моей руки у мамы. Сам Серж, строго говоря, был сиротой, то есть его родители давно умерли, но была еще «семья», то есть родственники, расплодившиеся от основного фамильного древа Дювалей в невероятном количестве. Это обстоятельство обещало мне массу ненужных проблем: визиты, семейные праздники, мнение, положение. Я вообще отрицала семью как таковую. Чтобы получить поддержку семьи, надо играть по ее правилам. Если ты не хочешь ущемлять свою личность в угоду семейным традициям, то не получишь одобрения семьи. Жить в семье и быть собой практически невозможно. Обычно женщины смиряются с этим, ломаются и живут вполне счастливо, потакая всем тетям Маням и дядям Федям, но я уже не могла. Я привыкла рассчитывать только на себя, даже в самый тяжелый момент мне не удалось получить от своей семьи необходимой мне опоры, а мысль о чужих родственниках вообще убивала. Надо же, а ведь скажут, что в благодарность за жизнь, которую мне будет обеспечивать Серж, я должна уважать его семью!
Утешало только то, что все это несерьезно. Если я найду Мира, то скажу всю правду Сержу и просто уйду, а если не найду… Тогда ничто не будет важно.
Моя мама была просто счастлива. Она не понимала, что подобные браки весьма редки и долго не держатся. Нельзя жить с человеком, которого не любишь, с которым нет ничего общего, выходцем из другой культуры, воспитанным в чужих традициях. Рано или поздно выплывут неразрешимые разногласия, возникнут мелкие, въедливые проблемы, перерастающие в большие конфликты, и покатится лавина, которая сметет всякие положительные отношения. Если бы не чрезвычайная ситуация, если бы не появление Мира на ночной улице, никогда бы не согласилась стать невестой Дюваля.
Свадьбу решили сыграть ровно через год.
Вскоре роман банкира Сержа Дюваля, последнего прямого наследника рода Дювалей, известного с 1127 года, и невзрачной русской вдовы мелкого русского предпринимателя стал достоянием общественности. Мое имя, моя история расписывались во всех желтых изданиях. Я уже стала глухонемой секретаршей из России, соблазнившей своего шефа, то есть моего первого мужа. Интересно, много вы видели глухонемых секретарш?
Мишель мне откровенно завидовала и требовала отчета о каждом слове, взгляде, вздохе красавца жениха. Я не говорила, но показывала подарки и счастливо улыбалась, чтобы не лишать ребенка сказки.
Поль выражал лицемерное понимание: конечно, мсье Шахова не вернешь, так не ехать же жить в дикую Россию! Тем более такие деньги, такая фамилия! На самом деле он был разочарован и считал меня продажной девицей, только с виду изображавшей приличную женщину. То общее, что было между нами, та общность чувств, которые нас с ним одинаково отравляли и окрыляли, оказалась разрушена. По мнению Поля, я предала самое дорогое в своей жизни и позарилась на материальные блага. Он оправдывал это только моим происхождением, нищетой, в которой я воспитывалась, бедностью, которая обожествляла деньги и вещи. Он считал, что нищета бытия порождает духовную нищету. Честно сказать, он был прав. Не в моем случае, но прав. Я решила, что разберусь с этим, как только немного все утрясется и появятся реальные факты, подтверждающие жизнь Мира.
Пора было выполнять указания мужа и ликвидировать российский филиал «Лозы». Я с тоской думала об отъезде, искала причины отсрочить поездку. Но участились звонки из дому, от бабушки, которая требовала возвращения мамы. Мама тоже не хотела ехать домой. Она мечтала нянчить внуков в шикарной квартире Дюваля с видом на Лувр, а не сидеть в пятнадцатиметровой комнате наедине с капризной и довольно озлобленной старухой в российской глубинке. Она часто рассказывала мне о вздорных выходках бабули. А я эгоистично радовалась, что могу ничего не говорить, симулируя последствия шока и сердечного приступа. Очень удобна была моя немота сейчас, когда я молча лгала всем вокруг.
Мама, конечно, доложила Мортону, что я звала мужа в окно однажды ночью, а теперь снова молчу, но он сказал, что я смогу заговорить, когда сочту нужным. Я и заговорила, когда сочла нужным. Перед самым отъездом мне вдруг пришла в голову простая и гениальная мысль: а ведь этот лис Мортон в курсе всего! Иначе и быть не может. Как же он констатировал смерть живого человека!
