Я еще раз взглянул в лицо мертвого десантника. Светлые волосы и голубые глаза. Кем бы ни был этот человек, он точно не был японцем.
– И что нам теперь делать? – Я поднял взгляд на гвардейца.
Рубцов лишь пожал плечами.
– Сидеть на месте и ждать, пока нас спасут. По-моему, это наиболее разумный вариант.
– Или пока сюда не прилетит заряд турболазера и не превратит нас в обугленные скелеты. У нас нет на это времени. – Я поднялся и направился к лифту.
Страх исчез. Остались только гнев и ярость. Враги пришли в мой дом и хотят его уничтожить. Ага, так я им и позволю!
– Ну и куда собрался? – поинтересовался гвардеец. – У тебя даже оружия нет.
– Теперь есть. – Я подхватил с пола импульсную винтовку одного из десантников. – Иду работать. Флот на орбите Ганимеда все еще бьется с британцами. Им срочно нужна наша помощь. Так что, если я не могу ничем помочь здесь, то хотя бы сделаю то, что умею: сяду за терминал и буду оказывать тактическую поддержку!
На лице гвардейца отразилось сомнение. Было видно, что ему также претит идея сидеть сложа руки.
– Хочешь вернуться в зал Тактического контроля? Ты хоть стрелять-то умеешь, парень?
Я посмотрел на винтовку в своих руках. Она была тяжелой и громоздкой. Энергетическая батарея светилась синим.
– У нас были стрелковые курсы… Семнадцать часов подготовки. Плюс я играю в видеоигры с полной симуляцией нервно-мышечной активности. – Я невесело усмехнулся, понимая, что гвардеец прав, и я понятия не имею, как на самом деле обращаться с реальным оружием. – И нет, в зал идти не обязательно. Я могу это сделать из другого места.
– И откуда же? – Рубцов подошел ближе и, положив ладонь на мою винтовку, покачал головой.
Легким движением он отобрал у меня оружие и повесил себе за плечо.
– Главное Ядро. Это центральный компьютерный терминал в подземной части Генштаба. Туда стекаются все полученные от армейских подразделений данные, а уже затем пересылаются отдельным операторам на их посты. По обычному протоколу доступ к нему строго запрещен, но раз пошла такая пьянка, то я думаю, нам можно пренебречь техникой безопасности.
– Уверен, что справишься? – Рубцов внимательно посмотрел мне в глаза.
Я постарался придать лицу как можно более уверенное выражение и, улыбнувшись, кивнул:
– Есть только один способ это выяснить!
Стены коридоров были испещрены щербинами от попаданий лазерных лучей. Где-то над нами, несколькими ярусами выше, продолжали выть сирены, и шла ожесточенная перестрелка. Здесь же она уже закончилась. Пол устилали изувеченные тела, кругом валялись отработанные батареи. И еще повсюду была кровь. Я осознал, что никогда в жизни не видел столько. Висящие под потолком лампы дневного света периодически мигали от перепадов напряжения.
– Далеко еще? – осведомился Рубцов, шедший впереди с оружием.
– Почти пришли, – откликнулся я, когда коридор сделал очередной поворот, и мы остановились возле распахнутых бронированных дверей.
Возле них лежали дымящиеся охранные роботы. Массивные, закованные в броню, они были похожи на поверженных рыцарей из древних легенд. У одного центр грудной пластины превратился в оплавленное месиво, все внутренние механизмы, видимые через пробоину, слились в одно целое. Похоже, что у кого-то из нападающих была с собой портативная лазерная пушка, предназначенная для борьбы с тяжелой техникой. Вдвоем с гвардейцем мы прошли через последний рубеж обороны и вошли в пустой зал Главного Ядра.
Это было квадратное помещение с высоким потолком и гладкими металлическими стенами. Шаги отражались от пола, создавая гулкое эхо. Вдоль стен располагались ряды компьютерных терминалов, практически все пустые. Тела лежали и здесь – несколько сотрудников штаба с высокими уровнями допуска и офицеры безопасности, а также трупы в белых доспехах.
– Похоже, все чисто, – медленно выдохнул Рубцов, опуская оружие.
Я рассеянно кивнул, пораженный открывшимся зрелищем. Центральный терминал доминировал над окружавшим его оборудованием, отбрасывая длинную густую тень. Высокий – больше сорока метров – цилиндр суперкомпьютера мигал красными лампочками. По подсоединенным к нему экранам бежали строчки данных.
– Ладно, ты делай, что должен. Я останусь здесь и займу оборону на случай, если твои действия привлекут к нам нежелательных гостей. – Гвардеец развернулся и прошел к дверям, время от времени наклоняясь, чтобы подобрать разбросанное на полу оружие и извлечь запасные батареи.
Сбросив оцепенение, я поднялся по небольшой металлической лесенке к главному терминалу и, окинув взглядом панель управления, вдавил красную кнопку перехода в режим ручного управления. Взвыла сирена, над терминалом замигала желтая лампа, а из разошедшихся створок люка поднялась обтекаемая капсула. С мягким щелчком ее прозрачная крышка поднялась, открывая кресло, пугающе похожее на стоматологическое.
– Значит, так! – Я обернулся к Рубцову, который сооружал у входа баррикаду из столов. – Что бы ты ни услышал, что бы там ни происходило… Ты не будешь пытаться меня вытащить, понял?
– Ладно, а почему? – Гвардеец остановился и, вытерев пот со лба, подхватил еще одну импульсную винтовку.
– Потому что, когда я подключусь… – Я помедлил с ответом и, перекрестившись, опустился в кресло. – Мне будет очень больно. Как я уже сказал, этот компьютер перераспределяет получаемые данные между постами всех операторов, которые сейчас мертвы. Так что весь этот массив необработанной, сырой информации, передаваемой через мою нервную систему, обрушится прямо мне в мозг. Мне придется ее отфильтровывать и использовать, пока мозг будет, в прямом смысле этого слова, плавиться от перегрузки.
Я откинулся в кресле и облизал пересохшие губы. Фиксаторы на запястьях и лодыжках защелкнулись, и крышка капсулы поползла вниз. На мою голову опустился тяжелый шлем.
– Так что это… – Я слабо улыбнулся. – Приятно было познакомиться, капитан Рубцов!
Ответ гвардейца я не услышал, так как выдвинувшийся из шлема штекер резко вошел в разъем на моем виске, мир передо мной потускнел, и в то же мгновение на меня рухнул поток метаданных, мчащихся с орбиты Ганимеда, словно снежный ком, с каждой секундой становящийся все больше.
Я видел все. Словно альпинист, увлекаемый вниз разъяренной лавиной, я мчался мимо десятков образов, сотканных из чисел и условных обозначений, не успевая задержать свой взгляд хоть на чем-нибудь конкретном. Я видел горящие боевые корабли на подступах к Ганимеду. Я видел лазерные лучи, мерцающие во тьме близ Врат Тургенева, и летящие сквозь космос истребители. Вонзающиеся в обшивки линкоров абордажные торпеды и взрывающиеся реакторы. Юркие корветы, поливающие огнем неповоротливые космические авианосцы, и выходящие на огневой рубеж сверхтяжелые крейсера, пытающиеся нащупать своими сенсорами оптимальные траектории атаки в царящем вокруг хаосе космического боя. Однако за всем этим я видел куда более страшную картину: я видел офицеров, отчаянно запрашивающих тактические данные у молчащего Генштаба, и командиров, пытающихся организовать линии обороны против набирающего силу контрнаступления британских войск. Я видел, как мы проигрываем эту битву, а вместе с ней и все, чего мы достигли на Юпитерианском театре военных действий.
– Дать… текущую… отметку… – прохрипел я, борясь с цифровым течением, пытающимся утащить меня на дно и погрести под нескончаемым потоком информации.
Лавина замедлилась, и я, наконец, сумел вздохнуть. Висок жгло от раскалившегося штекера. Я поморщился и взмахнул руками, сведя ладони вместе.
– Ну, с Богом, – пробормотал я. – Система, выдать карту Ганимедского квадранта и привязать доклады к текущим позициям судов! Наложить на карту радарные отметки и показатели сенсоров каждого судна. Выполнять!
Я развел ладони, и в то же мгновение перед моим мысленным взором вспыхнула трехмерная карта космоса с разноцветными моделями судов, перемещавшихся по замысловатым траекториям. Корабли обменивались векторами огневых контактов с ярко-красными геометрическими фигурами, отображавшими положение единиц британского флота. Над каждым судном флота Российской Империи развернулись столбцы данных: класс, экипаж, потери, состояние щитов, запас прочности, перегрев реактора, количество истребителей на борту, повреждения двигателей, остаток боезапаса. Над всем этим безучастно парила коричневая громада Ганимеда с кристальным сиянием полярных шапок и цепочкой крестов на экваторе, отмечавших расположение орбитальных пушек британцев.
Боль медленно, но верно перетекала с виска на всю левую половину головы, пульсируя позади глаз и отдаваясь звоном в ушах.
– Открыть каналы связи с флотом! – приказал я, чувствуя, что от жжения начинают слезиться глаза.
Как до этого поток данных затопил мой мозг, так в этот раз на меня обрушилась какофония звуков военного хаоса. В большинстве своем это были отчаянные запросы связистов и офицеров, пытающихся получить хоть какую-то информационную поддержку.
– Открыть каналы связи с флотом! – приказал я, чувствуя, что от жжения начинают слезиться глаза.
Как до этого поток данных затопил мой мозг, так в этот раз на меня обрушилась какофония звуков военного хаоса. В большинстве своем это были отчаянные запросы связистов и офицеров, пытающихся получить хоть какую-то информационную поддержку.
– Отфильтровать!
Через мгновение фоновые шумы стали тише, и на одном из каналов пробился голос:
– Это командующий Федоров, капитан сверхтяжелого крейсера «Бородино»! Генштаб, ответьте! Прием! Я принял на себя командование после взрыва флагмана! Срочно ответьте! Мы теряем корабли, сенсоры подавлены противником, мы полностью ослепли! Пожалуйста, ответьте! Прием! Нам нужна информационная поддержка! Немедленно! Мы…
Боль продолжала нарастать, штекер раскалился и жег кожу вокруг разъема. Враг напал на Российскую Империю. Враг пришел на мой порог и поджег мой дом. Он думал, что все сойдет ему с рук и что мы не оправимся. А мы выжили, мы смогли. И вот теперь я и вся Империя сделаем так, чтобы он об этом горько пожалел. Кем бы он ни был.
Я облизал пересохшие губы и глубоко вдохнул.
– Это штаб. – Я моргнул, стряхивая там, в реальности, пот с ресниц. – Мы на связи…
В пронзаемой всполохами лазерных лучей бесконечной черноте космоса сверхтяжелый крейсер «Бородино» получил еще одно попадание в правый борт. Подставленные под огонь неприятеля силовые поля задрожали, став на мгновение видимыми, и, моргнув, выключились. Из пробоин, шедших вдоль всего корпуса, беззвучно вырывалось пламя, однако громадные батареи турболазеров продолжали огрызаться, заставляя вражеские суда держаться на почтительном расстоянии. Вокруг, по всей плоскости эклиптики, были рассыпаны обломки и мертвые остовы кораблей, из которых взрывной декомпрессией вышвырнуло разноцветное конфетти из покореженного оборудования и трупов членов экипажей, покрытых коркой инея.
Строй был разбит, и суда с Андреевскими флагами на бортах пытались отступить к Вратам Тургенева, сгрудившись вокруг принявшего на себя командование «Бородина».
Британские офицеры, стоявшие на мостиках длинных, похожих на стилеты ударных кораблей, бесстрастно наблюдали за происходящим на тактических экранах со свойственным их кибернетизированным сознаниям холодным безразличием.
Один из них лишь отметил, что, по его подсчетам, войска ликвидируют девяносто семь процентов оставшихся судов Российской Империи еще до «файв-о-клок ти», то есть до пятичасового чаепития.
Другой капитан поправил монокль, перед линзой которого бежали голографические строчки данных. Что-то привлекло его внимание в том, как странно вдруг начали вести себя корабли русских.
– Сэр Пэдвелтон, увеличьте изображение сектора семь, пожалуйста! – отдал приказ офицер и, прищурившись, перевел взгляд на широкий обзорный экран. – Я не могу понять, что делает этот линкор…
Мгновение спустя ослепительный лазерный луч прошил флагман англичан от днища до мостика, испарив стоящих на нем офицеров и, словно раскаленный нож масло, отрезав нос судна. Следом за первым залпом последовали еще два. Широкие ослепительно-белые лучи вырвались из жерл громадных орудий, занимавших большую часть корпуса дредноутов класса «Милорадович», и впились в борта флагмана, пронзив его насквозь. Зашедшие с флангов дредноуты нырнули под строй британцев, уходя из-под ответного огня, в то время как сверхтяжелый крейсер «Гордость Ее Величества» содрогнулся. Ощетинившуюся пушками громаду британского флагмана пронзила череда взрывов, заставивших пламя вырываться из люков и пробоин по всей длине судна. А затем корабль резко вздрогнул и беззвучно разлетелся на куски, потонув в огненном шторме, вызванном расплавлением ядра реактора.
В ту же секунду, когда обломки флагмана на огромной скорости врезались в оказавшиеся рядом линкоры, снося радарные мачты и корежа корпуса, «Бородино» неторопливо развернулся. Неповрежденный левый борт, покрытый полным слоем силовых полей, медленно навел все орудия в сторону британского строя. Этот же маневр один за другим повторили десятки уцелевших кораблей Российской Империи.
Командующий Федоров сжал подлокотники капитанского кресла и слегка подался вперед. По наспех перевязанному лбу побежала струйка крови. Офицер позволил себе хищно оскалиться.
– За Веру! Царя! И Отечество! – Федоров облизал пересохшие от волнения губы. – Всем судам, открыть огонь!
– Давайте, вытаскивайте его!
– Аккуратнее, аккуратнее!
– Гравилет уже здесь! Спускайте носилки!
Сознание возвращается медленно. Я словно поднимаюсь со дна глубокого черного озера. Пелена мутной воды расступается, и сквозь нее пробиваются лучи света. Конечности меня не слушаются, тело словно стало деревянным, а разум сковала пустая апатия. Где-то на границе сознания раздается лязг, будто кто-то пытается открыть заклинившую крышку металлического люка.
– Режьте фиксаторы!
– Где кислород? Дай сюда маску! Быстрее, говорю!
Холодные, скользкие прикосновения к лицу. Мне требуется несколько секунд, чтобы узнать в них пальцы в медицинских перчатках. Что-то твердое вжимается мне в щеки и переносицу, закрывая рот и нос. Тут же в легкие врывается поток чистого воздуха, наполненного медицинскими наноботами. Я слышу собственное хриплое дыхание, но до сих пор ничего не вижу. Холодная вода, которая, как мне казалось, еще секунду назад обступала меня со всех сторон, куда-то исчезла. Я «всплыл».
Штекер выходит из виска с легким уколом боли, и по щеке сбегает струйка горячей крови. Отрешенность и бессознательность постепенно ослабляют свою стальную хватку на мой разум. Мои мысли оживают, но они все еще медленны, как рыбы подо льдом замерзшей реки.
– Все! Снимайте с него шлем и кладите на носилки!
– Держись, парень! Тебя еще к награде приставят, слышишь?
Я с трудом узнаю голос Рубцова, и слабая улыбка трогает мои губы – капитан жив, значит, надо мной сейчас колдуют наши медики. Значит, выстояли… Или же бой еще идет?
Взъерошив мокрые от пота волосы, с моей головы стаскивают шлем. По глазам бьет яркий дневной свет. Я хочу поднять ладонь, чтобы заслониться от него, но конечности все еще слабы, так что я просто зажмуриваюсь, а затем начинаю часто моргать. Чьи-то руки поднимают меня и перекладывают на что-то мягкое.
– Все закрепили?
– Да.
– Отлично! Давай, опускай лебедку! Нужно доставить его в госпиталь.
Постепенно взгляд фокусируется, и размытые очертания превращаются в людей и окружающие предметы. Невольный вздох изумления вырывается у меня из груди.
Я все еще в Главном Ядре. Вокруг меня суетятся люди в медицинских масках и камуфляже с нашивками в виде кадуцея. Потолок надо мной расколот надвое, а вместе с ним и вся пирамида Генштаба. В разломе видны другие помещения, кое-где бушует огонь. Погнутые перекрытия оплавлены. Похоже на попадание орбитального лазера. А над всем этим все такое же безоблачное синее небо, как и несколько, столь далеких, часов назад. Сквозь дыру в потолке опускается крюк на тросе, и я замечаю парящий над зданием белый гравилет медицинской службы. Я с трудом поворачиваю голову и нахожу взглядом Рубцова. Он стоит рядом и держит край носилок, пока их закрепляют на лебедке.
Я открываю рот, чтобы спросить его, но из моего горла вырывается лишь хриплое дыхание. Гвардеец моргает и наклоняется ближе.
– Да живой ты, живой. Успокойся, – сообщает он мне и хлопает по плечу.
Я мотаю головой.
– С… Справ… Справились? – Мне с трудом удается выдавить только одно слово.
Выражение лица Рубцова смягчается, он одаривает меня скупой улыбкой:
– Ну конечно, справились, парень! Мы же Российская Империя. Мы всегда справимся!
Игорь Прососов Casus belli
Отель «Люксембург» не был тем заведением, куда вы поведете дочь-гимназистку выпить кофею с крем-брюле. Право слово, вы и сами предпочли бы туда не соваться – даже в случае крайней нужды.
В конце концов, в Столице полно кафе и странноприимных домов, где бедненько, но чистенько. Сказать нечто подобное о «Люксембурге» – погрешить против истины.
Были у богоспасаемого клоповника и преимущества, признаем честно: здесь не задавали вопросов и не отвечали на них. Кроме того, самогонный аппарат в подвале исправно снабжал постояльцев дешевым пойлом. Живого персонала тут почти не держали, зато служебные лифты круглосуточно доставляли в номера отраву с той помойки, которую местный владелец добросовестно принимал за кухню.
Полиция не прикрыла это место только по той причине, что лучше один известный свинарник с сетью осведомителей и ассортиментом жучков (которые регулярно крали), чем сотня неизвестных.
Короче, местечко было в самый раз для меня. Обойди Столицу – лучше не найдешь. Я пробовал.
В общем, сижу я в стандартном «пенале» три на полтора, пьянствую и всячески ровняю с землей моральный облик. Настроение хуже некуда, то ли спеть хочется, то ли на службу в церковь сходить, то ли морду кому набить. Желательно – себе.