Папийон свирепо глянул на Бюсси, и тот поторопился увести обоих свидетелей. Комиссар погрузился в размышления.
Итак, убийца очень скоро понял, что вещи, которые он похитил в графском доме, прямиком приведут к нему. Поэтому поспешил от них избавиться. Почему бы, в самом деле, не бросить их в пруд? Если так, не исключено, что где-то там по соседству валяется и фарфоровая фигурка, изображающая урок музыки… И ключ от черного хода тоже.
Однако убийца не слишком умен, сказал себе Папийон. Ведь, убив графа, он легко мог вернуть ключ на место, чтобы не возбуждать подозрений. Не так ли?
Кроме того, преступник посообразительнее не стал бы прикасаться к вещам. Взял бы только деньги. Причем не оставил бы без внимания ящики стола в кабинете, где люди нередко хранят наличность…
Через два часа Бюсси вернулся.
– Патрон, я его нашел. Взял прямо в морском министерстве, где господин Ансеваль числится мелким служащим.
– Где он?
– Я оставил Мелло присматривать за ним. Да, и на мизинце у него то самое кольцо. Золотое и очень дорогое.
– Веди его сюда.
Сосед часовщика Ройзена был приведен, но едва увидев его лицо, Папийон сказал себе: «Не он».
Это был тщедушный молодой человек в очках, русоволосый, с длинным носом и той особой печатью уныния на лице, которая безошибочно выдает окружающим слабое существо, которым можно помыкать. Комиссар мог поклясться, что Ансеваля не любят девушки, недодают сдачу торговцы, толкают на улице мальчишки и презирают консьержи. Такие люди трепещут перед властью, даже если не сделали ничего плохого, и Папийон не сомневался, что задержанный в два счета поведает ему все до последней мелочи.
– Имя и фамилия?
– Гюстав Ансеваль. Я…
– Сколько вам лет? Где проживаете?
Ансеваль съежился, едва слышным голосом отвечая на вопросы. Комиссар внимательно посмотрел на золотое кольцо, красовавшееся на мизинце чиновника и явно ему великоватое.
– Вы узнаете эту вещь?
Гюстав покосился на часы, перевел взгляд на лицо комиссара и съежился еще сильнее.
– Так я и знал… – пробормотал он. – Никогда мне не везло! А тут вдруг такая находка… Но я их не крал!
– Вас никто и не обвиняет в краже, – внушительно промолвил Папийон. – Лучше расскажите в подробностях, где вы их нашли.
– Я знал, что все плохо кончится, – заныл Ансеваль. – Как же иначе? Но, господин комиссар, я тут ни при чем! У меня старенькая мать… совсем слепая…
– Сочувствую, – спокойно произнес полицейский. – Но, видите ли, нам очень нужно знать, где именно вы нашли часы, которые отнесли часовщику Ройзену и… и кольцо, которое я вижу на вашем мизинце.
Дрожа всем телом, Ансеваль снял украшение и положил на стол. Комиссар осмотрел перстень – судя по всему, перед ним действительно была печатка покойного графа, та самая, которая исчезла из его спальни.
– Не подумайте ничего дурного… – пробормотал молодой человек едва слышно. – Я нашел эти вещи в Булонском лесу.
– Булонский лес огромен. Где именно вы их нашли?
И Ансеваль рассказал, что вчера он собирался встретиться с девушкой, но та не пришла. Гюстав ждал ее, ходил туда-сюда по берегу пруда и внезапно уловил в воде золотой блеск.
– Мне показалось, в воде находится какой-то предмет… хотя это могла быть и просто рябь от солнечного света. Но тут я увидел нечто вроде цепочки, подумал: была не была… и забрался в пруд. Дно там скользкое, я, со своим везением, сразу же упал в воду и чуть не утонул… Только я способен утонуть на глубине в один метр! Я весь промок, но, раз уж дело зашло так далеко, решил не отступать. И, наклонившись, стал шарить руками по дну. А потом глазам своим не поверил, когда вытащил часы…
– Однако у вас хватило сообразительности наклониться снова и пошарить еще, – со смешком заметил комиссар.
Ансеваль с ужасом покосился на него.
– Нет, что вы! Я сразу же поспешил на берег! Там снял ботинки, вылил из них воду…
– Вы полезли в воду в ботинках? – хмыкнул Папийон.
– Ну… ну да…
Комиссар посмотрел в открытое молодое лицо и тихо вздохнул.
– А вот когда шел обратно, – заторопился Ансеваль, – заметил на дорожке кольцо. Тоже золотое…
Просто день Шлимана[11] какой-то, усмехнулся про себя комиссар.
– Что было дальше?
– Дальше? Я подумал, что часы и кольцо будут искать… Купил утреннюю газету и стал просматривать объявления о потерянных вещах. Но не было ни одного, которое подходило бы к найденным мной. Тогда я отнес часы к часовщику… ведь механизм пострадал от воды…
– Бюсси! – крикнул комиссар.
В дверь тотчас же просунулась темноволосая голова с идеальным боковым пробором.
– Да, патрон?
– Тулонжон уже вернулся?
– Да.
– Давай его сюда! А месье покамест передай Мелло, пусть запишет и его показания.
Бюсси увел Ансеваля, и через минуту перед Папийоном предстал невысокий, ладный, ничем не примечательный человечек в штатском. Это был один из двух агентов, которые посменно следили за передвижениями Михаила Корфа.
– Где барон был вчера?
– У себя. Около трех вышел, купил газету. Прочитал только первую страницу, где сообщалось об убийстве, скомкал и выбросил в урну. Потом сел на омнибус, доехал до Булонского леса…
Карандаш в руках Папийона с хрустом сломался. Так что, юный Шлиман сказал правду? Вся его несуразная история вовсе не ложь?
– Что он делал в Булонском лесу? – каким-то чужим, непохожим на свой голосом спросил комиссар.
– Гулял по берегу пруда. Бросал камешки в воду…
– Камешки? Ну… ну…
Неожиданно Папийон стукнул кулаком по столу и выругался.
Тулонжон выпучил глаза. Агент отлично знал, что комиссару известны все бранные слова французского языка, а также провансальского и бретонского. Но шеф почти никогда не употреблял сильные выражения в присутствии подчиненных, поскольку считал, что грубость разъедает человека, как ржавчина металл. Стоит только начать, и вскоре уже двух слов не сможешь связать без брани, даже если в ней нет никакой нужды.
– Ладно, – проворчал Папийон, немного успокоившись. – Что было потом?
– Потом к нему присоединился его брат. Забыл вам сказать: тот тоже… ну, вроде как следил за ним.
– А после того, как брат подошел к нему, барон уже не бросал камешки, – усмехнулся Папийон. – Верно?
– Вроде бы так, – подумав, ответил агент. – А что?
– Бери Мелло и того свидетеля, который сейчас у него, возьми с собой еще кого-нибудь, если нужно, и езжайте в Булонский лес, – распорядился комиссар. – Пусть Ансеваль, тот самый свидетель, покажет вам, где именно нашел часы и кольцо убитого. Осмотрите там все как следует – в пруду и вокруг пруда. Ищите остальные украшения, фигурку севрского фарфора и ключ. Сдается мне, они должны быть где-то неподалеку.
– Так дело раскрыто, патрон? – почтительно поинтересовался агент. – Преступник – Корф? А как же его алиби?
– С алиби я еще разберусь, – буркнул шеф. – Если что найдете, немедленно дайте мне знать. Ясно? Немедленно!
И он махнул рукой, отпуская Тулонжона.
Как известно, на ловца и зверь бежит. А комиссар Папийон был очень хорошим ловцом. Как раз когда он размышлял, взяться ли ему для начала за горничную балерины или нажать на саму мадемуазель Корнелли, к нему явился Бюсси и доложил, что явился месье Ашиль Гуже, консьерж дома на бульваре Османа.
– Зови, – без колебаний приказал Папийон.
Месье Гуже вошел, расправив хлипкие плечи и нацепив на морщинистую физиономию выражение человека, который решил ничего не скрывать.
– Мы разговаривали с вами вчера, господин комиссар, – робко начал мужчина. – Вы, вероятно, не помните меня? Я работаю консьержем в доме, где живет русская балерина.
– Прекрасно вас помню, – ответил Папийон, ничуть не погрешив против истины.
– Мне чрезвычайно неприятно говорить, но вчера меня убедили вам солгать. – промолвил месье Гуже после паузы. – Речь идет о том, что в ночь со вторника на среду я будто бы открывал дверь барону Корфу.
– Я вас слушаю, продолжайте, пожалуйста.
– У меня очень острое зрение и хорошая память. Госпожа Корнелли пыталась меня убедить, что именно в ту ночь я впустил к ней барона, но это неправда. В ту ночь я открывал дверь только месье Монтё с третьего этажа и гостям актрисы Денеж из бельэтажа. Я имею в виду, она живет в бельэтаже…
– Я вас понял.
– Более того, готов подтвердить на суде, что в ту ночь господин Корф не был на бульваре Османа, по крайней мере, не входил в дом, в котором в настоящее время проживает балерина Корнелли.
И консьерж, откинувшись на спинку стула, победоносно перевел дух после столь длинной и удачно закругленной фразы.
– Сколько вам дала госпожа Корнелли? – напрямик спросил полицейский.
Но месье Гуже был не Ансеваль, и он только тонко улыбнулся.
– Истина превыше всего, господин комиссар. Уверяю вас, госпожа балерина умеет быть очень настойчивой, но по зрелом размышлении я понял, что меня ввели в заблуждение, и поспешил вас об этом известить.
– Истина превыше всего, господин комиссар. Уверяю вас, госпожа балерина умеет быть очень настойчивой, но по зрелом размышлении я понял, что меня ввели в заблуждение, и поспешил вас об этом известить.
– Полагаю, однако, что сумма была меньше тысячи франков, то есть награды, которую Анатоль Ковалевский собрался вручить тому, кто поможет найти убийцу его брата, – как бы между прочим уронил Папийон.
– Полагаю, я не могу помешать вам думать что угодно, господин комиссар, – в тон ему заметил старый пройдоха.
Папийон не смог удержаться от улыбки. Похоже, он и в самом деле недооценил пользу, которую принесет расследованию щедрое обещание брата убитого. Положим, двух сотрудников, наименее полезных, пришлось переключить на посетителей, приходивших по объявлению, и на телефонные звонки, но это была небольшая потеря по сравнению с тем, что сейчас он точно знал: балерина Корнелли и ее горничная лгали. А раз так, алиби барона Корфа ничего не стоит.
– Мой сотрудник запротоколирует ваши показания, месье, – сказал Папийон. – Думаю, если благодаря им мы и впрямь возьмем убийцу, вы сможете претендовать на тысячу франков вознаграждения.
И он вызвал к себе Бюсси, чтобы дать дальнейшие указания. В глубине души комиссар уже не сомневался, что дело можно считать раскрытым. Очень жаль, конечно, что сын баронессы Корф, такой умной и достойной женщины, оказался психопатом, однако это не его, Папийона, забота. Он должен задержать преступника и упрятать его за решетку, кем бы тот ни был. Вот, собственно, и все.
Глава 14 Опознание
– В газете написано, – сказала Викторина, – что тому, кто поможет отыскать убийцу, дадут тысячу франков. А тому, кто его поймает, – все пять.
– Ну и что? – равнодушно спросила Роза.
Последняя лежала на постели в одежде, отвернувшись лицом к стене. Викторина примостилась на продавленном стуле возле колченогого столика. Вся обстановка комнаты кричала о бедности и заброшенности. Никто не любил заполнявшие помещение вещи, никто не заботился о них. Здесь только спали, занимались любовью, снова спали, опять занимались любовью – и так без конца.
– Ты что, дура совсем? – заворчала Викторина. – Тебе разве не нужна тысяча франков?
Викторина была пухленькая, бойкая брюнетка, считавшая себя чрезвычайно сообразительной. Впрочем, сообразительности ее хватило только на то, чтобы из учениц модистки[12] перебраться на панель. В Па-
риж, как все настоящие парижане, она приехала из провинции, и до сих пор в ее речи слышался мягкий южный акцент.
Роза метнула на собеседницу хмурый взгляд.
– Нужна. Только все богачи горазды обещать, а как дойдет до выплаты – фьюить! Нет их!
– Тут дело другое, – оживилась подруга. – Тут же месть, серьезная штука. Во всех газетах написано, что брат убитого отсыплет тысячу тому, кто поможет полиции раскрыть дело. Видимо, сам он особо полицейским не верит, и правильно делает. А ты у нас главный свидетель! Кто видел убийцу, а?
– Ну, я видела, – вяло ответила Роза. – Много мне от этого толку? Еще и топтуны привязались, ходят, следят, как бы мне башку не расшибли ненароком.
– Тебе что, плохо? Пусть охраняют. – Викторина хихикнула.
– А Андреа перестал пускать меня работать, – пожаловалась Роза. – Вот же сволочь! Ему посулили что-то насчет его брата, так он уже весь готов со всеми лапами сдаться легавым.
– Его брата, который находится в колонии, переведут в библиотекари, – кивнула Викторина. – Папийон уже звонил насчет этого. Андреа обещаниям не верит, ты сама знаешь, но как только узнал, что комиссар слово держит, конечно, стал стараться, чтобы его не подвести.
Девушки помолчали.
– Я только одного не могу понять: чего ты нос от денег воротишь? – опять принялась за свое Викторина.
– Я-то? – усмехнулась Роза. – Я, что мне надо, возьму, вот увидишь. Всему свое время, факт.
Викторина посмотрела на нее с жалостью.
– Ты бы варежку-то лучше не разевала, Розка, на ту жалкую тысячу. Еще, может, тебе ее и не дадут. А могла бы сорвать побольше.
– Ты о чем?
– Да так, – туманно ответила Викторина. – Ходят слухи, этот тип из богатой семьи. Если бы я видела убийцу, то никому бы ни слова не сказала, а сначала разузнала, водятся ли у него денежки. Убийство дорогого стоит, ясно тебе, дурья башка? А дальше уж можно пожить в свое удовольствие.
– Иди ты…
Окончание фразы съел грохот проехавшего по улице грузовика.
– Дура. Как есть дура! – снова завела подруга. – Сама посуди: графу твои показания все равно не помогут. А тебе твои знания очень бы пригодились… если бы ты сумела удержать язык за зубами.
– Может, и так, – вяло откликнулась Роза. – Только какая из меня шантажистка? Он бы сразу меня и прихлопнул. За компанию с графом.
– Ну ты ведь могла бы как-нибудь себя обезопасить… – протянула Викторина. – Все можно сделать, если действовать с умом. А теперь тебе ничего не светит, кроме той тысячи… если тебе вообще что-нибудь дадут.
Дверь без стука открылась, на пороге появился Андреа.
– Викторина, хорош трепаться, иди работать! – с ходу заорал корсиканец.
– Еще чего! Сейчас черед Жермены! – не осталась в долгу девица.
– У Жермены фонарь под глазом, на нее даже пьяный мастеровой не польстится. Кому сказал, ступай работать!
И сутенер прибавил к речи пару крепких итальянских ругательств. Роза села на постели и стала надевать туфли.
– Ты куда? – насторожился Андреа.
– Пойду вместо Викторины, раз она не хочет.
– Сиди! Никуда ты не пойдешь!
– Ты что, рехнулся? – взвилась Роза. – Сегодня суббота, отличный день для заработка, мне деньги заработать надо…
– Не надо, – оборвал ее мужчина. – Я сказал – сиди!
Роза посмотрела ему в лицо и хотела сказать, что он сволочь. И что его брат, за которого Андреа так хлопочет, еще большая сволочь, потому что хладнокровно пристрелил свою подружку – все это знали! – когда та ему наскучила, а после вложил ей в руку нож, чтобы создать впечатление, будто именно она напала на него первой. Но за такие слова можно было нарваться на серьезные неприятности – Андреа умел бить женщин и при случае мог устроить и так, чтобы Роза на всю жизнь осталась калекой. «И кому я тогда буду нужна?» – с горечью подумала девушка, смирившись, снова легла на кровать, на сей раз даже не снимая туфель.
Викторина, хихикнув, вышла вместе с корсиканцем.
Роза лежала в постели, машинально скребя ногтем по несвежей наволочке, потом повернулась лицом к двери, бросила взгляд на часы, висевшие на стене. Какой кошмар, прошло всего семь минут с тех пор, как ушел Андреа. Семь минут! А впереди еще семьдесят, и семьсот, а ей совершенно нечем заняться!
Вынужденное безделье выбивало ее из колеи. Сыщик же, следивший за ней и для виду облюбовавший кафе напротив, выводил из себя. В раздражении Роза стукнула кулачком по подушке, уставилась на покрытый трещинами потолок и мрачно задумалась.
В одном Викторина права: не стоило ей болтать языком. Надо было промолчать о своем открытии – не потому, что так уж улыбалось обогатиться за счет шантажа, а потому, что Роза знала Надин, которую убил брат Андреа. Теперь получается, она только облегчит подонку жизнь, хотя тот заслуживал куда худшего за убийство смирной, доброй, глуповатой девушки.
– А, твою мать! – в сердцах выругалась Роза.
Дверь распахнулась, и опять – без стука.
– Там за тобой пришли, собирайся, – коротко бросил Андреа. – Да веди себя прилично, чтобы меня не опозорить.
– Флики?
– Полицейские, – осадил ее корсиканец. Он терпеть не мог полицию, но частично пересмотрел свои взгляды после того, как пообщался со знаменитым комиссаром.
– Зачем я им?
– Сами скажут. Как я понял, дело серьезное.
Роза догадалась и ощутила под ложечкой ноющий, неприятный холодок.
– Его нашли?
– Передо мной полицейские не отчитываются, – проворчал сутенер. – Рожу умой. И накрась губы. А то ты такая бледная, что на тебя смотреть страшно.
Андреа презрительно фыркнул.
Девушка умылась, вытерлась полотенцем, припудрилась, накрасилась и взяла свою сумочку.
– Стой! – велел корсиканец и, чего за ним раньше никогда не водилось, поправил на ее платье какую-то оборку. – Теперь иди. Они внизу.
Роза спустилась по лестнице и сразу же увидела одного из двух топтунов, которых к ней приставила полиция, а возле него – молодого человека с цепким взглядом и темными волосами, расчесанными на идеальный пробор.
– Инспектор Бюсси, – представился тот. – Я приехал по поручению комиссара Папийона. Нужно ваше присутствие.
– Для чего? – спросила Роза, пытаясь казаться как можно более равнодушной.
– Для опознания. Не волнуйтесь, это ненадолго.
«А я и не волнуюсь», – хотела было сказать Роза, но почувствовала, что у нее вспотели ладони.
– Ты смотри-ка, – сокрушенно заметила стоявшая у окна Викторина сутенеру, – они даже машину за ней прислали. Во дают!