С того момента, когда я узнала Мира, стоящего ночью под окном моей квартиры, я ни разу не подумала: а что, собственно, происходит на самом деле? Просто не думала — и все! Наверное, сначала мое подсознание давало возможность оправиться физически и эмоционально, и только теперь, когда я была вполне здорова, разум начал свою работу. Говорят, что умственный труд тяжелее физического, он требует больше энергетических затрат. Будучи здоровым человеком, я могла решить загадку исчезновения мужа.
Действительно, почему Мир бросил налаженное дело в момент взлета? Ведь был получен кредит от Дюваля, куплены цехи мсье Бриссара и завязаны связи с испанскими виноградарями. Да Мир мечтать не мог о таком еще три года назад, а теперь взял и все бросил. Неужели снова мафия? В сущности, на момент мнимой смерти Мира конфликт с этим новым французским Корлеоне только разгорался и мы находились под защитой полиции. После «смерти» Мира полиция пыталась допрашивать меня, и возле палаты с неделю сидел парень в форме, проверяя посетителей. Но потом они отстали. Может, Мир скрывается как свидетель, по какой-нибудь там программе защиты свидетелей?
Надо идти к Мортону, решила я. Накануне отъезда мы с мамой пришли к нему попрощаться. В приемной я сделала маме знак остаться за дверью и подождать. Она заметно удивилась, но послушно уселась в мягкое кресло, аккуратно расправив новую льняную юбку цвета кофе с молоком, готовая ждать столько, сколько надо для здоровья дочери.
Я вошла в белый кабинет. Доктор сидел за своим рабочим столом. Увидев меня, он поднялся и пошел мне навстречу, чирикая, как я чудесно выгляжу и как он рад меня видеть. Его ждал сюрприз:
— Где мой муж, доктор Мортон? — спросила я, даже не поздоровавшись.
У эскулапа вытянулось лицо, будто он увидел говорящего крокодила. Но врачи — особые люди, он быстро справился с собой и нарочито восхищенным тоном, оттягивая объяснения, произнес:
— Вы уже заговорили, дорогая! — И добавил невинно: — Общение с мсье Дювалем вам на пользу!
Конечно, он же читает газеты! Я решила проигнорировать выпад.
— Что на самом деле произошло с моим мужем, мсье Мортон?
— Дорогая, вы знаете, что произошло. К сожалению, он был обречен на мучительную и долгую смерть, но предпочел поступить как мужчина. Мы, врачи…
— Доктор Мортон! Я своими глазами видела Мира живым и здоровым. Я хочу знать, что произошло.
Он помолчал. Потом заговорил тоном профессионального психоаналитика:
— Дорогая, кто-нибудь, кроме вас, видел мсье Шахова после его смерти?
Вопрос был задан в форме, предполагающей, что больной сам скажет, что он спятил, но я сдаваться не собиралась. Моя жизнь была поставлена на карту.
— Никто не видел, но я в полном порядке. Я знаю, что это был он. Я видела его нос.
— Ах, нос! Это серьезно. К сожалению, во Франции у многих людей есть носы. Даже такие характерные, как у мсье Шахова. Но, серьезно говоря, дорогая, я думаю, что вам действительно надо сменить обстановку. Вы перенесли тяжелую утрату. Все же вы восприняли смерть вашего мужа намного глубже, чем это могло бы показаться со стороны. Вы опять бледнеете! Присядьте сюда! Изабелла! Скорее бригаду кардиологов!
Но со мной все было в полном порядке. Я побледнела от злости. Надо же! Он делает из меня спятившую дуру. Я бодро развернулась на каблуках и вышла вон, с размаху хлопнув дверью. На пороге я столкнулась с Изабеллой и, пролетая мимо, бросила ей:
— Доктору Мортону плохо! Ему срочно нужна хорошая клизма для мозгов.
Изабелла вытаращила глаза, а я направилась к выходу, позвав маму жестом.
Глава 42
На улице ошарашенная мама стала трясти меня и радостно причитать:
— Ты заговорила, я знала, что доктор Мортон поможет! Какое счастье, надо немедленно сообщить Сержу. Он будет рад! Какое счастье!
Я обняла маму и постояла так, ожидая конца всем излияниям. Потом молча остановила такси, и мы поехали домой. Завтра мы будем в России.
На следующий день, с утра пораньше, прибыл Серж Дюваль с букетами, подарками, поцелуями. Мама жестами пыталась объяснить, что я говорила вчера. Она показывала на меня, на свой рот, на себя, на свой рот, Дюваль смотрел на нее как баран: